Подслушанный разговор

Отыскать Тича Мейнарду не удалось ни поутру, ни за наступивший день, ни за весь следующий. Хоть пират и не надеялся найти надежное и долговременное убежище на панамском побережье либо на островах Карибского моря, он тем не менее знал еще несколько мест, в которых на два-три дня ничего не стоило укрыться. Дольше не следовало: возле этих берегов он слишком долго разбойничал, и слишком многие местные жители, от губернатора до простых рыбаков, имели причины его ненавидеть. Он ухитрился стать врагом даже нескольких здешних индейских племен — раза три при высадке на берег его лихие молодцы, перепившись, крали из индейских селений женщин и убивали бросившихся на выручку мужчин.

Тем не менее, пользуясь низкой посадкой лишившегося балласта судна, Черная Борода уже наутро вошел в устье небольшой речушки, прекрасно укрытой от взглядов с моря длинной прибрежной косой. Густые заросли акации и тростника создавали впечатление, что коса отделяет от моря небольшой, узкий залив, и нужно было подойти к берегу очень близко, чтобы догадаться о присутствии речки. Она была глубоководна лишь в самом устье да мили на две вверх по течению, но во время сильных весенних дождей часто выходила из берегов, поэтому в ее пойме не было никаких поселений.

Кроме сломанных рей и небольшой бортовой пробоины, «Рыба-меч» не получила серьезных повреждений. Другое дело, что на берегу, заросшем в основном мелким кустарником, трудно было найти подходящий материал для ремонта, но пираты нередко оказывались в подобных ситуациях и умели из них выпутываться.

Несколько человек были отправлены вверх по реке в поисках древесины, другие занялись восстановлением запасов пресной воды и балласта, трое или четверо, ухитрявшиеся пить меньше других, то есть сохранявшие твердость руки, достали припрятанные в трюме арбалеты и занялись охотой на чаек, в изобилии круживших над устьем, где шныряло много мелких рыбешек. Охотились пираты и на водяных крыс — их в реке водилось немало. Стрелять из ружей и пистолетов, дабы не поднимать шума и не выдавать своего присутствия, было запрещено, но арбалеты легко помогли снабдить команду «Рыбы-меч» свежим мясом. Ко всему этому неизменно добавлялся ром, единственный груз, кроме пороха, который Черная Борода запретил выбросить за борт, дабы вернуть шхуне плавучесть.

Что до капитана, то он вполне дал волю ярости, уже не имевшей предела: за последние пару месяцев он потерпел целых два поражения и дважды показал сперва одной, а теперь уже второй, новой своей команде ничем не объяснимые страх и малодушие. Все это совершенно вывело Роберта Тича из того относительного равновесия, которое он мог сохранять, видя, что его боятся как собственные сподвижники, так и другие пираты, а более всех боятся враги. И вдруг это равновесие не просто рухнуло, но рухнуло с треском, лишив Черную Бороду какой бы то ни было уверенности в будущих победах.

В первый день Тич дважды опустошил свою флягу, выпив не менее галлона[28]ромово-пороховой смеси. Он пришел в полное неистовство и, презрев собственный запрет, устроил стрельбу по водяным крысам, не убив, впрочем, ни одной, пытался подстрелить и кого-то из своей команды, заставив всех благоразумно попрятаться, а потом с безумной бранью носился по палубе, круша палашом все, что ни попадалось на пути. Такого раньше не случалось: к своему кораблю Черная Борода, даже будучи пьян, относился всегда бережно. Пираты лишь переглядывались и старались быть подальше от беснующегося предводителя.

На другой день Тич отсыпался, не слыша даже стука топоров и молотков: команда занималась восстановлением сломанных рей и ремонтом пробитого борта. Пиратов не остановил страх перед возможным гневом капитана, если тот вдруг да проснется: приходилось спешить, больше трех дней прятаться в устье реки было рискованно. А ведь еще предстояло сперва вывезти на прибрежную косу бочки с водой и новый балласт: если загрузить «Рыбу-меч» там же, на речной стоянке, она сядет килем на мелкое речное дно, и ее будет уже не сдвинуть с места.

