Зачистка

В резидентуре ЦРУ в посольстве США в Москве царило траурное настроение. В программе новостей одной из главных сенсаций прозвучало известие о самоубийстве высокопоставленного сотрудника Генштаба, генерал‑майора Вениамина Сергеевича Фалькова. Бицжеральд почувствовал, как всё поплыло у него перед глазами. Значит, всё‑таки это никакая не мнительность агента и не нервное расстройство, а настоящий провал!

Ведущая программы – красивая женщина с пикантной короткой стрижкой и пухлыми губами сказала, что самоубийство произошло на бытовой почве, кроме того, рассматривается и версия несчастного случая. Долгим крупным планом показали самого Прометея, лежащего сломанной куклой на залитом кровью асфальте.

Ещё семь лет назад информация о смерти шпиона никогда бы не стала достоянием гласности, и контрразведка могла использовать эту тайну в своих целях. Например, от имени покойного вести какую‑то игру с резидентурой. Скажем, выманить самого Бицжеральда или кого‑нибудь из сотрудников на «моменталку» или контейнерную операцию и захватить их с поличным. А поскольку последствия захвата заранее предусмотреть трудно, то и Бицжеральд мог лежать на земле в луже собственной крови… Бр‑р‑р! Его передёрнуло. При такой профессии это вполне реальный вариант.

Хорошо, что в России журналисты так усердно делают свою работу, что предупреждают иностранных разведчиков об опасности и срывают козни ФСБ! Они называют это «свободой печати», но даже в Штатах, где свобода печати возведена в абсолют и является одним из главных столпов американской демократии, самые влиятельные газеты и телеканалы не стали бы в ущерб ФБР подыгрывать шпионам!

Заперевшись в кабинете, Бицжеральд взвесил все последствия происшедшего. Утрачен многолетний источник информации, особенно важный сейчас, когда Центр интересуется «Мобильным скорпионом». Печально, конечно, но ничего особо страшного не произошло. В ЦРУ, кроме него – Генри Ли Бицжеральда, есть техническая разведка, есть нелегальная сеть агентуры, есть специальные офицеры, способные прибыть на место и добывать информацию гораздо эффективнее, чем посольская резидентура… А вот у самого Бицжеральда есть только он один! И ему крайне нежелательны те неприятные последствия, которые могут возникнуть! Много лет контакты между покойным Прометеем и резидентурой поддерживал Курт. Отработка связей шпиона неизбежно приведёт к нему. А он укажет на военного атташе. Если уже не указал: ведь в последнем звонке Фальков прямо обвинил Курта в возможном провале! Да‑а‑а… Конечно, «холодная война» закончилась и «острые акции» вроде бы не приветствуются, однако что делать, если без них не обойтись?

***

Размашистым шагом господин Слепницкий спустился вниз по мраморной лестнице, почти обогнав бесшумный лифт с прозрачными стенками. В просторном и комфортабельном холле «Мариотт Гранд отеля» тихо и проникновенно звучала живая музыка: пианистка в белом бальном платье и скрипач во фраке вкладывали в игру не только мастерство, но и душу. Толстый ворсистый ковёр гасил шаги, респектабельная публика в холле разговаривала тихо и уважительно, вышколенные швейцары и секьюрити зорко смотрели: не надо ли кому‑то помочь.

Курт хотел зайти в «Самобранку», съесть великолепное карпаччо из говядины, каких не делают даже в Европе, запить рюмкой хорошей водки, отмечая начало нового делового дня, но времени было не очень много, и он ограничился чашкой кофе в лобби‑баре. Он прожил здесь уже пять дней, без предварительного заказа номер обходился в триста долларов за сутки, прижимистому Курту это не нравилось. Но домой идти нельзя, туда приходила милиция, и, хотя объяснений этому могло быть тысяча и одно, он исходил из одного – самого худшего: девушка в «Ночном прыжке»! Эта скотина Федька сработал очень грубо, и неудивительно, если он засветился…

Свой телефон Курт сразу же выбросил, чтобы не смогли запеленговать, а себе купил два новых, один использовал для разговора с Бицжеральдом, после чего тоже выбросил, а второй оставил себе.

Этот долбаный американец явно чем‑то недоволен, это чувствовалось по голосу. Все расспрашивал, что сказал этот долбаный генерал, дословно! Ну, ничего, обойдётся… Они нужны друг другу, а значит, любое недовольство надо засунуть в задницу. Через час у них встреча, и, скорей всего, разговор пойдёт о том, что делать с Федькой. А что делать… Федьку надо спускать, хотя от него было немало пользы. Вот только подобрать исполнителей будет трудновато: в Москве его хорошо знают, значит, чтобы не засветиться, надо привозить кого‑то из провинции. А то можно так нарваться, что тебя самого спустят…

Допив кофе и оставив на столике триста рублей, Курт направился к выходу. Швейцар с поклоном сказал «До свидания», оборудованные фотоэлементом стеклянные двери плавно разъехались в стороны, выпуская его на загазованную Тверскую. Жарко, воздух плывёт, размягчается асфальт, ни ветерка. Он протискивался сквозь дрожащее марево, и вдруг все вокруг замерло, как в стоп‑кадре. Предчувствие чего‑то ужасного почти парализовало его, превратив в соляную статую. В стоящей возле отеля красной «Мазде» плавно поехало вниз тонированное стекло, и это было как‑то связано с тем, что должно произойти. Зачем этот долбаный америкашка так выпытывал подробности разговора с генералом? Ведь они скоро встретятся, тогда можно поговорить подробно, не доверяясь телефону… А Бицжеральд терпеть не может телефонов! Значит, он знал, что встреча не состоится? Да, точно, он не собирался идти на встречу! Или знал, что туда не придёт Курт!

Стекло опускалось всё ниже, чёрная щель увеличивалась, из неё веяло смертельным холодом могилы, по телу прошли мурашки… Надо было бежать, но, во‑первых, он не знал – куда, а во‑вторых, тело не слушалось, все жизненные процессы замедлились и отставали от движения вниз тонированного стекла. Обострённый слух работал как остронаправленный микрофон: в чёрном салоне что‑то щёлкнуло, за спиной поднявшего ногу прохожего пролетела смертоносная пчёлка, сильный удар в грудь отбросил его тело на мраморные ступеньки, и ужасная боль разорвала сердце.

Загрохотал гром. На раскалённый асфальт упали первые крупные капли дождя. Начиналась гроза. Лежащий в неестественной позе Курт этого не чувствовал. Потому что теперь он не просто походил на мертвеца: он и был мертвецом.

***

Американский разведывательный спутник «Плутон» летел в безвоздушном пространстве на высоте трёхсот сорока пяти километров от Земли. В очередной раз он пересёк терминатор[4], и яркий свет заиграл на серебристой поверхности огромного конуса, вдыхая энергию в распластанные крылья солнечных батарей. Автоматика тут же переключила бортовую аппаратуру на внешний источник питания и перевела никелево‑кадмиевые аккумуляторы в режим подзарядки.

«Плутон» выполнял строго определённую задачу. Для этого он был сконструирован и, строго говоря, не предназначался ни для чего другого.

Внизу проворачивалась выпуклая, как на глобусе, поверхность планеты, в большей своей части покрытая многокилометровым слоем солёной воды. Длиннофокусная оптика, остронаправленные радиоантенны, мощные точечные гамма‑приёмники, чувствительные тепловые камеры отслеживали подводные корабли с атомной силовой установкой и несколькими десятками сгустков высокообогащенного урана. «Плутон» наблюдал за ядерными ракетоносцами – стальными махинами, нашпигованными ракетами для «удара возмездия». И это у него неплохо получалось.

Но недавно в программу внесли изменение. Теперь спутник должен был находить вполне сухопутные цели: поезда, несущие ракеты с ядерной боеголовкой. Сформулировать алгоритм поиска оказалось невероятно трудно: слишком много параметров приходится учитывать, слишком сложно дифференцировать цель и похожие на неё псевдоцели, которые находятся в подавляющем большинстве.

Отныне мощная современная техника не выключалась при проходе над сушей. Напротив, она сканировала земную твердь, ориентируясь на бесконечные стальные плети рельсов и то, что на них находится. Все, абсолютно все железнодорожные составы фотографировались, и снимки в цифровом режиме передавались на Землю, дополнительный персонал Центра загонял их в сканеры, настроенные на известные параметры БЖРК. Но под эти параметры попадали тысячи поездов, и сканеры забивались информационным мусором, глохли и выходили из строя. Скрыться от вездесущих камер было нельзя, и несколько раз БЖРК попадал на снимки, но нанесённый на крыши вагонов рисунок шпал и лежащие вдоль них рельсы сливались с фоном дороги, делая состав невидимым. В результате на фотографии оказывался одинокий тепловоз, который отбраковывался как не представляющий никакого интереса.

Одновременно земную поверхность проглаживали приборы волновой разведки: радиоантенны, тепловые камеры и гамма‑приёмники чутко фиксировали всё, что можно было уловить. Но в отличие от океанских просторов, на земле находились сотни тысяч стационарных и переносных радиостанций, приборов уоки‑токи, обычных телефонных аппаратов, радиоудлинителей, сотовых телефонов, пейджеров, систем автомобильной сигнализации, установок телекоммуникаций, печей СВЧ и множество других устройств, излучающих радиосигналы и телеволны. Радиоприёмные устройства «Плутона» не могли воспринять, переварить и обработать такой вал информации.

Тепловые камеры и гамма‑приёмники тоже захлёбывались обилием сигналов: печи, котельные, костры и пожары, расплавленный металл в заводских мартенах и сельских кузницах, раскалённые электролампочки, рентгеновские аппараты, гамма‑дефектоскопы, свалки радиоактивных отходов, пятна чернобыльского заражения… На этом фоне терялась двигательная установка атомного поезда, которая по тепловому режиму ничем не отличалась от тысяч ей подобных. А слегка повышенное излучение ракетной боеголовки успешно гасилось стенками контейнера и свинцовой крышей боевого вагона.

«Плутон» добросовестно выполнял новую программу, но БЖРК оставался невидимым. И, лишь зависая над океанскими просторами, разведывательный спутник брал реванш, точно распознавая местонахождение каждой из бороздящих водную толщу атомных субмарин.

Начальник технического сектора русского отдела ЦРУ Дэвид Варне получил задание найти другой способ, чтобы «высветить» «Мобильного скорпиона».

