Иллюстрированная биография лорда Гримма 2 page

Стекло словно взорвалось. Многие и многие люди на улице позади Лены, превратились в кашу из окровавленной плоти и разодранной одежды. Только спустя секунду сознание девушки разобрало грохот автоматического орудия. Толпа раздалась в стороны, выпуская ее из своих тисков, и она повалилась на землю.

Издавая громкий лязг, «Слейбот» сорвался на бег, разрывая небеса пулеметным огнем.

Матти откатился в сторону. Лена схватила его за плечо и повернула к себе. Глаза его оставались открыты, но были пустыми и точно стеклянными.

Время словно застыло. Лена не осмеливалась дышать, не осмеливалась даже отдернуть руку.

Мальчик моргнул. И заорал.

Сварщица поднялась, вставая на колени. Вся левая ее рука была окровавлена и иссечена осколками; пальцы распухли. Каждое движение отдавалось такой болью, словно в ее тело пронзали несколько тысяч крошечных игл. Маттиас все кричал и кричал.

– Все хорошо, честно, – сказала Лена. – Я здесь, рядом.

Ей пришлось увещевать его еще примерно минуту, прежде чем брат хотя бы немного успокоился и замолчал.

Витрины больше не существовало, дверь магазина была выбита. Внутри виднелись пенопластовые головы на подставках. Одни все еще носили всевозможные парики, другие лежали на боку и «облысели». Подхватив Маттиаса здоровой рукой, Лена повела его к входу. Сейчас она была даже рада, что мальчик не способен увидеть все то, мимо чего они должны были пройти.

Вдоль стен были развешаны искусственные руки и ноги всех мыслимых размеров. На длинных прилавках лежали наборы зубных протезов. Прически же париков на манекенах казались слишком устарелыми даже для Тровении. Подобные магазины не были редкостью для этого города. Вполне обычный бизнес в стране инвалидов.

Лицо Лены словно пылало. Вместе с Маттиасом она прошла сквозь темный холл и, раздвинув в стороны искусственные конечности, обнаружила вход в крошечную уборную. Девушка потянула за цепочку и была приятно удивлена, когда флюоресцентные лампы все‑таки зажглись.

Теперь она смогла в первый раз нормально осмотреть лицо брата. Оно покраснело и распухло, кожа словно готовилась лопнуть – ожог второй степени как минимум.

Лена подвела мальчика к раковине и напоила с ладони. Сейчас больше ничем помочь было нельзя. Затем она усадила его на пол возле самой двери.

Теперь осталось только решиться самой посмотреться в зеркало.

Разбившись, витрина превратила ее собственное лицо в иссеченную красную маску. Девушка опустила руки в наполненную водой раковину, не рискуя их тереть, и побрызгала на щеки. После она попыталась промокнуть их и подбородок краем рубашки, но кровь продолжала сочиться и многочисленных порезов. Она сейчас казалась себе рисунком из той книжки про лорда Гримма, где фактура кожи персонажей передавалась при помощи мелкой точечной штриховки.

Она покопалась в карманах куртки и извлекла из них рабочие кожаные перчатки, которые предусмотрительно взяла с собой. Натянув одну из них на израненную руку, Лена едва не заорала от боли.

– Эй? – произнес Маттиас.

Девушка встревоженно обернулась. Мальчик окликал явно не ее. Его лицо было повернуто к торговому залу.

Лена подошла к двери. В паре метров от нее начиналась лестница, уходящая к верхнему этажу здания. На первой ступеньке стоял мужчина, целившийся в мальчика из допотопного ружья. Нижняя челюсть незнакомца была сделана из окрашенной в телесный тон пластмассы и крепилась на месте при помощи сложной системы кожаных ремешков и пружин. Из‑за его плеча осторожно выглядывала женщина с неестественно желтыми волосами.

Мужчина лязгнул челюстью и повел стволом.

– Давайте. Проваливайте отсюда, – произнес он. Его речь причудливо искажалась.

– Они же ранены, – сказала женщина.

Он едва заметно качнул головой, словно говоря: «Ну, конечно же, они ранены. Это национальная особенность».

– Мы не хотели вламываться, – заговорила Лена, поднимая руки. – Сейчас уйдем.

Она посмотрела в сторону выхода. Сквозь разбитую витрину была видна улица, где по‑прежнему теснилась толпа. Люди, казалось, не двигались.

– Моста больше нет, – произнес мужчина. Он имел в виду Мост Царевича, единственную нормальную переправу через реку. Теперь стало понятно, почему беженцы шли так медленно.

– Пострадавших собирают у мельницы, – сказала женщина. – Потом их постараются перевести на другой берег по понтонам.

– Что за мельница? – спросила Лена.

Женщина в парике не согласилась проводить их, зато указала направление и добавила:

– Можете воспользоваться черным выходом.

Мельничный ручей давно пересох, и здание простояло заброшенным пятьдесят лет, но в ветхом, похожем на сенной сарай внутреннем помещении все еще пахло зерном. Там уже было полно раненых солдат и горожан.

Лена смогла найти для Маттиаса незанятую койку и сказала ему никуда не отходить. Затем она пошла от одной комнаты к другой, пытаясь узнать, нет ли у кого аспирина, обеззараживающего крема или еще чего‑нибудь, чтобы помочь брату. Но вскоре она перестала спрашивать. Здесь не было ни врачей, ни санитарок. Одни раненые старались помочь другим, пострадавшим сильнее. Это была не больница и даже не временный лазарет. Просто пункт сбора перед уходом дальше.

Возвратившись, девушка обнаружила Маттиаса крепко спящим на лохматом плече седого ветерана зоомандос. Она сказала мужчине, что если мальчик проснется, то она отправляется помогать принимать пострадавших. Раз в несколько минут к мельнице подкатывал очередной грузовик, и с него сходили или спускались на носилках окровавленные люди. Опустевшие машины тут же срывались с места и вновь уносились на юг, к центру города.

Разговоры людей, собравшихся на мельнице, сводились к обсуждению слухов и откровенно диких фантазий. Впрочем, чему только не поверишь, когда речь заходит об У‑менах. Их было то ли пятьдесят, то ли целая сотня. Про лорда Гримма рассказывали и что он погиб, и что по‑прежнему сражается на стенах. МоГи в страхе бежали из рудников.

Как и все остальные, Лена вскоре перестала обращать внимание на звуки стрельбы, взрывов и рассекающих воздух энергетических лучей. Люди оглядывались, на секунду прерывая свои разговоры, только когда что‑то случалось совсем близко – например, вспыхивало соседнее здание или проносился над головой потерявший управление терродактиль.

Женщина в красной спецовке, выдававшей ее принадлежность к генетической службе, обратила внимание, что щека Лены снова начала кровить.

– Просто чудо, что ты глаз не лишилась, – сказала ученый и протянула лоскут одежды, чтобы приложить к порезу. – Надо прочистить рану, иначе останется шрам.

Лена коротко поблагодарила ее и отошла в сторону. Было холодно, но сейчас это позволяло успокоить саднящую кожу.

Девушка еще продолжала обрабатывать порез, когда послышался гул моторов, и через северные ворота во двор вкатился седовласый, с головы до ног вымазанный в грязи механир кавалерийской роты, сопровождаемый еще двумя сослуживцами. Каждый из них тянул за собой узкую тележку с одеялами.

Поначалу старший механир не замечал Лену, а может, и замечал, но не мог узнать. Потом он неожиданно произнес:

– А, Елена Прекрасная! – пожилой ветеран подкатил ближе, продолжая тянуть поскрипывающую тележку. Он старался улыбаться, но это ему удавалось с трудом.

– Теперь не такая уж и прекрасная, мистер Боярс.

Мужчина с тревогой вглядывался в ее лицо.

– В целом‑то ты как? Нормально? – спросил он. – А Маттиас?..

