Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Лето – зима 2013 года





 

Ты часто сюда заходишь, #nsapickuplines

Из комментариев в TWITTER

 

Эта комната – прославленная «кладовка для метел». У стены – несколько картин, принадлежащих ныне покойному Артуру Сульцбергеру‑старшему. На одном из снимков – газетчик с сигарой во рту, а выше – надпись: «Большой брат следит за тобой». (В примечании сказано, что Артур пересмотрит картины, «когда вернется». Он умер в 2012 году.) Здесь есть флуоресцентная лампа, маленький стол, несколько стульев. Никаких окон. На металлической полке стоят коробки с конвертами кремового цвета. Они принадлежат Артуру Сульцбергеру‑младшему – наследнику Сульцбергера‑старшего и действующему издателю New York Times. Снаружи в коридоре вывешены фотографии лауреатов Пулитцеровской премии. Довольно внушительная группа людей. Из местного кафетерия доносится размеренный гул голосов.

Офисы газеты New York Times расположены на Восьмой авеню, в самом центре Нью‑Йорка. Именно отсюда Guardian продолжила публикацию утечек из АНБ совместно с New York Times – после того, как был фактически закрыт ее офис в Лондоне. Эта «кладовка» была надежно защищена. Доступ туда был строго ограничен; в офисе работала охрана, были установлены видеокамеры и предприняты другие меры безопасности. Расположение на американской территории означало, что журналисты, которые там работали, могли ощутить на себе то, чего так не хватало в Лондоне: защиту американской конституции.

В США администрация Обамы дистанцировалась от факта уничтожения жестких дисков в лондонской штаб‑квартире Guardian. Хотя это деяние получило широкое осуждение со стороны организаций ЕС, остальной части мира и в специальном докладе ООН по вопросам свободы слова. Очевидно, разоблачения Сноудена не могли обрадовать Белый дом. Но власти США понимали, что первая поправка к конституции гарантирует свободу печати. Поэтому, как отметили официальные представители Белого дома, вышеупомянутые события в Америке просто исключены.

Через два дня после того, как «хоббиты» из GCHQ проследили за процессом разрушения компьютеров, британское правительство попросило Guardian назвать их американских партнеров. Редактор ответил, что они сотрудничают с New York Times и некоммерческой организацией ProPublica.

Но прошло еще три с половиной недели, прежде чем министерство иностранных дел Великобритании предприняло хоть какие‑то шаги. 15 августа Филип Бартон, представитель посла Великобритании в США, наконец позвонил Джилл Абрамсон, исполнительному редактору New York Times. Он попросил о встрече. Абрамсон, так или иначе, планировала поехать в Вашингтон. Ранее она договорилась там о встрече с Джеймсом Клэппером, переживающим непростые времена директором Национальной разведки. Вопрос был не в самом Сноудене, а в той тревожной частоте, с которой администрация оказывает давление на репортеров газеты, особенно на тех, которые освещают темы, связанные с разведкой.

«У нас большой опыт (он исчисляется десятилетиями) публикации щепетильных историй, связанных с национальной безопасностью», – рассказывает Абрамсон. В 1972 году New York Times издала документы Пентагона, это случилось в эпоху Артура Сульцбергера‑старшего. «Мы не склонны к опрометчивым действиям. Мы воспринимаем их [представителей администрации] весьма серьезно. Но если ведется война против терроризма, люди должны знать рамки этой войны».

Заместитель посла пригласил Абрамсон заехать в британское посольство. Расбриджер отговаривал ее от этого шага, опасаясь слежки. Абрамсон в конечном счете согласилась встретиться в резиденции посла, а не в самом посольстве, которое располагалось на британской территории: кто знает, что могли придумать здесь британские шпионы? Во время встречи Бартон попросил вернуть документы Сноудена либо уничтожить их. Он объяснил, что утечки, связанные с участием Великобритании, очень беспокоят его правительство. Абрамсон не подтвердила, но и не отрицала тот факт, что New York Times имеет в своем распоряжении материалы Сноудена. Она обещала подумать.

Два дня спустя она перезвонила Бартону, сообщив, что New York Times отклонила его просьбу. По словам Абрамсон, «встреча была скучной и ничем не примечательной. Больше я о них ничего не слышала». По‑видимому, британское министерство иностранных дел просто совершало некие формальные действия. Расбриджер уже объяснял, что материалы не сосредоточены в одном месте, они, выражаясь юридическим языком, находятся в многочисленных юрисдикциях. Нью‑йоркская ProPublica также несколько месяцев сотрудничала с Guardian, о чем в резиденции премьер‑министра на Даунинг‑стрит, 10 были прекрасно осведомлены. Но британцы так и не предприняли ни единой попытки вступить с ними в диалог.

Летом и осенью того же года Guardian‑США опубликовала еще несколько примечательных материалов. Выяснилось, что АНБ шпионило за 35 мировыми лидерами, занималось взламыванием защитных кодов и совместно с GCHQ шпионило за британскими гражданами. Это был очевидный прощальный подарок США от Тони Блэра в заключительные дни его пребывания на посту премьер‑министра. АНБ также разработало процедуры слежки за британцами за спиной у GCHQ, если, по их мнению, того требовали интересы США. Это был, пожалуй, самый неджентльменский шаг. В соответствии с соглашением стран – участниц Союза «Пять глаз», британцы и американцы не должны шпионить друг за другом. Было не ясно, подслушивали ли в АНБ – случайно или намеренно – самого Дэвида Кэмерона. В вышеупомянутом списке из 35 фамилий он не значился, но зато значились некоторые из его собеседников.

Эти разоблачения разлетелись по всей планете. Видеоинтервью Гринвальда уже побило на сайте Guardian все рекорды по просмотрам. Затем Сноуден, все еще скрываясь в Гонконге, организовал на сайте сеанс вопросов и ответов. Габриэль Дэнс, редактор газеты в США, сделал новый интерактивный справочник по теме массовой слежки – «АНБ: расшифровано», в котором текст и наглядная графика чередовались с видеовставками. «Сага» Сноудена продемонстрировала, что современные технологии способны в очень сжатые сроки спровоцировать глобальный интерес к таким историям. И особенно в США, потому что там эти события оказали трансформирующий эффект на расстановку политических сил. Когда в прессе появились первые разоблачения, реакция на Капитолийском холме была негативная. Политики активно осуждали как содержание утечек, так и самого Эдварда Сноудена. В этом вопросе члены конгресса инстинктивно примкнули к службам безопасности.

Правда, некоторые политики с независимым суждением поддерживали Сноудена с самого начала. Одним из таковых был кумир Сноудена Рон Пол. Пол заявил, что США должны быть благодарны молодому разоблачителю за услугу, которую он оказал стране, поведав о «несправедливости», совершаемой правительством. Поддержал отца и сын Пола Рэнд, сенатор Республиканской партии от штата Кентукки. Он назвал слежку АНБ за американцами «общим наступлением на конституцию».

Сноудена похвалили правый комментатор Гленн Бек и либерал Майкл Мор, а также Джон Кэссиди из New Yorker. В Twitter одобряющий комментарий пришел от Альберта Гора. Другие крупнейшие СМИ выражали крайнюю враждебность, но при этом взывали прежде всего к чувствам или предубеждениям своих читателей. Например, Джеффри Тубин, юрисконсульт CNN, назвал Сноудена «напыщенным себялюбцем, который заслуживает того, чтобы его посадили в тюрьму».

В своих публичных выступлениях большинство членов конгресса отзывалось о Сноудене негативно и в одинаковой манере. Но с глазу на глаз многие говорили совершенно по‑другому. Члены палаты представителей и сената, возможно, были не в восторге от утечек и от самого Сноудена, укрывшегося на территории России. Но у них возникла озабоченность о масштабах массовой слежки, примеры которой продемонстрировал Сноуден. И с каждыми новыми разоблачениями эта озабоченность в конгрессе росла.

Масштабы беспокойства на Капитолийском холме стали очевидны в конце июля, почти через два месяца после того, как в Интернете появились первые разоблачения Эдварда Сноудена. Молодой конгрессмен от штата Мичиган Джастин Эмаш разработал поправки к ежегодному санкционирующему законопроекту[38]министерства обороны. Его цель представлялась весьма экстравагантной: положить конец массовому сбору АНБ данных о телефонных звонках американцев. По словам Эмаша, ему хотелось «защитить четвертую поправку… и частную жизнь каждого американца».

Эмаш олицетворял отнюдь не либеральное крыло демократов, как можно было бы ожидать. Он был республиканцем. Выходец из арабо‑американской семьи, имеющий родственников среди сирийцев и палестинцев, Эмаш представлял либертарианское крыло своей партии. Кроме того, он был сторонником Рона Пола, яростного борца за конституцию. Он выступал против военного авантюризма и остро критиковал вмешательство государства в личную жизнь. Эмаш также участвовал в пожертвованиях для президентской кампании Рона Пола в 2008 году – так же, как и Сноуден в 2012 году.

Никто не ожидал, что поправка Эмаша будет воспринята всерьез. Однако она прошла в комитет по регламенту палаты представителей. После этого на нее обрушились администрация Барака Обамы, спецслужбы и их союзники в конгрессе. В череде закрытых совещаний в Капитолии генерал Кит Александер предупреждал о страшных последствиях для национальной безопасности; Клэппер заявил, что АНБ может лишиться жизненно важного инструмента разведки. Белый дом предпринял необычный шаг и публично возразил против предложенной поправки.

Вечером в среду 24 июля 2013 года Спенсер Акерман из Guardian в числе нескольких репортеров присутствовал на голосовании в палате представителей. С момента трагических событий 11 сентября состояние безопасности страны развивалось только в одном направлении: оно укреплялось. Теперь же впервые наметился обратный процесс. «Все были страшно возбуждены, и результат до самого конца был неясен», – рассказывает Акерман.

В конгрессе, обычно раздираемом глубокими противоречиями непримиримых группировок, внезапно объединились два крыла Республиканской и Демократической партий. С первых дней президентства Барака Обамы эти две враждующих стороны не могли достичь согласия ни по одному мало‑мальски значимому вопросу. Внешне официальный Вашингтон выглядел разобщенным и дисфункциональным; единственной темой, по которой обе партии проявляли редкое единодушие, был Иран. По вопросам внутренней политики политические деятели вели себя капризно и непримиримо.

В данном случае демократ Джон Коньерс выступил одним из соавторов поправки Эмаша. Республиканское и демократическое руководства в палате представителей, равно как и Белый дом, категорически отвергли ее. Демократы и либертарианские республиканцы, активные защитники гражданских свобод, сформировали проэмашевский альянс. Подобный раскол в конгрессе был не совсем обычным. Здесь скорее вашингтонские инсайдеры выступили против либертарианцев. С организационной точки зрения это был раскол между комитетами по разведке, которые осуществляют надзор за тайными операциями, и юридическими комитетами, которые следят за точностью соблюдения законов и конституции.

Дебаты стали едва ли не самыми страстными за многие годы; овациями приветствовали и сторонников, и противников поправки. Ведущим оппонентом Эмаша был Майк Роджерс, бывший агент ФБР, председатель комитета по разведке палаты представителей и ярый сторонник АНБ. «Разве мы забыли о том, что произошло 11 сентября?» – спрашивал он. Он высмеял онлайн‑кампанию в поддержку Эмаша и заявил: «Неужели мы настолько ничтожны, что способны лишь увидеть, сколько «лайков» нам прислали на Facebook?»

Республиканец Том Коттон, выступая против предложения Эмаша, заявил: «Люди, мы в состоянии войны».

Но некоторые участники, настроенные против необоснованного наблюдения, приводили аналогии из эпохи колонизации. Они уподобляли программы АНБ общим ордерам, которые давали британским таможенникам возможность обыскивать частные владения. Это было едва ли не самое эмоциональное обвинение, которое мог предъявить американский политический деятель (адвокат отца Сноудена, Брюс Фейн, привел такое же резонансное сравнение во время телевизионного интервью, упомянув о британских «общих ордерах на обыск»[39]).

Эти дебаты спровоцировали довольно странные политические союзы. Тэд Поу, лидер Чайной партии,[40]объединился с либералом Зоу Лофгреном, совершив то, чего раньше в Вашингтоне почти никогда не случалось. Но главный демократ Нэнси Пелоси высказалась категорически против поправки Эмаша. Страсти накалялись. Во время дебатов Роджерс хмурился и стучал скатанными в трубочку документами по свободной руке, словно дубинкой. Сам Эмаш смеялся – для его карьеры это был важнейший момент – и шутил с коллегами.

Когда наступило голосование, результат получился шокирующий. Поправка была отклонена, но при соотношении голосов всего лишь 217 к 205. Мало кто ожидал, что недовольство в конгрессе достигло такого уровня. Это стало отражением поляризации мнений по всей Америке. Страна была втянута в полномасштабные дебаты. Для одних вопрос стоял так: безопасность или частная жизнь. Для других по‑другому: кто такой Сноуден: разоблачитель или предатель. Для одних это было важно, для других – нет.

Для Белого дома, АНБ и Управления директора Национальной разведки голосование было сродни клинической смерти. Было ясно: что‑то нужно менять. Абсолютистской мантры о том, что Сноуден – «маленький предатель с Гавайев», как выразился Александер, было уже недостаточно. Белый дом начал намекать на компромисс. Слушания в конгрессе были намечены на осень; начали поступать запросы о принятии изменений в законодательстве, чтобы как‑то обуздать АНБ; началась работа над новыми законопроектами.

9 августа, во время пресс‑конференции перед летним перерывом, Барак Обама высказал первые существенные замечания по поводу кризиса. Он выдвинул стратегию большей прозрачности. Но, по большому счету, он не заявил ни о каких ограничениях в отношении массовой слежки.

Барак Обама предложил назначить новую комиссию для пересмотра разведывательной политики. Он также объявил о больших надзорных правах суда FISC по контролю иностранной разведки и о рассекречивании юридического обоснования, которое в соответствии с разделом 215 Патриотического акта подводило основу под сбор телефонной информации.

Президент признал, что США обладают «значительными» возможностями в области шпионажа. Но он сказал, что, в отличие от других, репрессивных режимов, власти ведут себя сдержанно и не бросают своих «собственных граждан за решетку за то, что те говорят в онлайне». Его реформы, сказал Обама, предназначены для того, чтобы американцы могли доверять разведслужбам Соединенных Штатов и были уверены в том, что те действуют «в соответствии с нашими интересами и ценностями».

У него было также припасено послание и для неамериканцев – эдакому «подвиду», который, согласно американским законам слежки, вообще не имеет никаких прав на частную жизнь. «Всем остальным в мире хочу еще раз пояснить, что Америка не заинтересована в шпионаже за обычными людьми».

Все это представлялось достаточно разумным. Но скептики задавались вопросом, какую именно реформу имел в виду Обама: настоящую или в кавычках. Иными словами – видимость реформы, в условиях которой АНБ продолжит осуществлять свои методы массовой слежки. В конце августа была представлена новая комиссия. Обама пообещал сформировать «первоклассную группу внешних экспертов». Этими «независимыми» экспертами, как оказалось, фактически стали бывшие чиновники из сферы разведки, имеющие тесные связи с администрацией Обамы.

Борцы за гражданские права заскрежетали зубами. Председателем комиссии был назначен Майкл Морелл, бывший заместитель директора ЦРУ; двумя другими участниками были Ричард Кларк, бывший координатор контртеррористических операций при Билле Клинтоне и Джордже У. Буше, и Питер Суайр, главный консультант по вопросам конфиденциальности Бюро менеджмента и бюджета Белого дома при Клинтоне. Комиссия получила несколько печальное наименование: «Директор обзорной группы Национальной разведки по разведке и коммуникационным технологиям». Здесь же содержалась и подсказка: советники работали в офисах DNI, возглавляемой Джеймсом Клэппером. Доклад комиссии, который составлялся в конце 2013 года, направлялся потом в Белый дом.

Критики крайне негативно отнеслись к созданной комиссии, заявив, что это лишь мнимая прозрачность, а ее членов назвали марионетками Белого дома. Возможно, это несправедливо. Но с точностью утверждать было трудно, поскольку заседания комиссии проводились втайне. В сентябре она провела вступительную сессию с участием групп активистов гражданских свобод, включая Американский союз защиты гражданских свобод. Было назначено еще одно слушание – с участием представителей от Facebook и других технологических гигантов, все еще не оправившихся после утечек о программе PRISM.

Кремниевая долина набросилась на Белый дом. Руководители Facebook, Google, Microsoft, Apple и Yahoo заявили, что разоблачения Сноудена – это настоящая катастрофа для их фирм, причем особенно большой вред нанесен их деятельности в Европе и Азии. Потери составили миллиарды долларов. По утверждению технологических гигантов, администрация США должна была разобраться в ситуации и предпринять срочные меры. Эта беседа состоялась до того, как выяснилось, что АНБ проникло в информационные центры Google и Yahoo, осуществив, по сути, государственный киберналет на две крупнейшие американские фирмы.

Летом представителям технологических компаний удалось выведать то же самое: АНБ юридически принуждало их к сотрудничеству. Любые данные передавались отнюдь не добровольно, а в соответствии с судебным постановлением. За несколько дней до появления на слушаниях президенты компаний Кремниевой долины собрались в Сан‑Франциско на конференцию TechCrunch. Общее настроение было крайне неспокойным. Марисса Майер из Yahoo заявила, что ее компания вынуждена повиноваться постановлениям суда FISC, несмотря на то что она их явно не одобряла: «Когда вы проигрываете и не подчиняетесь, это измена». Марк Цукерберг из Facebook выразился лаконично: «Правительство само все провалило».

Однако во время слушаний в комиссии по надзору технологические компании ничего не говорили об ограничении слежки со стороны АНБ. По мнению некоторых участников слушаний, главная их цель состояла в том, чтобы поведать своим клиентам о том, как они всеми силами стремятся защитить их данные.

Однако новости о том, что АНБ взломало информационные центры Google и Yahoo, послужили толчком к движению за изменение правил игры. В совместном заявлении технологические гиганты потребовали внести кардинальные изменения в соответствующие разделы американского законодательства. В открытом письме Бараку Обаме и конгрессу они потребовали запретить массовый сбор данных шпионскими ведомствами. Они написали: «Во многих странах баланс существенно сместился в пользу государства и отдалился от прав человека – тех прав, которые закреплены в нашей конституции. Это подрывает свободы, которые так заботливо лелеем. Настала пора перемен».

Подписи под письмом поставили руководители Apple, Google, Facebook, Microsoft, Yahoo, Linkedin, Twitter и AOL. Они, естественно, действовали исходя из собственных экономических интересов. Но вышеупомянутые фирмы также излагают пять «принципов реформ». Главный из них заключается в том, что правительства – США, Великобритании и остальных стран – должны прекратить слежку, не основанную на реальных подозрениях. Вместо того чтобы шпионить за всеми подряд, они должны сосредоточиться «на определенных пользователях в законных целях».

В Google добавили, что разоблачения Сноудена рискуют превратить обычный Интернет в Сплинтернет (Splinternet) – Интернет, поделенный на части, переставший быть единой сетью, то есть фактически расколоть его. «Возможность свободного доступа к данным, невзирая ни на какие границы, – это основа здоровой мировой экономики XXI столетия».

 

* * *

 

В этом новом мире – таком, каким он стал после разоблачений Эдварда Сноудена, – АНБ столкнулось с настоящей катастрофой в области связей с общественностью. С момента своего основания ведомство пережило четыре характерные эпохи. Сначала было создание и формирование. Этот период длился с 1952 по 1978 год. Завершился период докладами сенатского комитета во главе с Фрэнком Чёрчем, когда вскрылись непростительные факты внутренних злоупотреблений: преследования Мартина Лютера Кинга со стороны ФБР, программы покушений ЦРУ и список лиц для наблюдения, насчитывавший 75 тысяч американцев. Работа комиссии Чёрча ознаменовала начало широких реформ. Одной из них стало принятие закона «О контроле деятельности служб внешней разведки», согласно которому для ведения шпионажа на территории США требуется соответствующая санкция суда.

Вторая эпоха АНБ – с 1978 по 2001 год – была, по сути, эпохой ограничений, когда агентство действовало в рамках, установленных комиссией Чёрча. После событий 11 сентября 2001 года наступил этап «свободы»: когда спецслужбы получали общественную поддержку и обширное финансирование от Белого дома. Разоблачения Эдварда Сноудена положили начало новой, неуверенной четвертой эпохи. Теперь АНБ попало под самый пристальный и дискомфортный контроль за всю свою историю.

Оно также стало объектом довольно забавных шуток.

На SIGINT очень быстро придумали каламбур – LOVEINT. Это произошло в то время, когда сотрудники АНБ использовали мощные средства шпионажа для слежки за чьим‑нибудь другом или подругой. По утверждению агентов АНБ, случаев LOVEINT было немного, и все, кто этим занимался, уволены или серьезно наказаны, и о большинстве таких злоупотреблений сообщили сами сотрудники. Сенатор Диана Фейнштейн, председатель сенатской комиссии по разведке и преданный соратник АНБ, заявила, что эпизод LOVEINT происходил не чаще раза в год.

И все же эта история просочилась в Twitter. В считаные часы огромную популярность завоевал хэштег #NSApickuplines. Так, Джей Розен, профессор журналистики Нью‑Йоркского университета, написал: «Ты свободна в пятницу. Хочешь со мной пообедать?»

@sickjew написала: «А ты частенько сюда заходишь».

@Adonish_P продолжал в той же манере: «Я всю жизнь точно знал, где ты находишься».

Возможно, самую смешную шутку придумал пользователь © benwizner, который обыграл укоренившуюся привычку АНБ к масштабному сбору информации. Он написал: «АНБ заходит в бар и говорит: «Дайте мне все ваши напитки. Мне нужно выяснить, какой из них себе заказать».

Для генерала Александера все это выглядело унизительно. За восемь лет работы во главе самой крупной спецслужбы в мире Кит Александер в итоге накопил больше власти и ресурсов, чем любой предыдущий руководитель американской разведки. В его «империю» входили три могущественных «владения»: АНБ, Центральная служба безопасности и Кибернетическое командование США (учрежденное министерством обороны в 2009 году с целью сосредоточить национальные усилия в кибервоенной сфере). У Александера был официальный акроним: DirNSA. Его подчиненные придумали и другие, более насмешливые прозвища: «Император Александер» или «Александер‑Придурок» (англ. Alexander the Geek – видимо, дав понять, что до Alexander the Great ему еще далеко).

На первый взгляд Александер кажется несколько занудным человеком. Он небольшого роста, слегка шепелявит и, по‑видимому, слишком повернут на всякого рода технических штучках. Но при всем том он – искусный политик. Прежде чем кто‑либо услышал имя Сноудена, Александер проводил для влиятельных конгрессменов развлекательные поездки в АНБ. Он показывал им свой командный центр в Форт‑Миде, точную копию мостика на фантастическом корабле «Энтерпрайз» из телесериала «Звездный путь». Те, кто с ним хорошо знаком, говорят, что у него сильное восприятие истории и собственной роли в ней. Это – место, где Великие Люди Совершают Великие Подвиги в Борьбе Против Зла.

Но если Александер и старшее руководство его ведомства надеялись в нужный момент получить поддержку от Белого дома, им предстояло горькое разочарование. В своей августовской речи Обама не преминул отдать должное «мужчинам и женщинам нашего сообщества разведки». Он назвал их «патриотами», которые любят свою страну и разделяют с ней одни и те же ценности. Но визит президента в Форт‑Мид так и не состоялся, и никакой показной сплоченности перед камерами продемонстрировано не было.

АНБ пришлось отстаивать собственные действия и доказывать, что спорные шпионские программы агентства фактически узаконены. АНБ все это делало на фоне растущего общественного антагонизма. (На одном из видеороликов на YouTube показано, что Александер получил более 16 тысяч «дислайков».) После откровений Сноудена отношение к разведывательному сообществу впервые изменилось с 11 сентября 2001 года. В июле опрос, проведенный Washington Post/ ABC, показал: 39 процентов респондентов считают, что важнее сохранить неприкосновенность частной жизни, нежели подобными методами бороться с терроризмом; в 2002 году этот показатель составлял всего 18 процентов.

Теперь, когда вопрос о массовой слежке особенно обострился, администрация Барака Обамы сделала то, что ей всегда хорошо удавалось: заняла выжидательную позицию. Внутри «Дворца загадок» к этому отнеслись скептически, и сквозь скептицизм проглядывало вполне очевидное раздражение. Агентство, ориентированное на развитие за счет внутренних факторов, привыкло идти своим путем. Действующие сотрудники не могли открыто высказать свое мнение. Но бывшие сотрудники АНБ не скрывали, что, по их мнению, Белый дом попросту сделал их козлами отпущения.

«Ни президент, ни высокопоставленные представители администрации не оказали агентству никакой поддержки, и это не осталось незамеченным ни высшими должностными лицами, ни рядовыми сотрудниками в Форт‑Миде», – сетовал Джоул Бреннер, бывший главный инспектор АНБ, на страницах журнала Foreign Policy, ссылаясь на своих коллег. Журнал привел высказывания бывших сотрудников службы разведки, которые заявляли, что моральный дух в АНБ сейчас крайне низок. Расследования и проверки, последовавшие после утечек Сноудена, наряду с бюджетными сокращениями, означали, что, как ни крути, тучи над шпионскими ведомствами сгущаются…

На одной из официальных фотографий в Белом доме зафиксирован этот момент отчуждения между агентством и администрацией президента. В ноябре Барак Обама и вице‑президент Байден провели встречу со старшими военачальниками. Местом встречи был выбран кабинет в Белом доме. Обама сидит в центре, лицом к камере, его правая рука поднята, он делает знак, что хочет высказаться. На дальнем конце овального стола сидит в одиночестве генерал Кит Александер, по бокам на стене висят две картины, как бы подчеркивающие его уединенность. По‑видимому, президент и руководитель АНБ за обедом о чем‑то беседовали. Но других фотографий сделано не было.

За подобную утрату политического влияния АНБ в значительной степени нужно было пенять на себя. Шаги Александера в ответ на утечки Сноудена выглядели неумелыми. Первоначально он утверждал, что программы внутреннего сбора информации помогли предотвратить 54 террористических заговора, подразумевая, что последние планировались на территории США.

Заместитель Александера Крис Инглис впоследствии признал, что более десятка этих заговоров имели хоть какое‑то отношение к территории США. Потом он заявил, что лишь один из них, возможно, был сорван в результате массовой слежки за американцами. (Он также весьма неоднозначно высказался относительно того, были ли эти заговоры реальными; некоторые из его выступлений указывают скорее на финансовые операции и связанные с ними нарушения.)

Но самый большой ущерб АНБ на Капитолийском холме нанес не Александер, а Клэппер, руководитель всех шпионских агентств. Клэппер солгал Рону Уайдену на сенатских слушаниях в марте. На вопрос о том, собирает ли АНБ «какие‑либо данные на всех американцев, на миллионы или сотни миллионов из них», Клэппер дал безоговорочный и решительный ответ: «Нет, сэр. – А потом добавил: – Ненамеренно».

Этот ответ ему потом припомнили. Лгать конгрессу – дело все‑таки серьезное. После откровений Сноудена Клэппер стремился как‑то сгладить или обойти свой мартовский ответ, описывая его как «наименее неправдивый ответ» из тех, которые можно услышать на публичных слушаниях. Но это не сработало: от помощников Уайдена было получено соответствующее предупреждение и требование исправить свои показания. Клэппер внял им и заявил, что просто «запамятовал» о такой вещи, как сбор данных о телефонных звонках внутри страны. Эти «исправленные» показания тут же спровоцировали требования об увольнении Клэппера со службы или об отставке. Джеймс Клэппер принес публичные извинения сенатской комиссии – но не лично Рону Уайдену.

Однако нашлись и лояльные сторонники, которые с пеной у рта защищали АНБ от нападок. Одним из них была Диана Фейнштейн, глава сенатского комитета по разведке. На следующий день после того, как Сноуден вышел из тени и выступил с публичным заявлением, Фейнштейн сделала бескомпромиссное заявление. «Я не рассматриваю его как разоблачителя. Думаю, это предательство, – сказала она. – Он нарушил присягу. Он нарушил закон». Фейнштейн отрицала, что сбор данных о телефонных звонках и интернет‑коммуникациях представляет собой слежку, заявив, что АНБ просто накапливает информацию из телефонных счетов.

Однако после того, как выяснилось, что агентство проникло и в личный мобильный телефон Ангелы Меркель, Фейнштейн сразу изменила свою позицию. Она потребовала «общего пересмотра» всех разведывательных программ и ворчала, что возглавляемый ею комитет по разведке сената «недостаточно проинформирован». По поводу шпионажа за дружественными странами и премьер‑министрами она сказала: «Что касается сбора в АНБ разведданных на лидеров американских союзников – включая Францию, Испанию, Мексику и Германию, – позвольте мне заявить однозначно: я категорически против этого».

Позиция Фейнштейн оказалась противоречивой – как для сторонников, так и для критиков АНБ. С одной стороны, это был щелчок по носу за деятельность, которая всегда являлась частью ключевой миссии агентства: сбор иностранной разведывательной информации. С другой стороны, Фейнштейн оставалась защитником необычных и новых программ массовой слежки АНБ – тех самых, которые, по сути, и подтолкнули Эдварда Сноудена к его разоблачениям.

Несмотря на эти колебания, лояльность Фейнштейн по отношению к агентству под вопрос никогда не ставилась. Осенью 2013 года она предложила законопроект по «преобразованию» АНБ. Он представлял собой одну из нескольких законодательных инициатив. По сравнению с другими ее вариант, естественно, предусматривал максимально мягкие преобразования агентства. В нем предлагалось внедрить ограниченные изменения, в основном сохраняя статус‑кво, а в некоторых случаях даже расширяя и без того огромные полномочия агентства.

Это поняли не сразу. 31 октября более десятка репортеров собралось у дверей специального комитета сената по разведке на втором этаже здания Сената США имени Харта, где проходило закрытое заседание. В воздухе витали подозрения о том, что Фейнштейн попробует все замять, но за несколько дней до этого сенатор слишком далеко зашла, когда раскритиковала слежку АНБ за лидерами союзнических государств. Секретного текста предложенного ею законопроекта никто в глаза не видел.

Через полчаса после начала заседания пресс‑группа Фейнштейн объявила, что ее законопроект, закон о совершенствовании FISA, был одобрен при соотношении голосов 11 к 4. Закон увеличивал «прозрачность важнейших разведывательных программ» и запрещал «массовый сбор записей». Однако в считаные минуты эти новости разлетелись повсюду. При ближайшем рассмотрении оказалось, что законопроект предусматривает прекращение массового сбора контентов – то, чем АНБ занималось далеко не в первую очередь. Пресс‑релиз был обманчив. Реальность заключалась в том, что предложение Фейнштейн укрепляло и даже расширяло полномочия АНБ в сфере массового шпионажа…

В частности, в нем предусматривалось, что АНБ может «просеивать» иностранные электронные и телефонные коммуникации в целях поиска нужной информации об американцах. Впоследствии Фейнштейн не высказала никаких сожалений по этому поводу. Она заявила, что угроза террористических нападений велика, как никогда, и добавила: «Думаю, существует огромное недоразумение в отношении этой базы данных АНБ и в отношении того, насколько жизненную роль она, в моем понимании, играет в защите страны».

Другие сенаторы, однако, выдвинули более жесткие предложения с целью обуздания агентства. Одним из них стал Джим Сенсенбреннер, глава юридического комитета палаты представителей. Сенсенбреннер являлся первичным автором Патриотического акта, целью которого было обеспечить, чтобы американские шпионы могли эффективно бороться с терроризмом в мире после 11 сентября. Теперь он заявил, что администрации Буша и Обамы извратили законопроект, использовав его для того, чтобы шпионить за невинными американцами. Это был классический момент в стиле Франкенштейна, когда ученый вдруг понимает, что его детище – отнюдь не та замечательная вещь, к которой он так стремился, а монстр, вышедший из‑под контроля…

Исправляя собственную ошибку, Сенсенбреннер предложил собственный вариант реформы АНБ под броским названием USA Freedom Act («Закон о свободе»). Этот законопроект, разработанный совместно с сенатором Патриком Лихи, предусматривает крупные ограничения в деятельности спецслужб. Среди них – прекращение огульного массированного сбора данных о телефонных переговорах. По мнению Сенсенбреннера, разрешить собирать такие данные можно только в отношении тех лиц, которые явно подозреваются в терроризме. Кроме того, необходимо учредить должность нового «специального защитника», который мог бы отстаивать гражданские свободы, в частности интересы, связанные с тайной частной жизни, и оспаривать секретные правительственные запросы в суде FISC. По сути, Сенсенбреннер предложил вернуться к «целевой» модели шпионажа. Он заявил: «Профессионалы разведки должны преследовать фактические цели, а не копаться в наших личных данных».

Тем временем сенаторы Уайден и Юдалл, два неутомимых критика АНБ в «досноуденовские» времена, предложили собственный законопроект, направленный на то, чтобы остановить необоснованный шпионаж за американцами. По мнению Уайдена, кандидатуру нового директора АНБ должен утверждать сенат.

В кремлевском стиле Белый дом дал понять, что одобряет «чистку» наверху. Генерал‑полковник Кит Александер подтвердил свой уход из АНБ в марте 2014 года. (По данным Wall Street Journal, ссылающегося на высших официальных лиц США, Александер предложил уйти в отставку еще в июне 2013 года. Тогда Белый дом отклонил ее.) Другие чиновники поговаривали в кулуарах о том, что неплохо бы одновременно отправить куда‑нибудь подальше и Клэппера. Чисто теоретически, ревизию в разведке должен был провести Клэппер. Практически же он теперь был лишним человеком, поскольку сам себе вырыл яму, солгав на слушаниях в конгрессе.

АНБ пользовалось любой возможностью, чтобы напомнить американцам о событиях 11 сентября 2001 года и о своей роли в обеспечении безопасности страны. Критики же АНБ указывали, что Ангела Меркель точно не является членом Аль‑Каиды. В интервью журналу Der Spiegel сенатор Джон Маккейн призвал к «генеральной уборке» в американском сообществе разведки начиная с самых верхов. На вопрос о том, почему американские спецслужбы прослушивали канцлера Меркель, он дал весьма краткий ответ: «Причина, я думаю, в том, что они могли это сделать».

Но к началу 2014 года создалось впечатление, что большинство программ, о которых рассказал миру Эдвард Сноуден, продолжают действовать. Белый дом пообещал большую прозрачность, но, по‑видимому, не захотел покончить с массовой слежкой и его электронным эквивалентом бентамовского паноптикума.[41]

Согласно данным New York Times, Барак Обама неохотно заявил, что реальной альтернативы массовому сбору метаданных, в том числе метаданных американцев, не существует. Администрация намекала на то, что могла бы сократить срок хранения такой информации – с пяти до трех лет. Но едва ли это можно считать существенной уступкой.

Судебные власти, однако, придерживались иного мнения. В декабре 2013 года федеральный судья Ричард Леон фактически нанес по АНБ мощный удар. Он вынес заключение о том, что массовый сбор агентством данных о телефонных звонках американцев, по‑видимому, является нарушением Конституции США. Программа слежки, как он выразился, по своим масштабам напоминает события в известном романе Оруэлла. А потом добавил, что «правительство не приводит ни одного прецедента, когда подобный анализ АНБ метаданных фактически предотвратил неизбежную атаку террористов». Леон заявил, что нарушения конституции, вероятно, продолжатся. Для правительства оставалась лишь одна лазейка: подать апелляцию.

Цель Сноудена осуществилась: в стране и во всем мире разгорелись нешуточные дебаты, которых он так добивался. Но с точки зрения законодательной реформы было еще слишком рано говорить, что в ближайшее время в этой сфере произойдут значимые перемены…

Тем временем враждебное отношение администрации к автору утечек нисколько не ослабевало. Ни сам Барак Обама, ни госсекретарь Джон Керри не отступали от своих позиций в отношении к человеку, которого Керри назвал «предателем своей страны». Президентское помилование? Нет, об этом не могло быть и речи. Обвинений в шпионаже никто со Сноудена не снимал. Его обвиняли в несанкционированной передаче информации о государственной собственности и преднамеренной передаче засекреченной разведывательной информации неуполномоченным лицам.

По возвращении из Москвы Сноуден мог столкнуться с весьма неприятной для него перспективой: провести до 30 лет в тюрьме. Кроме того, ему могли быть предъявлены новые обвинения. Законодательство также не исключает и смертной казни по совокупности предъявленных обвинений. Несмотря на то что в результате его разоблачений фактически изменился ход мировой политической истории, всем было ясно, что Эдвард Сноуден еще не скоро окажется дома, в кругу родных и близких.

 

Date: 2015-09-05; view: 202; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.011 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию