Часть II 12 page

— Я предупреждала, — невозмутимо ответила Сарна. — Калвант — та еще чалаако. Она из всего извлечет выгоду. В общем, сестра поставила свои условия. Если я не приму Найну, она откажется.

— Зачем ты вообще ей позвонила?

— Хаи Руба! Неблагодарный! Я пыталась тебе помочь — и вот что получаю взамен!

— Ты только все усложнила. — Карам зашагал по комнате.

Сарна вскочила:

— Я пытаюсь тебе помочь, разве не видишь? Лучше подцепить Калвант сразу на несколько крючков. Если мы возьмем Найну, она будет нам обязана и уж точно не станет жульничать.

Карам не видел логики в словах жены. Бог знает, о чем они договорились с Калвант! Дурное предчувствие его не обмануло, однако он и представить не мог, чем все обернется. Конечно, он ожидал, что Сарна помешает его планам, но чтобы так…

— Глупо приплетать сюда девчонку, — сказал Карам. — В итоге мы останемся должны, а не Калвант. Ты вообще подумала, как привезти сюда Найну? Кто оплатит билеты на самолет? А свадьбу? Твоя сестрица и вправду хорошо устроилась: избавится от всех затрат да еще отхватит часть нашей прибыли. Ты права: надо было ее остерегаться. Нас обжулили. Напрасно я хотел просить у Калвант помощи.

— Нет, нет, она нам поможет! Я знаю, как с ней управиться. И не переживай из-за денег. — Сарна не забыла о своих накоплениях: на билеты хватит. Если удастся уговорить Карама принять Найну, то все сложится как нельзя лучше. — От тебя не потребуется ни пенни. Я все обсудила с Калвант. Да и перебраться в Англию будет несложно. Помнишь, я говорила сегодня про нехватку невест?

Карам с раздражением вспомнил слова жены. Господи, так вот почему она завела глупый разговор про замужество! Она заранее все продумала и постепенно прокладывала для Карама дорогу капитуляции! Неужели у всего, что слетает с языка этой женщины, есть скрытый смысл? Если да, то как вообще бороться с ее коварством?

— Они находят невесту в Индии, потом платят за ее приезд, — продолжала Сарна. — Играют свадьбу, и она становится гражданкой Великобритании. Проще не придумаешь. — Ее чуни соскользнул, обнажив шею. Мелькание розового шифона точно красная тряпка для быка — и чуни снова на плечах. — Если мы покажем ее фотографию в гурудваре, уверена: жених сразу же найдется. Она добрая, красивая девушка; предложения посыплются со всех сторон, вот увидишь.

— Не знаю. — Карам сел. Он с трудом сосредотачивался, когда Сарна так хитро и ласково к нему подкрадывалась. — Скоро нашей дочке будет пора замуж… нехорошо приводить в дом другую девушку. Мне это не по душе.

— Не волнуйся, ты даже не заметишь Найну.

Карам покачал головой и забарабанил пальцами по подлокотнику.

— Почему именно сейчас? — Он поглядел Сарне в глаза, бросая вызов их светло-коричневому упорству своей кофейной непреклонностью. — Откажись.

— Хаи! Я тебя не понимаю! — Сарна схватилась за сердце. — Сначала ты говоришь, как здорово помочь моей семье, а теперь утверждаешь, что с ними опасно связываться. Что случилось? Мне можно помогать родным только с твоего разрешения? Ты всегда думал лишь о себе. Хоть бы раз встал на мое место и ощутил, каково мне было все эти годы — таскаться за тобой из страны в страну, бросив сестер! Но нет, твои братья здесь, под боком, зачем думать о бедной жене? — Она уронила голову и зарыдала.

— Не глупи. Хватит играть со мной. Я знаю, как ты скучала по семье — ни разу к ним не съездила, хотя я предлагал.

Рыдания стали громче.

Карам разозлился. Сарна как молоток, который все бьет и бьет по гвоздю, который уже давно в стене! Ладно, только замолчи! — хотелось закричать Караму. Он знал, что рано или поздно все равно сдастся, потому что у него не было сил спорить. «Ты добился своего, так пусть и она получит желаемое», — думал Карам, чувствуя себя проигравшим. Сарна воспользовалась его идеей, чтобы осуществить собственные замыслы.

