Июня 2013 года, воскресенье

Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что‑то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность?

Федор Достоевский. Преступление и наказание

Поспешно выехав из отеля «Мира» в Гонконге, Эд Сноуден исчез. Его местная консультативная группа в составе барристера Роберта Тиббо и юрисконсульта Джонатана Мэна была в курсе, куда он направился. Знал об этом и еще кое‑кто. У Сноудена был тайный ангел‑хранитель – житель Гонконга с хорошими связями. Сам американец уже давно проявлял интерес к Китаю – еще с тех пор, как работал на ЦРУ в Женеве и выражал симпатии движению «Свободный Тибет».

Детали этого бегства до конца неясны. Но, по‑видимому, покровитель пригласил Сноудена погостить у одного из своих друзей. Другой адвокат, Альберт Хоу, говорит, что Сноуден кочевал по нескольким домам, чаще оставаясь по крайней мере в одном из них в районе Новых территорий, почти у самой границы с материковым Китаем. Он растворился в плотной людской массе многомиллионного мегаполиса…

Тиббо, специалист в области защиты прав человека, привык иметь дело с клиентами, оказавшимися в затруднительных ситуациях. Канадец по национальности, весьма обходительный, уже лысеющий, Тиббо помогал «униженным и оскорбленным»: жителям Шри‑Ланки, оказавшимся перед угрозой высылки на родину, пакистанцам, которым отказали в предоставлении убежища, беженцам, с которыми поступили несправедливо.

Одно из дел с его участием относится к самой темной главе эпохи правления Тони Блэра. В 2004 году в Гонконг вместе с семьей прибыл ливийский исламист Сами аль‑Саади. Он‑то думал, что возвращается в Великобританию, на родину. Вместо этого сотрудники МИ‑6, действующие совместно с разведывательными службами Каддафи, схватили его и затолкали в самолет, взявший курс на Триполи. Там Саади был заключен в тюрьму, подвергнут допросам и пыткам. Вскоре после этого Блэр, тогдашний британский премьер‑министр, заключил сделку с ливийским диктатором. Компрометирующая роль британской разведки МИ‑6 в этом деле всплыла сразу после падения режима Каддафи в 2011 году.

Как и Саади, Сноуден был всего лишь очередным «клиентом», которого, как опасался Тиббо, западные разведслужбы схватят и будут держать в одной из темных, вонючих и сырых камер. Тиббо и Сноуден впервые встретились после того, как Эд съехал из гонконгского отеля. Адвокат отказался углубляться в детали, ссылаясь на конфиденциальность клиента. Но он, очевидно, полагал, что Сноуден – это яркий и рациональный актер, который делает осознанный выбор. И еще, что это молодой человек, который по уши увяз в неприятностях. В последующие две недели Тиббо занимался текущими делами, выступая от имени Сноудена; зачастую эта работа затягивалась до ночи.

Адвокаты вскоре окунулись в шпионский мир Сноудена. Альберт Хоу описывает их встречу с разоблачителем. Однажды ночью он в согласованном заранее месте сел в автомобиль и обнаружил в салоне Сноудена, на котором были шляпа и темные очки. Сноуден не произнес ни слова, рассказал адвокат в интервью Washington Post. Когда они подъехали к дому, где Сноуден остановился, он шепотом попросил всех спрятать свои телефоны в холодильник. В последующие два часа адвокаты провели с ним беседу. Хоу принес обед: пиццу, колбаски, куриные крылья и пепси. «Не думаю, что у него когда‑либо был хорошо продуманный план. Я действительно считаю, что он просто ребенок», – заявил он впоследствии.

У адвокатов сложилось негативное мнение. Вполне возможно, Сноудену удалось бы в конечном счете выйти победителем и избежать выдачи американским властям. Но все‑таки наиболее вероятный вариант развития ситуации заключался в том, что ему придется сидеть в тюрьме, пока суды Гонконга будут рассматривать его заявление о предоставлении политического убежища. Юридическая волокита могла растянуться на годы. Сноуден с ужасом думал о том, что за решеткой он будет лишен доступа к компьютеру.

Он не возражал против самого ограничения свободы. Но мысль о разлуке с Интернетом была для него невыносимой. «Он никуда не выходил и все свое время проводил на крошечном пространстве, но, по его словам, это нормально, потому что у него есть компьютер, – рассказал Хоу в интервью газете New York Times. – Вот если лишить его компьютера, тогда это было бы для него невыносимо».

После этой встречи Альберту Хоу задали несколько вопросов. Внесут ли за Сноудена залог в случае ареста? Может ли он каким‑то образом бежать из страны? Разоблачитель поставил гонконгские власти перед непростой дилеммой. Эта территория – часть Китая, но управляется «одной страной и двумя системами»; у нее есть воображаемая автономия, но ответственность за международную деятельность сохраняет за собой официальный Пекин.

С одной стороны, китайские шпионы, конечно, были бы заинтересованы в удержании Сноудена, если бы были уверены, что получат доступ к десяткам тысяч сверхсекретных документов АНБ. С другой стороны, если бы Гонконг отказался его репатриировать, то это привело бы к большой напряженности в китайско‑американских отношениях. США уже начинали оказывать давление. Крупный международный скандал представлялся не самым лучшим выходом из ситуации.

Играли роль и другие факторы. Дело Сноудена могло поднять неудобные вопросы для китайских властей в их собственной стране. Многие китайцы не осознавали, что их собственные службы безопасности также участвуют во внутреннем шпионаже: прослушивают телефоны, перехватывают сообщения электронной почты, не говоря уже о цензуре. Оставить у себя Сноудена – значит рано или поздно спровоцировать ненужные внутренние дебаты по вопросам, которые в настоящее время намеренно не поднимались.

Сообщалось, что глава исполнительной власти в Гонконге Лян Чжэньин провел множество встреч со своими высшими советниками, пытаясь решить, как отреагировать на американский запрос о задержании Эдварда Сноудена.

Общественное мнение в Гонконге было в значительной степени на стороне Сноудена, чему поспособствовали его тщательно отобранные разоблачения. 12 июня Сноуден дал интервью газете South China Morning Post. Он рассказал, что США перехватили миллионы китайских частных текстовых сообщений. «АНБ делает все, что ему вздумается: проникает в сети китайских мобильных операторов и перехватывает все данные ваших СМС‑сообщений», – поведал он газете. Кроме того, предположил он, агентство атаковало престижный китайский университет Синьхуа, на территории которого располагался узел коммуникаций крупной цифровой сети. Оттуда можно было собирать данные миллионов китайских граждан…

В течение многих лет Вашингтон горько сетовал на промышленное воровство и кибершпионаж со стороны Пекина. В многочисленных документах GCHQ и АНБ Китай и Россия фигурируют как две страны, наиболее активно занимающиеся кибершпионажем. Теперь оказалось, что АНБ делает то же самое, только в гораздо больших масштабах.

Сноуден, должно быть, надеялся, что за его утечки гонконгское правительство отнесется к нему с известной долей сочувствия. После общения Альберта Хоу с властями посредник связался со Сноуденом. Он сообщил новости. Суть их заключалась в том, что судебные власти Гонконга независимы. И вполне возможно, что Сноудену действительно придется некоторое время провести в тюрьме. Но – и в этом, пожалуй, заключалось самое важное – он также сообщил, что правительство будет только приветствовать его отъезд из страны.

Ho Хоу хотел дальнейших гарантий. Пекинскому корреспонденту Guardian Тане Брэниган, которая прилетела в Гонконг, он заявил: «Я беседовал с правительственными чиновниками, желая удостовериться, действительно ли они хотят его отъезда, и в случае, если они этого хотят, – предоставят ли ему безопасный выезд».

В пятницу 21 июня американское правительство официально предъявило Сноудену обвинение в шпионаже. И направило запрос о его срочной экстрадиции. «Если Гонконг не начнет действовать, то тем самым усложнит наши двусторонние отношения и вызовет вопросы о соблюдении им правовых норм», – заявил высокопоставленный представитель администрации Барака Обамы.

В ситуации, когда его юридические возможности сокращались с каждым часом, Сноуден принял судьбоносное решение. Он уехал.

* * *

А в шести тысячах миль отсюда еще один человек, находящийся в бегах, проявлял живой интерес к происходящим событиям. Джулиан Ассанж отчаянно пытался наладить контакт с беглым подрядчиком АНБ. Ассанж – основатель и самозваный главный редактор WikiLeaks. Он уже больше года скрывался в крошечном эквадорском посольстве в Лондоне.

Ассанж нашел себе убежище в жилом доме – по адресу 3b, 3 Hans Crescent – после того, как у него тоже иссякли все возможности. Летом 2012 года британский Верховный суд постановил, что ордер на его экстрадицию, выданный шведскими властями, действителен. Ассанж подлежал выдаче Швеции в ответ на спорные подозрения в сексуальных домогательствах по отношению к двум шведским женщинам.

Ассанж, не теряя времени, направился в эквадорское посольство, и ему весьма оперативно было предоставлено политическое убежище. Некоторым такая тактика показалась несколько экстравагантной. Во время холодной войны венгерский кардинал Йожеф Миндсенти провел 15 лет в американском посольстве. Но на дворе был 2012 год, а не 1956‑й. Среди пентхаусов лондонского района Найтсбридж едва ли можно было заметить признаки государственной тирании; вместо советских танков на улицах стояли «бентли» и «феррари». Из‑за того что Ассанж ушел в тень, WikiLeaks на некоторое время тоже затих и выпускал совсем мало новых материалов. Ассанж, по утверждению Дэвида Кара из New York Times, « выглядел как забытый человек».

Теперь Ассанж пробивал себе путь в драму Эдварда Сноудена. Здесь многое является загадкой. Но известно, что он действовал через посредников и через гонконгских адвокатов.

Эти события предшествовали видеопризнанию Эдварда Сноудена, а после него Ассанж удвоил усилия.

С точки зрения Ассанжа, такой подход был логичен. Сноуден – это еще один антиамериканский разоблачитель, которому грозили крупные неприятности. То есть в чем‑то он был похож на него. В 2010 году Ассанж слил тысячи секретных документов, полученных от американского рядового Мэннинга. Их публикация в сотрудничестве с Guardian и другими газетами произвела мировой фурор. Мэннинг был заключен в тюрьму, а Большое жюри занялось расследованием причастности Ассанжа к этим утечкам. Связи Ассанжа со шведскими женщинами стояли особняком, хотя бывший хакер потом часто – а некоторые скажут: «цинично» – путал эту парочку. Но Ассанж действительно имел некоторый опыт в решении проблем с политическим убежищем. И история Эдварда Сноудена также дала ему шанс выйти из тени.

Идеологически эти двое субъектов имели много общего: страстное увлечение Интернетом и тяга к «прозрачности», либертарианской философии, когда речь заходила об информации, и большой опыт в защите цифровых данных. В какой‑то момент Сноуден рассматривал возможность передачи файлов АНБ именно Джулиану Ассанжу. Впоследствии он передумал, посчитав такую операцию слишком рискованной. Фактическое заключение Джулиана Ассанжа в эквадорском посольстве в Лондоне, прямо под носом у британских властей и их союзников АНБ, означало, что, скорее всего, он находится под колпаком, все его телефоны прослушиваются, а переписка перехватывается.

По характеру Сноуден был совершенно не похож на Ассанжа. Он был застенчивым, с трудом переносил телекамеры и не хотел находиться в центре внимания СМИ. Он никогда не искал славы. Мир журналистики был для него совершенно чуждым. Ассанж – полярная его противоположность. Ему нравилось приковывать к себе внимание общественности. Харизматичный Ассанж был остроумен и обладал отличным чувством юмора, но вместе с тем мог подвергнуть оппонента язвительной критике и насмешкам. Переменчивый характер Ассанжа приводил к появлению у него как поклонников, так и недоброжелателей: сторонники взирали на него как на радикального паладина, который отважно сражается на поприще государственных тайн, а противники считали его невыносимо самовлюбленным человеком.

Ассанж разработал для себя план, в котором было два ключевых элемента. Во‑первых, нужно было обеспечить для Сноудена такое же политическое убежище, которое заполучил и он сам от популистского президента Эквадора Рафаэля Корреа, представителя левых латиноамериканских лидеров, недружелюбных к американским властям. Во‑вторых, нужно было помочь Сноудену физически добраться из Гонконга в Кито. Это было отнюдь не просто с учетом того, что за ним теперь охотилось ЦРУ и едва ли не все спецслужбы на планете.

Ассанж начал обсуждать эти вопросы со своим другом Фиделем Нарваэсом, эквадорским консулом в Лондоне. Они с ним давно подружились. Цель заключалась в том, чтобы обеспечить Сноудена некоторыми официальными бумагами – временным проездным документом, или, еще лучше, дипломатическим паспортом, который ускорил бы его путь к прохладным и серым Андам. В конечном счете Ассанж отправил в Гонконг свою бывшую подругу Сару Харрисон с документами, обеспечивающими неприкосновенность их обладателю. Эти «охранные грамоты» были подписаны Нарваэсом. Харрисон, 31‑летняя будущая журналистка и активистка WikiLeaks, была человеком надежным, и на нее вполне можно было рассчитывать.

Оптимальным местом для изгнания Сноуден всегда видел Исландию. Он считал, что на этом острове действовали одни из самых прогрессивных законов СМИ в мире. Но путь в Рейкьявик из Гонконга лежал через США либо через европейские государства, власти которых могли арестовать его по запросу американского правительства. В Эквадор же можно было безопасно добраться через Кубу и Венесуэлу. А уж эти страны вряд ли стали бы отдавать американцам «под козырек».

К сожалению, эта поездка также была сопряжена с транзитом – через Россию.

Кто же подал Сноудену идею отправиться в Москву? Вопрос на миллион рублей, не меньше. Тиббо, адвокат Сноудена, отвечать на него не стал. Он просто дал понять, что ситуация была «сложной». Сара Харрисон говорит, что ей и Сноудену хотелось избежать пролета над Западной Европой. Большинство возможных изменений маршрута было связано с пересадками на самолеты в США – явно не вариант для Сноудена. Похоже, однако, что в маршруте Сноудена действительно просматривается след Джулиана Ассанжа.

Ассанж часто критиковал США и другие западные страны, когда дело касалось злоупотреблений в области соблюдения прав человека. И эта критика никогда не заставляла себя долго ждать. Но он отказывался выступать против правительств, которые шли в русле его собственных усилий всячески избежать экстрадиции. Это особенно касалось России. В американских дипломатических телеграммах, опубликованных на сайте WikiLeaks, рисуется мрачный портрет этой страны в эпоху правления Владимира Путина. Из них следует, что Кремль, его могучие шпионские ведомства и организованная преступность сделались фактически неразличимыми и сама Россия – это, по сути, «виртуальное мафиозное государство».

В 2011 году Ассанж заключил выгодную телевизионную сделку с каналом Russia Today (RT), глобальным англоязычным пропагандистским каналом Путина. Задача этого канала состоит в том, чтобы обвинять Запад в лицемерии, замалчивая при этом недостатки России. Судьба внутренних русских разоблачителей печально известна. Список российских оппозиционных журналистов, уничтоженных при весьма туманных обстоятельствах, весьма длинный. В него входит небезызвестная Анна Политковская (застреленная в 2006 году) и активный борец за права человека Наталья Эстемирова (похищенная и убитая в Грозном в 2009 году).

Взгляд Ассанжа на мир был, по существу, эгоистичным и манихейским,[30]при этом все страны делились на те, которые его поддерживали (Россия, Эквадор, Латинская Америка в целом), и те, которые не поддерживали (США, Швеция и Великобритания). По словам Джемимы Хана, одного из многих деморализованных бывших сторонников WikiLeaks, «проблема лагеря Ассанжа в том, что, по словам Джорджа У. Буша, он видит мир только через призму тех, «кто с нами или против нас».

В воскресенье 23 июня 2013 года долговязый Сноуден в серой рубашке и с рюкзаком прибыл в гонконгский аэропорт Чек‑Лап‑Кок. С ним была молодая сотрудница WikiLeaks Сара Харрисон. Утро выдалось жарким и влажным. Парочка молодых людей нервничала. Они зарегистрировались на стойке «Аэрофлота» на самолет, следующий рейсом SU213 в Москву, и прошли обычные предполетные процедуры. У Сноудена был документ о неприкосновенности за подписью друга Ассанжа Фиделя Нарваэса, доставленный ему Сарой Харрисон. За ними наблюдали несколько китайских чиновников в штатском. Для любого из сотрудников ЦРУ отъезд Эдварда Сноудена, вероятно, был просто невыносим…

Чисто теоретически этот дерзкий поступок Сноудена был невозможен. За день до этого власти США аннулировали американский паспорт Сноудена. Они также передали по факсу гонконгским властям документы на экстрадицию Сноудена, требуя его ареста. Но в Гонконге заявили, что в документах обнаружены ошибки, и они не в силах помешать отъезду Сноудена до тех пор, пока эти ошибки не будут исправлены.

Вскоре после этого на высоте около 40 тысяч футов над землей Сноуден и его компаньонка принялись за первый из двух положенных в этом полете горячих обедов. А на земле возникла международная неразбериха, когда американские чиновники обнаружили, что Сноуден выскользнул из их сети и уже находится на пути в Москву. Ублюдок все‑таки сбежал от них! Для мировой супердержавы «не слишком аргументированное» объяснение Гонконга явилось настоящим унижением. Сноуден не только удрал, но теперь, по‑видимому, еще и направился в объятия к ярым противникам Вашингтона – в Россию, на Кубу и Венесуэлу!

В Капитолии почти не скрывали своего раздражения. «Каждая из этих стран является противником Соединенных Штатов, – кипел от злости Майк Роджерс, председатель комитета по разведке палаты представителей. – Американское правительство должно лишить его всех юридических возможностей вернуться обратно. Когда вы думаете о том, что он говорит, чего хочет и каковы его действия, то приходите к выводу, что это лишено всякой логики». Сенатор‑демократ Чарльз Шумер высказался не менее резко: «Владимиру Путину, похоже, всегда не терпится вставить палки в колеса Соединенных Штатов, будь то Сирия, Иран и теперь, конечно, Сноуден».

У генерала Кита Александера, директора АНБ и бывшего босса Сноудена, тоже не было повода для радости: «Ясно, что [Сноуден] это – человек, который предал оказанное ему доверие. Это – человек, который, с моей точки зрения, выступает не с благородными намерениями».

Китайцы, однако, не выражали сожаления. Как бы в ответ агентство Синьхуа раскритиковало США за «лицемерный» шпионаж: «Соединенные Штаты, которые долго пытались играть роль невинной жертвы кибератак, оказались самым большим злодеем нашей эпохи».

Когда Сноуден находился на борту Аэробуса A330‑300, Джулиан Ассанж выступил с заявлением. Он претендовал на то, чтобы считаться главным спасителем Сноудена. Он сказал, что билет Сноудена оплачен WikiLeaks. Когда американец находился в Гонконге, эта организация также предоставила ему юридическую помощь и консультацию. Впоследствии в интервью газете South China Morning Post Ассанж уподобил себя «контрабандисту людьми».

Отметив, что Сноуден – последний «звездный» игрок команды WikiLeaks, Ассанж заявил: «Господин Эдвард Сноуден, американский разоблачитель, который публично огласил свидетельства о глобальном режиме слежки со стороны спецслужб США и Великобритании, покинул Гонконг совершенно легально. Он направляется по безопасному маршруту в демократическое государство с целью отыскания политического убежища, в сопровождении дипломатов и консультантов по юридическим вопросам от WikiLeaks».

Московским журналистам пришлось отложить свои воскресные планы. Они дружно отправились к терминалу F международного аэропорта Шереметьево, куда должен был прибыть Сноуден для последующей пересадки на другой рейс.

Аэропорт назвали так в честь знаменитой русской аристократической династии. Шереметевы служили нескольким царям, невероятно разбогатели, построили два московских дворца – в Останкине и Кускове. Граф Николай Шереметев влюбился в бывшую крепостную Прасковью Жемчугову и тайно на ней женился. Их роман породил множество историй и сюжетов.

Перед небольшой дверью собралась большая толпа российских и международных корреспондентов. Именно отсюда должны были появиться прибывающие пассажиры; более смышленые представители прессы принесли фотографии Сноудена, чтобы показать его попутчикам из Гонконга.

На территории терминала присутствовали также и агенты русских спецслужб в штатском. На вопрос о том, какое государственное ведомство представляют, они отмахивались, притворяясь бизнесменами из Мюнхена или журналистами государственного канала НТВ. Здесь же были и представители Венесуэлы, подтверждая предположения о том, что возможным местом назначения Сноудена является именно Каракас. Появился посол Эквадора, который приехал в аэропорт в своем BMW 7‑й серии. Он казался потерянным, когда блуждал по терминалу, спросив у группы журналистов: «Вы знаете, где он? Он прибывает сюда?» Один из репортеров ответил: «А мы думали, что вы знаете».

Когда самолет приземлился в Москве в 17:00 по местному времени, автомобили российских служб безопасности были уже наготове. Министр иностранных дел Эквадора Риккардо Патино, находящийся во Вьетнаме, передал через Twitter, что Сноуден уже рассматривал вариант политического убежища в его стране. Но где он был? Агентство «Интерфакс» объявило, что Сноуден забронировал место на рейс «Аэрофлота» на Кубу, вылетающий на следующий день. Он, по‑видимому, скрывался в транзитной зоне московского аэропорта. Источник внутри «Аэрофлота» заявил – ошибочно, как потом выяснилось, – что Сноуден устроился в небольшой комнате гостиницы в терминале E.

А что же в Кремле, знали о прибытии Сноудена? Президент Путин утверждал, что ему сообщили о присутствии Сноудена на вылетевшем в Москву рейсе лишь за два часа до того, как самолет приземлился в Шереметьеве. Он заметил, что, аннулировав паспорт Сноудена, американцы допустили элементарную профессиональную ошибку: они «по сути, заблокировали его дальнейший перелет».

В характерной для себя манере, смешивая сарказм и искреннее сожаление, Путин назвал Сноудена «подарком к Рождеству Христову». По его словам, российские власти действительно искренне удивлены, что в результате такого хитросплетения Сноуден оказался в России. Однако, по утверждению вполне надежной газеты «Коммерсантъ», Сноуден тайно провел два дня в российском консульстве в Гонконге. Сам Сноуден, правда, это категорически отрицает.

Собственное отношение Путина к действиям разоблачителей, несомненно, носит отрицательный характер. Позже он назвал Сноудена «странным парнем». «Молодой человек, ему 30 лет с небольшим, о чем он думает, я не представляю. Как он собирается строить свою будущую жизнь? В принципе он обрек себя на достаточно сложную жизнь. Что он будет дальше делать, я даже не представляю», – сказал он.

Путин был офицером КГБ, который служил в коммунистической Восточной Германии в 1980‑х годах и возглавлял агентство – преемника КГБ, Федеральную службу безопасности (ФСБ). Он неодобрительно относится к предателям. В 2006 году русский перебежчик, офицер ФСБ Александр Литвиненко, умер в Лондоне после попадания в его организм радиоактивного полония. Британское правительство считает, что здесь не обошлось без российских спецслужб…

Проведя 13 лет во власти, Путин сделался более недоверчивым, более склонным к заговорщическим объяснениям у себя в стране и за границей и более убежденным, чем когда‑либо, в собственных беспрецедентных возможностях. Отношения с Западом и особенно с США он рассматривал через призму советской ксенофобии. С учетом своей подготовки в академии КГБ, он, должно быть, задавался вопросом, не был ли Сноуден американским орудием обмана, классическим трюком в стиле холодной войны.

Но в действительности Сноуден, конечно, оказался для него подарком. Он предоставил для Кремля отличную возможность выделить то, что он расценивал как двойные стандарты со стороны Вашингтона, когда дело касалось прав человека, государственной слежки и экстрадиции преступников. Путин, должно быть, получал удовольствие от возможности подчеркнуть паритетность отношений с Соединенными Штатами. Эта идея лежала в основе его представления о возрожденной России – оппозиционного полюса по отношению к США в решении глобальных проблем. Американцы должны были попросить его вернуть Сноудена!

В считаные часы после того, как самолет с Эдвардом Сноуденом приземлился в Шереметьеве, прокремлевские голоса деловито предположили, что Российская Федерация должна предложить ему политическое убежище.

На следующий день репортерский цирк в Шереметьеве продолжился. Несколько наиболее энергичных репортеров купили себе билеты и теперь рыскали в транзитной зоне аэропорта в поисках Сноудена; некоторые обосновались здесь на несколько дней. Другие получили кубинские визы и купили себе билеты на тот же самый рейс «Аэрофлота» в Гавану. Все предполагали, что Сноуден полетит на этом самолете.

Московская корреспондентка Guardian Мириам Элдер ожидала у выхода на посадку, чтобы пройти в самолет. Что‑то явно назревало. Сотрудники «Аэрофлота» вели себя более резко, чем обычно. Они мешали телевизионщикам снимать самолет через окно аэропорта. Кругом бродили внушительного вида охранники.

Элдер так и не смогла сесть в самолет: у нее не было визы. Другие журналисты толпой зашли на борт лайнера и принялись искать беженца. Сноуден и Харрисон забронировали себе места 17A и 17C, рядом с иллюминатором. Юсси Ниемелайнен, корреспондент финской газеты Helsingen Sanomat, забронировал себе место 17F – достаточно близко, чтобы переброситься хотя бы парой слов с самым разыскиваемым человеком в мире. Этого хватило бы для великолепной статьи на первой полосе. За считаные минуты до взлета в салоне по‑прежнему не было ни малейших признаков Эдварда Сноудена. Его место пустовало. Ожидался приход оставшихся четырех пассажиров.

Затем по самолету шепотом разнеслось: «Не улетает, не улетает!» Сноуден так и не прибыл. Некоторые из российских журналистов принялись скандировать: «Шампанского, шампанского!» Но стюард мрачно объявил, что во время 12‑часового перелета на Кубу потребление алкоголя на борту строго запрещено, будут поданы только безалкогольные напитки. «Вы будете смеяться, – рассказал Ниемелайнен. – Во время поездки я смотрел «Маппет‑шоу». Очень подходящее мероприятие для такого случая».

Сноуден пребывал в неопределенности. В последующие несколько недель Кремль на весь мир трубил о том, что Сноуден так и не ступил на российскую территорию, – в конце концов, у него не было российской визы, и российские власти, по сути, не знают, что с ним делать. В то же самое время Москва стремилась извлечь максимум выгоды из его пребывания в аэропорту Шереметьево. Точное местонахождение Сноудена было тайной. Чисто теоретически он оставался в транзитной зоне аэропорта. Но никто не мог его там найти. Вероятно, власти расценивали «транзит» как некое весьма эластичное понятие, своего рода волнистую линию, которую можно было в случае необходимости провести через ту или иную карту. Возможно, Сноуден находился в надежно охраняемом «Новотеле». Или где‑то в другом месте.

После прилета Сноудена в Москву американо‑российские отношения дали трещину. Один из приоритетов внешней политики Обамы состоял в том, чтобы «перезагрузить» связи с Москвой; они стали напряженными при президенте Джордже У. Буше после войны в Ираке и вторжения России в Грузию в 2008 году. «Перезагрузка» уже была под вопросом – из‑за разногласий по множеству международных проблем, включая Сирию, планы США по противоракетной обороне в Центральной Европе, взаимные обвинения по поводу военной операции НАТО в Ливии и осуждение в США российского торговца оружием и, предположительно, бывшего агента КГБ Виктора Бута.

Обама пытался несколько потворствовать президенту Дмитрию Медведеву, временному преемнику Путина и, казалось, фигуре менее воинственной. Но Медведев, по сути, никогда не действовал независимо. В 2011 году Путин отодвинул его в сторону и возвратился в качестве президента на третий срок. В перехваченной телеграмме один американский дипломат сравнил Путина с Бэтменом, а Медведева – с Робином. Такое сравнение раздражало Путина. Это был, как он выразился, еще один пример американского высокомерия.

Теперь Обама призывал Россию экстрадировать Сноудена. Министр иностранных дел России, мудрый политик Сергей Лавров, парировал удар, ответив, что Сноуден фактически не находится в России и никогда не пересекал ее границу. Путин вообще исключил выдачу Сноудена. Он указал, что у России с США нет соответствующего двустороннего договора. Он также утверждал – хотя в это трудно поверить! – что у секретных служб России нет к Сноудену никакого интереса. Два дня спустя Барак Обама объявил, что не будет тратить геополитический капитал на возвращение Сноудена.

Негласно, однако, администрация делала все возможное, чтобы пресечь дальнейшие перемещения Сноудена: она оказывала давление на союзников, помещая имя Сноудена в списки авиапассажиров, подозреваемых в связях с террористами (таковые допускаются на борт самолета только после прохождения специальной проверки), пыталась дезориентировать страны Южной Америки. Первоначально проявив благосклонность к намерению Сноудена получить политическое убежище, все более равнодушным становился Эквадор. Американский вице‑президент Джо Байден позвонил Корреа, в красках изложив тому, какие могут быть последствия, если Кито примет у себя Сноудена. Корреа тут же аннулировал документ о неприкосновенности Сноудена, заявив, что он был выдан по ошибке. Эквадор, по‑видимому, уже был сыт Ассанжем по горло, а посол этой страны в Вашингтоне отметил, что «всем заправляет», судя по всему, WikiLeaks. 30 июня Сноуден направил запрос о политическом убежище в 20 стран мира. В этот перечень, помимо прочих, входили Франция, Германия, Ирландия, Китай и Куба.

На следующий день, 1 июля, Сноуден через WikiLeaks выступил с заявлением. Он сообщил, что уехал из Гонконга «после того, как стало ясно, что моя свобода и безопасность находятся под угрозой за то, что я говорю правду», и поблагодарил «друзей, новых и старых, родных и других людей» за то, что до сих пор находится на свободе.

Затем Сноуден раскритиковал Обаму за то, что тот использовал Байдена с целью «оказать давление на лидеров наций, у которых я запросил политического убежища, чтобы те отвергли мои ходатайства». Ранее президент обещал не участвовать в каких‑либо дипломатических «махинациях». Теперь это заявление выглядело явно не соответствующим действительности.

Сноуден продолжал: «Подобный вид жульничества со стороны мирового лидера – это не справедливость и не выходящий за рамки закона вид наказания для изгнанника. Это старые и неприятные инструменты политической агрессии. Их цель состоит в том, чтобы напугать – не меня, а тех, кто придет после меня».

Белый дом отстаивал «право человека на запрос политического убежища», но теперь сам же и отказывал ему в этом, сетовал Сноуден: «Администрация Обамы теперь приняла на вооружение стратегию использования гражданства как орудия… В конечном счете [она] не боится разоблачителей вроде меня, Брэдли Мэннинга или Томаса Дрейка. Мы ведь лишены гражданства, заключены в тюрьму либо просто бессильны. Нет, администрация Обамы боится вас. Она боится информированной, сердитой общественности, требующей для себя конституционного правительства, которое ей было обещано, – и должна требовать».

Заявление завершалось словами: «Я несгибаем в своих убеждениях и вдохновлен усилиями, предпринятыми многими людьми».

Ссылка на «конституционное правительство», по‑видимому, выражала суть претензий Сноудена; его мотивом для разоблачений стали нарушения американской конституции со стороны Агентства национальной безопасности. Тем не менее в других частях текста заявления подозрительно ощущалась «рука» Ассанжа, особенно строчка от второго лица: «Нет, администрация Обамы боится вас». Сноуден ранее попросил Гринвальда помочь ему составить проект личного манифеста. Гринвальд отказался, хотя и остался едва ли не самым ярым общественным сторонником Сноудена. Теперь казалось, что у него появился новый литературный помощник. Это был Джулиан Ассанж…

* * *

2 июля 2013 года в Кремле проходила встреча представителей крупнейших газовых экспортеров. Одним из гостей был Эво Моралес, президент Боливии. Родом из местных индейцев, который с трудом прочитал собственную инаугурационную речь, Моралес отнюдь не являлся поклонником американцев. В интервью испаноязычной службе телеканала Russia Today на вопрос об Эдварде Сноудене президент Боливии ответил, что не получил от разоблачителя АНБ ходатайства о политическом убежище. Но если бы он его прислал, то Боливия приняла бы Сноудена.

В тот же день Моралес и его окружение вылетели из Москвы на родину. Через несколько часов полета пилот передал тревожную новость: Франция и Португалия отказали президентскому самолету в пролете через их воздушные пространства. Дальше – хуже. Их примеру последовали Испания и Италия. В отчаянии пилот связался с местными властями в Австрии и совершил вынужденную посадку в Вене. Что, черт возьми, происходило?!

Кто‑то в американском разведывательном сообществе «предупредил» официальный Вашингтон, что на борту своего самолета Моралес тайно перевозит Эдварда Сноудена. Образцовое донесение в режиме реального времени! Наконец они добрались до него! Единственная проблема заключалась в том, что Сноудена на борту не оказалось. Белый дом нажал аварийную кнопку у своих европейских союзников из‑за грубой ошибки разведслужб. Возможно, это произошло в результате продуманной дезинформации со стороны русских. Или классического просчета ЦРУ.

В Вене президент Боливии и его министр обороны Рубен Сааведра горевали, сидя в креслах аэропорта, расстроенные тем, что США посмели так унизить маленькое суверенное государство. Когда у него спросили, находится ли на борту его самолета Эдвард Сноуден, Сааведра даже побледнел. «Это – ложь, дезинформация. И все это спровоцировано американским правительством, – сказал он. – Просто произвол какой‑то! Это оскорбление. Это нарушение конвенций и соглашений по международным авиаперевозкам».

Левые страны Латинской Америки отреагировали возмущением. Вице‑президент Боливии Альваро Гарсия заявил, что Моралес был «похищен империалистами». Венесуэла, Аргентина, Эквадор и другие страны высказали решительный протест. Из VIP‑зала аэропорта Моралес сделал ряд телефонных звонков, рассчитывая на то, что запреты на пересечение воздушного пространства будут сняты. Четверо его пилотов дружно заснули в красных кожаных креслах. Моралес провел в венском аэропорту 15 часов, прежде чем наконец смог продолжить свой полет на родину. Прилетев, он осудил принудительное изменение маршрута его самолета, назвав инцидент «открытой провокацией североамериканского империализма».

Это был, конечно, позорный эпизод. В Вашингтоне представители Государственного департамента признали, что обсуждали вопрос о полетах Сноудена с другими странами. Подобное неуклюжее вмешательство продемонстрировало, что карикатура на США в образе задиристого хулигана, готового топтать международные нормы, в данном случае была совершенно правильной. Но оно также показало, что план Сноудена добраться до Латинской Америки едва ли выполним – если только он не согласится на путешествие через Атлантику на борту российской атомной субмарины…

* * *

Через три недели после того, как Сноуден прилетел в Россию, Татьяна Локшина, заместитель главы московского бюро международной правозащитной организации Human Rights Watch (HRW), получила электронное сообщение. У нее непростая работа, цель которой – защита российских граждан от злоупотреблений и нападок Кремля. С момента возвращения Путина на пост президента России в марте 2012 года эта работа приобрела еще более жесткий характер. Президент начал самое масштабное в постсоветской эпохе наступление на права человека. Это произошло в ответ на массовые протесты против его правления в Москве и, в меньшей степени, в других крупных городах. Протесты начались в конце 2011 года после фальсифицированных, по мнению многих, результатов выборов в Думу. Локшина выступила с рядом весьма резких высказываний, как на русском, так и на английском языках. Она – одна из тех активистов, кто открыто высказывался против нарушения в сфере прав человека.

В то, что она получила по электронной почте, было трудно поверить. Некто Эдвард Джозеф Сноуден просил Локшину прибыть в зал прилета международного аэропорта Шереметьево. Там «один из сотрудников аэропорта будет ждать вас с табличкой G». Наверняка какой‑то розыгрыш? «От приглашения, написанного, возможно, одним из самых разыскиваемых в мире людей, отдавало духом шпионского триллера холодной войны», – написала Локшина в своем блоге. Она получила еще несколько звонков от некоторых известных СМИ.

Вскоре стало ясно, что в подлинности приглашения сомневаться не приходится. Позвонили из службы безопасности аэропорта и попросили назвать номер ее паспорта. На Белорусском вокзале Локшина села в аэроэкспресс; пока она находилась в пути, ей позвонили из американского посольства. Один из американских дипломатов хотел, чтобы она передала Сноудену сообщение. Суть его сводилась к следующему: по мнению правительства США, он является не правозащитником, а правонарушителем, преступником, который должен понести ответственность за свои преступления. Она согласилась передать Сноудену это сообщение.

В Шереметьеве Локшина отыскала человека с табличкой G9. Его нашли еще по меньшей мере 150 репортеров, отчаянно пытавшихся добиться интервью со Сноуденом. «Я привыкла к толпам и журналистам, но то, что увидела перед собой, было просто безумием: орда кричащих людей, бесчисленные микрофоны и камеры, представители национальных и международных СМИ. Я боялась, что в этом столпотворении меня просто разорвут на кусочки», – написала она позже.

Человек с табличкой G9 был одет в черный костюм. Он объявил: «Приглашенные проследуют за мной». Он повел их по длинному коридору. В группе оказалось еще восемь приглашенных. Среди них российский омбудсмен, депутат Госдумы и другие представители правозащитных организаций – независимых, но имеющих связи с Кремлем и верным ему ФСБ.

Локшину и других посадили в автобус и перевезли к другому входу. Там они увидели Сноудена. Он был в мятой серой рубашке и, по‑видимому, в неплохом расположении духа. Вместе с ним была Сара Харрисон. «Первое, что пришло мне в голову, было то, как молодо он выглядит – совсем как студент», – написала потом Локшина. Там еще был переводчик.

Встав за столом, Сноуден зачитал заранее подготовленное заявление. Его голос был громким, а иногда – хриплым. Сам он выглядел застенчивым и нервным; это была его первая публичная пресс‑конференция. Притом весьма необычная. В течение многих лет Кремль критиковал и порочил правозащитные организации, считая их шпионами и лакеями Запада. Теперь правозащитников едва ли не носили на руках. Кремль очень хотел подчеркнуть этот политический жест.

Сноуден начал: «Здравствуйте. Меня зовут Эд Сноуден. Немногим более месяца назад у меня была семья, дом в райском месте, где я жил с большим комфортом. У меня также была возможность без какого‑либо ордера на обыск читать ваши электронные сообщения».

Он продолжал: «Любые сообщения любых людей по любым каналам связи в любое время. Это своего рода возможность менять судьбы людей. Вместе с тем это является серьезным нарушением закона. В частности, четвертой и пятой поправок к конституции моей страны, статьи 12 Всеобщей декларации прав человека, а также многочисленных уставов и договоров, запрещающих подобные системы массовой, всеобъемлющей слежки…»

В этот момент по системе оповещения аэропорта на русском и английском языках громко объявили, что бизнес‑зал находится на третьем этаже, рядом с выходом на посадку № 39. Сноуден немного ссутулился и улыбнулся; его небольшая аудитория тоже рассмеялась. Когда он продолжил, по залам аэропорта передали еще одно сообщение. «За последние недели я слышал это много раз», – хрипло сказал Сноуден. Харрисон пошутила: она выучила эти объявления так хорошо, что могла бы подпевать диктору.

Независимые доводы Сноудена были интересны. Он сказал, что постановления американского секретного суда FISC «стоят выше конституции и могут узаконить эти преступления. Эти постановления… дискредитируют основное понятие справедливости – гласность». Он также дал оценку собственным действиям в русле решений Нюрнбергского суда в 1945 году: «Физические лица имеют международные обязательства, которые превосходят национальные. Поэтому каждый гражданин обязан и имеет право на нарушение внутренних законов своей страны, чтобы предотвратить преступления против мира и человечества, если таковые происходят». И отверг критику в свой адрес, суть которой сводилась к тому, что он преднамеренно хотел нанести вред – или даже непоправимый ущерб – американской национальной безопасности: «Соответственно, я сделал то, что счел правильным, и начал кампанию, чтобы устранить эти злоупотребления. Я не стремлюсь к обогащению. Я не стремлюсь продать секреты США. Я не сотрудничаю с иностранными правительствами, чтобы гарантировать себе безопасность. Вместо этого я рассказал общественности то, что знал, чтобы все понимали: все, что влияет на всех нас, нужно обсудить открыто всем миром. И я попросил у всего мира справедливости. Нравственное решение рассказать общественности о шпионаже далось мне дорогой ценой, но это сделано правильно, и я не жалею об этом».

Глобальное преследование со стороны американского правительства Сноуден воспринял как «предупреждение для всех тех, кто может заговорить, как я… Правительство Соединенных Штатов внесло меня в запретный список для полетов… [Америка] пригрозила санкциями странам, которые будут отстаивать права человека и убежища, провозглашенные ООН. США пошли на беспрецедентный шаг, обязав своих военных союзников угрожать латиноамериканскому президенту, обещавшему мне статус политического беженца». Все эти действия своей страны он назвал «опасными».

После этого он выразил признательность странам, которые предложили ему поддержку и убежище «в условиях открытой агрессии» со стороны США. Сноуден назвал в числе этих стран Россию, Венесуэлу, Боливию, Никарагуа и Эквадор:

«Я их благодарю и уважаю за то, что они первыми выступили против нарушения прав человека открыто и не показали свое бессилие. Отказываясь идти на компромисс из‑за своих принципов перед лицом запугивания, они заслужили уважение всего мира. Я намерен поехать в каждую из этих стран, чтобы выразить мою личную благодарность народам и их лидерам».

И затем прозвучало новое заявление: Сноуден сообщил, что запросил убежище в России. Он пояснил, что это временный шаг, вызванный обстоятельствами, и он предпринимается до тех пор, пока не появится возможность уехать в Латинскую Америку. Ему хотелось, чтобы активисты правозащитных организаций попросили США и Европу не препятствовать его передвижениям. Встреча с журналистами длилась 45 минут.

«Первое – господин Сноуден не фантом: такой человек существует», – сказал адвокат Генри Резник, когда он и другие приглашенные встретились с толпой журналистов в терминале F. «Я пожал ему руку. Почувствовал кожу и кости, – заявил российскому телевидению Владимир Лукин, уполномоченный по правам человека в России. – Он [Сноуден] сказал, что, конечно, обеспокоен свободой своего передвижения, точнее, ее отсутствием, но что касается остального, то на условия жизни он не жалуется. Он сказал: «Я бывал и в худших ситуациях».

Сноуден не рассчитывал на длительное пребывание в России. Однако в итоге застрял здесь надолго. Все это значительно усложнило его собственную историю и комментарии о статусе вынужденного изгнанника. Теперь критикам было проще: в их глазах он перестал быть просто политическим эмигрантом, а скорее превратился в Кима Филби XXI века (британский перебежчик, долгое время работавший на Советы).

Другие критики сравнивали Сноудена с Берноном Ф. Митчеллом и Уильямом Г. Мартином, двумя аналитиками АНБ, которые в 1960 году дезертировали в Советский Союз и провели там остаток своей жизни. Обратившись в дипмиссию СССР в Мексике, Митчелл и Мартин попросили политического убежища, а заодно сообщили послу, что в советской шифровальной машине есть техническая неисправность, из‑за которой секретные материалы русских становятся легкой добычей АНБ США. Информацию проверили, и она подтвердилась. После этого двое американцев были переправлены на Кубу. Там их переодели в матросов, и на советском сухогрузе они отплыли в Одессу, а затем на самолете прилетели в Москву. 6 сентября 1960 года они появились на пресс‑конференции в Доме журналистов. Там они выступили с осуждением своего бывшего работодателя, заявив, что США шпионят за своими союзниками. Они утверждали, что их правительство проводит провокационную политику. Она может привести Соединенные Штаты и Россию к ядерной войне, которая закончится уничтожением обоих государств. Они выражали озабоченность по поводу проводимой США политики преднамеренного нарушения воздушного пространства других стран с целью разведки. А лживые заявления в американской прессе об отсутствии таких нарушений рассчитаны на обман общественного мнения.

По свидетельству Мартина и Митчелла, разведывательные провокационные полеты над территорией СССР проводились с 1951–1952 годов.

Подобные аналогии были все‑таки несправедливы. Сноуден не был предателем. Он не был похож ни на Митчелла, ни на Мартина, ни на Филби. Но, как бы там ни было, 30‑летний американец теперь полностью зависел от Кремля и его секретных агентств…

Любого, кто хоть немного знаком с Россией – кто в курсе войн в Чечне, фальсификаций на выборах, преследования критиков, – выступление Сноудена должно было слегка насторожить. Возможно, в случае с самим Сноуденом Россия действительно выступила защитницей прав человека. Но это происходило не потому, что российское правительство искренне отстаивало права человека. Путин скорее рассматривал Сноудена в качестве пешки в новой большой игре, как прекрасную возможность поставить Вашингтон – извечного оппонента Москвы – в неловкое положение.

Незадолго до пресс‑конференции Сноудена произошел один из самых невероятных моментов в мировой юридической истории. В России состоялся суд над… мертвым человеком. Здесь поневоле вспомнишь о «Мертвых душах» Николая Гоголя. Тверской суд Москвы вынес приговор в отношении скончавшегося в СИЗО аудитора британского фонда Hermitage Capital Сергея Магнитского и гендиректора организации Уильяма Браудера. Фигуранты обвинялись в уклонении от уплаты налогов на сумму более 522 млн рублей. По данным следствия, обвиняемые фальсифицировали налоговые декларации и незаконно использовали льготы, предназначенные для инвалидов. Суд признал Сергея Магнитского виновным в организации схемы по уклонению от уплаты налогов и прекратил дело в отношении его в связи со смертью. Уильям Браудер (подданный Великобритании на суде не присутствовал) был признан виновным в совершении двух преступлений по статье 199 УК РФ (уклонение от уплаты налогов и сборов с организации) и заочно приговорен к девяти годам колонии общего режима. Там, где должен был находиться обвиняемый, стояла лишь пустая клетка. Это был какой‑то дадаистский спектакль.

37‑летний аудитор Сергей Магнитский умер в следственном изоляторе Матросской Тишины в 2009 году. До этого Магнитский раскрыл факты массового мошенничества в сфере уклонения от уплаты налогов в Министерстве внутренних дел РФ. Вовлеченные коррумпированные чиновники арестовали его; в тюрьме ему было фактически отказано в лечении, и его подвергали пыткам. Дело приобрело широкий международный резонанс после того, как США и некоторые государства ЕС запретили въезд ряду российских чиновников и заморозили их заграничные активы.

Неделю спустя состоялся суд над оппозиционным лидером Алексеем Навальным. Адвокат и антикоррупционный блогер, имеющий солидную поддержку у представителей среднего класса, иногда высказывающий крайне националистические взгляды, Навальный был самым известным оппонентом Путина. (Сам Путин не называл его по имени, а лишь пренебрежительно упоминал как «тот господин».) Навального приговорили к пяти годам за «хищения» на деревообрабатывающем предприятии «Кировлес». Впоследствии исполнение приговора было отложено – судя по всему, из‑за внутренних разногласий высокопоставленных кремлевских чиновников.

Между тем в весьма характерном для КГБ стиле Путин провел новый закон, согласно которому все неправительственные организации, которые финансировались Западом, должны были зарегистрироваться как «иностранные агенты». Накануне зимних Олимпийских игр в Сочи Государственная дума приняла в первом чтении закон против «гей‑пропаганды». Эти шаги являлись частью более широкой политической стратегии, через которую Путин обращался непосредственно к своим наиболее крепким сторонникам – рабочим, пенсионерам, государственным служащим, – фактически проигнорировав мнение образованной и своенравной московской «буржуазии».

По утверждению активистов правозащитных организаций, которые встретили Сноудена в Шереметьеве, у него теперь было несколько новых телохранителей. Кто же они? Судя по всему, они были тайными агентами ФСБ.

Федеральная служба безопасности – элитная секретная спецслужба России. Это необыкновенно изобретательная и обладающая огромными ресурсами организация, которая действует в соответствии с собственными секретными правилами. После краха Советского Союза КГБ был распущен. Но он отнюдь не исчез. В 1995 году большинство функций бывшего КГБ перешло к новой ФСБ. Номинально на нее возложены те же функции, что и на ФБР и другие западные правоохранительные организации: уголовное преследование, противодействие организованной преступности и терроризму. Но самая важная его функция – контрразведка.

Одним из адвокатов, приглашенных на пресс‑конференцию к Эдварду Сноудену 12 июня, был Анатолий Кучерена. Впоследствии Сноуден в электронном сообщении обратился к Кучерене за помощью. Кучерена согласился. Он возвратился в Шереметьево два дня спустя и провел длинную беседу со Сноуденом. Он познакомил его с российским законодательством. А также предложил Сноудену отказаться от других ходатайств о предоставлении политического убежища. «Почему он выбрал меня, я не знаю», – говорит адвокат.

На следующий день Кучерена приехал вновь и составил для Сноудена прошение в миграционную службу РФ о предоставлении временного убежища в стране. Кучерена неожиданно принял на себя роль общественного защитника Сноудена, его канала общения с остальным миром. «Сейчас он хочет остаться в России. У него есть варианты. У него есть друзья и много сторонников… Думаю, все будет в порядке», – заявил Кучерена репортерам.

Не ясно, почему Сноуден обратился именно к Анатолию Кучерене. Правда, это очень известный адвокат с большими связями. Он предан официальному Кремлю и публично поддерживал кампанию Путина в 2011 году, когда тот возвратился на пост президента. Крупный, седой, дружелюбный, 52‑летний Кучерена привык иметь дело со знаменитостями. (Он представлял интересы нескольких российских звезд, включая кинорежиссера Никиту Михалкова.)

Но помимо контактов в высшем свете, у Кучерены есть и другие весьма полезные связи. Он член Общественного совета при ФСБ – органа, который Путин создал в 2007 году. Миссия этого совета весьма туманна, особенно с учетом того, что он связан с таким секретным ведомством; он призван якобы «развивать отношения» между службой безопасности и общественностью. Тогдашний директор ФСБ Николай Патрушев одобрил работу Кучерены; он – один из пятнадцати членов этой палаты. Его коллеги‑адвокаты поговаривают, что он все‑таки не является агентом ФСБ как таковым. Скорее, предполагают они, это просто «человек системы».

Мало кто считает Кучерену независимым игроком в этом щекотливом деле. Он стал одним из весьма немногих людей, которым разрешили встретиться с Эдвардом Сноуденом. Во время своих поездок в аэропорт Кучерена привозил подарки. Среди них были путеводители по России и Москве. Адвокат также выбрал несколько классических произведений, «чтобы помочь Сноудену понять менталитет русского народа»: «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского, сборник рассказов Антона Чехова и труды историка Николая Карамзина. С «Преступлением и наказанием» Сноуден справился быстро. Прочитав избранные труды Карамзина, автора первой подробной и всесторонней истории Российского государства, он попросил принести ему полное собрание сочинений. Кучерена также привез ему книгу о кириллице, чтобы помочь в изучении русского языка, а также сменную одежду.

Сноуден не мог никуда выйти – по словам Кучерены, «он дышит отвратительным воздухом, воздухом аэропорта», – но на здоровье не жаловался. Тем не менее психологическое давление от тягостного ожидания все‑таки сказывалось. «Ему тяжело, ведь он все время в состоянии ожидания, – сказал Кучерена. – С другой стороны, Эдвард абсолютно независим; он целиком следует своим убеждениям. Что касается реакции, он убежден и искренне верит, что сделал это прежде всего для того, чтобы американцы и все остальные люди узнали, что за ними шпионят».

* * *

Как только Сноуден прибыл в Россию, все громче стал звучать один вопрос: получили ли от него русские похищенные документы АНБ? 24 июня New York Times процитировала высказывания «двух западных экспертов по разведке, которые «работали на крупные государственные секретные агентства». Не предлагая никаких доказательств, эксперты заявили, что, по их мнению, китайскому правительству удалось скачать содержимое четырех ноутбуков, которые Сноуден привез с собой в Гонконг.

Сноуден категорически отрицает эти утверждения в СМИ, которые распространяются с головокружительной быстротой. Он также настаивает, что не делился с Москвой никакими материалами по АНБ. «Я никогда не передавал информацию какому бы то ни было правительству, и они никогда ничего не скачивали с моих ноутбуков», – заявил Сноуден в двух интервью Гринвальду в июле. Гринвальд яростно защищал Сноудена от любых домыслов по данному вопросу.

Сноуден превосходно разбирался в защите цифровой информации. Когда он работал в ЦРУ и АНБ, в его задачу входило обучение американских сотрудников национальной безопасности и служащих ЦРУ защите данных в условиях нарастающих угроз во внешней цифровой среде. Он вел занятия в разведывательном управлении Министерства обороны (DIA), которое занимается сбором первоклассных разведданных для Министерства обороны США. Как это ни парадоксально, Сноуден теперь оказался в той самой враждебной среде, о которой сам читал лекции: в окружении агентов иностранной спецслужбы.

Сноуден написал об этом Гордону Хамфри, бывшему сенатору от Республиканской партии из Нью‑Хэмпшира. В письме «г‑ну Сноудену» Хамфри сообщил: «При условии, что вы не допустили утечки информации, которая навредила бы какому‑либо агенту разведки, я считаю, что вы поступили правильно, разоблачив то, что я расцениваю как значительное нарушение Конституции Соединенных Штатов». (Хамфри также назвал Сноудена «храбрым разоблачителем», который выставил напоказ «растущее высокомерие нашего правительства».)

Ответ Сноудена стоит процитировать целиком:

«Г‑н Хамфри.

Благодарю Вас за слова поддержки. Хотелось бы, чтобы Ваши принципы разделяло побольше наших законодателей, – тогда предпринятые мной действия не потребовались бы.

СМИ исказили мои действия и намерения, дабы отвлечь общественность от существа конституционных нарушений и вместо этого сосредоточиться на личностях. По‑видимому, они считают, что в любой современной истории должен быть «плохой парень». Возможно, так и есть. Возможно, в такие времена любить свою страну – значит навлечь на себя ненависть со стороны ее правительства.

Если история докажет, что так и есть, я не буду избегать этой ненависти. Я без колебаний приму обвинения в злодеянии и буду нести это бремя остаток жизни как гражданский долг, позволив тем немногим, кто управляет всем и кто не осмелился так поступить, использовать меня как оправдание.

Мои намерения, которые я охарактеризовал в общих чертах, когда все это началось, состоят в том, чтобы сообщить общественности, что то, что делается от ее имени, фактически делается против нее. Я по‑прежнему придерживаюсь этого убеждения. Хотя репортеры и чиновники, возможно, никогда этому не поверят, но я не передал никакой информации, которая навредила бы нашим людям – будь то агенты спецслужб или кто‑либо еще, – и у меня нет ни малейшего намерения это делать.

Более того, ни одна разведывательная служба в мире – даже наша собственная – не сможет скомпрометировать тайны, которые я продолжаю охранять. В то время как об этом не сообщалось в СМИ, одна из моих специальностей заключается в том, чтобы обучать сотрудников разведывательного управления Министерства обороны США защите такой информации от компрометации даже в обстановке наивысшей высокой угрозы (имеется в виду Китай).

Вы можете не беспокоиться: никто не заставит меня раскрыть эту информацию, даже под пытками.

С благодарностью за Вашу службу стране, которую мы оба любим,

Эдвард Сноуден».

В этом письме Сноуден изложил свои главные, наиболее близкие темы: любовь к родине, гражданский долг, стремление защищать конституцию. Тон письма был благородным и местами мелодраматическим: «Если история докажет, что так и есть, я не буду избегать…» Но оно не оставляло сомнений в том, что Сноуден осознавал опасность, исходящую от иностранных спецслужб, и предпринял меры, чтобы сохранить свои материалы в целости и сохранности.

Бартон Геллман из Washington Post, один из немногих, кому удалось в числе первых побеседовать со Сноуденом, говорит, что, по его мнению, тот надежно защитил эти данные от возможного несанкционированного копирования. «Думаю, он принял меры к тому, чтобы сделать этот архив нераскрываемым на период своего нахождения в России», – заявил Геллман в интервью американской радиосети NPR. Он добавил: «Это не значит, что у него нет ключа. Просто открывать больше нечего. Он перекрыл доступ к шифровальной информации на то время, пока находится в России».

Но ничто из вышесказанного, конечно, не подразумевало, что Кремль не интересует содержимое ноутбуков Сноудена. У специалистов ФСБ огромный опыт по части электронной слежки. Как его предшественник, КГБ, ведомство активно занимается прослушкой, скрытым видеонаблюдением и «подставками». В отличие от АНБ ФСБ также использует так называемое «наблюдение по подозрению».

Идея западных спецслужб заключалась в том, чтобы отслеживать цель без его/ее ведома. ФСБ, в отличие от них, участвовала и в так называемой «демонстративной слежке».

Используя тактику, усовершенствованную в 1970‑х годах восточногерманской тайной полицией Штази, агенты ФСБ вламывались в дома предполагаемых «врагов». Обычно это были западные дипломаты и кое‑кто из иностранных журналистов. Но ФСБ играла ведущую роль в подавлении внутреннего инакомыслия и преследовала также и русских, в том числе тех, кто работал на американское или британское посольства. Группа агентов проникала в квартиру «подопечного». Они намеренно оставляли следы своего пребывания: открытые окна, отключенные батареи центрального отопления, снятые телефонные трубки, книги по сексу возле кровати.

Подобные методы психологического запугивания еще более распространились во время президентства Владимира Путина в 2004–2008 годах, когда под угрозой «оранжевой» революции кремлевская паранойя обострилась. В 2009 году тогдашний американский посол Джон Бейрли отправил в Государственный департамент довольно откровенную телеграмму – одну из нескольких тысяч подобных посланий из России, которые похитила Челси Мэннинг. В ней говорилось: «Нападки на персонал посольства за истекшие несколько месяцев достигли небывалого за многие годы уровня. Сотрудники посольства подвергаются клевете в СМИ. Члены семей стали объектами ужасных в психологическом отношении утверждений о том, что их супруги, работающие в государственном секторе, якобы погибли от несчастных случаев. Участились наглые проникновения в жилища, и подобные действия против работающих здесь наших сотрудников набирают рекордные обороты. У нас нет сомнений, что за этими действиями стоит ФСБ».

Тогда это была действительно ФСБ. Как ни странно, службы безопасности Кремля также осуществляли широкую слежку за населением страны в стиле АНБ.

Российская общенациональная система дистанционного перехвата называется СОРМ (Система технических средств для обеспечения функций оперативно‑разыскных мероприятий). Технические основы СОРМ разработал КГБ в середине 1980‑х годов; с учетом быстрых технологических перемен эта система была обновлена. СОРМ‑1 предназначена для перехвата информации с обычных и мобильных телефонов, СОРМ‑2 – для перехвата интернет‑трафика, а СОРМ‑3 собирает данные всех коммуникаций, включая контент и записи, и отправляет их на длительное хранение.

Если механизм контроля за подобными процессами в США был нарушен, то в России он просто не существовал. Документы Сноудена показывают, что АНБ вынуждало телефонных операторов и интернет‑провайдеров передавать информацию об их клиентах. Легальным этот процесс делали постановления секретного суда FISC. Компании могли оспорить – и оспаривали – эти постановления в суде и утверждали, что им нужно позволить обнародовать больше деталей из того, что требовали от них правительственные агентства.

В России офицеры ФСБ также нуждались в постановлении суда, чтобы начать подслушивание. Как только они получали такое постановление, им не нужно было его кому‑то предъявлять. Телекоммуникационные компании никто не информировал. По данным Андрея Солдатова, эксперта по российским службам безопасности, ФСБ не обязана связываться с сотрудниками интернет‑провайдера. Вместо этого агентство активирует специальный контроллер в штаб‑квартире ФСБ, который связан защищенным кабелем непосредственно с устройство СОРМ, установленным в сети интернет‑провайдера. Такая система существует по всей стране: в каждом российском городе есть специальные подземные кабели, которые соединяют местное отделение ФСБ со всеми провайдерами в регионе. В результате ФСБ в состоянии осуществлять бесконтрольный перехват электронного трафика активистов оппозиции и прочих «врагов».

* * *

Колеса российской бюрократии вращаются медленно. В этом случае, однако, причиной для задержки была не инерция официальных властей. Путин тщательно взвешивал вероятные последствия предоставления политического убежища Эдварду Сноудену. 24 июля Анатолий Кучерена заявил, что статус Сноудена все еще не решен. Тем временем Сноуден оставался в транзитной зоне московского аэропорта.

Адвокат указал, что Сноуден теперь размышляет о долгосрочном пребывании и даже о работе в России: он намеревается остаться в стране и «изучать русскую культуру». Он, очевидно, уже знал несколько слов по‑русски: «Привет» и «Как дела?». Сноуден даже попробовал грузинские сырные лепешки хачапури.

1 августа 2013 года, через 39 дней после прилета в Москву, Эдвард Сноуден покинул аэропорт. Россия предоставила ему временное убежище сроком на один год. Государственный канал «Россия‑24» передал репортаж об отъезде Сноудена. Он улыбался, нес рюкзак и большую сумку. Его сопровождала довольная Сара Харрисон. Оказавшись наконец за пределами транзитной зоны, он обменялся несколькими словами с Кучереной. После этого Сноуден сел в серый автомобиль без номеров. Автомобиль уехал. Эдвард Сноуден исчез.

Кучерена показал репортерам копию нового временного документа Сноудена, который давал ему возможность передвигаться по России. Его имя, СНОУДЕН ЭДВАРД ДЖОЗЕФ, было напечатано заглавными буквами русского алфавита. Там еще был отпечаток пальца и новая фотография. Сотрудники службы безопасност