– Я в порядке. Матти внутри. Ему плохо. Думаю, он… – она покачала головой. – Вижу, вы потеряли свой лоток с сосисками.

– Просто захотелось ненадолго сменить род деятельности, дорогуша.

Механир поведал, что все выжившие ветераны его прежнего полка решили объединиться и постараться помочь, чем смогут. С тех пор как был уничтожен Мост Царевича, они переправляли раненых через реку. Полевой госпиталь развернули у северных казарм городской гвардии. Добраться до туда можно было только при помощи понтонных мостов и пары мелких мест, позволяющих идти вброд.

– Оружия у нас нет, – сказал Боярс, – но гоняем мы как сущие дьяволы.

Добровольные помощники уже несли тех, кого было решено везти следующими: четырех мужчин и двух женщин, из последних сил цепляющихся за жизнь. К сожалению, каждая тележка позволяла одновременно разместить только двух человек, если уложить их «валетом». Лена помогала привязывать их.

– Мистер Боярс, скажите, в госпитале есть что‑нибудь, что помогает при радиационном поражении?

– Радиационном? – он выглядел озадаченным. – Даже не знаю, думаю…

Один из механиров махнул Боярсу рукой и вместе со своим товарищем покатился к выходу.

– Боярс… – произнесла Лена.

– Неси его, – приказал ветеран.

Девушка вбежала в мельницу и помчалась мимо коек и лежащих на них тел. Не обращая внимания на боль в руке, она подхватила спящего брата и потащила его на улицу. Мальчик заметно дрожал.

– Я не вижу книжки, – пробормотал Маттиас. Он явно бредил. – Похоже, я ее потерял.

– Матти, ты поедешь с мистером Боярсом, – сказала девушка. – Он отвезет тебя в безопасное место.

Ребенок проснулся и заозирался, хотя зрение к нему так и не вернулось.

– Лена, нет! Мы должны спасти бабушку!

– Матти, послушай меня. Тебя надо доставить в госпиталь на другой стороне реки. У них есть лекарства. А я приеду к тебе утром.

– Она же осталась в подвале. Она еще там. Ты обещала…

– Да, обещала! – сказала Лена. – А ты пока поедешь с Боярсом.

– О, Матти, сынок, садись. Прокатимся с ветерком! – пожилой механир заставлял себя говорить бодрым голосом. Он распахнул свою длинную зеленую парку и протянул руки.

Мальчик наконец отпустил сестру, и мужчина усадил его перед собой на широкий топливный бак, а затем вновь застегнул одеяния так, чтобы из‑под одежды торчала только голова Маттиаса.

– Что скажешь, сынок, разве не похожи мы на кибернетического кенгуру?

– Я заеду за тобой утром, – сказала Лена. Она поцеловала брата в лоб, а механира в щеку. От мужчины пахло жареным луком и соляркой. – Даже и не знаю, как вас благодарить, – добавила девушка.

Боярс обхватил Маттиаса одной рукой и зарычал мотором.

– Твой поцелуй, дорогуша, был лучшей наградой.

Она проводила их взглядом. Спустя пару минут во двор вкатил очередной грузовик, и Лена присоединилась к общей очереди людей, готовящихся перетаскивать раненных. Когда все новоприбывшие были перенесены внутрь здания, а окровавленные простыни возвращены в грузовик, девушка решила не уходить с улицы. Она смотрела на пару водителей – двух женщин в рабочих комбинезонах, прислонившихся к кузову. Из рации в их кабине доносилось нечто, напоминающее звуки океана: шипение статических помех, походившее на плеск волн, время от времени разрывали мольбы о помощи, подобные крикам чаек. Та женщина, что была побольше ростом, последний раз затянулась сигаретой и бросила окурок на землю. Вместе с напарницей они забрались в грузовик. Еще мгновение, и машина завелась, готовясь к отправлению.

– Дерьмо, – произнесла Лена. Она сделала несколько медленных шагов, а потом сорвалась на бег. Ей удалось нагнать машину как раз в ту секунду, когда та уже выезжала на дорогу. Схватившись за край все еще открытого кузова здоровой рукой, она запрыгнула наверх.

Водитель сбавила скорость и высунулась из окна.

– Мы уезжаем! – крикнула она. – Возвращаемся в город!

– Вот и поезжайте! – ответила Лена.

Водитель покачала головой. Грузовик перешел на вторую передачу и помчался к югу.

Пока они ехали по городу, Лена никак не могла понять, как далеко от них протянулась линия фронта, да и существует ли та вообще. Разрушения, казалось, причинялись без всякой системы. Порой грузовик сворачивал на мирно спящую улицу, которой вовсе не коснулась война, хотя буквально в двадцати ярдах от нее все здания были разворочены, а их содержимое устилало дороги.

Водители словно шестым чувством угадывали, где искать пострадавших. Машина останавливалась, и из тени руин на свет фар выходили люди, либо кто‑то требовал подать носилки. Порой кто‑нибудь возникал на перекрестке и поднимал руку, точно пытался остановить автобус. Лена помогала грузить раненых и иногда убеждала новоприбывших не пытаться тащить с собой все свое имущество.

– Утлая лодка, – вновь и вновь цедила сквозь зубы одна из водителей.

Тровенийская поговорка гласила: в бурю все лодки утлые.

Спустя какое‑то время усталая девушка обнаружила, что сидит, склонившись над получившим тяжелые ожоги драгуном, почти сплавившимся со своим ракетным ранцем. Она взяла его за руку в надежде, что это поможет ему терпеть боль, но мужчина только простонал в ответ и явно не воспринимал даже ее присутствия.

Внезапно грузовик резко затормозил, и его пассажиры повалились друг на друга, теряя равновесие. Сквозь прорези в навесе Лена увидела какую‑то синюю колонну – часть чего‑то огромного и определенно органического. Это была нога великана. Нога У‑мена, огромного, словно жилое здание. Гремели выстрелы, и голос, подобный гулу сигнального горна, выкрикивал что‑то на английском языке.

Грузовик завизжал шинами, давая задний ход, и Лена повалилась лицом вперед, успев только выставить перед собой ладони.

– Он нас видел? Видел? – закричал кто‑то из сидящих в кузове.

Откатившись к ближайшему перекрестку, машина резко развернулась. Пассажиры застонали, очередной раз наваливаясь друг на друга. Они проехали еще полквартала, прежде чем водители решили остановиться и выпрыгнуть из кабины.

– Никто не пострадал? – спросила одна из них.

Драгун, сидевший рядом с Леной, засмеялся.

Лена поднялась и огляделась. Сейчас они находились в спальном районе, буквально в нескольких кварталах от ее дома. Она протолкалась к выходу и спрыгнула с грузовика.

– Обратно я не поеду, – произнесла девушка, обращаясь к водителю.

Та только кивнула, не прося и не желая слышать объяснения.

Лена медленно побрела между изуродованными зданиями. Боль, терзавшая ее руку и лицо, возвращалась.

Вскоре молодая сварщица добралась широкого открытого пространства. И поняла, что ошибалась насчет того места, где остановилась их машина – этого парка она не узнавала. Земля под ногами превратилась в стекло.

Что‑то запылало в небесах на востоке. На мгновение девушке показалось, что это очередной, сверхмощный У‑мен. Но нет, просто рассвет. В тени черной громады горы Кригшталь возвышался знакомый силуэт «Слейбот Прайма», поддерживаемый строительными лесами. Воздушное сражение переместилось в ту сторону, если это, конечно, можно было назвать сражением. В небе можно было заметить лишь несколько отдельных фигур. Самолеты и террадактили исчезли. Возможно, уцелели только У‑мены.

В сумерках были видны вспышки энергетических залпов. Стреляли по «Прайму».

