Голос хозяина

(Пер. Ольги Ратниковой)

Перед концертом мы похищаем голову хозяина.

Некрополь представляет собой темный лес бетонных грибов в синей антарктической ночи. Мы сидим во вспомогательном пузыре с полупрозрачными стенками, примостившемся у отвесной южной стены нунатака, ледяной долины.

Кот умывается розовым язычком. От него смердит бесконечной уверенностью в себе.

– Готовься, – говорю я ему. – У нас нет впереди целой ночи.

Он бросает на меня слегка обиженный взгляд и натягивает свою броню. Ткань из квантовых точек облегает его полосатое тело, словно живое масло. Он едва слышно мурлычет и проверяет алмазные когти на выходе породы. От этого звука у меня болят зубы, и в животе у меня просыпаются бабочки с острыми, как бритвы, крыльями. Я смотрю на яркий, непроницаемый брандмауэр, окружающий город мертвых. Он переливается перед моими сверхчувствительными глазами, словно северное сияние.

Я решаю, что настала пора попросить Большого Пса залаять. Лазер, встроенный в мой шлем, направляет в темно‑синее небо луч света, словно молитву, продолжающуюся наносекунду; этого достаточно для того, чтобы доставить квантовый бит информации туда, в Дикие Просторы. Затем мы ждем. Мой хвост бьет по земле, из горла вырывается низкое рычание.

Точно по расписанию начинается дождь из красных фрактальных кодов. Мое усовершенствованное зрение изменяет мне; я не в состоянии обработать плотный поток информации, обрушивающийся на стену кладбища, подобно тропическому ливню. Северное сияние мерцает и исчезает.

– Пошли! – кричу я коту, меня распирает дикая радость, радость погони за Маленьким Животным, которую я когда‑то испытывал во сне. – Пошли, немедленно!

Кот прыгает в пустоту. Крылья доспехов раскрываются, ловят ледяной ветер, и Кот летит по воздуху, словно ухмыляющийся китайский воздушный змей.

Сейчас мне трудно припомнить, с чего все начиналось. Тогда не было слов, только звуки и запахи: запах металла и морской воды, равномерные удары волн о понтоны. И тогда в мире было три совершенных вещи: моя миска, мяч и твердая рука Хозяина на моем загривке.

Теперь я знаю, что Место было старой установкой для бурения нефтяных скважин, которую купил Хозяин. Когда мы приехали, там отвратительно пахло нефтью и едкими химикалиями. Но там было где спрятаться, нашлось множество потайных уголков и щелей. Там была площадка для посадки вертолета, где Хозяин бросал мне мяч. Он часто падал в море, но роботы Хозяина, небольшие металлические стрекозы, всегда приносили его обратно.

Хозяин был богом. Когда он сердился, голос его хлестал, словно невидимый кнут. Его запах был божественным запахом, наполнявшим мой мир.

Пока он работал, я лаял на чаек или гонялся за Котом. Несколько раз мы поцапались, и у меня на носу до сих пор красуется бледный шрам. Но затем мы пришли к соглашению. Темные уголки платформы принадлежали Коту, а я хозяйничал на палубе и в небе: мы были подобны Аиду и Аполлону в мире нашего Хозяина.

Но по вечерам, когда Хозяин смотрел старые фильмы или слушал пластинки на своем трескучем граммофоне, мы вместе лежали у его ног. Иногда от Хозяина исходил запах одиночества, и он позволял мне ночевать рядом с собой в своей тесной комнатке; я сворачивался и спал в тепле, среди божественного запаха.

Это был крошечный мир, но другого мы не знали.

Хозяин большую часть времени проводил за работой, пальцы его танцевали над клавиатурой, спроецированной на письменный стол из красного дерева. И каждый вечер он уходил в Комнату, единственное место на платформе, куда мне не позволялось входить.

Именно тогда мне начали сниться сны о Маленьком Животном. Даже сейчас я помню его запах, загадочный и манящий: запах припрятанной косточки и бегущего кролика, перед которым невозможно устоять.

В моих снах я преследовал его вдоль песчаного пляжа, я бежал по пахучей цепочке крошечных следов, по извилистым тропинкам, затем углублялся в высокую траву. Я никогда не терял его из виду больше чем на секунду, но оно всегда представляло собой лишь мелькающий клочок белого меха на краю поля зрения.

Однажды оно заговорило со мной.

– Пойдем, – сказало оно. – Пойдем со мной, ты будешь учиться.

Остров Маленького Животного был полон затерянных уголков. Пещеры‑лабиринты, линии, нарисованные на песке, которые превращались в слова, когда я смотрел на них, запахи, которые пели мне песни из граммофона Хозяина. Оно учило меня, и я приобретал знания; с каждым разом я просыпался все более просветленным. И когда я замечал, что Кот с какой‑то новой осведомленностью смотрит на роботов‑пауков, я понимал, что он тоже по ночам отправляется в некое место.

Я начал понимать слова Хозяина. Звуки, которые прежде означали лишь радость или недовольство, превратились в слова моего бога. Он замечал это, улыбался и взъерошивал мою шерсть. Вскоре он начал больше говорить с нами, со мной и Котом, в те долгие вечера, когда море за окнами было черным, как нефть, и от ударов волн вся платформа гудела, словно колокол. Голос его был темным, как колодец, глубоким и мягким. Он говорил о своем доме, об острове среди бескрайнего моря. Я чувствовал запах горечи, и тогда я в первый раз понял, что за словами всегда скрываются другие, невысказанные слова.

Кот мастерски ловит восходящий поток воздуха: долю секунды он парит, затем вцепляется когтями в стену башни. Его когти усыпили бдительность «умного» бетона; код заставил здание думать, что на стену села птица, или ветер швырнул туда осколок льда.

Кот шипит и плюется. Нанороботы‑разрушители, содержащиеся у него в желудке, прилипают к стене и начинают проедать в ней круглую дыру. Ожидание ужасно. Кот напрягает экзомускулы своих доспехов и терпеливо висит на стене. В конце концов, в стене образуется нечто вроде пасти с зазубренными краями, и он скользит внутрь. Сердце мое колотится, как бешеное, когда я переключаюсь с усовершенствованного зрения на камеры, встроенные в радужные оболочки Кота. Он движется по вентиляционной шахте словно молния, словно акробат, резкими, неправдоподобно быстрыми скачками, организм его работает с лихорадочной скоростью. Хвост мой снова подергивается. «Мы идем, Хозяин, – думаю я. – Мы идем».

В тот день, когда появился ложный хозяин, я потерял свой мяч.

Я искал его везде. Я весь день провел, обнюхивая бесчисленные уголки платформы, даже отважился сунуться под палубу, в темные коридоры кошачьего царства, но нигде не нашел его. В конце концов, я проголодался и вернулся в каюту. И там было два хозяина. Четыре руки гладили мою шкуру. Два бога, истинный и ложный.

Я залаял. Я не знал, что мне делать. Кот взглянул на меня со смесью жалости и презрения и потерся об их ноги.

– Успокойся, – сказал один из хозяев. – Спокойно. Теперь нас будет четверо.

В конце концов, я начал различать их: к тому времени Маленькое Животное научило меня заглядывать дальше запахов и внешности. Тот хозяин, которого я помнил, был человеком средних лет, крепкого сложения, с седеющими волосами. Новый хозяин оказался молодым, почти мальчишкой, гораздо худее, с лицом херувима и кожей цвета красного дерева. Хозяин пытался уговорить меня играть с пришельцем, но я не хотел. Его запах был слишком знакомым, но все остальное – бесконечно чужим. Про себя я называл его ложным хозяином.

Двое хозяев работали вместе, гуляли вместе и много разговаривали между собой, употребляя непонятные мне слова. Меня охватила ревность. Однажды я даже укусил ложного хозяина. В наказание меня оставили на ночь на палубе, хотя был шторм, а я боялся грома. Кот, напротив, казалось, обожал ложного хозяина, и я ненавидел его за это.

Я помню первую ночь, когда двое хозяев поссорились.

– Зачем ты это сделал? – спросил ложный хозяин.

– Ты знаешь, – сказал хозяин. – Ты помнишь. – Тон его был мрачен. – Потому что кто‑то должен был показать им, что мы принадлежим сами себе.

– Значит, я принадлежу тебе? – возмутился ложный хозяин. – Вот как ты считаешь?

– Разумеется, нет, – ответил хозяин. – Почему ты так говоришь?

– Но любой может утверждать это. Ты взял генетический алгоритм и приказал ему сделать десять тысяч подобных тебе, со случайными вариациями, выбрать тех, кто будет напоминать твоего идеального сына, такого, которого ты сможешь любить. Ты эксплуатировал машину, пока мощность ее не иссякла. Затем выбрал меня. Ты знаешь, что это незаконно. И тому есть причина.

– Множественные так не думают. А кроме того, это место принадлежит мне. Я устанавливаю здесь законы.

– Ты слишком долго общался с множественными. Они больше не люди.

– Ты говоришь точь‑в‑точь как пиар‑робот «Век‑Тека».

– Я говорю, как ты. Я озвучиваю твои сомнения. Ты уверен в том, что поступил правильно? Я не Пиноккио, а ты не Джепетто.

Хозяин долго молчал.

– А если ты не прав? – наконец, проговорил он. – Может быть, мы нуждаемся в Джепетто. Никто больше не создает нового, уже не говоря об оживающих деревянных куклах. Когда я был молод, мы все думали, что грядет нечто замечательное. Алмазные дети в небе, ангелы из машин. Чудеса. Но мы бросили все это как раз перед тем, как появилась Голубая Фея.[62]

– Я не твое чудо.

– Нет, ты именно мое чудо.

– Тебе следовало хотя бы сделать себе женщину, – режущим, словно бритва, голосом, произнес ложный хозяин. – Возможно, она не обманула бы твоих ожиданий.

Я не слышал удара, я почувствовал его. Ложный хозяин вскрикнул, выбежал из каюты и чуть не упал, споткнувшись об меня. Хозяин смотрел, как он уходит. Губы его пошевелились, но я не расслышал слов. Я хотел утешить его и издал негромкий звук, но он даже не взглянул на меня, вернулся в каюту и запер дверь. Я начал царапаться в дверь, но он не открыл, и я, поднявшись на палубу, продолжил поиски мяча.

Наконец Кот находит камеру Хозяина.

Она полна голов. Они плавают в воздухе, лишенные тел, заключенные в алмазные цилиндры. Башня выполняет команду, которую мы посылаем в ее накачанную наркотиками нервную систему, и один из столбов начинает мерцать. «Хозяин, Хозяин», – безмолвно зову его я, рассматривая холодное голубое лицо за алмазной стенкой. И в то же время я понимаю, что это не Хозяин – еще не Хозяин.

Кот вытягивает вперед протез. «Умная» поверхность лопается, словно мыльный пузырь. «Осторожнее, теперь осторожнее», – говорю я. Кот сердито шипит, но подчиняется; он обрызгивает голову наноконсервантами и осторожно помещает ее в свой рюкзак, наполненный гелем.

Некрополь, в конце концов, начинает просыпаться; ущерб, нанесенный небесным хакером, почти устранен. Кот находит путь отступления и снова переходит на ускоренный бег. Я чувствую его учащенное сердцебиение с помощью нашей сенсорной связи.

Пора гасить свет. Мои роговицы поляризуются и приобретают черный цвет, подобно солнцезащитным очкам. Я поднимаю гауссову пушку, поражаясь нежности и ловкости русских трансплантатов рук. Я нажимаю на курок. Пушка едва заметно вздрагивает, и в небо устремляется луч света. Ядерный заряд невелик, меньше десяти тонн, это даже не обычная плутониевая боеголовка, а гафниевая микробомба. Но ее достаточно, чтобы на мгновение зажечь над городом‑мавзолеем солнце, достаточно, чтобы породить сфокусированный поток частиц, который на мгновение делает его таким же мертвым, как и его обитатели.

Свет – белое облако, почти осязаемое в своей мощности, крепость выглядит так, словно сделана из блестящей слоновой кости. Белый шум шипит у меня в ушах, как рассерженный Кот.

Запахи для меня были не просто ощущениями, это была моя реальность. Теперь я знаю, что это почти правда: запахи порождаются молекулами, являются частью того, что их испускает.

От ложного хозяина исходил неправильный запах. Сначала это смущало меня: запах был почти божественным, но не совсем; это был запах падшего божества.

И, в конце концов, он действительно пал.

Когда это случилось, я спал на диване Хозяина. Я проснулся от шарканья босых ног по ковру и тяжелого дыхания, меня вырвали из сна, в котором Маленькое Животное пыталось научить меня таблице умножения.

Ложный хозяин взглянул на меня.

– Хороший мальчик, – сказал он. – Ш‑ш‑ш.

Я хотел было залаять, но запах бога оказался слишком силен. И я просто забил хвостом, медленно, неуверенно. Ложный хозяин сел на диван рядом со мной и рассеянно почесал у меня за ухом.

– Я помню тебя, – сказал он. – Я знаю, зачем он тебя сделал. Живое напоминание о детстве. – Он улыбнулся, и запах его стал более дружелюбным, чем когда‑либо прежде. – Я понимаю, что ты чувствуешь.

Затем он вздохнул, поднялся и отправился в Комнату. Тогда я понял, что он собирается сделать что‑то плохое, и залаял изо всех сил. Хозяин проснулся, и, когда ложный хозяин вернулся, он ждал его.

– Что ты сделал? – спросил он, и лицо его было белым, как простыня.

Ложный хозяин вызывающе взглянул на него.

– То же, что и ты. Преступник – ты, а не я. Так почему я должен страдать? Я не принадлежу тебе.

– Я мог бы убить тебя, – сказал хозяин, и, чувствуя его гнев, я заскулил от страха. – Я мог бы сказать им, что я – это ты. Они мне поверят.

– Да, – сказал ложный хозяин. – Но ты не сделаешь этого.

Хозяин вздохнул.

– Нет, – произнес он. – Не сделаю.

Я лечу на стрекозе над криобашней. Я вижу на крыше Кота и скулю от облегчения. Самолет приземляется легко. Пилот из меня неважный, но за меня самолетом управляет демон, пиратская копия автопилота реактивного самолета двадцать первого века. Кот забирается в кабину, мы пулей летим в стратосферу со скоростью, в пять раз превышающей скорость звука, и ветер овевает облицовку из квантовых точек.

– Хорошая работа, – говорю я Коту и машу хвостом. Он смотрит на меня раскосыми желтыми глазами и сворачивается клубком в своей гелевой постели для путешествия с ускорением. Я смотрю на контейнер, лежащий рядом с ним. Что это – запах бога или просто мое воображение?

В любом случае, этого достаточно, чтобы я смог свернуться и уснуть крепким спокойным собачьим сном, и, пока мы скользим вниз по крутому склону баллистической орбиты, мне впервые за несколько лет снова снится мяч и Маленькое Животное.

Они пришли с неба перед рассветом. Хозяин поднялся на палубу в новом костюме. На руках он держал Кота, который негромко мурлыкал. За ним следовал ложный хозяин, сложив руки за спиной.

Там было три машины, три скарабея с черными панцирями, множеством ног и прозрачными крыльями. Они летели низко, оставляя за собой хвосты из белой пены. Когда они приземлились на палубе, шум их крыльев оглушил меня.

Та, что летела посередине, изрыгнула облако тумана, замерцавшего в сумерках; затем туман превратился в какой‑то водоворот и обернулся чернокожей женщиной без запаха. К тому времени я уяснил, что вещь без запаха может быть опасной, и я лаял на нее, пока хозяин не приказал мне замолчать.

– Мистер Такеши, – начала она. – Вы знаете, зачем мы здесь.

Хозяин кивнул.

– Вы не отрицаете свою вину?

– Отрицаю, – возразил хозяин. – Эта платформа представляет собой суверенное государство, на котором действуют мои законы. Автогенез здесь не является преступлением.

– Эта платформа была суверенным государством, – сказала женщина. – Теперь она принадлежит «Век‑Тек». Правосудие действует быстро, мистер Такеши. Наши роботы‑юристы признали недействительной вашу конституцию через десять секунд после того, как мистер Такеши, – она кивнула на ложного хозяина, – рассказал нам о своем положении. После этого у нас не осталось выбора. Квантовый судья из Всемирной организации по охране интеллектуальной собственности, с которым мы проконсультировались, приговорил вас к заключению в зоне замедленного существования на сто четырнадцать лет, и как сторона‑истец мы получили право привести приговор в исполнение. У вас есть, что сказать, прежде чем мы приступим?

Хозяин взглянул на ложного хозяина, и лицо его исказилось, как восковая маска. Затем он осторожно опустил Кота на палубу и почесал меня за ухом.

– Позаботься о них, – велел он ложному хозяину. – Я готов.

Средний жук сделал движение – слишком быстрое, я даже не заметил его. На миг пальцы хозяина стиснули мою шею, словно зубы матери, затем отпустили меня. Что‑то горячее забрызгало мою шкуру, и в воздухе разнесся зловещий, тяжелый запах крови.

Затем он упал. Я увидел его голову, заключенную в плавающий в воздухе мыльный пузырь, затем ее проглотил один из жуков. Другой открыл свое брюхо, и ложный хозяин влез внутрь. Затем они исчезли, а мы с Котом остались вдвоем на залитой кровью палубе.

Кот будит меня, когда мы стыкуемся с «Маркизом Карабасом». Дирижабль глотает нашу «стрекозу», словно кит. Он похож на хрустальную сигару, и его сапфировый хребет из нановолокна слабо светится синим светом. Быстрый Город – это небо, полное неоновых звезд, лежащее в шести километрах под нами, прикрепленное к воздушному кораблю канатами лифтов. Я вижу, как далеко внизу по канатам карабкаются лифты‑пауки, и вздыхаю с облегчением. Гости еще прибывают, и мы не слишком опоздали. Я держу персональный брандмауэр крепко закрытым, я знаю, что за ним меня ожидает лавина информации.

Мы бегом несемся прямо в лабораторию. Я готовлю сканер, пока кот очень, очень медленно извлекает из контейнера голову хозяина. Фрактальный куст сканера возникает из своего гнезда, ощетинившись молекулярными пальцами‑разборщиками. Я вынужден отвернуться, когда он начинает поедать лицо хозяина. Я сдаюсь и бегу в виртуальную реальность, чтобы сделать то, что у меня получается лучше всего.

Через полчаса мы готовы. Нанофабрика выплевывает черные пластиковые диски, а летающие роботы воздушного судна уносят их в концертный зал. Металлические бабочки снова оживают у меня в животе, и мы идем в гримерную. Сержант уже там, он ждет нас; судя по количеству окурков на полу, он ждет уже давно. От отвратительного запаха я морщу нос.

– Вы опоздали, – говорит наш менеджер. – Надеюсь, вы знаете, что за чертовщину вы затеваете. На шоу собралось больше шишек, чем на дне рождения Туринского клона.

– Здорово, – говорю я и позволяю Анетте обрызгать себя косметическим туманом. Он щекочется, я чихаю и бросаю на Кота завистливый взгляд: как всегда, он чувствует себя совершенно уверенно в компании собственного консультанта по имиджу. – Мы популярнее Иисуса.

Они торопливо надевают на нас смокинги, сшитые последним портным‑человеком на Сэвил‑Роу.

– Прекрасная кожа, – говорит Анетта. – Цвета красного дерева с пурпурным оттенком. – Она говорит что‑то еще, но я не слышу. В голове у меня уже звучит музыка. Голос Хозяина.

Меня спас Кот.

Не знаю, сделал ли он это намеренно или нет: даже сейчас я с трудом его понимаю. Он зашипел на меня, выгнув спину. Затем прыгнул и расцарапал мне нос; больно было так, словно мне положили на морду раскаленный уголь. Это привело в меня в бешенство, несмотря на мою слабость. Я яростно залаял и принялся гоняться за Котом по палубе. В конце концов, я рухнул, изможденный, и понял, что голоден. Автокухня внизу, в каюте Хозяина, еще работала, и я знал, как просить еду. Но когда я вернулся наверх, тело Хозяина исчезло: роботы‑уборщики сбросили его в море. Только тогда я понял, что он никогда не вернется.

В ту ночь я одиноко свернулся в его кровати; сохранившийся там запах бога был единственным, что у меня осталось. И еще Маленькое Животное.

Оно пришло ко мне в ту ночь на воображаемом берегу моря, но на сей раз я не преследовал его. Оно сидело на песке, смотрело на меня своими маленькими красными глазами и ждало.

– Зачем? – спросил я. – Почему они забрали Хозяина?

– Ты этого не поймешь, – ответило оно. – Еще не время.

– Я хочу понять. Я хочу знать.

– Ну хорошо, – сказало оно. – Все, что ты делаешь, помнишь, думаешь, осязаешь – абсолютно все – оставляет следы, словно отпечатки ног на песке. Их можно прочесть. Представь, что ты преследуешь другую собаку: ты знаешь, где она ела, мочилась и так далее. Люди могут делать то же самое с мысленными следами. Они могут записывать их и создавать в некоей машине копии личности, подобные людям без запаха на экране, на которых смотрел твой Хозяин. Но только собака на экране будет думать, что она – это ты.

– Несмотря на то, что у нее нет запаха? – спросил я, ошеломленный.

– Она думает, что запах есть. И если ты в этом разбираешься, ты можешь дать ей новое тело. Ты можешь умереть, и копия будет такой точной, что никто не заметит разницы. Люди делают это уже давно. Твой хозяин был одним из первых, он освоил эту технологию много лет назад. Далеко отсюда живет множество людей с искусственными телами, людей, которые не умирают, с большими телами и маленькими телами, это зависит от того, сколько они могут заплатить. Людей, которые умерли и вернулись обратно.

Я попытался понять; без запахов это оказалось нелегко. Но его слова пробудили во мне безумную надежду.

– Это значит, что Хозяин вернется? – спросил я, тяжело дыша.

– Нет. Твой Хозяин нарушил человеческий закон. Когда люди обнаружили, что сознание оставляет отпечатки, они начали делать свои копии. Некоторые наделали множество, столько, сколько песчинок на морском берегу. Это вызвало хаос. Каждая машина, каждое устройство на Земле заключало в себе мозги обезумевших умерших. Множественные – так называли их люди, и боялись их. И у них были на это причины. Представь, что в твоем Месте живет тысяча собак, но есть только один мяч.

При этой мысли я зашевелил ушами.

– То же самое чувствовали и люди, – сказало Маленькое Животное. – И поэтому они создали закон: одна копия на одну личность. Люди – «Век‑Тек» – которые придумали, как делать копии, отмечали личности водяными знаками, то есть устройствами охраны прав, которые, как предполагалось, предотвратят копирование. Но некоторые люди – среди них твой Хозяин – обнаружили, как стирать эти водяные знаки.

– Ложный хозяин, – тихо произнес я.

– Да, – сказало Маленькое Животное. – Он не захотел быть незаконной копией. Он выдал твоего Хозяина.

– Я хочу вернуть хозяина, – проскулил я, и в груди у меня, словно птицы в клетке, бились гнев и тоска.

– Кот тоже этого хочет, – мягко произнесло Маленькое Животное. И только тогда я заметил там Кота – он сидел рядом со мной на песке, и глаза его сверкали на солнце. Он взглянул на меня и испустил короткое примирительное мяуканье.

После этого Маленькое Животное приходило к нам каждую ночь и учило нас.

Музыка была моим любимым предметом. Маленькое Животное показало мне, как можно преобразовывать музыку в запахи и находить в ней смысл, словно следы огромных незнакомых животных. Я изучал старые записи Хозяина и обширные библиотеки его виртуального письменного стола, научился аранжировать мелодии в запахи, которые мне нравились.

Не помню, у кого из нас возник план спасения хозяина. Может быть, у Кота: я мог разговаривать с ним нормально только на острове из снов, и я видел его мысли, словно узоры на песке. А может быть, это придумало Маленькое Животное, а возможно, и я. Мы говорили об этом столько ночей, что я уже не помню. Но все началось именно там, на острове: именно там мы превратились в стрелы, направленные в некую цель.

Наконец, мы были готовы отправляться в путь. Роботы и нанофабрика Хозяина создали для нас планер, белокрылую птицу.

В моем последнем сне Маленькое Животное попрощалось со мной. Когда я рассказал ему о наших планах, оно промурлыкало что‑то про себя.

– Вспоминай обо мне в своих снах, – сказало оно.

– Значит, ты не идешь с нами? – расстроился я.

– Мое место здесь, – ответило оно. – И теперь моя очередь спать и видеть сны.

– Кто ты?

– Не все множественные исчезли. Некоторые из них сбежали в космос, создали там новые миры. И там идет война, даже сейчас. Возможно, когда‑нибудь ты присоединишься к нам там, где живут большие собаки.

Оно рассмеялось.

– Вспомним старые добрые времена? – Оно нырнуло в волны и побежало, превратившись в огромную величавую собаку с белой шерстью; мускулы его перекатывались под кожей, словно волны. И я последовал за ним – в последний раз.

Когда мы улетали, небо было серым. Кот управлял планером с помощью нервного интерфейса, на глазах у него были большие круглые очки. Мы пронеслись над темными волнами и устремились в путь. Скоро платформа превратилась в маленькое пятнышко грязи на воде. Я смотрел, как она исчезает вдали, и вдруг вспомнил, что так и не нашел свой мяч.

Затем раздался грохот, и из того места, где только что находилась платформа, к небу поднялся темный столб воды. Я не расстроился: я знал, что Маленького Животного там больше нет.

Когда мы добрались до Быстрого Города, солнце уже садилось.

Из уроков Маленького Животного я знал, чего ждать, но все же зрелище поразило меня. Небоскребы в милю высотой представляли собой автономные миры с искусственными плазменными солнцами, парками из карликовых деревьев и миниатюрными торговыми центрами. В каждом из них жило по биллиону лилипутов, «быстрых существ»: это были люди, сознание которых заключалось в нанокомпьютере размером с ноготь. Бессмертные, которые не в состоянии были воспользоваться ресурсами перенаселенной Земли. Город окружала аура пылающих фей, крошечных крылатых роботов, порхающих, словно светляки‑гуманоиды, и тепло, излучаемое их перегретыми процессорами, висело над городом, словно искусственные сумерки.

Искусственный разум города провел нас на посадочную площадку. Я обрадовался, что Кот ведет самолет: я мог только смотреть на проносящиеся мимо жужжащие существа, открыв рот, и боялся утонуть в море звуков и запахов.

Мы продали наш планер за бесценок и углубились в суету города, чувствуя себя подобно гигантским монстрам дайкайдзю. Социальные агенты, которыми снабдило меня Маленькое Животное, оказались устаревшими, но они все же смогли помочь нам в социализации. Нам нужны были деньги, нужна была работа.

И я стал музыкантом.

Концертный зал представляет собой полусферу в центре космического корабля. Он наполнен до отказа. Бесчисленные быстрые создания светятся в воздухе, словно живые свечи, и костюмы существ, обладающих плотью, не менее экзотичны. Мне улыбается какая‑то женщина, облаченная лишь в осенние листья. Феи‑клоны окружают кота. Наши телохранители, вооруженные обсидиановые гиганты, прокладывают для нас путь к сцене, где ждут граммофоны. По толпе проносится шелест. Воздух вокруг буквально кишит призраками, аватарами миллиона бесплотных фанатов. Я помахиваю хвостом. Запахи опьяняют меня: ароматы духов, реальных тел, странные флюиды роботов. И запах ложного хозяина, запах падшего божества, прячущегося где‑то в толпе.

Мы всходим на сцену на задних лапах, обутых в туфли‑протезы. Позади нас темнеет лес граммофонов, их трубы похожи на цветы из золота и меди. Разумеется, мы применяем кое‑какие уловки: музыка аналоговая, и граммофоны настоящие, но дорожки на черных пластинках едва ли больше нанометра в ширину, а на концах иголок – квантовые точки.

Мы кланяемся, и на нас обрушивается буря аплодисментов.

– Благодарю вас, – говорю я, когда шум, наконец, стихает. – Мы умалчивали о цели этого концерта как можно дольше. Но наконец, я получил возможность сообщить вам, что это благотворительное мероприятие.

Я чувствую в зале напряжение, оно пахнет медью и железом.

– Мы потеряли одного человека, – говорю я. – Его звали Шимода Такеши, и теперь его нет с нами.

Кот поднимает дирижерскую палочку и разворачивается к граммофонам. Я следом за ним вступаю с созданный нами мир мелодий, место, где музыка превращается в звуки и запахи.

Наш Хозяин с нами в музыке.

Мне понадобилось пять земных лет, чтобы взобраться наверх. Я научился любить слушателей: я чувствовал ароматы их эмоций и создавал музыкальные композиции на их вкус. И вскоре из гигантской собаки‑диджея в мире лилипутов я превратился в маленького терьера в лесу танцующих человеческих ног. Кот некоторое время занимался ремеслом гладиатора, но вскоре присоединился ко мне в качестве исполнителя созданных мною виртуальных драм. Мы выступали для богатых людей, обладающих плотью, в Быстром Городе, Токио и Нью‑Йорке. Мне нравилось это. По ночам в Море Спокойствия я выл на Землю.

Но никогда не забывал о том, что это только первая фаза плана.

Мы превратили его в музыку. «Век‑Тек» захватил его мозг, его воспоминания, его разум. Но музыка принадлежит нам.

Закон – это код. Миллиард людей слушает голос нашего Хозяина. Миллиард разумов загружают пакеты «Закона Дома», включенные в него, бомбардируют квантовых судей запросами и требованиями, чтобы Хозяина выдали нам.

Это самое прекрасное мое создание. Кот бродит по джунглям генетического алгоритма, где растут музыкальные темы, набрасывается на них, пожирает их. Я же преследую их ради забавы, мне все равно, поймаю я их или нет.

Это наше лучшее шоу.

И только когда оно заканчивается, я понимаю, что никто не слушает. Зрители замерли. Феи и бесплотные люди парят в воздухе, словно мухи, заключенные в куске янтаря. Роботы превратились в безмолвные статуи. Время остановилось.

Затем раздается звук – это хлопает в ладони единственный человек.

– Я горжусь вами, – говорит ложный хозяин.

Я поправляю свой галстук‑бабочку; в животе у меня свивается кольцами ледяная змея. До меня доносится запах бога, повелевающий мне упасть на пол, вилять хвостом, подставить шею божественному созданию, стоящему передо мной.

Но я не двигаюсь с места.

– Здорово, Воришка, – продолжает ложный хозяин.

Я проглатываю низкое рычание, зарождающееся у меня в горле, и превращаю его в слова.

– Что ты сделал с ними?

– Мы остановили их. Лазейка в «железе». Нужно правильно использовать цифровые права.

Его лицо цвета красного дерева все такое же гладкое, как прежде; кажется, он не постарел ни на один день, на нем темный костюм и булавка для галстука с эмблемой «Век‑Тек». Но глаза у него усталые.

– Я на самом деле восхищаюсь вами. Вы прекрасно замели следы. Мы думали, что вы просто животные. Пока я не понял…

Далекий раскат грома прерывает его.

– Я обещал ему присмотреть за вами. Вот почему вы до сих пор живы. Вам не нужно делать этого. Вы ему ничего не должны. Взгляните на себя: кто бы мог подумать, что вы так далеко пойдете? И вы собираетесь отказаться от всего ради атавистического, животного инстинкта привязанности? Но, разумеется, выбора у вас нет. Ваш план не сработал.

Кот испускает шипение, словно клапан парового котла.

– Ты не понял, – говорю я. – Концерт был отвлекающим маневром.

Кот бросается вперед, словно язык черно‑желтого пламени. Щелкают когти, и голова ложного хозяина отделяется от тела. Я скулю, почуяв аромат крови, заглушающий запах бога. Кот облизывается. На его белой рубашке алеет пятно.

Дирижабль вздрагивает, его броня из псевдоматерии искрится. Темное небо вокруг «Маркиза» кишит жуками, изрыгающими пламя. Мы пробегаем мимо человеческих статуй в концертном зале и несемся в лабораторию.

Кот делает грязную работу, позволяя мне ненадолго перейти в виртуальную реальность. Я не знаю, как это удалось хозяину много лет назад – взломать водяные знаки «Век‑Тек», запрещающие копирование. Я не могу сделать того же, несмотря на все уроки Маленького Животного. Поэтому мне нужно сжульничать, раздобыть недостающие части у кого‑то другого.

Из мозга ложного хозяина.

Мое второе «я», рожденное на острове Маленького Животного, берет верх и совмещает два шаблона, словно фрагменты головоломки. Они подходят друг к другу, и на мгновение в моем мозгу звучит голос хозяина, на этот раз – реальный.

Кот ждет, облачившись в свой боевой панцирь с когтями, и я надеваю свой. «Маркиз Карабас» гибнет. Чтобы отправить хозяина на Землю, мы должны отключить защитное поле.

Кот издает слабое мяуканье и подает мне красный предмет. Старый пластиковый мяч со следами зубов, пахнущий солнцем и морем, внутри которого шуршит несколько песчинок.

– Спасибо, – говорю я. Кот не отвечает, просто открывает дверь в оболочке дирижабля. Я шепчу команду, и хозяин отправляется прочь в потоке нейтрино, нацеленном на остров в голубом море. Туда, где боги и большие собаки живут вечно.

Мы с Котом ныряем в дверь, вниз, в свет и пламя.

Чарльз Коулмен Финли^{17}

Date: 2015-09-05; view: 308; Нарушение авторских прав