Ученые тоже люди!

В Эдинбургском обозрении за апрель 1860 г. появилась пространная и крайне язвительная статья, посвященная книге Чарльза Дарвина Происхождение видов. Анонимный автор поднял множество вопросов касательно дарвиновских идей, и особенно его концепции поступательного развития живых форм в результате естественного отбора, благодаря которому выживают самые приспособленные. Статья отличается целым нагромождением аргументов, порой весьма сомнительной ценности, против предположений Дарвина. Среди более или менее убедительных доводов можно отметить напрашивающееся само собой возражение: если эволюционный прогресс шел путем выживания самых приспособленных, то почему так случилось, что простых организмов в настоящее время гораздо больше, чем более сложных? Самые приспособленные должны были вытеснить менее приспособленных или же, по крайней мере, превзойти их числом. Далее в статье было высказано несколько лестных замечаний об идеях самого известного в те времена английского натуралиста сэра Ричарда Оуэна. Оуэн, основатель знаменитого лондонского музея естественной истории, придерживался той концепции творения, согласно которой Бог положил начало основным типам организмов, а они уже со временем видоизменились в великое множество других организмов, сохранив при этом общие базовые характеристики. В качестве примера Оуэн приводил позвоночных. Именно он придумал термин динозавр, выделив эти организмы в отдельную группу. Он даже руководил созданием моделей динозавров в натуральную величину в выставочном павильоне Кристал-Пэлас. Внутри одной из этих моделей состоялся новогодний прием, и в числе двадцати двух человек, участвовавших в трапезе, был и сам Оуэн. А в открытии этой выставки приняли участие сорок тысяч человек, включая королеву Викторию¹⁰.

Загадка авторства этой статьи вскоре была раскрыта. Как оказалось, написал ее сам Ричард Оуэн, один самых ярых оппонентов Чарльза Дарвина. Как и можно было ожидать, особого восторга она у Дарвина не вызвала. В письме к ботанику из Гарвардского университета, известному американскому ученому Асе Грею он заметил, что «ни один факт так громко не свидетельствует против Оуэна… как полное отсутствие у него учеников или последователей»¹¹. Историк Николаас Рупки развенчивает это утверждение: «Конечно же, это был совершеннейший вздор. У Оуэна было множество последователей в музейном движении, как у сторонника идей Кювье [французского натуралиста] и трансценденталиста»¹².

Неуклюжая уловка Оуэна и искажение фактов со стороны Дарвина наглядно свидетельствуют, что ученым ничто человеческое не чуждо и что отношение их к науке, которой они занимаются, далеко не беспристрастно. И здесь возникает немаловажный вопрос, связанный с научной практикой: что же такое наука — открытый поиск истины или поиск свидетельств в пользу гипотез и теорий того или иного ученого? Пожалуй, о науке можно говорить как о своеобразной смеси того и другого.

О том, насколько пристрастны могут быть ученые в своих научных изысканиях, говорит и затянувшийся конфликт по поводу знаменитого археоптерикса. Ранее¹³ мы уже упоминали о том, что Чарльз Дарвин считал отсутствие в геологической колонке многочисленных промежуточных звеньев между разновидностями организмов одним из самых серьезных факторов, свидетельствующих не в пользу его теории. Мало того, в летописи окаменелостей не было ни одного общепризнанного примера таких промежуточных форм; и все это несмотря на то, что в те времена открылась настоящая охота за окаменелостями, которые украшали стеллажи во многих музеях и находили пристанище во многих домах и подвалах. И вот, словно по заказу, всего лишь через пару лет после публикации Происхождения видов, была обнаружена многообещающая промежуточная форма, названная Archaeopteryx ¹⁴. Ее появление сопровождалось большим шумом, и действительно, она казалось вполне подходящей переходной формой от пресмыкающихся к птицам. К тому же, и геологические слои вполне соответствовали той эпохе, к которой эту окаменелость относили.

Археоптерикс был найден в известняковых отложениях в окрестностях Зольнхофена в Германии. Этот известняк легко разделяется на тонкие пластины, поверхность которых бывает столь ровной, что их используют в литографической печати; отсюда и научное название этой окаменелости — Archaeopteryx lithographica. Окаменелостей в зольнхофенских отложениях не много, но они отличаются просто поразительной сохранностью и потому очень высоко ценятся среди коллекционеров. Особый интерес вызывают окаменелости пресмыкающихся, называемых птерозаврами. У них огромные кожистые крылья, и они не похожи ни на одно из существующих ныне животных. Археоптерикстоже был животным уникальным (Рис. 6.1). Он был похож на птицу, у него были задние конечности как у птицы и очень хорошо сохранившиеся перья, включая асимметричные летательные перья, типичные для современных птиц. У летальных перьев опахало с одной стороны стержня шире, чем с другой, тогда как у нелетающих птиц, таких, как страусы, нанду и киви, перья симметричны. У археоптерикса наличествуют также черты, присущие только рептилиям; в частности, когти на передних конечностях, то есть крыльях, длинный костистый хвост и мелкие зубы, которые у современных птиц не встречаются. С другой стороны, существует множество ископаемых птиц с зубами и пара современных видов птиц, у которых есть когти на крыльях. До сих пор описано десять экземпляров археоптерикса, найденных в зольнхофенских известняках. Один представлен только пером, а еще один утрачен.

Первый качественный образец археоптериксаоказался в руках врача, которого более всего привлекал не научный прогресс, а звон монет. У него было достаточно знаний в области палеонтологии, чтобы понять, что он имеет дело с чем-то совершенно необычным. Он позволил специалистам осмотреть свою находку, но запретил делать какие-либо заметки. Однако же стало ясно, что эта окаменелость имеет крайне важное значение. Возможно, это одно из недостающих звеньев, в которых так нуждались сторонники Дарвина. Особую заинтересованность в нем проявил Иоганн Андреас Вагнер, профессор зоологии, в чьем ведении находилась Мюнхенская баварская государственная коллекция экспонатов естественной истории. У него было неважно со здоровьем, поэтому взглянуть на археоптерикса он послал своего помощника. Помощник стал зарисовывать по памяти увиденное, и спустя несколько посещений у него получилось весьма точное изображение ископаемого животного. Вагнер, который подобно большинству тогдашних ученых верил в сотворение, встревожился, что эту окаменелость истолкуют как недостающее звено. Превозмогая телесную немощь, он сделал официальное сообщение для Мюнхенской баварской государственной коллекции по поводу обнаруженного животного. Он классифицировал его как пресмыкающееся с образованиями, напоминающими перья. В конце своего сообщения он заявил, что данную окаменелость нельзя считать недостающим звеном, и поставил под сомнение способность дарвинистов заполнить те пробелы, которые существуют между различными классами животных. Он сказал: «Сделать это они безусловно не смогут, а потому их взгляды нужно незамедлительно отвергнуть как фантастические сны, к которым строгое исследование природы не имеет никакого отношения»¹⁵.

Полтора месяца спустя Вагнер скончался, а возникшая между творением и эволюцией вражда стала разгораться все сильнее. Порой она выливалась в настоящее злорадство. Палеонтолог Хью Фалконер в одном из писем Чарльзу Дарвину писал, что дарвинизм «доконал беднягу Вагнера, и на смертном одре ему ничего не оставалось, как только утешать себя, объявляя его фантазией»¹⁶. Не стоит забывать, что сам Чарльз Дарвин не был атеистом в том смысле, который ему нередко приписывают. В последние годы он даже упрекал некоторых своих коллег за воинствующий атеизм. Если говорить об отношении Дарвина к вопросу о бытие Бога, то он придерживался пассивного агностицизма, а не агрессивного атеизма. Однако противникам всякого рода религии этого было мало. После погребения Дарвина в Вестминстерском аббатстве один из них саркастически заметил, что Церковь заполучило тело Дарвина, но ей не добраться до его идей! А идеи эти подрывают сами устои Церкви.

Вернемся к археоптериксу. Оппонент Дарвина Ричард Оуэн тоже вполне отдавал себе отчет в том, какие споры вокруг него разгорятся, поэтому ему более всего на свете хотелось заполучить в свое распоряжение образец этой окаменелости. Используя свое влиятельное положение в Британском музее и после серьезных переговоров с попечительским советом музея и врачом, который владел этим образцом, было достигнуто соглашение о покупке его и еще нескольких менее значимых окаменелостей за семьсот фунтов стерлингов. Проведя обширные исследования археоптерикса, Оуэн доложил о результатах Королевскому обществу. Как и следовало ожидать, он, подобно Вагнеру, пришел к выводу, что археоптерикса нельзя рассматривать как промежуточное звено между птицами и пресмыкающимися. Однако, в отличие от Вагнера, Оуэн заключил, что археоптерикс — не пресмыкающееся, а ранняя форма птицы, не так уж сильно отличающаяся от современных птиц и хорошо приспособленная к полету. Этот вывод отнюдь не охладил пыл тогдашнего дарвинистского меньшинства, которое продолжало пропагандировать археоптерикса как столь необходимое им недостающее звено. Позднее Дарвин позаботился о том, чтобы его включили в будущие издания его книги Происхождение видов. Однако эволюционистам требовался целый ряд других промежуточных форм, которые стали бы подтверждением постепенно перехода от пресмыкающихся к археоптериксу, а затем от археоптерикса к более современным видам птиц. Для тех же, кто верил в Божье творение, археоптерикс был всего лишь еще одной формой в ряду многообразных сотворенных существ.