Огромная стальная рука слетела с креплений и повисла на толстых связках кабелей. Через секунду сияющий луч перерезал и их. Словно в замедленном кино рука полетела вниз, и вскоре до девушки донесся грохот удара. Уберменши методично уничтожали чертова робота.

Она чуть не рассмеялась. «Слейбот Прайм» был столь же подвижен и опасен, как Статуя Свободы. Неужто они и в самом деле боялись этой штуковины? Не потому ли ради спасения одного единственного заложника была брошена столь многочисленная армия?

«Боже мой», – подумала Лена, – тупицы действительно поверили в блеф лорда Гримма.

Она побрела на запад, и лучи поднимающегося солнца заставили остекленевшую землю у нее под ногами засверкать подобно зеркалу. Теперь девушка знала, что вовсе не ошибалась. Оставшиеся здания были слишком хорошо ей знакомы. Но она не останавливалась. Спустя некоторое время земля стала греть ее ступни. Даже обжигать.

Лена оглянулась, подумывая, не повернуть ли назад, но после решила, что пройденный путь уже длиннее предстоящего. Она слишком устала, чтобы бежать, и смогла только чуть быстрее зашаркать ногами. При помощи грубой «триангуляции», ориентируясь на несколько знакомых строений, она решила, что проходит сейчас мимо излюбленного места мистера Боярса – угла Победоносной улицы и бульвара Вечного Прогресса. Значит, ее собственный дом – это вон та бесформенная груда обломков.

После всего увиденного за эту ночь Лена уже не сомневалась, что есть на свете сила, способная выжечь город дотла. Но она и представить себе не могла, что существует такое оружие, которое могло бы в прямом смысле этого слова превратить целый квартал в идеально ровный каток.

Сзади донесся очередной гулкий удар. «Слейбот Прайм» лишился головы. Южная опора была срезана, и металлическая туша начала крениться. Лена часто оказывалась внутри этого робота и знала: одна только грудная клетка боевой машины была больше кафедрального собора.

«Слейбот Прайм» медленно заваливался все сильнее и сильнее, пока, наконец, его массивные ноги окончательно не утратили равновесие. Там, где упал робот, в воздух взметнулись облака пыли. По земле прокатилась дрожь, и стеклянная корка покрылась трещинами.

Падение гигантской машины послужило сигналом к окончанию битвы. Звуки энергетических залпов стихли. С разных сторон города взлетели фигуры У‑менов, собираясь в небе над промышленным районом. Менее чем через минуту все пространство над ним заполонили многие и многие десятки крошечных, похожих на черных гусей фигур. Вскоре Лена поняла, что вся эта стая уберменшей летит прямо на нее.

Девушка оглянулась вначале налево, потом направо. Она была видна, как пирожок на пустой тарелке. Стеклянная гладь заканчивалась только в пятидесяти или шестидесяти метрах возле груды обломков. Лена развернулась и бросилась бежать.

Она слышала только свое сиплое дыхание и топот ее тяжелых сапог по спекшейся поверхности. Каждую секунду она ожидала, что вот‑вот лишится сил и упадет.

По зеркальной корке перед ней поползли удлиненные тени. Девушка побежала еще быстрее, размахивая руками. Неожиданно прямо под ее ногами возник неровный край выжженной площадки, и она прыгнула, уходя за обломки и приземляясь на ладони и колени. Наконец, она осмелилась посмотреть на верх.

Приближавшиеся со стороны солнца У‑мены казались теперь просто безобидными силуэтами – с такого расстояния едва можно было разглядеть капюшоны плащей и шлемы, мечи, молоты и посохи, луки и щиты. Даже энергетические существа, кутавшиеся в сиянии мерцающих аур, удивительным образом переставали казаться такими пугающими в утреннем свете.

Не отводя взгляда от неба, Лена нашарила на земле кусок кирпича. Затем она поднялась и взобралась на наклонную бетонную плиту.

Когда вся масса У‑менов была прямо над ней, она швырнула камень изо всех остатков своих сил.