18

Пьяри очень быстро поняла, что Найна — не просто сестра ее матери. Связь между ними была необычной даже по индийским канонам, где словом «бханджи» принято называть родных сестер, подруг, знакомых и посторонних. Пьяри почуяла неладное в тот самый миг, когда Сарна восторженно объявила о приезде Найны. «Мы с вашим питхаджи едем в Индию. Он привезет оттуда много тканей, чтобы открыть собственное дело, а я возьму с собой сестру, Сунаину. Вы слышали о ней, — добавила она, увидев непонимающие взгляды детей, — о моей маленькой Найне».

Пьяри заметила удивительную нежность в ее голосе и тут же вспомнила, какими жестокими проклятиями и упреками мама осыпала других сестер, которые никогда ее не ценили, не помнили и не заботились о ней. Пьяри понимала, что это игра, спектакль. Даже за самыми нелестными словами в адрес родных крылась любовь, проявляющаяся в регулярных звонках и подарках. Чаще всего под шквал оскорблений попадала Калвант, реже — остальные сестры, Найна же никогда.

— Как мне ее называть? Найна Маси? — спросила Пьяри.

— Не надо никаких маси-шваси. Она твоя ровесница и будет тебе скорее сестрой, чем тетей, — ответила Сарна, не отрываясь от рукоделия. Она вязала новую разноцветную скатерть для журнального столика в гостиной — старая истрепалась и вылиняла.

— То есть ты ее не видела? — Пьяри предположила, что мама никогда не упоминала о Найне, потому что сама не знала.

— Как это не видела?

— Ну, я же родилась после того, как вы уехали из Индии. Вот я и подумала… если она моя ровесница, значит, ты… наверное, вы не встречались. — Пьяри играла с косой.

— Ох-хо, конечно, я видела Найну! — Сарна улыбнулась. Крючок сверкнул в ее руках. — Я даже приглядывала за ней, когда та была совсем крошкой. Она любила меня больше всех. Хотела быть только со мной. Я держала Найну одной рукой, а второй готовила или вытирала пыль. Конечно, я ее знаю!

— Тогда сколько же ей лет? Получается, она старше меня.

— Хаи Руба! Я же сказала, она твоя ровесница. Ну, ей на год или два больше, ерунда. — Сарна быстро заморгала.

— Но… — Пьяри помедлила, а потом все-таки дала волю любопытству, хотя обычно оставляла подобные расспросы при себе. — Я думала, твой Баоджи умер, когда ты была маленькая. То есть Найна… Бибиджи потом… В общем, кто питхаджи Найны? — наконец выпалила она.

— Ах вот зачем тебе ее возраст! — Сарна поразилась дочкиной проницательности. — Все очень просто. — Она отложила вязание и поманила Пьяри к себе. — Я объясню, а ты никому не говори, особенно Найне. — Она заговорила тише: — Мы удочерили ее во времена разделения Индии. Да. Гунда пришли в Амритсар. Они жгли дома и убивали людей. Мы думали, настал конец света. Семьей Найны были наши соседи, очень хорошие люди, такие добрые, отзывчивые. Их всех убили — просто вырезали на корню. Каким-то чудом малышка выжила. Мы услышали плач и нашли ее… я нашла. Спасла это чудесное дитя из разрушенного дома. Потом сказала Биби: «Мы должны удочерить ее. Нельзя бросить ребенка на произвол судьбы!» Она согласилась, и Найна осталась жить у нас. Вот почему я стала ее любимой сестрой. Она была совсем маленькая, но, видать, почувствовала, кто ее спас. Теперь понимаешь, почему вы ровесницы? Только смотри, — Сарна прижала палец к губам, — никому ни слова. Для меня она как родная сестра.

— А питхаджи знает?

— Конечно! — ответила Сарна таким тоном, будто сама мысль о тайнах перед Карамом показалась ей возмутительной. — До того как я нашла Найну, он попал в лагерь для беженцев в Лахоре. Я молила Бога, чтобы он вернулся: «О Вахегуру, я все сделаю, только спаси его!» Услышав плач Найны, я поняла: это испытание. С твоим питхаджи произойдет то же, что и с малышкой. Поэтому я упросила Биби удочерить Найну. «Добрый поступок добром отзовется», — сказала я. И скоро твой отец спасся.

— Так сколько же ей лет?

— Опять она за свое! Я уже сказала — твоя ровесница. Прекрати расспросы. — Сарна снова принялась за вязание. — Какая разница? Возраст ничего не меняет. Просто цифра, и все.

Пьяри слышала, как однажды мать сказала Караму, что Найне двадцать четыре.

— Такая взрослая? — удивился тот. — Почему же она до сих пор не замужем? Поэтому Калвант отправляет ее в Лондон? Не хватало нам старой девы!

Сарна засуетилась и пробормотала, что Калвант слишком эгоистична и не хочет возиться с девочкой. Несколько дней спустя она назвала Караму иную цифру.

— Двадцать? — Он нахмурился. — Ты же говорила двадцать четыре.

— Хаи, двадцать четыре! Только послушайте его! Кто тебе такое сказал? Откуда ты берешь эти цифры? Из воздуха, что ли? Сначала у меня пять лет отобрал, а теперь и на сестру покушаешься? Нет, ты явно что-то замыслил против моей семьи. Хочешь состарить нас раньше времени.

Далее Сарна припомнила столько всевозможных чисел, что в итоге добилась своего и окончательно запутала мужа с дочкой — тем оставалось лишь удивленно наблюдать, как она беспорядочно скачет сквозь годы.

— Разве ты не помнишь, как вернулся из Лахора? Найна тогда была совсем крошкой. Да что ты можешь помнить, ты ведь болел! Сдается, из-за тифа ты разучился считать. А уж сам выглядел лет на сто старше. Когда мы уезжали из Индии, Найна только начинала ходить — маленькими шажочками — раз, два, три, четыре, все больше и больше. Она подбежала к тебе и потянула за штаны, помнишь? Ты тогда казался древним стариком: тощий, лысый и бледный как смерть. В поезде тебя принимали за моего отца, помнишь? Нет? Гляньте, он головой качает! Только и умеешь, что моей семье возраст накручивать: Сарне плюс семь, Найне плюс пять. И еще говорит, будто по математике у него было «отлично». Хороши пятерки, ничего не скажешь!

Пьяри узнала, сколько Найне лет, когда та приехала в Лондон.

— Мне недавно исполнилось двадцать три, — сказала она.

На пять лет старше Пьяри. Огромный разрыв стерся почти мгновенно. С самой первой встречи девочки удивительно сроднились, стали необъяснимо близки — совсем как сестры. Гибель Пхулвати оставила в душе Пьяри пустую нишу, и Найна заполнила ее с такой точностью, словно она была предназначена именно для нее. Когда через несколько дней после приезда она созналась Пьяри, что Сарна — ее мать, та не удивилась. Правильно, Найна и есть ее сестра. Это открытие только утвердило девушку во мнении, что за маминым беспокойством таится глубокое и сильное чувство. Все можно скрыть, но не Имбирь и Мускат. Теперь Пьяри поняла, что так старательно прятала Сарна: свою Любовь.

Перед отъездом родителей в Индию Пьяри сопровождала маму в бесчисленных прогулках по Оксфорд-стрит. Прошло двадцать лет с тех пор, как Сарна покинула родной дом, и теперь она хотела вернуться в Амритсар как положено: завалить всех подарками. Поездки на Уэст-Энд закончились приобретением целого гардероба для Найны: начиная с теплого белья и толстых шерстяных носков и заканчивая дорогим пальто из «Си энд Эй» и кардиганом «Маркс и Спенсер». Все это Сарна покупала без малейших раздумий. К счастью, приступы ревности, которые поначалу испытывала Пьяри, исчезли, стоило Найне сказать: «Мы будем носить все по очереди». Так и вышло. Хотя Пьяри была не такой фигуристой, как Найна, и на пару дюймов выше, вся одежда прекрасно смотрелась на обеих. Часто девушек посещали одни и те же мысли — особенно в том, что касалось матери. Даже спали они похоже: обе любили засыпать на животе, а ночью переворачивались на бок.

Сарна предполагала, что быстро выдаст Найну замуж, и до тех пор хотела успеть как можно больше. Она приняла решение передать Сунаине все кулинарные секреты, которые бережно хранила долгие годы. Вскоре это знание перешло от матери к дочери.

Найна с интересом и юмором осваивала тайны стряпни. Она восхищалась Сарниным мастерством и всегда прислушивалась к ее советам, отдавая себе отчет, что только она удостоена такой чести. Найна не могла выразить Сарне всю свою признательность и уважение. По правде говоря, Найна запросто отдала бы все кулинарные хитрости, лишь бы ей разрешили называть маму «мамой» — пусть изредка, когда они оставались вдвоем. Однажды она даже рискнула это сделать, на что Сарна заявила: «Я твоя сестра. Называй меня Бханджи».

Словом, пока Пьяри и Раджан были в школе, а Карам — на работе, Найна проводила время на кухне с «сестрой», изучая то, чему обычно учатся дочери у своих матерей. Например, Сарна объяснила, что можно бросить пакетик чая в сковородку с карри, чтобы придать ему богатый красно-коричневый цвет. Научила обмазывать краешек кастрюли маслом, чтобы рис не убегал. Показала, как баджии становятся зажаристыми и хрустящими, если капнуть уксуса в кипящее масло. Призналась, что всегда добавляет пол-ложечки меда в чай для тех, кто отказывается от сахара. «Но зачем, если они не хотят?» «А-а, да они сами не знают, чего хотят! Угостишь их как следует, и им понравится. Все, кто приходит к нам в гости, потом говорят: „Нигде еще не пил такого вкусного чая, как у Сарны!“ Только никому ни слова, это наш секрет».

Сарна не подозревала, что ее знания достаются кому-то, кроме Найны. Каждый вечер, когда Пьяри должна была повторять прикладную математику или физику, сестра посвящала ее во все кулинарные секреты, какие узнала за день. Конечно, она понимала, что это своего рода предательство, но не чувствовала за собой вины. В конце концов, они с Пьяри — родные сестры и обе имеют право учиться у матери. Так девушки нашли утешение друг в друге: их связала затаенная обида на Сарну, у каждой своя.

Найну показывали всем друзьям и знакомым, как ценный приз. «Смотрите, это моя сестра», — говорила Сарна и крутила девушку на месте, вынуждая гостей восхвалять ее совершенную красоту. Застенчивая Найна вертелась, потупив глаза. Стыд покрывал ее личико красными поцелуями. Она была прелестна. Никто не мог это отрицать. Оскар оторопел, когда ему представили Найну. «Ты знаком с моя сестра? — Сарна подтолкнула дочь вперед. — Знакомься», — приказала она, упиваясь восхищенным взглядом. Его серые глаза стали похожи на новенькие блестящие монетки. Найна выдавила еле слышное «здравствуйте» — слово, подобно мыльному пузырю, пролетело через комнату и мягко разбилось о его лицо.

Даже Персини не удержалась и отметила удивительные зеленые глаза Найны, хрупкие скулы и сочные губы, похожие на спелую вишню. Девушка была более изящной копией Сарны. «Младшая сестренка, говоришь? Разве бывает такая разница в возрасте? Целых двадцать лет!» Сарна пропустила эти слова мимо ушей и поправила чуни, соскользнувший с поджатых плеч Найны.

Кхалси приехали из Лидса, чтобы познакомиться с потенциальной невестой их сына. Они были уже не первыми, кто изъявил желание увидеть девушку и в случае свадьбы оплатить ее переезд. Это была достойная семья. Современные сикхи, уважаемые, зажиточные, приличная обувь, отменные тюрбаны. Впрочем, Сарна хотела им угодить по другим соображениям. Во-первых, они почти не знали друг друга, да и общих знакомых у них было мало. Во-вторых, Кхалси жили в сотнях миль от Лондона, в Лидсе. «Его зовут Пардип. Старший сын, рост шесть футов два дюйма, фармацевт», — гордо говорила всем Сарна, словно то были самые важные критерии отбора женихов.

Слегка полноватый Пардип оказался хорошо воспитан и приветлив. Ожиданий не оправдала Найна. Разумеется, все по достоинству оценили ее внешность. Сари цвета папайи, густые волосы, убранные в тугой узел на затылке, золото в ушах, на шее и на запястьях — Найна производила впечатление идеальной невесты. Сваты остались недовольны ее поведением. Испуганная гримаса, которая искажала лицо Найны всякий раз, когда с ней заговаривали, затмила шарм опущенных ресниц и скромных манер. Боясь сказать глупость, она отвечала невпопад или с запинками. Все ее старания угодить матери и гостям выглядели нелепыми. Тогда Кхалси решили перейти на английский, чтобы помочь невесте выбраться из скорлупы, однако добились прямо противоположного результата. Найна, которая от волнения не могла и слова вымолвить на пенджабском, совсем застыдилась и выбежала из комнаты.

— Хаи, так смущаться, так смущаться! — Сарна пыталась на своем английском превратить недостатки Найны в достоинства. — Я был такая же, когда приехать в этот страна. Невинная! На кухня она совсем не стесняться. О нет, она первоклассная повар! Все это. — Сарна обвела руками пышные яства. — Она сготовить. И убирать, и шить — жена что надо. Английский скоро выучить, не бойтесь. Нужна прахтика. Ешь еще, Бхраджи. Есть, кушать.

После того как Кхалси отбыли, Найна никак не могла успокоиться. Она вся дрожала, предчувствуя их отказ. Через неделю они позвонили и действительно отменили свое предложение. Девочка слишком наивная, сказали они. Будто только что приехала из деревни. Сарна спорила, говорила, что они делают поспешные выводы, упрашивала еще разок встретиться с Найной.

— Бхраджи, одной встречи недостаточно, — сказала она отцу Пардипа. — Первое впечатление бывает ошибочно.

— Когда сережки у невесты делают больше шума, чем она сама, то довольно и одного свидания, — отвечал тот. — И вообще, Найна очень низенькая. У них с Пардипом слишком большая разница в росте.

— Хаи! — Сарна бросила трубку. — Ну все, хватит с меня! Неблагодарные ничтожества! — Она пересказала речь Кхалси, сдобрив ее изрядным количеством брани. — Да кто они такие? Их жирный сын недостоин моей сестрички! Пропади они пропадом! Вы видели, какие огромные у этого Пардипа очки? Они, наверное, все увеличивают в пятьдесят раз. Неудивительно, что он всюду видит одни недостатки. Хаи, им же хуже. Ноги их здесь больше не будет!

— Ругайся сколько угодно. Ты хоть понимаешь, что значит их отказ? — Голос Карама донесся из-за газеты, где отец семейства прятался, пока Сарна говорила по телефону. До сих пор Карам не вмешивался в дела Найны и почти не разговаривал с ней, держась на почтительном расстоянии, что, впрочем, устраивало Сарну. Пока ей не понадобилась помощь мужа. Она попросила его поговорить с Кхалси. Он отказался. Карам не одобрял раболепное поведение жены. Уж слишком она заискивала перед Кхалси, а сейчас по телефону чуть ли не умоляла их передумать.

— Эти негодяи еще пожалеют, что отвергли нас!

— Опомнись. — Карам опустил газету. — Ведь это значит, что для Найны больше нет женихов. А виза у нее всего на три месяца. — Он посмотрел на девушку, которая сидела на ковре, скрестив ноги и потупив глаза. Ему стало почти жаль ее. — Осталось девять недель. Если до тех пор она не выйдет замуж, то вернется в Индию.

Наступила тишина, слова Карама повисли в воздухе. Найна прикусила губу и совсем поникла. Она недостаточно хороша, раз ее отвергают. Этого она боялась больше всего. От судьбы, видимо, не уйдешь. Да, Найну унизил отказ Кхалси, однако еще страшнее ей становилось при мысли, что Сарна ее разлюбит. Она не оправдала ожиданий. Она приехала в Лондон, чтобы мама ею гордилась, а вышло наоборот.

Сарну тоже встревожили слова Карама. Она принялась вертеть свое обручальное кольцо. Сияпа. Вот незадача. Кто мог знать, что все так обернется? Сарна преодолела столько трудностей, чтобы привезти Найну в Лондон, она и подумать не могла, что Кхалси откажут. «С чего эти фатсо такие привередливые? Найна, видите ли, им не понравилась! Хаи! Чем я заслужила такое горе?»

Вслух Сарна сказала:

— О, за девять недель мы управимся. Быстренько все уладим. Ты и заметить не успеешь, как мы выдадим сестричку замуж.

Пьяри была единственной, кто обрадовался решению Кхалси. Она хотела побыть с Найной подольше. Болтать с ней по ночам, слушать истории об удивительном мире, в котором выросла сестра, открывать в ней схожие черточки. Пьяри сблизилась с Найной и делилась с ней всем: печалями, мечтами, сомнениями, опытом и одеждой. Возникшая между ними связь была крепче, чем дружба. Прежде Пьяри ни с кем не могла поговорить о Сарне и никому не рассказывала о своих смешанных чувствах к матери. Тема представлялась ей запретной. К тому же у ее приятельниц сложился образ Сарны, который она не хотела разрушать. «Твоя мама такая современная, забавная, так красиво одевается и вкусно готовит!» — завистливо говорили они. Найна придерживалась иного мнения.

— Ей просто не терпится меня сплавить! — однажды сказала она Пьяри, когда та расчесывала только что вымытые волосы.

— Нет. Она переживает за твое будущее. — Пьяри дергала гребень, то и дело морщась от боли.

— Не знаю, почему я решила, что здесь меня примут? — Найна забралась в кровать. — Всю жизнь люди ждали, когда я уеду.

— Неправда, Найна. Я этого не хочу. — Вода капала с ее волос, рисуя ручейки на ночной рубашке.

Найна укрылась одеялом, натянув его до самого подбородка.

— Их можно понять, — сказала она, точно не услышала ответа сестры. — Если я не нужна родной матери, то с какой стати — им?

— О, Найна! — Пьяри закинула еще мокрые волосы за спину и села на ее кровать. — А как же вся та одежда, которую Сарна тебе купила? Поверь, ты занимаешь в ее сердце особое место.

Найна потрясла головой:

— Если бы это было так, она обняла бы меня и сказала, что я ее дочь.

— Мама никогда нас не ласкала, не принимай это на свой счет. К тому же о тебе она заботится больше, чем обо мне: все время поправляет твою одежду, чуни, волосы.

— Твои волосы прекрасны. — Найна улыбнулась и потрогала ее прямые шелковистые пряди. Потом скорчила недовольную гримасу и хлопнула себя по голове, больше похожей на гнездо. — Вот, это моя печаль наружу прорастает, потому что я не могу сдержать ее здесь. — Она прижала руку к сердцу.

Да, порой наша грусть становится зримым недостатком и органичной частью нашего тела.

19

Одежда, которую Карам привез из Индии, продалась за неделю: шестьсот моделей — как будто их и не было. Карам поразился, что деньги можно зарабатывать так легко. Даже делать толком ничего не надо: хозяева магазинов — от центра до севера Лондона, от музыкальных лавок, где жужжал Джимми Хендрикс, до рыночных палаток, пропахших пачули, — готовы были свернуть друг другу шею за товар. Карам напрасно опасался, что они будут придирчиво выбирать модели, торговаться и осторожничать с заказами. Спрос был огромен. Ему звонили отовсюду: с камденского рынка, с Тоттнем-Корт-роуд, из Кингстона и с Карнаби-стрит. Все делали заказы, просили, чтобы Карам поторапливался. Следующая партия прибыла из Индии через три недели после его возвращения в Лондон. Две тысячи моделей снова разлетелись в считанные дни. Такие продажи позволили Караму определить курс своего нового дела. Он чуть ли не каждый день звонил Калвант, заказывая ей ткани и умоляя не мешкать.

И все же, несмотря на успех, Карам старался сохранять бдительность и сначала брал только небольшие партии.

— Бхраджи, если дела обстоят так хорошо, почему бы мне не прислать сразу десять тысяч? — то и дело повторяла Калвант. — Для этого потребуется еще неделя-две, ты избавишь себя от пустой возни. Зачем есть помаленьку, если можно заказать комплексный обед, а? Давай, Бхраджи, не бойся — попируй на славу, затопи рынок, займись настоящим делом! Мы не выиграем гонку на черепашьей скорости. Чтобы преуспеть в торговле, нужно двигаться быстро, думать загодя!

Карам только нервно смеялся, понимая, что она права, тем не менее не торопился соглашаться.

— Нет, нет, слишком рискованно. Пришли мне три тысячи моделей.

— Бхраджи, кто не рискует, тот не пьет шампанского! Не переживай ты так. Давай хотя бы пять тысяч.

— Нет, это слишком. Три — в самый раз.

— Бхраджи, тебя ждет успех. Я посылаю четыре тысячи — вот увидишь, скоро будешь меня благодарить.

— Нет! Я не смогу расплатиться. — Карам зажимал трубку ладонью и начинал говорить тише: — Линия совсем плохая, я ничего не слышу! — И до Калвант доносилось лишь: — Бханджи? Бханджи, три тысячи, не больше, у меня нет денег… — после чего шли гудки.

Как и Сарна, она была мастером по части упрямства и могла стоять на своем до тех пор, пока соперник не сдавался. Карам видел, как Калвант с успехом применяет эту тактику в Индии. Они вместе ездили в Дели. Лавируя меж пешеходов, коров и рикш, они обошли все магазинчики в Чанди-Чоук, Карол Багхе и Ладжпат Нагаре в поисках всевозможных разновидностей марли. Калвант умудрялась выпросить скидки даже у самых решительных и злобных торговцев, пуская в ход удивительную смесь очарования, лести, вранья и обещаний.

Перед тем как они отправились по магазинам, она заявила: «Бхраджи, говорить буду я». Ему было стыдно за Калвант, когда та предложила хозяину лавки двадцать пять процентов от указанной цены за ткань. Карам с таким усердием дергал себя за уши, что скоро они покраснели и заболели. Конечно, он ожидал, что Калвант станет торговаться, но начинать с такой смехотворной суммы?! Все равно что милостыню просить! «Да нас примут за клоунов!» — так и вертелось на языке у Карама, однако свояченица велела ему помалкивать. Торговцы качали головами, закатывали глаза и бранились на чем свет стоит — Калвант оставалась спокойной как удав. Она разматывала очередной рулон ткани и внимательно изучала. Отобранные ею материи вскоре завешивали весь магазин, так что обслуживать других клиентов не представлялось возможным. Постепенно Карам понял, что она разыгрывает эту комедию нарочно — в каждом магазине повторялось примерно одно и то же.

Калвант исследовала ткань с серьезностью ростовщика, оценивающего бриллиант. Она поглаживала ее, определяла текстуру, просила вынести рулон на улицу, чтобы посмотреть цвет на солнце, и спрашивала, как материал красили. Кроме того, она позволяла себе коварные сравнения: «Хм-м… У Талочасона есть такая же в точности на пять рупий дешевле!» Или откровенно изобличала: «Красили в Джайпуре, да? Не годится. Мы ее уже покупали. Она вылиняла после первой же стирки! Люди принесли все обратно — лондонцы, они такие, своего не упустят. Пришлось избавиться от партии. Шесть тысяч моделей на свалку! Представляете, какие убытки мы понесли? Знаю, без ошибок в таком деле не обойтись, но у меня теперь ушки на макушке. Как вы можете продавать эту дрянь? Уберите». Калвант производила впечатление абсолютной уверенности и авторитета. Поэтому когда она повторяла свою цену — двадцать пять процентов от указанной, хозяин лавки понимал, что перед ним серьезный клиент, и отказывал с еще большим негодованием.

— Триста рупий за сто ярдов. — Калвант произносила цену таким тоном, будто сделка уже заключена.

— Нет, ни в коем случае! — Торговец тряс головой. — Так не пойдет, даже не думайте.

— Почему? Хочешь сказать, тебе дадут больше? Ха, кто на нее позарится! Да еще в таком количестве! Соглашайся, я же выгодные условия предлагаю.

Владелец магазина начинал размахивать руками или строго отвечал, чтобы Калвант прекратила шутить. В любом случае та делала вид, что обиделась. Она поднимала свое грузное тело и с шумом направлялась к выходу. Когда они с Карамом брались за дверную ручку, их останавливал вопль торговца: «Семьсот рупий!» Калвант замирала на месте. Потом медленно поворачивалась и изрекала: «Триста пятьдесят». Вот тогда-то и начинались серьезные переговоры.

Она снова входила в лавку и просила чаю.

— Ты же мне в сыновья годишься, — говорила Калвант, сменив грубый тон деловой дамы на сладкий лепет родственницы. — Разве сын не угощает родную мать чаем, когда она приходит в гости?

Тут же подавали чай и сладкое.

Карам пил и наблюдал, как разворачивается битва. Он всегда считал себя терпеливым человеком, но даже ему порой не удавалось спокойно высидеть долгий и скучный процесс заключения сделки. Поэтому он был очень благодарен Калвант. Она понимала основной принцип торговли: выгода — это всё. Стоило ей добиться хоть малейшей скидки, как Карам радостно подсчитывал прибыль.

У него ни разу не получилось угадать, на какой цене Калвант успокоится. Всякий раз она извещала его о решении громким хлопком в ладоши и велела резать ткань.

— Четыреста рупий за сто ярдов. Последняя цена. Договорились.

— Ты меня убиваешь! — угрюмо отвечал торговец.

— А ты меня грабишь! — восклицала Калвант, запихивая малаи пура в рот. За время спора она съедала горы сладкого.

— Это меньше себестоимости. Моя семья будет голодать. Мои дети выйдут на улицу и станут просить милостыню.

— Скажешь тоже! Это ты меня ограбил! — Она уплетала большой оранжевый ладу.

Некоторые торговцы отказывались даже смотреть на Калвант и ее деньги, словно то было ниже их достоинства. Самые коварные распоряжались сворачивать рулоны, тем самым показывая, что разговор окончен.

Тогда Калвант немного уступала:

— Четыреста пятнадцать.

Торговец будто и не слышал.

— Четыреста двадцать пять.

Иногда даже этого было недостаточно.

— Посмотри на меня! — Калвант била себя кулаком в грудь. — Я тебе как мать. Разве так обращаются с матерью? Грабят ее? Обдирают как липку? Хаи! Вот сыночек! Куда катится этот мир?!

Благодаря своим воплям она по крайней мере восстанавливала зрительный контакт.

— Забирай все! — кричала она, раскрывая сумку и вытаскивая «последние» деньги. — Четыреста пятьдесят! Хочешь забрать у меня все до единой рупии? Вот, больше ничего нет. Жалкий вор! Чего тебе еще от меня надо?! На, забери и кошелек тоже! Ограбь меня! — Калвант бросала сумку на кучу монет и бумажек. — Мне раздеться? Хочешь, чтобы я отсюда голой ушла?!

Такая тирада пронимала многих. Хозяин магазина велел продавцам резать и заворачивать ткань, а Калвант вновь становилась льстивой и сговорчивой.

— Что ж, можешь рассчитывать на дальнейшее сотрудничество с нами. У брата три магазина в Лондоне, он работает с Голландией, Францией и Германией. Надеюсь, в следующий раз ты предложишь нам цены повыгодней.

Иногда актерское мастерство Калвант не приводило к желаемым результатам. Она в гневе покидала магазин, бросив напоследок: «Прекрасно! Тебе же хуже! Не можешь продать шелковое белье голому махарадже! Я сделаю заказ в другом месте».

Date: 2015-09-05; view: 292; Нарушение авторских прав