К вечеру второго дня дежуривший у выхода из устья реки матрос приметил плывущую вдоль берега индейскую пирогу, а в ней — двоих мужчин, одетых явно по-европейски. Вглядевшись, пират узнал их и, мастерски заправив в рот четыре пальца, пронзительно засвистел.

Плывущие обернулись.

— Эй! — закричал дежурный, ради такого дела презревший соблюдение тишины (все едино, весь день приходилось чинить посудину!). — Эй, парни! Марк! Пьер! А ну-ка гребите сюда! Я-то думал, вас и в живых нет!

— Это ты, что ли, Уилл Кенти? — крикнул тот, кого звали Марком, смуглый крепыш лет тридцати. — Вот уж повезло так повезло! Не найдя «Рыбешку» в бухте, мы, право, подумали, что вас всех перебили или зацапали!

— Как же, думайте! — хохотнул довольный Уилл. — Не так прост наш капитан, чтобы попасть на удочку к белым перьям! Давайте, давайте сюда!

Пирога вскоре вошла в пролив между прибрежной косой и речным устьем, и вновь прибывшие выпрыгнули на берег. Караульный, задав пару вопросов и получив на них ответы, указал товарищам, где стоит корабль, после чего те снова взялись за весла, чтобы подняться вверх по течению, а Кенти остался на своем посту.

Роберт Тич продрал глаза уже на закате, хватил пару хороших глотков из заветной фляги, чтобы, чего доброго, не проснуться трезвым, и, поднявшись с пола своей каюты (кровати он в минувший вечер почему-то не нашел), вышел на палубу, будучи мрачнее тучи.

К нему подошел помощник и доложил:

— Вернулись Марк Стенли и этот наш француз, никак не запомню, Поль он или Пьер.

— В самом деле? — не то удивился, не то обрадовался Тич. — Так давай обоих сюда!

Тот и другой пираты явились перед капитаном, и он, оглядев их, спросил:

— Почему вы живы, мерзавцы? Я спрашиваю, почему вы оба живы?! Я ведь вижу, что покончить с Черным Алмазом вам не удалось, так какого же дьявола вас не убили?!

— Погодите, капитан! — Марк был не трусливого десятка, а потому осмелился перебить Тича. — Во-первых, вы поручили это дело мне, а Пьер должен был ждать меня в гавани, в устье Блэк-Ривера, чтобы, в случае чего, сообщить о моей неправедной кончине… Он и ждал, причем ждал дольше, чем ему было приказано: не поверил, шельмец, будто Марка Стенли можно так легко укокошить. А я с трудом выбрался из ловушки, в которую угодил. И если вы выслушаете меня, а не снесете голову саблей, то, полагаю, будете довольны, что не стали спешить.

— Ты так думаешь, тухлая медуза? — прорычал Тич, не снимая ладони с рукояти сабли, но и не спеша ее вытащить. — Тогда расскажи, как было дело.

— А дело было так, — сказал Марк. — Мы добрались до нужного порта Ямайки на торговом судне, высадились, и Пьер отправился в трактир, а я решил для начала осмотреть улицу, на которую выходит ограда тамошнего губернаторского дома.

— На коего дьявола тебе сдался губернатор? — резко перебил Черная Борода.

— Да губернатор там не живет, капитан! — хохотнул Стенли. — Он давным-давно сдает свой домик пиратским предводителям. Вам, не в обиду будь сказано, возможно, и не сдал бы, чтобы не наживать неприятностей, а вот этот самый Алмаз у него остановился не в первый раз. Я решил пройтись взад-вперед, чтобы поглядеть, как сподручней будет взобраться вечером на ограду и проникнуть в сад. И что ж вы думаете? Иду за повозкой с маисом, которая катит из тамошнего монастыря к тамошней же плантации: этих повозок было несколько, их сопровождали пеоны, и вряд ли они даже обратили на меня внимание — ну, идет человек и идет. И вдруг — калитка в ограде отворяется, и выходит сэр Рональд Черный Алмаз вместе с каким-то старикашкой-монахом! Я чуть не подскочил от восторга! Это ж надо, он сам на меня вышел! Сам! Оставалось только разрядить в него пистолет и бежать сломя голову. Я приготовился это сделать. И момент был удобней некуда: капитан как раз вздумал благословиться у монаха. Тот поднял руку над его головой, а я поднял пистолет. Но старикан вдруг ка-ак толкнет Алмаза — тот так и свалился на колени. Ну, пуля моя, само собой, мимо! Алмаз вскакивает, бросается ко мне, я понимаю, что бежит он очень быстро, значит, мне не уйти, и хватаюсь за нож. И тотчас получаю такой удар по голове, что падаю, будто сноп. В глазах потемнело, и я ничего не успел понять.

— И что же такое тебя стукнуло? — уже едва сдерживая злость, спросил Тич. — Небо не снесло твоих грехов и упало на твою башку?

— Почти что так, почти что так, капитан! — воскликнул Марк. — Оказалось, это монашек настолько ловко запустил в меня своей палкой. Вроде бы клюка и клюка, такие всегда носят стариканы, которым ноги уже плоховато служат. Но глаз у богомольца оказался верный, да и рука не подкачала. Словом, тут же выскочили пираты Черного Алмаза, скрутили меня и потащили в дом. Принялись допрашивать, и я понял: церемониться они не будут. Кто меня послал, им было ясно, даже вопроса этого я не услышал. Но зато приступили с другим вопросом: где, мол, сейчас скрывается Черная Борода? А где он скрывается? Я-то знал про бухту, куда мы должны были приплыть после того, как сделаем дело. Но помнил и о том, что надо сказать, если вдруг попадусь. И ведь попался — вот оказия! Ну, сообщил, что «Рыба-меч» ушла в сторону Багамских островов и вы, капитан, собираетесь там скрываться. Поверили, нет ли, уж и не знаю. Заперли меня в подвале и пообещали, что наутро повесят. Весело мне было, как вы думаете?

Роберт Тич слушал рассказ Марка Стенли, не выпуская рукоятки сабли. Он доверял Марку — тот был одним из немногих, кто уцелел из команды «Отмщения королевы Анны», причем его Черная Борода в тот вечер поберег, оставил при себе, на втором судне, не отправив в погоню за «Черным алмазом». Стенли был ему предан, настолько предан, что капитан, отправляя его с приказом уничтожить Рональда Черный Алмаз, даже сказал, где потом следует искать «Рыбу-меч». Но тем, кто мог схватить Марка, тот должен был поведать историю о Багамских островах. Багамы лежали почти на пути к Бермудам, и вздумай Черный Алмаз через какое-то время проверить, где видели судно Тича, сведения Стенли могли подтвердиться. Вряд ли «Рыба-меч» прошла б совсем не замеченной через Панамский перешеек, едва ли ухитрилась бы не сделать стоянку в Сан-Доминго[29]либо где-то поблизости, так что какие-то известия враги Тича так или иначе могли получить. Но потом след должен был потеряться. Для этого и нужно сначала отправить преследователей вроде бы по верному пути. Пускай уйдут в сторону и шарят по всем рифам и по всем портам Багамского архипелага. В конце концов, на Бермудах Черная Борода тоже не собирался сидеть целый век — можно отправиться еще дальше, на север, либо, в конце концов, если б шум утих, через годик вернуться в Карибское море. В возвращение Тич почему-то не верил, но никому и ни за что в этом не признался бы…

— И как же тебе удалось от них уйти? — спросил он Марка.

— Ну, как, как? Я выкарабкивался из подобных историй уже не раз. Приметил на полу в подвале осколки стекла, одним из них перерезал веревку на руках, потом развязал ноги. Решетка на окошке была деревянная и не очень прочная — мне понадобилось меньше часа, чтобы ее расшатать. Боялся, как бы в саду не оказалось собак. Но их не было! Вот так и спасся.

— Если все, что ты рассказал, правда, — Тич пристально смотрел в глаза Марку, но тот не отвел взгляд, скорее всего не врал, — если это правда, то убивать тебя вроде бы и не за что! Попался ты, как последний идиот, но выбирать мне не из кого — умных что-то не видать… Ладно, подумаю, что с тобой делать. А пока…

— А пока, — вновь, на этот раз очень твердо проговорил пират, — я прошу вас выслушать меня с глазу на глаз.

— Это зачем? — не понял Черная Борода.

Стенли усмехнулся, бросив быстрый взгляд на стоявшего рядом Пьера, на еще нескольких пиратов, слушавших его рассказ с искренним интересом, и сказал, понизив голос настолько, чтобы услышать его мог только Тич:

— Это затем, чтобы вы, капитан, сами решали, что делать с сокровищами, которые, возможно, почти у вас в руках.

Черная Борода внимательно вгляделся в лицо Марка. Нет, тот говорит вполне серьезно. Да и кому же взбредет в голову шутить с Робертом Тичем, тем более если речь идет о деньгах?

— Пошли!

Он кивнул Стенли, и тот зашагал следом за ним в капитанскую каюту. Когда они вошли. Черная Борода запер за собой дверь и, заглотив еще не менее пинты[30]пороховой смеси, повернулся к Марку:

— Ну?

— Когда я выбрался из подвала губернаторского дома, — по-прежнему очень тихо сказал Стенли, — я стал пробираться к ограде. Идти пришлось возле огромной террасы, которая идет вдоль всего первого этажа. И вдруг я услыхал голоса. Говорили именно на террасе. Я, вслушавшись, понял, что говорят меж собой капитан Черный Алмаз и кто-то из его моряков. Он называл его Генри. Даже вроде бы «дядя Генри». И голос у этого моряка был немолодой.

— Да какое мне дело, дядя он ему или тетя?! — взъярился Тич. — Говори о деле. Что был за разговор и почему ты мне о нем сообщаешь?

— Да потому, капитан, что речь-то шла о сокровищах самого Моргана!

— Что-о-о?! — В какой-то момент Тичу показалось, что с него слетает хмель, и он поспешно вновь сунул в рот горло фляги. — Ты соображаешь, что говоришь, морская капуста тебе в глотку? Об этих сокровищах никто ничего знать не может! Или я б уже выпотрошил того, кто проведал об этом кладе, но правду бы у него выведал!

Марк сделал большие глаза, как бы прося капитана не говорить так громко. Потом прошептал:

— Этот старый моряк вроде когда-то плавал с Морганом. Я так понял из его слов. И зовут его… Он ведь говорил, как его зовут. Вот! Он сказал: «Не будь я Генри Бэкли!»

— Бэкли?! — Черная Борода при всей его грузности так и подскочил. — Бэкли, ты сказал?! Крабьи потроха! Да ведь это же бывший штурман старины Моргана! Неужто он жив?

— Но я ведь слышал его голос, — резонно заметил Марк.

— Ну, так пускай меня проглотит кит! Этот штурман и впрямь может знать секреты великого пирата…

Тич поспешно подошел к двери, проверил, надежно ли она заперта, и, толкнув Стенли на стул, сел рядом, так что их головы почти соприкоснулись лоб в лоб, и Марк едва не задохнулся от ромово-порохового «аромата».

— А теперь, — глухо проговорил Тич, зловеще сверкая своими будто вдавленными в череп глазками, — а теперь рассказывай мне слово в слово, что такое они говорили!