Бесполезно. Достигнув пика своего подъема, кирпич пролетел смехотворно малую часть расстояния до ближайшего из врагов и упал где‑то за пределами видимости.

Лена закричала и напряглась, ожидая – и даже почти мечтая об этом – испепеляющего залпа или электрического разряда. Но ничего не произошло. У‑мены скрылись за крышей следующего здания, направляясь к морю.

В течение нескольких недель, прошедших с вторжения, фабрика была закрыта. Хотя рабочие все равно начали собираться у ее ворот. Иногда по утрам они шуршали метлами и убирали обломки, но больше играли в карты, обменивались историями о событиях той ночи и обсуждали слухи. С самого нападения от лорда Гримма ничего не было слышно. Все соглашались с тем мнением, что Спаситель Тровении погибал слишком часто, чтобы сомневаться в его неизбежном воскрешении.

Вернувшись в цех спустя восемнадцать дней после вторжения, Лена нашла Вернера и Гантиса играющими в шахматы возле левой ноги «Слейбот Прайма». Остальные детали огромного робота были разбросаны по индустриальному району на протяжении пары миль и казались зданиями какого‑то странного, нового города.

Мужчины тепло поприветствовали ее. Вернер, дряхлеющий механир, коротко обратил внимание на паутинку красных порезов, все еще покрывавших щеки девушки, но не стал спрашивать, как именно она их заработала. Если бы тровенийцы стали рассказывать о каждом полученном шраме, в их жизни просто не осталось бы времени ни на что другое.

Лена спросила о Юрго, и оба ее собеседника нахмурились. Гантис сообщил, что человек‑птица поднялся в воздух во время сражения. Еще о двух инженерах сварочной бригады не было никаких известий.

– Мне жаль, что так вышло с твоим братом, – сказал Вернер.

– Да, – произнесла Лена. – Спасибо.

Она направилась к женской раздевалке, но не найдя ее, зашла в мужскую. Одна из шлакоблочных стен сильно прогнулась, но шкафчики стояли все теми же ровными рядами. Девушка подошла к тому, где на куске монтажной ленты было выведено имя Юрго. Дверца оказалась заперта на висячий замок. Примерно полчаса ушло на поиски сварочного аппарата и заправленных баллонов с кислородом и ацетиленом, и только минута на то, чтобы вкатить тележку с ними в раздевалку и срезать замок.

Лена открыла дверцу, и на нее уставились квадратные линзы старомодного шлема, подвешенного на крюк. Ей вспомнились слова бабушки Зиты: «Кем надо быть, чтобы добровольно напялить себе на голову ведро?».

Внутренние стенки шкафчика были обклеены потускневшими фотографиями. С одной из них смотрел совсем еще юный, обнаженный по пояс Юрго, повернувшийся лицом к камере, но скосивший заинтересованный взгляд на свои развернутые за спиной новоприобретенные крылья. По бокам от него стояли мать и отец Лены, облаченные в красные комбинезоны генетиков. Девушка отлепила фотокарточку и убрала ее в нагрудный карман, после чего сняла шлем с крюка и закрыла дверцу.

Она вернулась к двум старикам, волоча за собой тележку.

– Так мы будем сегодня работать или нет? – спросила Лена.

Гантис оторвался от шахматной доски и перевел на молодую сварщицу удивленный взгляд огромных, влажных глаз.

– Значит, ты у нас теперь за главного, да?

Вернер же ничего не сказал. Должно быть, понимал, что девушка, стоящая перед ним, уже не совсем та Лена, которую он знал прежде. Не выдержавшие напряжения фрагменты ее личности были демонтированы и заменены более грубыми, зато и более прочными деталями. И он прожил достаточно, чтобы далеко не раз и не два стать свидетелем подобному преображению.

Лена сунула руку в карман куртки и натянула свои рабочие кожаные перчатки. Затем она поставила тележку вертикально и одним ловким движением размотала шланги.

– Приказывайте, ваше величество, – сказал Гантис.

– В первую очередь мы должны разобрать орудия, – отозвалась она. Раздался щелчок воспламенителя, и из сопла агрегата ударил длинный язык синего огня. – А потом построить более мощные.

Лена надела шлем, опустила лицевой щиток и приступила к работе.

Кристин Кэтрин Раш^{24}

АГЕНТЫ

(Пер. Галины Соловьевой)

В тайнах есть нечто притягательное.

Дж. Эдгар Гувер

Переулок пропах мочой. Детектив Симус О'Рейли застегнул плащ и пожалел, что не надел сапог. Металлический корпус фонарика холодил руку сквозь протертую перчатку.

Рядом с телами, над которыми склонился коронер, стояли двое патрульных полицейских. Помощник коронера уж приготовил два пластиковых мешка для трупов. Несколькими шагами дальше переулок перегораживал полицейский фургон.

Партнер О'Рейли, Джозеф Макаллистер, держался рядом. Луч его фонарика невзначай скользнул по пожарной лестнице, оповестив жильцов о присутствии полиции.

Впрочем, они, вероятно, и так знали. Стрельба в этой части города – обычное дело. Район шикарный и коррумпированный. Достаточно далеко от Центрального Парка, чтобы по переулкам шатались грабители и темные личности, и в то же время достаточно близко, чтобы нувориши стремились поселиться здесь, по соседству с самым знаменитым городским сквером.

Коронер Томас Бруннер установил два дорогих аккумуляторных фонаря на крышках мусорных баков, уложенных на грязный ледок: один в головах тел, другой в ногах. О'Рейли пригнулся, чтобы не отбрасывать лишних теней.

– Что у нас тут? – спросил он.

– Пока не знаю. – Бруннер рукой в перчатке раздвинул волосы на голове одного из убитых. – Может, опять такая ночь.

О'Рейли проработал с Бруннером уже восемнадцать лет, с тех пор, как оба вернулись с войны, и терпеть не мог, когда Бруннер предполагал, мол, опять такая ночь. Это означало, что трупы повалятся пачками, что частенько случалось летом, но почти никогда – среди зимы.

– С чего бы? – спросил О'Рейли. – Что‑то еще?

– В двух кварталах отсюда застрелили цветного шофера лимузина. – Бруннер все перебирал волосы. О'Рейли только через минуту заметил, что на них запеклась кровь. – А в четырех кварталах двух белых парней выволокли из машин и пристрелили.

О'Рейли пробрал озноб, но холод тут был ни при чем.

– Думаешь, есть связь?

– Не знаю, – отозвался Бруннер, – только странновато, нет? Пять трупов за час, и все в радиусе шести кварталов.

О'Рейли на секунду прикрыл глаза. Двух белых вытащили из машин, один шофер‑негр в лимузине, а теперь еще пара белых в переулке. Может, есть связь, а может и нет. Открыв глаза, он тут же пожалел об этом. Бруннер просунул палец в пулевое отверстие – самый быстрый способ оценить калибр.

– Пуля такая же, – сказал он.

– Ты и остальными занимался?

– Когда какой‑то пидор позвонил отсюда, я был на месте убийства шофера.

О'Рейли глянул на Бруннера. За восемнадцать лет он так и не привык к его пуританским взглядам.

– Откуда знаешь, что он из этих? – спросил О'Рейли. – Ты с ним говорил?

– И так ясно. – Бруннер кивнул на соседнее здание. – В пентхаусе по вторникам еженедельная вечеринка извращенцев. Думал, ты знаешь.

О'Рейли поднял взгляд. Теперь он понял, зачем Макаллистер мазнул лучом по верхним этажам. Он, прежде чем перейти с повышением в уголовный, работал в отделе по борьбе с проституцией.

– Откуда мне знать? – огрызнулся О'Рейли.

За коронера ответил Макаллистер:

– Из действующего приказа.

– Не будем играть в двадцать вопросов, – попросил О'Рейли. – Я не знаю, что здесь устраивают вечеринки, и не знаю, каков действующий приказ.

– Приказ таков, – терпеливо, как первокласснику, объяснил Макаллистер. – Не лезть не в свое дело, сколько бы улик ни было. Увидишь, как кто‑то входит – забудь. Доложишь – переведут на другой пост, а то и в другой район.

– Господи! – О'Рейли снизу не видно было, движется ли кто‑то за стеклами пентхауса. Кто бы там ни жил – или ни развлекался, – они успели выключить свет до прибытия полиции.

– Выстрел в затылок, – не дожидаясь вопроса О'Рейли, сказал Бруннер. – Чертовски странно.

О'Рейли впервые посмотрел – по‑настоящему посмотрел – на трупы. Двое мужчин, оба довольно крепкого сложения. Лиц как ни бывало, расплескались по стенам. На руках перчатки, ботинки приличные, на одном пятном светлеет белый шарф.

Входные отверстия на затылках Бруннеру пришлось поискать. Выходные разнесли лица.

О'Рейли оглянулся. Из этого дома дверей нет, а вот из того, где устраивали вечеринки, имеется. Если бы они выходили на улицу, когда их подстерег грабитель или маньяк‑убийца, стреляли бы в лицо.

– Сколько выстрелов? – спросил он.

– Похоже, по одному на каждого. Крупный калибр и почти в упор. Я бы сказал, что целили именно в головы, чтобы убить наповал. – Бруннер ощупал спину ближайшего трупа. – На теле вроде ничего.

– Бумажники при них? – спросил Макаллистер.

– Еще не проверял. – Бруннер запустил руку в задний карман трупа, которым занимался, и явно ничего не нашел. Отогнул полу плаща и полез во внутренний карман.

Оттуда он достал длинный тонкий бумажник – старомодный, из тех, которые изготавливали для больших купюр сорокалетней давности. Красивый, ручная работа.

Бруннер передал бумажник О'Рейли, и тот открыл его. И замер, увидев внутри значок. Во рту стало сухо.

– Нам достался фиби, – придушенно выдавил он.

– Что? – не понял Макаллистер.

– Фэбээровец, – сухо пояснил Бруннер. Макаллистер всего год как перешел в отдел убийств. Полиция нравов редко имеет дело с ФБР. Да и отдел убийств – только по поводу самых громких дел. О'Рейли по пальцам на одной руке мог пересчитать случаи, когда говорил с агентами нью‑йоркского бюро.

– И, кстати, не простой фиби, – заметил О'Рейли. – Заместитель директора. Клайд А. Толсон.

Макаллистер присвистнул.

– А второй?

На этот раз обыском занялся О'Рейли. Второй труп, более тяжелый, слегка пах духами. И у него бумажник тоже нашелся во внутреннем кармане. О'Рейли открыл бумажник. Опять значок, как он и ожидал. А вот чего он не ожидал, так это бульдожьего лица, уставившегося на него со снимка в удостоверении.

И этого имени.

– Иисус, Мария и Иосиф! – выдохнул он.

– Что у нас там? – спросил Макаллистер.

О'Рейли передал ему бумажник, открытый на тонком бумажном удостоверении.

– Директор ФБР, – дрогнувшим голосом выговорил он. – Народный герой номер один! Дж. Эдгар Гувер.

Френсис Ксавьер Брюс – Фрэнк для друзей, сколько их еще осталось – только что задремал, когда зазвонил телефон. Он выругался, спохватился, извинился перед Мэри и только тогда вспомнил, что ее нет.

Телефон прозвонил снова, и он зашарил в поисках выключателя, опрокинув стакан для коктейлей, в котором смешивал мамино средство от бессонницы: горячее молоко с маслом и медом. Оказывается, в тридцать шесть лет горячее молоко с маслом и медом вызывает не сон, а сердцебиение. И вонючее пятно на ковре, если вовремя не вытереть лужу. Он нащупал телефон раньше выключателя и рявкнул в трубку: