Иллюстрированная биография лорда Гримма 5 page

Кеннеди поднял бровь. Впервые с ноября он почувствовал себя живым.

– Нет.

– Я могу уволить вас на фиг в пять минут, посадить в этот замечательный кабинет другого, и тогда вы вообще ни черта не получите, – напомнил ЛБДж. – Просто я добрый.

– В истории известны прецеденты, когда уволенные министры баррикадировались в своих кабинетах, – заметил Кеннеди. – Помнится, последний раз такое случилось с предыдущим президентом по имени Джонсон. А пока станут ломать дверь, я переберу эти досье и узнаю все, что мне нужно знать.

ЛБДж скрестил руки на груди.

Пат, и ни один не видит хорошего хода. Оба только догадываются, что может оказаться в этих досье – не только в их, но и в остальных. Но они знали, что содержимое этих досье уже сорок лет давало Гуверу силу держаться на своем посту.

Эти досье валили президентов. Помогали взять за горло конгрессменов, верховный суд, а может, и нынешнего президента. Тут Элен Гэнди права. Лучше всего все уничтожить.

Только Кеннеди не стал бы этого делать. И Джонсон тоже. Слишком много в них истории, слишком много знаний.

И слишком большая власть.

– Это наши досье, – проговорил Кеннеди минуту спустя, хотя слово «наши» чуть не застряло у него в горле. – Ваши и мои. Сейчас они в наших руках.

ЛБДж почти рассеянно кивнул.

– Чего вы хотите?

Чего он хочет? Чтобы его оставили в покое? Чтобы оставили в покое его семью? Еще в полночь он бы так и ответил. Но за прошедшие часы он успел стать самим собой. Сейчас он чувствовал себя человеком, воюющим с коррупцией, а не человеком, нечаянно подставившим под пулю собственного брата.

Кроме того, в этих досье может найтись что‑то, что избавит от других проблем в будущем. От новых убийств. От манипуляций.

Ему нужна была твердая почва под ногами. ЛБДж прав: генерального прокурора можно уволить. Но есть один пост, которым, согласно конституции, президент не распоряжается.

– Я хочу быть вашим вице‑президентом, – сказал он. – А в семьдесят втором, когда ваш срок истечет, мне нужна будет ваша поддержка. Чтобы вы выдвинули мою кандидатуру.

Джонсон с трудом сглотнул, побагровел, и секунду Кеннеди казалось, что он сейчас опять рявкнет.

Но он сдержался.

– А что, если мы проиграем?

– Перевезем все это в выбранное вдвоем место. С помощью надежных людей. Отсюда заберем.

ЛБДж оглянулся на дверь. Он явно думал о словах Элен Гэнди: лучше от этого избавиться, чтобы существование досье не развращало сотрудников, не подвергало опасности всех. Но если тайник останется в руках Джонсона и Кеннеди, в их руках останутся и их собственные досье. ЛБДж мог бы уничтожить свое, и Кеннеди мог бы сохранить семейное наследство. Если бы ЛБДж не питал к Кеннеди ненависти почти такой же силы, как Кеннеди к нему, решение далось бы просто.

– Вы поверите моему слову джентльмена? – не скрывая сарказма, спросил Джонсон. Он знал, что в глазах Кеннеди был деревенщиной и не имел ничего общего с джентльменом.

– Вы знаете, в чем ваша выгода. Как и я, – ответил Кеннеди. – Это единственный путь, если мы не отдадим досье мисс Гэнди.

ЛБДж вздохнул.

– Я надеялся ко дню инаугурации избавиться от всех Кеннеди.

– А что, если бы я решил с вами соперничать? – спросил Кеннеди, сам понимая, что это невероятно. Столпы партии уже предлагали ему выдвинуть свою кандидатуру в шестьдесят четвертом, и он отказался. Он был слишком слаб характером, слишком неуверен в себе.

Сейчас он не ощущал в себе неуверенности.

ЛБДж не ответил на его вопрос. Он сам спросил:

– Как я могу доверять такому бесшабашному мерзавцу, как вы?

– Вы даже не представляете, сколько раз я вытаскивал из дерьма Джека, – ответил Кеннеди. – И вас вытащу.

– Это как?

– Вас привел ко мне страх перед этими досье, господин президент. – Кеннеди голосом выделил титул, которым редко именовал Джонсона. – Если мне придется здесь запереться, в руках у меня будет ключ от всего королевства, и ничто не помешает мне им воспользоваться, когда я отсюда выйду. Если мы работаем вместе, ваши тайны останутся просто тайнами.

– А вы – сукин сын, знаете? – спросил ЛБДж.

Кеннеди кивнул.

– Да и вы тоже, иначе не стали бы напоминать о смерти Джека, пока мы не знаем, что на самом деле случилось с Гувером. Так что давайте закрепим за собой президентский пост на ближайшие шестнадцать лет. К концу этого срока информация из досье, возможно, утратит ценность.

ЛБДж не сводил с него глаз. Только минуту спустя Кеннеди понял, что победил в споре, но согласия ЛБДж не услышит, пока не сделает первого хода.

Кеннеди протянул ему руку.

– Договорились?

ЛБДж долго смотрел на протянутую руку, прежде чем сжать ее большой мясистой ладонью.

– Вы – проклятый сукин сын, – сказал он. – Договорились.

Брюсу хватило одного телефонного звонка. Дежурный, выделявший машины, сказал, кто взял интересующий Брюса седан и не поинтересовался причинами интереса. И Брюс, прислонившись к холодной стене телефонной будки за полквартала от первого места преступления, мгновенно понял, что произошло и почему.

Седан взял агент Уолтер Кэйн. Его следовало бы отправить в продолжительный отпуск. Брюс рекомендовал это сделать, после того как несостоявшаяся невеста Кэйна пыталась покончить с собой. У Кэйна, когда он об этом услышал, был такой взгляд – пустой взгляд, говоривший: жизнь кончена.

Этот взгляд напугал Брюса. Напугал настолько, что он посоветовал отправить Кэйна в отпуск. Давно ли это было? Двенадцати часов не прошло. Времени более чем достаточно, чтобы избавиться от полиции нравов – от человека, который устанавливал все инструкции для ФБР. От человека, лишенного всякой морали.

Брюс целую неделю провел за изучением досье Кэйна. Кэйн весь прошлый год отрабатывал «гуверовские вахты». Кэйн знал инструкции, знал, как ими воспользоваться.

Он убил пятерых агентов.

Потому что никто не стал слушать Брюса, когда он говорил о пустом взгляде в глазах Кэйна.

Брюс заставил себя выйти из будки. Вернулся к фургону коронера. Если подкрепление не появилось, придется снова звонить. Не могут же они оставить его одного. Должны, по крайней мере, распорядиться, как поступить с телом директора.

Он беспокоился напрасно. Вернувшись в переулок, он увидел еще пять седанов, принадлежащих ФБР. А первый человек, попавшийся ему на глаза, был его собственным боссом, присевшим на корточки над трупом Гувера.

– Помнится, я сказал вам позаботиться о месте происшествия, – заговорил ответственный дежурный нью‑йоркского отделения Юджин Харт. – Я даже отдал приказ.

– Место происшествия растянулось на шесть кварталов, а я один, – возразил Брюс.

Харт подошел к нему. Вид у него был усталый.

– Мне нужно с вами поговорить, – сказал Брюс. Он отвел Харта за машины и объяснил, что узнал, наблюдая за лицом босса.

Тот поморщился, но потом, к удивлению Брюса, положил руку ему на плечо.

– Хорошая работа.

Брюс его не поблагодарил. Его тревожило, что Харт не задает вопросов.

– Я не раз слышал, как Кэйн бранился, что Гувер насаждает мораль среди сотрудников. А после того что случилось на этой неделе…

– Знаю. – Харт сжал ему плечо. – Мы об этом позаботимся.

Брюс развернулся так резко, что рука Харта соскользнула с его плеча.

– Вы намерены все замять!

Харт прикрыл глаза.

– Вы меня и не слушали. Думали, как бы чего не вышло. Сукин сын! И вы готовы отпустить Кэйна!

– Мы его не отпустим, – сказал Харт. – Просто он окажется виновен… в чем‑нибудь другом.

– Нельзя этого замалчивать. Это слишком важно. Так скоро после президента Кеннеди…

– Именно поэтому нам придется все замять, – сказал Харт. – Нам не нужна паника.

– И вы не хотите, чтобы люди узнали, где именно нашли Гувера и Толсона. Что вы намерены объявить? Что оба мирно скончались в своих постелях? В разных постелях?

– Вас это не касается, – остановил его Харт. – Вы хорошо поработали. Вас отметят.

– Если я буду держать язык за зубами.

Харт вздохнул. У него, кажется, не осталось сил даже на гневный взгляд.

– Честно говоря, мне все равно. Я рад избавиться от старика. Но я этим делом больше не занимаюсь. Уже получены приказы, и все будет решаться на высшем уровне. И скажите спасибо.

Брюс готов был сказать. Это избавляло его от политической ответственности. И от личной тоже. Но это не избавляло от чувства, что если бы его кто‑нибудь выслушал, если бы кто‑нибудь обратил внимание, всего этого могло бы не случиться.

Кому какое дело, если фэбээровец женится на бывшей проститутке? Если в бюро знают – а в Бюро знали, – даже КГБ не сможет воспользоваться этим для шантажа.

Все дело в соблюдении приличий. И всегда так было. Гувер выпустил проклятую книжицу о соблюдении приличий, но это не помешало ему получить пулю в спину в темном переулке, после вечеринки, в посещении которой он ни за что бы не признался.

Гувера так беспокоило, что люди используют тайны друг против друга, а о том, что и его тайну могут использовать против него, он даже не подумал.

Брюс взглянул на Харта. Оба они устали. Ночь вышла долгая. А Харта ожидают еще более долгие недели. Брюс получит повышение, как взятку за молчание, и останется на новом месте, сколько понадобится. Он должен проследить, чтобы Кэйна в чем‑то обвинили, чтобы он расплатился за пятерых убитых.

Потом Брюс подаст в отставку. Бюро ему не нужно, так же не нужно, как не нужна Мэри, прошедшая все проверки Мэри. Может, если поговорить с О'Рейли, тот замолвит за него словечко в департаменте полиции. Полиция, по крайней мере, некоторые преступления расследует.

Если они произошли в правильном районе.

С правильными людьми.

Брюс засунул руки в карманы и побрел в сторону своего дома. Харт его не удерживал. Оба они знали, что Брюс к этому делу больше не имеет отношения. Его даже не заставят писать рапорт. Да он и не решился бы писать рапорт, заносить это на бумагу, которую кто‑то мог бы прочесть. Кто‑то, кому этого читать не следовало. Кто‑то, кто не стремится замять дело.

Кто‑то, кто воспользовался бы этими сведениями к собственной выгоде.

Как это делал директор.

Больше сорока пяти лет.

Брюс выбросил эти мысли из головы. Не его забота. Ему больше ничего не нужно. Только бы выспаться.

Почему‑то он догадывался, что ему еще очень‑очень долго не удастся заснуть.

Нэнси Кресс^{25}