Могут ли ученые игнорировать научные свидетельства в пользу Бога?

Наука нередко получает данные, которые для ученых оказываются неприемлемыми. Выше мы уже приводили несколько таких примеров. Вспомним хотя бы Земмельвейса и микробы, вызывавшие родильную лихорадку; Менделя и законы наследственности; Вегенера и его концепцию движущихся континентов; Бретца и его «потопную» концепцию. Все эти примеры наглядно показывают, что научное сообщество может придерживаться ошибочных представлений несмотря на имеющиеся данные. В пользу существования Бога-Творца, задумавшего и сотворившего Вселенную, говорят многочисленные убедительные свидетельства; почему же ученые умалчивают об этом?

В настоящее время двери науки закрыты для любых упоминаний о Боге. Как мы уже говорили ранее, все было иначе, когда такие гиганты интеллекта, как Кеплер, Бойль, Паскаль, Галилей, Линней и Ньютон закладывали основание современной науки. Они открывали принципы и законы, которые утвердил Бог. Нынешний секулярный характер науки не отражает убеждений пионеров науки; не отражает он и убеждений многих нынешних ученых. В несколько шутливом утверждении, что многие ученые верят в Бога, но только по воскресеньям, когда ходят в церковь, есть большая доля правды! Если вы помните, 40% ученых верят в Бога, отвечающего на их молитвы, 45% не верят, а остальные 15% не определились в своих убеждениях³¹. В наше время говорить о Боге в науке не принято. Одним из наиболее правдоподобных объяснений секулярности науки можно считать социологический фактор, тем более что некоторые исследователи полагают, что временами эволюционная теория может принимать форму религии³². Ученых должен насторожить тот факт, что более полутора веков наука исключает Бога из своих интерпретаций, будучи не способна дать удовлетворительные ответы на основные вопросы происхождения Вселенной и жизни в ней.

Нам нравится думать, что лучше наших новых идей ничего нет и что прежние идеи были заблуждением. Нас переполняет гордость, если нам удается доказать, что прежние представления не соответствуют действительности. Но иногда старые идеи оказываются верными, и те парадигмы, от которых когда-то отказались, снова завоевывают признание. Известный в двадцатом веке философ науки Имре Лакатос не питает особых иллюзий по поводу превосходства настоящего над прошлым, когда иронично подмечает: «В семнадцатом веке корзина для бумаг была тем вместилищем, куда отправлялись первые варианты рукописей, отвергнутых под влиянием либо самокритики, либо частной критики со стороны ученых друзей. В наш век издательского бума у большинства людей нет времени на вычитку своих рукописей, и функцию мусорной корзины теперь берут на себя научные журналы»³³. Нам не стоит слепо следовать текущим тенденциям в общественном мнении, и у нас нет никаких оснований полагать, что то, что принимается за истину сегодня, будет считаться истиной и в будущем, когда появятся новые идеи и новые данные. Как свидетельствует история, многие наши идеи в будущем окажутся объектами насмешек.

Мысль человеческая временами меняет свое направление, и весьма существенно. В течение нескольких веков в западном мире процветали такие явления, как алхимия и охота на ведьм. К счастью, их время прошло. В античные времена интеллектуальные лидеры вроде Сократа, Платона и Аристотеля ставили особый акцент на мыслительном процессе, на том, как мы приходим к истине, на значимости разума и подчиненности ему чувств и ощущений. В средние века в западном мире утвердился другой набор приоритетов в интеллектуальных поисках. Образ мысли того периода, известный как схоластика, уделял особое внимание логике, грамматике, реторике, взаимоотношениям веры и разума и уважению к авторитетам, особенно к Аристотелю. В наше время существует уже другой набор приоритетов, когда наибольшим признанием пользуются научные идеи. С этим не согласны некоторые социологи, которые считают, что наука носит в основном субъективный характер, будучи подвержена прихотям и капризам ученых. Тем не менее, мы живем в век науки, и наука оказывает определяющее влияние на нашу нынешнюю интеллектуальную матрицу. Хочется думать, что во всем этом смешении преходящих человеческих идей остаются твердые научные данные, которые помогают нам держаться направления к истине, и я нахожу, что научные данные, указывающие на Бога, и обильны, и убедительны. К счастью, у нас есть твердое основание, на котором можно строить свое мировоззрение.

Вопрос не в противостоянии между эволюционизмом и креационизмом; этот спор — лишь симптом более глубокого вопроса: способна ли натуралистическая (механистическая, материалистическая) наука в одиночку составить отвечающий требованиям разумного, ищущего истину человека взгляд на мир.

Здесь возникает еще один наиважнейший вопрос: не по ложному ли пути ведет нас наука, когда исключает существование Бога? Я почти не сомневаюсь, что так оно и есть. Современная научная мысль заключила себя в интеллектуальный кокон, не допуская Бога в научную картину мира, и многие ученые не желают из него выбираться, несмотря на убедительные свидетельства о том, что Бог существует. Хочется спросить: почему это произошло? Вопрос о таком поведении ученых, да и любой другой группы людей, слишком сложен, чтобы дать на него окончательный ответ, но есть несколько предположений, которые представляются мне заслуживающими внимания.

(а) Одна из причин, о которых мы говорили выше, состоит в том, что наука занимается изучением природных явлений и их истолкованием, и в них ученые разбираются лучше, чем в духовных материях. Это многое объясняет, но основной причиной, по которой ученые отвергают Бога, этот фактор считать нельзя, потому что ученые придерживаются самых разных гипотетических предположений.

В науке есть масса по-настоящему фантастических идей, которые гораздо более достойны того, чтобы от них отказаться, чем идея Бога-Творца. Их существование говорит о серьезном отклонении в современном научном мировоззрении. В числе прочих чисто умозрительных идей, рассматриваемых наукой, можно упомянуть: сингулярность в начале Большого взрыва, когда не действовали научные законы; множественные вселенные, о которых нет никаких веских данных; невразумительный антропологический космологический принцип; некая информация в атомах, которая могла породить жизнь; предположения об эволюции организмов задолго до их появления в летописи окаменелостей. Все подобного рода гипотетические допущения рассматриваются учеными вполне серьезно, а терпимость к фантастическим «сказкам просто так»³⁴ в науке просто поражает. А между тем, когда дело доходит до Бога, то Ему в научной картине мира места, увы, не остается. Допустим, ученые действительно привыкли работать с фактическими научными данными, но при этом они выдвигают немало гипотез и теорий, которые выходят за рамки этих данных, так что они должны быть готовы рассмотреть и возможность существования Бога.

(б) Вторая версия исходит от почитаемого многими философа науки Майкла Полания, который относит секуляризм науки на счет чрезмерной реакции на ограничения, сковывавшие средневековое мышление. О свободомыслии в те времена не могло быть и речи. В средние века Бог считался первопричиной всего. Согласно бытовавшим тогда представлениям Он создал мышей, чтобы научить нас убирать за собой пищу, и клопов, чтобы люди не залеживались по утрам в постели. Поланий утверждает: «В этом я и вижу корень глубоко укоренившегося конфликта между наукой и всей остальной культурой. Я считаю, что этот конфликт был изначально присущ освободительному влиянию современной науки на средневековую мысль, и лишь позднее он стал патологическим.

Наука восстала против авторитетов. Она отвергла дедукцию [рассуждение, основанное на предпосылках] от первопричин в пользу эмпирических обобщений. Ее конечной целью была механистическая теория Вселенной»³⁵. Маятник науки качнулся слишком сильно в сторону грубого секуляризма. Как уже отмечалось ранее³⁶, в последнее время в науке появились признаки, свидетельствующие об обратной тенденции; но лишь со временем можно будет говорить, реальна такая тенденция или это просто какие-то фоновые шумы.

(в) Есть немало ученых, которые считают, что допустить Бога в научную картину мира равносильно тому, чтобы отказаться от рационального мышления. Непредсказуемый Бог не соответствует научному принципу причинно-следственной связи. Однако этот довод теряет значительную долю своей силы в свете упомянутого ранее общепризнанного тезиса³⁷, согласно которому наука развивалась в западном мире благодаря рациональности Бога иудео-христианской традиции. Бояться иррациональности имеет смысл только в том случае, если вы постулируете иррациональное божество.

(г) Некоторые ученые высказывают опасения социологического плана. Они боятся, что если допустить существование Бога, то к власти в обществе придут религиозно-политические фундаменталисты, а это крайне негативно скажется на науке. Эти «социологические» опасения подогреваются непрекращающимися дебатами по поводу преподавания креационизма вместе с эволюционной теорией в государственных школах.

(д) Еще одним фактором может быть интеллектуальная гордыня ученых. У них действительно есть немало причин гордиться успехами науки, но атмосфера успеха кишит микробами авторитаризма, которые могут заразить всякого, кто ею дышит. Мы любим властвовать; но диктаторам, разного рода руководителям, интеллектуальным лидерам и всем, кто добился выдающегося положения, бывает трудно управляться со своей властью с благоразумием. Слишком часто мы видим подтверждение справедливости слов британского историка лорда Актона: «Всякая власть развращает; абсолютная власть развращает абсолютно»³⁸. Эта беда присуща не одним только ученым; она свойственна всем, кто добился каких-то существенных успехов. Если наука вдруг признает существование Бога, сотворившего природу, то ученые могут почуствовать, что они теряют свою интеллектуальную власть и влияние. Однако, достижения науки не столь велики, чтобы игнорировать Бога, тем более что наука оставляет без ответа слишком много вопросов.

Гордыня и неприятие Бога, столь распространенные в нынешней научной среде, резко контрастируют с верой, смирением и почитанием Бога, свойственным гениям, утверждавшим основания современной науки. Как мы уже отмечали, этими качествами отличался Ньютон³⁹; то же самое можно сказать о Кеплере, перу которого принадлежит такое молитвенное обращение к Богу: «Если я зарвался, разбираясь в чудной красоте Твоих дел, или возлюбил собственную славу среди людей, совершая труд, предназначенный для Твоей славы, прости меня по милости и благодати Твоей и усмотри так, чтобы явления эти служили к прославлению имени Твоего и ко спасению душ и никак им не препятствовали на пути к Тебе. Аминь»⁴⁰. Не многие ученые достигли такого же величия, как Кеплер или Ньютон. Эти интеллектуальные гиганты служат примером взаимодействия науки и Бога.

(е) На пути к признанию существования Бога могут стоять такие факторы, как личное эго и свобода, особенно если речь идет о Боге, перед Которым человек должен нести определенную ответственность. Как мы уже отмечали в последней главе, некоторые ведущие научные деятели, такие, как Гулд или Гексли, говорят о «максимальной свободе» и «освобождении», которые несет в себе мировоззрение, исключающее существование Бога.

(ж) Еще одна причина, по которой наука в наше время отрицает Бога, состоит в современном «научном духе», в текущей научной моде или парадигме, господствующей в наш век. Если вы ученый, то вам надлежит вести себя соответствующим образом; существуют даже самодеятельные «охранители» науки, которые не преминут указать вам на ваши заблуждения, если вы уклонитесь в ту или иную сторону. Какими бы научными данными вы не располагали, если вы хотите называться ученым, вам лучше избегать каких-либо упоминаний о Боге в своих работах. Биолог из Канзасского государственного университета Скотт Тодд отмечает в журнале Нэйчер: «Даже если все данные указывают на существование разумного замысла, подобная гипотеза не приемлема для науки, потому что не отвечает ее натуралистическому духу»⁴¹. Наука подобного рода не объективна; она проникнута субъективной секулярной философией; она не позволяет ученому делать те выводы, на которые указывают имеющиеся у него научные данные, а это очень плохо! Столь зауженное научное мировоззрение не оставляет Ньютону и Кеплеру места в рядах ученых, ибо они признавали существование Бога, рассуждая о тех или иных природных явлениях; однако утверждать, что Кеплер и Ньютон не достойны звания ученого, это настоящая ересь. Более того, как было отмечено нами в последней части 1-й главы, в наше время есть не мало ученых, которые вполне серьезно рассматривают возможность существования Бога, активно влияющего на природные процессы.

Свойственное людям «стадное» чувство, а также желание добиться одобрения, положения в обществе и успеха, могут заставить многих ученых сообразоваться с секулярным научным духом. Некоторое представление о ловушке, в которой находятся современные ученые, можно получить из высказывания физика-теоретика Тони Ротмана: «Когда ты сталкиваешься с порядком и красотой, царящими во Вселенной, а также со странными совпадениями, коих в природе великое множество, тебя посещает сильное искушение совершить “прыжок веры” из науки в религию. Уверен, что это желание знакомо многим физикам. Остается только надеятся, что они ему последуют»⁴². Хотя многие ученые верят в Бога, привносить Его в научную картину мира в наше время считается зазорным. Религия претит научному миру. В нем господствует конформизм.

Наиболее значимыми из приведенных выше соображений я склонен считать последние три. Наука исключает Бога из своих расчетов в основном под влиянием личностных и социологических факторов, связанных с поведением ученых, а не по причине имеющихся у нее научных данных.

В течение двух столетий своего развития, вплоть до середины девятнадцатого века, наука включала Бога в свое толковательное меню. Ныне, несмотря на обилие данных, указывающих на существование Бога, она исключает Его из своих интерпретаций. По моему глубокому убеждению, полтора века назад наука совершила грубейшую философскую ошибку, когда отвергла Бога как фактор интерпретации природных явлений и попыталась объяснить все сущее только с натуралистической (материалистической, механистической) точки зрения. Не пойди наука таким путем, она не столкнулась бы с теми непреодолимыми проблемами, с которыми сопряжены ее нынешние интерпретации (см. таб. 8.1). В науке есть место Богу.

Синтез

Есть ли у жизни какой-то смысл? Неужели человеческое существование заканчивается пустотой и забвением? Неужели мы просто случайная игра природы? Вот как витиевато описывает эту бессмысленность британский философ-атеист Бертран Рассел: «Но еще более бесцелен, еще более лишен смысла мир, который предлагает для нашего рассмотрения Наука. И в этом мире (а где же еще) должны обретаться наши идеалы. Что Человек — это производное причин, не имевших представления о конечной цели, к которой они стремятся; что его происхождение, его развитие, его надежды и страхи, его любовь и его убеждения — всего лишь случайное сочетание атомов; что никакое жгучее желание, никакой героизм, никакое напряжение мысли и чувства не способны превозмочь смерть; что все труды, все посвящение, все вдохновение, все блистание гения человеческого обречены на забвение после гигантской катастрофы, которая ждет нашу Солнечную систему, и что весь огромный храм человеческих достижений будет обязательно погребен под обломками расправшейся Вселенной — и все это если не бесспорно, то весьма вероятно, так что ни одна философия, надеющаяся опровергнуть это, не сможет устоять. Посему только на эшафоте этих истин, только на этом твердом основании неизбывного отчаяния можно выстроить безопасную обитель для человеческой души»⁴³.

Звучит довольно мрачно! К счастью, научные данные, указывающие на существование Бога (см. таб. 8.1), ставят под сомнение «это твердое основание неизбывного отчаяния», о котором говорит Рассел; кроме того, доказать бессмысленность жизни и бесцельность всего, что мы делаем, не так-то просто. Видный в двацдатом веке философ Альфред Норт Уайтхэд ставит под сомнение бесцельность нашего существования с помощью такого вот колкого замечания: «Ученые, задавшиеся целью доказать, что их жизнь бесцельна, представляют собой интересный предмет для изучения»⁴⁴. Существует реальность, которая не укладывается в рамки натуралистической науки. На это четко указывает философ Хьюстон Смит: «В исследовании сути вещей нет отправной точки лучшей, чем современная наука. В равной степени нет и конечной точки худшей, чем она»⁴⁵.

Несостоятельность секулярной науки особенно бросается в глаза, когда речь заходит о таких жизненно важных вопросах, как причины нашего бытия, наше сознание, нравственные ценности, наша воля к добру или ко злу, любовь и забота о ближних. К этому ряду мы можем добавить прочие тайны человеческой природы, такие, как любознательность, творческий потенциал и способность воспринимать и анализировать окружающий мир. Подобные способности наука у простой материи не наблюдает; она игнорирует их, хотя все мы понимаем, что они составляют ту часть существующей реальности, которая придает этой жизни особый смысл. Хуберт Йоки утверждает, что человек — не просто материя, подкрепляя свою мысль таким примером: «Если бы жизнь была исключительно материальна, то преступления Гитлера, Сталина и Мао Цзэдуна не имели бы последствий. Если люди — всего лишь материя, то сжечь тонну людей было бы все равно что сжечь тонну угля»⁴⁶. Фрэнсис Коллинз, директор Национального исследовательского института генома человека, сделавший немалый вклад в расшифровку человеческой ДНК, считает, что «в том, что мы есть и чем становимся, немалую роль должна играть и некая высшая сила». Кроме того, он высказывает серьезные сомнения в том, что генетика и молекулярная биология могут «нести ответственность за универсальное знание добра и зла, присущее всем человеческим культурам во все века… и за бескорыстную форму любви, которую греки называли агапе»⁴⁷.

Если бы натуралистическая наука выдвинула хоть сколько-то правдоподобные модели происхождения материи, жизни и разума, то лишь тогда мы могли бы вполне серьезно обсуждать возможность небытия Бога. Однако секулярная наука в этой области по большей части хранит молчание, что свидетельствует о необходимости разумного Творца. А раз мы результат разумного замысла, значит, у нас есть все основания полагать, что наша жизнь не бессмысленна, что у нее есть цель и что смерть — еще не конец. Научные данные, указывающие на Бога, говорят о том, что в конце тоннеля нашей жизни сияет свет.

Я отказываюсь верить, что мы оказались на этой планете случайно, и я отказываюсь верить, что Бог сотворил нас просто так, ради забавы. Однако все мы вольны решать сами, хотим мы верить, что у нашей жизни есть смысл и цель, или нет. Остается только сожалеть, что несмотря на все данные, свидетельствующие в пользу существования Бога, многие ученые приходят к выводу, что жизнь бессмысленна. Тем самым они лишают себя богатства, значимости, удовлетворения и надежды, которые получает человек от жизни, устремленной к высшим идеалам, идеалам добра и любви к ближним⁴⁸. Эти идеалы не найти ни в грубой эволюционной конкуренции и выживании самых приспособленных, ни в простых механистических интерпретациях природных явлений.

Исследуя природу, я прихожу к выводу о существовании Бога, сотворившего этот очень точный и очень сложный порядок вещей. В этой связи нельзя не упомянуть наш головной мозг и интеллектуальные способности, которыми он обладает, наше сознание и нашу совесть. Было бы весьма странно, если бы Бог, сотворивший столь разумные существа, не предоставил бы им возможности каким-то образом сообщаться с Ним. Поэтому я ищу этого общения. Наилучшим каналом связи с Богом мне представляется именно Библия, и не только потому, что она исполнена значения и чистоты, но и потому, что в ней описан рациональный, следующий законам причинно-следственной связи Бог, Который вполне соответствует причинно-следственной связи, обнаруживаемой наукой во Вселенной. Этот вывод вполне укладывается в уже рассмотренный нами ранее⁴⁹ общепринятый тезис, согласно которому развитию современной науки в западном мире способствовала рациональная логика иудео-христианской традиции, уходящая корнями в библейское изображение Бога. Можно обратиться к другим значительным религиям, таким, как индуизм, буддизм, конфуцианство или синтоизм, и найти там мистицизм, отсутствие Бога, множество богов, иногда даже конфликтующих друг с другом, но не единого последовательного Бога Библии. Библейский Бог в полной мере соответствует рациональности, которую мы обнаруживаем во Вселенной и в науке; в частности, научным законам, которые действуют в окружающем нас мире.

Кто-то может возразить: а как же совершаемые Богом «нерациональные чудеса», без которых не объяснить хоть то же происхождение жизни. Пожалуй, что здесь спорить особо не о чем. Мы не знаем, как именно действует Бог. То, что нам на первый взгляд кажется нерациональным, может оказаться, в свете наших новых познаний, вполне разумным. Тем более что наше обычное рациональное восприятие реальности едва ли пострадает, если случится несколько подобных «чудес».

Так что же нам нужно, чтобы уверовать в Бога? В свете всех данных, указывающих на замысел и на Творца, уверовать в Бога легче, чем поверить, что окружающий мир, отличающийся невообразимой точностью и сложностью устройства, возник по воле слепого случая. Кроме того, будет вполне уместно заметить, что Библия, отпечатанная многомиллиардным тиражом и получившая гораздо более широкое распространение, чем любая другая книга, остается у людей одним из самых авторитетных источников мудрости и руководства в жизни. В ее авторах числятся десятки людей, она писалась на трех континентах в течение полутора тысяч лет, и однако же обладает поразительной внутренней непротиворечивостью. Для меня сочетание науки и библейского откровения дает наиболее последовательные ответы на самые глубокие мои бытийные вопросы.

Утверждать, что мы появились на этой Земле совершенно случайно, по стечению обстоятельств, конечно можно. Однако едва ли это разумный вывод, особенно в свете крайне маловероятных событий, которые подразумевает данный сценарий. Без Высшего Разума нам, похоже, не обойтись. Слишком много проблем остаются нерешенными, когда мы исключаем из своих расчетов Бога. Природа свидетельствует о замысле Божьем и о том, что у нашего существования есть смысл. В настоящее время наука с ее узким, ограниченным горизонтом не воспринимает концепцию Божественного творения; но если вы хотите выстроить здравое мировоззрение, вам необходимо рассматривать и анализировать альтернативы, а не исключать их. Наука должна вернуться к той открытости, которой она отличалась во времена основоположников современной науки, находивших Богу место в своих научных толкованиях.

Несколько слов в заключение

В течение первых двух веков существования современной науки ученые не отвергали Бога и учитывали Его в своих научных выводах. С тех пор мнение ученых кардинально переменилось, и они отказались от упоминания о Нем в своих трудах. При этом многие недавние научные открытия свидетельствуют о величайшей точности и сложности мироустройства, которое практически невозможно объяснить случайными естественными изменениями. Особенно бросается в глаза «точная настройка» физических сил. Будь у их констант иные величины, существование обитаемой Вселенной стало бы не возможным. А что говорить о многочисленных и чрезвычайно сложно устроенных биологических системах! Есть и другие факторы, существование которых нельзя объяснить простой случайностью или естественными причинами (см. таб. 8.1). Все эти открытия указывают на сложный, многосоставный замысел разумного Творца, Существа, Которого мы называем Богом.

Наука открывает Бога. Научные данные свидетельствуют о том, что Он есть, Он существует. Хочется надеяться, что будет множиться число ученых, которые признают Бога как фактор в своих научных интерпретациях.