Скульптура и Архитектура

НИКИТА ХРУШЁВ

И ЭРНСТ НЕИЗВЕСТНЫЙ

Вовремя посещения Манежа Н. Хрущёв обратился к модернистам: «Кто здесь главный?». «Главным» оказался скульп­тор Эрнст Неизвестный.

Художник Борис Жутовский вспоминал: «Эрнст Неизвестный встал перед Хрущё­вым и говорит: „Никита Сергеевич, Вы глава государства, и я хочу, чтобы Вы по­смотрели мою работу". Хрущёв от такой формы обращения оторопел и недоумен­но пошёл за ним. Как только Хрущёв уви­дел работы Эрнста, он сорвался и начал повторять свою идею о том, что ему брон­зы на ракеты не хватает. И тогда на Эрн­ста с криком выскочил А. Шелепин: „Ты где бронзу взял? Ты у меня отсюда нику­да не уедешь!". На что Эрнст, человек не­управляемый, вытаращил чёрные глаза и, в упор глядя на Шелепина, сказал ему: „ А ты на меня не ори! Это дело моей жиз­ни. Давай пистолет, я сейчас здесь, на твоих глазах, застрелюсь"».

Между скульптором и главой прави­тельства разгорелся оживлённый спор. Э. Неизвестный рассказывал: «Хрущёв заявил, что я проедаю народные день­ги, а произвожу дерьмо! Я же утверж­дал, что он ничего не понимает в ис­кусстве».

На это Хрущёв возражал: «Был я шах­тёром — не понимал, был я политра­ботником — не понимал. Ну вот сей­час я глава партии и премьер и всё не понимаю! Для кого же Вы работаете?».

«Интереснее всего то, — писал Неиз­вестный, — что, когда я говорил чест­но, прямо, открыто и то, что я думаю, — я его загонял в тупик. Но стоило мне начать чуть-чуть лицемерить, он это тотчас чувствовал и брал верх.

Вот только один пример. Я сказал: „Ни­кита Сергеевич, Вы меня ругаете как ком­мунист, вместе с тем есть коммунисты, которые поддерживают моё творчество, например Пикассо, Ренато Гуттузо". Он хитро прищурился и сказал: „А Вас лич­но волнует, что они коммунисты?". И я соврал: „Да!". Если бы я был честным, я должен был бы сказать: „Мне плевать, мне важно, что они большие художни­ки!". Словно почувствовав это, он про­должал: „Ах, это Вас волнует! Тогда пусть это Вас не волнует, мне Ваши работы не нравятся, а я в мире коммунист номер один".

Кончилась наша беседа с Хрущёвым сле­дующим образом. Он сказал: „Вы инте­ресный человек, такие люди мне нравят­ся, но в Вас сидят одновременно ангел и дьявол. Если побелит дьявол — мы Вас уничтожим. Если победит ангел — мы Вам поможем". И он подал мне руку».

Через две недели, 17 декабря, состоялась первая встреча Н. Хрущёва с творчес­кой интеллигенцией. Режиссёр Михаил Ромм вспоминал: «Хрущев постепенно как-то взвинчивался, взвинчивался и об­рушился раньше всего на Эрнста Неиз­вестного. Долго он искал, как бы это по­обиднее, пояснее объяснить, что такое Эрнст Неизвестный. И, наконец, нашёл, нашёл и очень обрадовался этому, го­ворит:

„Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, за­лез бы внутрь стульчака и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет. На эту часть тела смотрит изнутри, из стульча­ка. Вот что такое ваше искусство. И вот Ваша позиция, товарищ Неизвестный, Вы в стульчаке сидите". Говорил он это под хохот и одобрение интеллигенции твор­ческой, постарше которая, — художни­ков, скульпторов да писателей неко­торых».

Вскоре после этих событий Эрнст Неиз­вестный вынужден был написать Хрущё­ву письмо: «Я боюсь показаться нескром­ным, но я преклоняюсь перед Вашей че­ловечностью, и мне много хочется писать Вам самых нежных и тёплых слов. Ники­та Сергеевич, клянусь Вам и в Вашем лице партии, что буду трудиться, не покладая рук, чтобы внести свой посильный вклад в общее дело на благо народа».

После этого письма в очередном выступ­лении Хрущев уже примирительно гово­рило Неизвестном: «Мне хочется верить, что человек он честный и способный. Да­вайте посмотрим, как он выполнит своё обещание, покажет своим творчеством, как служит народу». Но развязка у этой истории оказалась не­ожиданной. После смерти Н. Хрущёва его родные обратились к Э. Неизвестно­му с просьбой стать автором памятника на его могиле. Скульптор согласился. Ис­торик Г. Фёдоров вспоминал: «Эрнст Неизвестный говорил мне в пору рабо­ты над памятником: „ Покойный при жиз­ни испортил мне несколько лет, теперь сделает это и после смерти, но заказ я выполню, я сам этого хочу. Он стоит того"».

Памятник представляет собой бронзо­вую голову Н. Хрущёва на фоне слож­ного переплетения чёрного и белого мрамора. Контраст этих цветов пока­зывает противоречивость личности Н. Хрущёва.

Во второй половине 50-х гг. всё более осознавалась потребность в ясном и весомом скульптурном образе, где идея выражалась бы непосредственно через форму. Та­ков московский памятник В. В. Мая­ковскому (1958 г.) работы Алек­сандра Павловича Кибальникова (1912—1987). Появились ориги­нальные мемориалы, в которых собственно скульптура уступала ве­дущую роль хранящему историче­скую память ландшафту (Зелёный пояс Славы под Ленинградом) или архитектурной композиции (мо­нумент в честь освоения космоса в Москве, 19б4 г., авторы А. П. Фай-дыш-Крандиевский, М. О. Барщ, А. Н. Колчин). Атмосфера политической «от­тепели» 1956—19б4 гг. способство­вала появлению в советской культу­ре разных, в том числе и далёких от социалистического реализма на­правлений. Их существование не всегда было лёгким, и

свидетель­ство тому — судьба скульптора Эрн­ста Иосифовича Неизвестного (родился в 1925 г.). Его работы «Атом­ный взрыв» (1957 г.), «Дафна» (1963 г.), «Сердце Христа» (1973-1975 гг.) рассказывают о борьбе извечных начал — добра и зла. Они представляются художнику сверхчеловеческими силами, неким подо-5ием космических вихрей, которые создают или разрушают живую форму на глазах у зрителя. После спора с главой страны Н. С. Хрущё­вым во время выставки 1962 г. в мо­сковском Манеже Неизвестный на долгие годы был лишён государст­венных заказов и в конце концов был вынужден уехать из СССР.

Наряду с обращением к абстрактным формам, восходящим к авангарду, в скульптуре сохранялись традиции монументализма.

Архитектура.

В 1948—1953 гг. в столице возведена серия высотных зданий. Размещённые в узловых пунктах города, они преобразили его облик — хотя, в сущности, это было лишь «укрупнение» традиционного много башенного силуэта старой Москвы. Несмотря на послевоенные трудности, роились «советские небоскрёбы» самых дорогостоящих материалов (стальной каркас, гранитная отделка, позолота). Каждый такой дом по затратам оказывался равен нескольким обычным многоэтаж­ным зданиям той же кубатуры.

Прямым следствием смены курса культурной политики в середине 50-х гг. было вышедшее в ноябре 1955 г. партийно-правительственное постановление, осуждавшее «архи­тектурные излишества» и «украша­тельство». Основным содержанием зодчества второй половины 50-х и 60-х гг. стало массовое жилищное

строительство.

Новый тип жилища был сформи­рован в экспериментальной за­стройке московских окраин. Вместо традиционной строчной планиров­ки внедрялся принцип озеленённо­го микрорайона с группами жилых зданий вокруг общественных и куль­турно-бытовых учреждений. Отдел­ка пятиэтажных домов предельно скромна, метраж квартир сведён к минимуму. Это соответствовало сверхзадаче проектировщиков — сделать жильё действительно до­ступным рядовому потребителю.

В 1957 г. в стране была создана сеть домостроительных комбина­тов, изготовляющих стандартные детали для сборки на строительной площадке, что способствовало уско­рению работ. Однако недостаточная гибкость этого производства вела к унылой однотипности зданий.

В 60-х гг. зодчие нередко возвра­щались к архитектурным начи­наниям довоенного времени. Так, в планировке московского киноте­атра «Россия» (1961 г., архитекторы Ю. Н. Шевердяев, Д. А. Солопов, Э. А. Гаджинская) угадываются формы голосовского Клуба имени С. М. Зуева. В традициях «урбанизма» 20-х гг. построен так называемый Дом нового быта (ДНБ) в одном из кварталов Новых Черёмушек в Москве (19б9 г., архитекторы На­тан Абрамович Остерман и др.) — уникальный жилой комплекс с раз­витой общественной структурой, предназначавшийся для жильцов разных возрастов и профессий. Впоследствии он был передан под общежитие МГУ.

Date: 2015-09-05; view: 398; Нарушение авторских прав