***

– Возьмите, наденьте, – майор милиции Клевец открыл багажник чёрного «БМВ» и протянул Близнецам по кевларовому пулезащитному жилету «Кора» самого большого размера. Сделал он это вполне обыденно и буднично, как будто предложил закурить. Сам он уже надел мягкий джемперок из скользкой ткани себе под рубашку, так что полоска защитного цвета выглядывала в распахнутом вороте светлой шведки, а сердце закрывала квадратная титановая пластина толщиной в два миллиметра.

– Думаешь, пригодится? – спросил Влад Малков, отстраняя его руку. – Почему бы тогда не послать впереди нас спецназ?

– Я не знаю, где сейчас Череп, – терпеливо пояснил Клевец. По габаритам и богатырскому телосложению он не уступал Близнецам: огромный мужик с ногами сорок пятого размера и пудовыми кулачищами. – Мы пойдём его искать, а значит, переворошим с десяток адресов. Очень специфических адресов! Нельзя заранее угадать, как нас там встретят. Направлять в каждый спецназ – тоже нельзя: если повезёт, всё обойдётся без шума и пыли. А эти ребята, вы же знаете, не разбираются. Если их пустили – сметают все на своём пути! Представляешь: десять штурмов за день…

– Ну ладно, – согласился Малков, но «Кору» не взял. – Мы уже поддели. Японские.

Его напарник капитан Ломов переложил коричневый «дипломат» в левую руку и расстегнул пуговицу на рубашке. Под ней открылась чёрная ячеистая ткань.

Клевец бросил «Коры» обратно в чёрное чрево вместительного багажника и захлопнул крышку.

– Тогда поехали!

Он сел за руль и привычно установил над дверью синий проблесковый маячок.

– Это ты был в «Ночном прыжке»? – поинтересовался Малков. – Я эту тачку там видел.

– Тачка дежурная, разъездная, из конфиската. Но в «Ночном прыжке» был именно я. И к «Мариотту» на убийство я выезжал. Там же наши клиенты работали, по почерку видно. Только непонятно…

Клевец быстро набрал скорость.

– Непонятно, чего вы лезете в это дело? Убийство – подследственность прокуратуры. Оперативное обеспечение ведём мы. Даже если у вас там есть свой интерес, чего дёргаться? Дождитесь, пока этот пёс окажется в камере, и работайте с ним в своё удовольствие…

Майор говорил тихо, почти не размыкая губ, только с правой стороны рот чуть‑чуть приоткрывался. Севшему рядом Малкову казалось, что опер РУБОП чревовещает.

– Ан нет, вы сами в пекло лезете, даже защиту надели, приготовились к выстрелам… Странно всё это!

Малков положил огромную ладонь на крепкое колено оперативника.

– А если тут личный интерес? Если вопрос чести? Тогда как, стоит под пули идти?

Клевец на миг оторвал взгляд от дороги и с уважением посмотрел на фээсбэшника.

– Тогда стоит!

И, закрыв предыдущий вопрос, задал новый:

– Откуда у тебя шрам? Похоже, осколочный. В Чечне получил или здесь?

Малков поёжился, втягивая голову в плечи, будто хотел скрыть отметину воротником рубашки.

– Там.

Стало ясно, что происхождение шрама он обсуждать не хочет. Клевец это понял и перешёл на нейтральную тему.

– А эти японские штучки, они тоже первого класса?

– Нет, второго. Держат пулю «ПМ», ножи, заточки…

– Это хорошо. А мой от штык‑ножа защитит, а любой стилет проколет его свободно. И «ТТ» прошибёт. Но «ПМ» держит.

– Не советую тебе в нём и под «ПМ» попадать, – сказал сидящий сзади Ломов. – Заброневой удар и ребра поломает, и печень разорвёт.

– Тогда пойдёшь первым, – усмехнулся майор. – Мы уже приехали.

Они вошли в старый дворик на Садово‑Самотёчной, Клевец указал пальцем на дверь в глубине.

– Окно с другой стороны. Кто‑то должен обойти дом и ждать там. И приготовьте оружие, на всякий случай…

– Давай я пойду, – вызвался Анатолий и быстро выбежал на улицу.

Подождав несколько минут, Клевец и Малков подошли к двери и постучали. Никто не подавал признаков жизни. Клевец загрохотал кулаком в голое железо. Снова никакого эффекта.

– Открывай, сука! – послышался изнутри знакомый голос. Щёлкнули замки. На пороге стоял щуплый длинноволосый парень, дрожащий крупной дрожью. За шиворот его держал невозмутимый Ломов.

Они вошли внутрь. Большая, почти пустая комната, огромный диван, заваленный какими‑то вещами, накрытый потёртой клеёнкой стол, раскрытое настежь окно…

– Черепа когда видел? – спросил Клевец, словно продолжая давно начатый и с полным пониманием принимаемый обеими сторонами разговор. При этом он поднял растопыренную ладонь, будто хотел поправить причёску, но рука остановилась на полпути.

– Черепа? – казалось, что парень хочет вообще отказаться от знакомства с разыскиваемым и только зависшая в воздухе огромная ладонь мешает ему это сделать. – Вчера, – волосастый облизнул губы. Похоже, что ответил он честно.

– Молодец, – похвалил Клевец. – Видно, ты человек не совсем пропащий. Надо только наркоту забросить – и всё у тебя будет нормально.

– Да я уже давно не ширяюсь, только на «колёсах» иногда катаюсь…

– Ша! – Ладонь чуть шевельнулась. – С кем он был?

– Один… Но с волыной!

– Это понятно, он всегда с волыной. Только она ему не поможет, – Клевец всё же пригладил волосы, но руку не опустил. – Ему теперь ничто не поможет, так что ты не бойся. Говори всё, что знаешь. Где его сегодня искать?

– Откуда я знаю…

Ладонь резко опустилась на бледное крысиное личико. Волосатый, опрокидываясь, улетел к стене. Раздался сильный удар, будто мешок костей сбросили с высоты. Бесформенным кулём тело сползло на пол. Похоже, нокаут.

Клевец подошёл к столу, поднял скатерть и собрал с обожжённой столешницы несколько бумажных квадратиков.

– Молодец, Спица, законы знаешь! До десяти разовых доз! Раньше бы присел на пять лет, а теперь только административная ответственность! Скажи спасибо депутатам…

Он прошёл в туалет и высыпал наркотики в унитаз. Спица приоткрыл один глаз и завыл.

– До свиданья, через часок загляну, – задержавшись у порога, сказал Клевец. – Если сбегаешь позвонить – шкуру спущу.

За четыре часа они побывали в трёх адресах, и результаты визитов были почти одинаковыми. Подъезжая к четвёртому, Клевец вдруг резко затормозил и, приоткрыв дверцу, снял с крыши синий маяк. Близнецы поняли: что‑то произошло!

– Вот его тачка!

У новомодного высотного дома из жёлтого кирпича, не очень выделяясь среди запаркованных рядом шикарных автомобилей, стоял серебристый «Мерседес» S‑класса. На него и указывал майор.

– Неплохо у вас бандюки живут! – сказал Малков.

– У вас шпионы не хуже, – озабоченно процедил Клевец.

– А когда мы его упакуем, тачка вам отойдёт? По конфискату? – продолжал подначивать милиционера Малков. Но тот не был расположен к шуткам.

– Значит, так, у него всегда «ствол» в кармане, может, два, а может, и граната, – быстрой скороговоркой начал инструктаж майор. – С ним может быть и Хомяк – тот, что у «Мариотта» стрелял. Он тоже отмороженный. Обоим терять нечего. Федька рукопашник, боец отменный и имеет привычку шмалять прямо из кармана. Так что держитесь!

– Да мы приготовились…

Ломов открыл коричневый «дипломат» и передал напарнику короткий пистолет‑пулемёт «Кипарис». Себе достал такой же и светошумовую гранату «Гром и Молния».

– Да вы что, ребята?! – изумился Клевец. – Вы тут бой собираетесь вести? В этом доме знаете, кто живёт? А ну, пуля в окно отскочит? Или тачки стотысячные покрошите? Не, я на это дело не подписываюсь…

Он щёлкнул тумблером спрятанной под панелью рации.

– Это Клевец. Я в шестом квадрате Юго‑Западного округа. Стою у машины Черепа. Нужна силовая поддержка. Срочно!

– Ну, раз так…

Малков тоже извлёк телефон и передал аналогичное сообщение.

– А если зайти в дом и взять его прямо в квартире? – спросил Ломов.

– Нас туда не пустят, – буднично ответил Клевец. – Там частная охрана, видеокамеры… Будем ждать подмоги. Это тактически правильное решение.

– А нас везде пускают, – похвастал Ломов. – Недавно в высотке на Фрунзенской одного гада брали…

Под взглядом напарника он осёкся и замолчал. Клевец оживился.

– Так это у вас генерал в окно выскочил?

– У вас, у нас… У нас никто не выскакивал, – нахмурился Малков. За неудачное задержание они с Толяном получили по строгому выговору. – Ты лучше скажи: ваши сколько будут ехать?

Клевец пожал плечами.

– Сейчас везде пробки. Часа полтора в лучшем случае. А ваши?

– Столько же…

В это время из подъезда жёлтого дома вышел плотный приземистый человек с непропорционально большой, коротко стриженной головой. Несмотря на жару, он был в пиджаке и держал руки в карманах.

– Вот он, Череп! – выдохнул Клевец. Близнецы тоже узнали его по фотографии. Только вживую Федор Кузин выглядел куда более грозно.

Следом шёл небольшого роста парень с круглым лицом, оттопыренными ушами и пухлыми щеками. Он тоже держал руки в карманах.

– Хомяк! – прокомментировал Клевец.

Череп и Хомяк шли к «Мерседесу‑S», но из подъезда вышли ещё двое мужчин в костюмах, белых сорочках и галстуках. Они двигались следом.

– А это кто? – спросил Влад.

– Понятия не имею, – напряжённо отозвался Клевец и вновь взялся за рацию.

– Обстановка осложняется, их четверо! – быстро сказал он в маленькую, сплюснутую с одной стороны трубку. – Череп, Хомяк и двое неизвестных. Когда будет поддержка?

Невидимый собеседник что‑то объяснял, и, судя по лицу майора, это объяснение ему очень не нравилось.

– Как на выезде?! Ну и что, что не заказывал, откуда я знал, что так получится?! Что мне теперь, их бросать?! Вот и я не знаю! – он с силой воткнул трубку на место. – Долбачи! Силовая поддержка не заказана… Резерв должен быть!

Тем временем вся четвёрка погрузилась в «Мерседес», причём Череп сел за руль, Хомяк – рядом, а неизвестные заняли места сзади. Машина тронулась. Отпустив её метров на сто, Клевец двинулся следом. Между ними и «Мерседесом» шли «Жигули», «Опель Кадет» и «Газель». На несколько минут маскировка обеспечена. Но только на несколько.

– Сейчас они нас срисуют и начнут уходить, – сказал Клевец. – Прозвони своим, узнай…

Малков соединился с Управлением ФСБ.

– Группа захвата выехала в указанный район. Расчётное время прибытия – сорок минут, – чётко сообщил дежурный.

– Обстановка изменилась, – сказал капитан. – Мы преследуем фигурантов розыска, они движутся в сторону центра. Автомобиль «Мерседес», серебристого цвета, госномер… Меняйте маршрут и выходите на перехват!

– Попробуем, – неуверенно сказал дежурный.

– Короче, придётся обходиться своими силами, – скрипнул зубами Клевец. – Вот так всегда. Никому ничего не нужно. Я иногда думаю, а мне что, больше всех надо? Или вам? Может, я сейчас приторможу и поедем потихоньку в одно чудное место, пивка попьём на свежем воздухе… А потом вернёмся и доложимся: так, мол, и так, гонялись за ними по всей Москве, но они, гады, оторвались!

– Да, хорошо бы, – сказал Малков. – Давай, сократи дистанцию. Там, впереди, пустырь, поравняемся, я в них прицелюсь… Не остановятся, прострелю колесо…

– Не годится, – отозвался Клевец. – Ты колесо прострелишь, а Федька тебе голову. Или мне. Или ему.

– Мне не надо! – отказался Ломов. – Лучше давайте их сразу положим!

– Да как… Если б они вдвоём, а их четверо… Тех мы не знаем…

– Рожи у них тоже бандитские…

– Ну что ж, если б за рожи убивали, в госструктурах знаешь, сколько б вакансий было?

– Хватит трепаться! – рявкнул Малков. – Нагоняем у пустыря, тараним и всех захватываем! Кто дёрнулся – пулю!

Клевец усмехнулся краем рта.

– Идея мне нравится! Если бы ещё не мою тачку бить! – опустив стекло, он опять поставил маячок на крышу.

Малков отмахнулся.

– Она всё равно не твоя, а казённая! И потом, аккуратно прижмёшь, только крыло помнёшь…

«Мерседес», словно заподозрив неладное, стал резко набирать скорость.

– Э‑э‑э, ладно… Пристегнитесь! – Клевец перехватил туловище ремнём и вдавил педаль газа. «БМВ» прыгнул вперёд. Это очень скоростная машина, именно за это её так любили бандиты времён дикого передела. Клевец включил сирену и маяк. Машины на полосе шарахались к обочине. Они обошли одни «Жигули», вторые, обогнали «Газель». Расстояние сокращалось. Маски были сброшены.

– «Мерседес» госномер… остановитесь! – приказал Клевец в громкоговорящее устройство. Усиленный мощным динамиком голос загрохотал над шоссе.

Малков и Ломов опустили стекла и выставили наружу «стволы» «Кипарисов». Ветер со свистом врывался в комфортабельный уютный салон. Правда, сейчас сидящие в нём оперативники не ощущали ни комфорта, ни уюта.

– Федор Кузин, остановитесь! – грохотало над дорогой. – Остановитесь, иначе будем стрелять!

Это было чисто психологическое воздействие. Каждому было ясно, что Череп не остановится.

– Давайте я в них гранату брошу! – азартно предложил Ломов, потряхивая в руке дырчатый шар «Грома и Молнии».

– А правильно! Это лучше, чем таранить! – согласился Малков и повернулся к Клевцу. – Обходи их, обходи!

– Сделаю! – водитель припал к рулю и слился с машиной в единое целое. – Осторожней, как сравняемся, они начнут!

«БМВ» нёсся со скоростью двести километров в час. Ярко горящие фары, мигающий синим маячок, ревущая сирена освобождали середину шоссе – весь транспорт, и встречный и попутный, прижимался к обочинам. Справа начался огромный пустырь. Скоро здесь начнут строить очередной торговый центр.

– Федька Череп, остановись, хуже будет! – гремел голос Клевца, забывшего про необходимость соблюдать официальные обороты. – Стой, сука!

«БМВ» настиг «Мерседес», чёрный и серебристый борта поравнялись, между ними было не больше полутора метров. Сквозь тонированные стёкла ничего видно не было. На такой скорости Череп не мог стрелять, Хомяк тоже не мог стрелять через водителя. Опасность представляли только задние пассажиры. Заднее стекло плавно поползло вниз.

– Толян, смотри! – крикнул Малков. Ломов выдернул чеку. Нервы у всех были на пределе. Щель увеличивалась. Толян как горячий пирожок подбрасывал на ладони взведённую светошумовую гранату. Когда стекло съехало до половины, стало видно испуганное лицо человека в костюме. Он поднимал руку к все увеличивающемуся оконному проёму. Что было в руке, пока определить не удавалось, но оперативники не сомневались, что там может быть только одно…

Оп! – как заправский волейболист, Толян забросил гранату в окно «Мерседеса». В момент броска он увидел руку человека в костюме. Против ожидания, в ней не было пистолета: человек показывал какое‑то удостоверение!

– Это лох! – крикнул Толян.

Ни один бандит в такой ситуации не станет козырять даже самой козырной ксивой. Потому что от скорости пули и гранаты любая, даже самая весомая «корка» защитить не в состоянии!

«Мерседес» резко затормозил и тут же остался далеко позади. Клевец тоже сбросил газ и плавно нажал на тормоз. Он следил только за дорогой, а повисшие на ремнях Близнецы, скручивая шеи, жадно смотрели назад. И не зря!

Тонированные стёкла «Мерседеса» вдруг вылетели наружу, за ними вспучился из тесного салона ослепительный огненный шар, раздался оглушительный взрыв, машина вильнула, вылетела на обочину и несколько раз перевернулась: колеса – крыша – колеса, – как хорошо поставленный трюк в многобюджетном фильме. Со стороны казалось, что в прочном салоне осталось только размазанное по стенкам кровавое месиво, но оперативники знали, что это не так.

– Давай быстрей назад, пока не очухались! – для порядка сказал Малков, хотя Клевец и так знал, что делать. Просто остановиться на скорости двести километров в час очень нелегко, если, конечно, не хочешь сломать себе шею. Майор тормозил умело, и «БМВ» пронёсся метров семьсот, а потом со скрипом развернулся и помчался назад, к выброшенному на пустырь раздутому «Мерседесу». Там уже остановились несколько машин, из них выбрались любопытные и широким кольцом начали окружать потерпевший аварию «Мерседес».

– Внимание, не подходить, опасно! В машине опасные преступники! Всем разойтись! – гремел Клевец в громкоговорящее устройство.

Это подействовало: кольцо стало расширяться и редеть. «БМВ» подлетел к месту аварии и резко затормозил, оставляя на асфальте чёрные следы протекторов. Отстегнув ремни и держа «Кипарисы» наготове, Близнецы выпрыгнули наружу. В тот же миг передняя дверца «Мерса» распахнулась, оттуда тяжело вылез Череп и, едва держась на ногах, побрёл в глубь пустыря.

Близнецы подскочили к машине. Хомяк уже пришёл в себя, но к активным действиям был непригоден: подушка безопасности прижала его к спинке сиденья, как игла коллекционера пришпиливает к картонке диковинного жука, он очумело таращил глаза, тряс головой и ковырялся в ушах, будто хотел найти и вытащить пробки, отгородившие его от мира звуков. Пистолет лежал у него под ногами, Ломов быстро забрал оружие и крикнул:

– Держи руки на виду, сука!

Вряд ли Хомяк расслышал или понял команду, он так и продолжал своё занятие.

Прижатые подушками мужчины в костюмах распластались на задних сиденьях, как оглушённые судаки. Их одежда обгорела, у одного были обожжены руки и волосы, из ушей и носа у обоих сочилась кровь.

– Держи их, я возьму Черепа! – Влад пружинисто побежал за уходящим преступником.

Тот шатался из стороны в сторону. Шансов скрыться у него не было. Влад тоже перешёл на шаг. Между ними было около ста пятидесяти метров. Даже шагом капитан заметно сокращал это расстояние. Но он не торопился, явно чего‑то ожидая. И дождался. Крепкий организм бывшего спортсмена взял своё: Череп стал приходить в себя. Он оглянулся, потом полез в карман, и в руке у него оказался пистолет. Этого Малков и ожидал.

– Стой, Череп, стрелять буду! – громко крикнул он. – Бросай оружие!

К его удивлению, Череп действительно бросил пистолет на землю. А может, уронил: руки у него сильно дрожали.

Вот скотина! Капитан оглянулся. Ломов и Клевец стояли возле «Мерседеса», а на обочине, конечно же, толклись зеваки – человек десять.

Череп повернулся и попытался бежать. Им руководили инстинкты: чтобы жить, надо нападать, бить, убивать, а если нет сил и возможностей – тогда следует уносить ноги. Примитивная «мудрость», но ею руководствуются все бандиты, и до поры до времени она им помогает. Однако сейчас Черепу не могло помочь ничто. Ему не следовало убивать Маринку!

Впереди стоял экскаватор, он уже начал рыть котлован, Череп подбежал к краю, чуть задержался и спрыгнул вниз. Это была ошибка. Рассмотреть, что происходит в котловане, свидетели не могли.

– Гражданин Кузин, сдавайтесь, сопротивление бесполезно! – крикнул Малков ещё громче и побежал к котловану.

По дороге Влад подобрал оружие Черепа. Надо быстрее заканчивать. Как бы эта скотина не оклемалась да не достала гранату…

Но Череп забился в угол и скрёб ногтями осыпающуюся землю, будто собирался выбраться наверх. Волосы на затылке обгорели, ворот пиджака – тоже. Он явно не понимал, что делает, работали инстинкты – убежать, заползти в нору, спастись… Хрен тебе!

Влад несколько раз выстрелил из его пистолета себе под ноги и в блестящий срез спрессованной земли за своей спиной. Потом бросил пистолет на землю. На выстрелы Череп обернулся и поднял руки. Малков нажал спуск «Кипариса». Короткая очередь, и пули усиленных девятимиллиметровых патронов прострочили живот и грудь бандита. Его глаза удивлённо выпучились, изо рта плеснулась кровь. Мёртвое тело осело, скорчившись на нагретой солнцем, парящей земле. Влад повернулся и пошёл прочь.

Хомяк уже сидел на земле в наручниках, хотя по‑прежнему пытался ковыряться в ушах. Мужчины в костюмах оставались в салоне. Они пришли в себя, но находились в шоке: бесцельно двигали руками, бессмысленно таращились по сторонам. Тот, который показывал ксиву, облизывал обожжённые руки.

– Знаешь, кто это? – спросил Клевец. – Вот этот – депутат Государственной думы, а вот это – его помощник.

– Ну и х… с ними! – махнул рукой Малков.

– А что там у тебя вышло? – спросил Клевец, закуривая.

– Ничего особенного. Стрелять в меня начал…

– А‑а‑а, – если майор что‑то и заподозрил, то виду не подал. А Толян одобрительно кивнул.

***

Об атомном поезде судачили не только на разъездах и полустанках, его обсуждали не только в штаб‑квартире ЦРУ, но и в Кремле, на самом высоком уровне.

– Разоблачённый нами генерал Фальков, судя по всему, передал информацию о БЖРК, – докладывал Директор ФСБ. – Во всяком случае, наш источник в ЦРУ отметил активизацию интереса к железнодорожному комплексу. Они считают, что это вопрос политический…

Президент сидел молча, сцепив тонкие пальцы в замок и водрузив их на полированную поверхность стола прямо перед собой. Свет из высокого окна проникал в просторное помещение, в солнечных лучах кружились почти невидимые глазу пылинки, хотя в данном помещении они просто не имели права находиться. Президент любил такие солнечные дни. Погода за окном во многом оказывала влияние на его эмоциональный настрой. Игривые тёплые лучики, скользя по жёсткому, словно высеченному из мрамора лицу, заставляли разглаживаться хмурые чёрточки первого человека государства.

Он встал, и Директор ФСБ, приняв это за некое указание, замолчал. В звенящей тишине Президент неспешно прошёл к окну, остановился, заложив руки за спину, и посмотрел на пустынный, идеально чистый и залитый солнцем двор. Только два сотрудника Федеральной службы охраны в пиджаках и галстуках прогуливались по широким асфальтовым аллеям. В зале было прохладно, не больше двадцати градусов, поэтому казалось, что и во дворе тоже прохладно, но Президент понимал, что на самом деле эти двое изнемогают от жары в костюмах и сбруях со спецснаряжением. Хотя виду, естественно, не подают.

– Да, это вопрос политический, – веско произнёс Президент, и три участника совещания что‑то записали в своих блокнотах, хотя перед каждым стоял открытый и включённый ноутбук. – Напряжённость между двумя державами нарастает… Соединённые Штаты Америки привыкли к доминирующей позиции в мире. А Россия долгое время довольствовалась ролью скромного созерцателя. Теперь положение меняется. И создание супермобильного ракетного комплекса помогает нам изменять это положение.

Директор ФСБ, министр обороны и министр путей сообщения старательно записывали, как будто конспектируя каждое слово Президента.

– Как проходит взаимодействие военных и железнодорожников? – Президент вернулся к столу и сел на своё место. Тугой узел тёмно‑синего галстука сбился немного набок, и он подправил его лёгким, быстрым движением руки. Пригладил светлые волосы и по привычке сцепил пальцы в замок. Взгляд его серых стальных глаз, не мигая, устремился на Абросимова.

Министр путей сообщения вскочил, будто подброшенный пружиной.

– Мы расцениваем движение поезда как важнейшее государственное задание, товарищ Президент. Малейшая задержка, малейший сбой влекут острую реакцию. Например, за пятиминутное нарушение графика был снят с должности начальник отделения дороги.

– Хорошо, – Президент кивнул. – А что скажут военные?

Министр обороны тоже вскочил, а поскольку предыдущие докладчики так и не садились, то все трое оказались стоящими навытяжку и держащими на весу блокноты с нацеленными в них ручками. Военным эта поза более‑менее удавалась, а вот начальнику железных дорог – нет.

– Как правило, все вопросы взаимодействия решаются удовлетворительно, – сказал руководитель военного ведомства. – Бывают, конечно, какие‑то шероховатости и сбои…

Главный железнодорожник напрягся.

– Но мы решаем их в рабочем порядке.

– Хорошо, – Президент кивнул ещё раз. – Как обстоит дело с личным составом комплекса? Надо привлечь туда лучших специалистов, талантливую и перспективную молодёжь, создать хорошие бытовые условия!

Министр обороны кивнул:

– Все это уже делается.

Президент откинулся на спинку кресла.

– Садитесь, товарищи, – мягко разрешил он. – Я предложил своему аппарату проработать этот вопрос. В восьмидесятые годы по Советскому Союзу патрулировали пять таких поездов. Потом их постепенно сняли с маршрутов и поставили на консервацию. Они, конечно, одряхлели, но наверняка их можно вернуть в рабочее состояние и дооснастить современными ракетами, пока мы будем готовить новые составы. Это важно и для безопасности основного поезда: чем больше целей, тем труднее поразить нужную. Займитесь этим вопросом, товарищи. Я думаю, что новую доктрину сдерживания надо строить на системе БЖРК. Это будет достойный ответ на американский план разворачивания ракет космического базирования.

– Так точно, товарищ Президент, – министр обороны почтительно кивнул. – Вследствие высокой мобильности железнодорожный комплекс практически неуязвим, и быстрота прямого выстрела с космической орбиты не спасёт агрессора.

Президент чуть заметно улыбнулся неистребимости чиновничьего «высокого штиля» перед вышестоящим руководителем.

– Хорошо, что мы одинаково понимаем приоритеты в стратегической обороне, – сказал он. – Попрошу задействовать и все наши разведвозможности в США, чтобы обезопасить комплекс от любых происков.

– Есть, товарищ Президент! – встал министр обороны.

– Есть, товарищ Президент! – поднялся следом Директор ФСБ.

И министр путей сообщения встал. Хотя ему не дали конкретного поручения, но отставать от коллег он не хотел.

– Есть, товарищ Президент! – сказал главный железнодорожник страны.

***

– Оцените ситуацию сами! И выставьте себе отметки!

Генерал Мезенцев был мрачнее тучи. Недавно он получил взбучку от вышестоящего начальства, а теперь торопился отыграться на подчинённых. Если вовремя спустить пар и разрядить нервную систему, то перенесённый стресс не успевает разрушить организм. Недаром медицинские исследования показали: чем выше уровень руководителей, тем меньший процент инфарктов, инсультов, язвы желудка и других болезней, вызванных сильными переживаниями. Зато чем ниже спускаешься по иерархической лестнице, тем пышнее расцветает весь этот букет.

– Люди сделали всё возможное, товарищ генерал! – сказал Смартов, стоящий по стойке «смирно» перед грозными очами начальника Управления.

Это был мужественный поступок, потому что куда проще было повернуться к стоящим навытяжку чуть в стороне Близнецам и обрушить на них не только генеральский, но и свой собственный гнев. Заступаться за подчинённых в последнее время стало немодно, каждый начальник думает только о своей шкуре, поэтому слова Смартова характеризовали его, как порядочного человека. Но порядочность – категория эфемерная, она не отражается в служебных характеристиках. Раньше в аттестациях обязательно писали: «Идейно выдержан, делу Партии и Родины предан». Теперь эта архаическая строчка канула в Лету. Осталось лишь вневременное, вечное, неподвластное любым политическим и государственным переменам: «Табельным оружием владеет уверенно…» Да и в оценках сотрудника такие категории, как честь, совесть, порядочность, увы, не учитывались. Больше того, вызывали раздражение, так как препятствовали стопроцентной управляемости. И генерал Мезенцев подумал, что он переоценивал начальника отдела контрразведки.

– И что же они сделали? Прохлопали гибель сотрудницы наружного наблюдения Веремеевой? Допустили самоубийство Фалькова? Не предотвратили убийство Слепницкого? Не смогли взять живым Кузина? Да, молодцы, с этим они справились, оборвав все нити к американской резидентуре! Теперь мы даже не можем выслать Бицжеральда из страны!

Смартов молчал. Близнецы тем более молчали.

– Но главное даже не это! – генерал перешёл на крик. – Они взорвали уважаемых людей, депутатов Госдумы!

– Один депутат, товарищ генерал, – вставил Смартов, окончательно выходя за рамки приличия. На разносах подобного рода допускается только смотреть в пол, молчать и каяться. – Второй – его помощник.

– Да какая разница?! Разве помощников можно взрывать?! Или им наплевать, кто перед ними?! Где вы взяли таких идиотов?! Они даже на документ не среагировали! Ведь депутат показывал им удостоверение! Даже идиот мог понять, что к чему!

Близнецы начали переминаться с ноги на ногу. Они поняли, в чём состоит их главное прегрешение.

– На скорости в двести километров в час прочитать удостоверение трудно, товарищ генерал, – тихо произнёс Малков. – К тому же эти люди находились вместе с разыскиваемыми особо опасными преступниками. Мы думали, они тоже преступники…

Мезенцев ударил кулаком по столу.

– Плевать, что вы думали! Вы заварили такую кашу, которую я не знаю, как удастся расхлебать! У депутата сильный шок, он оглох на одно ухо и стал заикаться! У второго положение ненамного лучше!

– Не будут садиться к бандюкам в машину, – негромко сказал Ломов, но генерал услышал. Это уже была беспрецедентная наглость.

– Вон отсюда! В приёмной напишете рапорта!

– Есть! – сказал Малков.

– Есть! – сказал Ломов.

Синхронно развернувшись, Близнецы вышли из кабинета. Смартов остался с генералом наедине.

– Я разочаровался в вас, полковник, – уже спокойней проговорил Мезенцев. Он выпустил пар, и инфаркт ему не угрожал. – Будет лучше, если вы тоже напишете рапорт. Сейчас в Центральном аппарате создаётся группа по оперативному обслуживанию какого‑то нового стратегического оружия. Могу рекомендовать вас туда.

Смартов некоторое время молчал. Смещение с такой должности равносильно нокаутирующему удару. Но он умел держать удар.

– Спасибо, товарищ генерал. Могу я взять с собой Близнецов? В смысле, капитанов Ломова и Малкова?

Мезенцев пожал плечами.

– Это ваше дело. Вам же с ними работать…

Он уже был совершенно спокоен.

Date: 2015-09-05; view: 299; Нарушение авторских прав