Урготелла. Эпинэ

Принцесса Елена называла принцессу Юлию пампушкой, та в ответ величала сестричку зайчиком, намекая на выступающие вперед зубки. Впрочем, для знатных наследниц дочери Фомы были очень даже неплохи, куда лучше других принцесс. По крайней мере, если верить графу Шантэри. Марсель верил. Виконту больше нравилась Юлия, дядюшка Франсуа предпочитал Елену, и именно у нее был день рождения, по случаю которого во дворце играли мистерию [93].

Мода смешивать балы и театр родилась при гайифском дворе лет пятнадцать назад и в считаные годы завоевала чуть ли не все Золотые земли. Исключение составляли дикие засаграннские страны и Талиг. Его величество Фердинанд уперся, как четыре осла, и, к вящему разочарованию блестящих молодых людей, запретил гайифские балеты. Унять разбуянившегося короля то ли не смогли, то ли не захотели, и Талиг остался без мистерий, о чем Валме весьма сожалел. Зато теперь виконт получил все и больше, и нельзя сказать, что это его обрадовало, хотя начиналось все исключительно мило.

Елена еще весной заказала музыку к «Элкимене» Софимета [94]. Выбор казался странным, но именинница имеет право на причуды, особенно если она принцесса. Главную роль в своем балете Елена предложила Ворону, и тот, не моргнув глазом, согласился, а теперь исчез. Вышел утром из особняка и как сквозь землю провалился.

Граф Шантэри рвал и метал, Герард с круглыми от отчаянья глазами порывался искать монсеньора, а Марселю было смешно. До тех пор, пока дядюшка не объявил железным голосом, что, если герцог не объявится, изображать Черного Гостя будет виконт Валме. Марсель возмутился, но старый дипломат был непреклонен – если наследница Фомы в день своего рождения по вине талигойского герцога останется без балета, случится страшное. Виконт немного поупирался и согласился. Не то чтоб он боялся скандала – Ворону сходило с рук и не такое, тем более перед войной, но девушку было жаль. Принцесса отказала чуть ли не дюжине набивавшихся к ней кавалеров, заполучила то, что хотела, и на тебе.

К обеду Алва не вернулся, ждать дольше было невозможно. Марсель закутался в длинный плащ с капюшоном и в сопровождении возмущенного до глубины своей дипломатической души посла забрался в карету. Их уже ждали – на крыльце крутил головой некто носатый, оказавшийся распорядителем мистерии. Валме уныло поплелся за ним, предоставив дядюшке объясняться с хозяевами. С каждым шагом обуревавшие виконта сомнения возрастали, но главная напасть скрывалась внутри жарко натопленной комнаты, где дожидался жертвы странного вида костюм: черный шелк, серебряная парча, алый бархат, подвитые перья… И это не считая золотого пояса с коротким деревянным мечом, шлема и сандалий. Тоже золотых. Именно так, по мнению портного и танцмейстера, наряжался таинственный незнакомец, сначала случайно встретивший прекрасную Элкимену, вырвавший ее из лап разбойников и в конце концов уведший в свое загадочное царство.

Виконт вздохнул и отдал себя на растерзание четверым слугам. Больше он исчезновению Алвы не удивлялся – наверняка Ворон узнал, что ему предстоит надеть, и спасся бегством. Марсель герцога не осуждал: показаться в таком виде было еще тем удовольствием, а ведь нужно еще и танцевать! Правда, от главных героев мистерий не требовали особого мастерства, но ударять в грязь лицом не хотелось.

Одевание заняло чуть ли не полтора часа. Наконец потрясенный собственным видом виконт прилип к зеркалу и столкнулся с очень грустным взглядом. Марсель обернулся – за ним стояла Елена в длинной розовой тунике. Русые волосы принцессы скрылись под высоким черным париком, в ушах покачивались длинные «гальтарские» серьги, обнаженные руки украшали браслеты. Наряд девушке шел, но она все равно казалась несчастной. В первую очередь потому, что пыталась улыбаться.

– Господин Валме, – дочь Фомы старалась говорить небрежно, – благодарю вас за помощь.

– Пустое, ваше высочество, – Марсель очень надеялся, что его голос звучит твердо, – я счастлив оказать вам услугу.

– Вы знаете роль?

– В общих чертах.

– Она нетрудная. В первом акте у нас ланнуэ и вуэлверин [95]. Перед выходом вам дадут охапку лилий, вы, – она запнулась, – вы бросите их к моим ногам, я подниму цветы и снова уроню, а вы мне поможете их собрать. Потом я кладу лилии к подножию статуи, и мы танцуем обычный ланнуэ. Затем мы садимся на скамью, смотрим, как пляшут пастухи, я подаю вам знак, мы выходим еще раз – и конец первого акта.

– Действительно, нетрудно, – согласился Марсель, – хотя должен признаться, это моя первая мистерия.

– Я понимаю, – Елена героически улыбнулась, – в Талиге это не принято.

– Увы, ваше высочество. Но я постараюсь не подвести.

– Вы… – Елена запнулась, – если можно никому не говорите, что…

– Конечно, – какой Ворон все-таки мерзавец, у нее даже зубы несчастные, – я до последнего не верил своему счастью и поэтому держал наш договор в тайне…

– Нет, – обведенные черной краской глаза Елены казались огромными, не меньше, чем у Софии, – это я не верила своему счастью и все держала в тайне. Простите, мне пора… Я выхожу раньше, за вами придут… Не забудьте про лилии.

– Разумеется, ваше высочество, – заверил Марсель, но Елена уже исчезла. Виконт хотел было сесть, но не решился помять чудовищный наряд и встал столбом посреди раздевальни. Надо ж додуматься выбрать «Элкимену»! Черный Гость… Нечего сказать, похож!.. Как павлин на ястреба.

– Виконт, у меня нет слов… Скажите, это – и в самом деле костюм Черного Гостя?

– Во имя Леворукого… Рокэ! Куда вы исчезли?

– Исчез? – Алва бережно водрузил на стол нечто завернутое в белый шелк. – Напротив, я появился.

– Что это?

– Я не имею обыкновения осыпать дам поддельными цветами, – доверительно шепнул Алва, снимая материю.

Леворукий и все кошки его! Лилии! Лилии в конце осени…

– Откуда?! Как вам удалось?

– Гоганы как-то умеют договариваться с цветами, – пожал плечами Алва, – и они по-прежнему корыстны – не лилии, гоганы. Фома еще жив?

– Да. О том, что все пошло не так, знают только Шантэри и Елена.

– Тогда она тем более заслужила цветы. Кстати, примите мою благодарность. Вы второй раз кряду соглашаетесь меня заменить.

– А вы мне не даете, – засмеялся Валме, – хотя, не скрою, ваше исчезновение в Нохе меня огорчало несколько больше. Закатные твари, вы же еще не одеты?!

– Виконт, – в голосе Алвы послышалось страдание, – неужели вы полагаете, что я облачусь в этот, гм, туалет… Глядя на него, понимаешь, что родина мистерий – Паона. Вам бы тоже не помешало вернуться в свое обычное состояние, если вы, разумеется, не желаете вкусить любви по-имперски… Этот костюм располагает…

– Рокэ!

– Тсс, начинают!..

Невидимый оркестр заиграл что-то веселое и быстрое. Марсель с наслаждением стянул с головы шлем и парик и занялся сандалиями. И как только древние в них ходили?! К счастью, выпутаться из проклятого костюма оказалось куда проще, чем в него влезть. Валме с наслажденьем воссоединился со своими штанами и камзолом и едва не упал при виде стоящего посреди раздевальни Черного Гостя. Словно сошедший с древних фресок эорий в короткой тунике и отнюдь не выглядевших глупо сандалиях рассеянно застегивал пояс со странного вида мечом.

– Закатные твари, – ахнул Валме, – нельзя же так…

– Можно, – Алва покончил с вороненой пряжкой и поднес к лицу лилию. – Запомните, виконт, отвратительней поддельных цветов может быть лишь поддельное оружие.

– Сударь, вам пора, – ворвавшийся танцмейстер узрел черную фигуру и прилип к полу.

– Если пора, идемте, – Алва и не подумал повысить голос, но несчастный балерун сделал какое-то дикое па и выскочил в коридор. Рокэ подхватил свои лилии и вышел следом, в рукояти меча зло блеснул лиловый камень. Ошалевший Валме огляделся в поисках выпивки, не нашел, ухватил сунувшего в комнату нос слугу и потребовал провести его в ложу Шантэри. Дядюшка неодобрительно покосился, но промолчал. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы выражать свое возмущение во время действа, и слишком счастлив появлению Ворона. Марсель тихонько опустился на скамью и глянул в залитый золотистым светом зал – в Священной Роще готовились к празднику…

Можно подумать, если не спать три ночи кряду, что-то изменится. Манрики расточатся серным дымом, Сэ превратится в бурную реку и унесет королевскую армию, из Рассветных Врат выйдет Создатель и отделит правых от виноватых…

Робер поднялся, разминая затекшую спину, несколько раз прошелся из угла в угол, в тысячный раз постоял у портрета маршала Рене, потом у окна. Сел за стол, нарисовал на листе бумаги барса. Барс вышел грустным, чтобы не сказать жалким. Робер добавил несколько пятен, стало еще хуже. В приемной раздался какой-то шум, Эпинэ торопливо накрыл рисунок картой – и вовремя.

– Монсеньор, – лицо Леона Дюварри было в красных пятнах, глаза горели, – член ратуши Шакрэ… С ультиматумом.

– Ублюдки не осмелились прислать парламентера, – пояснил вошедший следом Карваль. В отличие от теньента, капитан был бледен. – Они отправили пленника, оставив в заложниках его семью.

Пленник!.. В центре собственной страны.

– Давайте его сюда.

– Монсеньор! – возгласил Дюварри. – Мэтр Орас Гукэ.

Мэтр Гукэ был толстым, круглолицым и насмерть перепуганным. Казалось, он даже пах страхом. Робер повернулся к приплясывавшему от нетерпения порученцу.

– Дайте ему касеры.

Гукэ выпил, вряд ли соображая, что именно пьет. Бледное полное лицо походило на невыдержанный сыр.

– Рассказывайте.

Толстяк открыл рот, снова закрыл и вдруг плюхнулся на колени. Робера передернуло от брезгливой жалости.

– Встаньте!

Стоящий на коленях человек затряс головой, словно глиняный болванчик.

– Мэтр Гукэ, – Эпинэ старался говорить так, как говорил с загнанными или перепуганными лошадьми, – что случилось? Я вас слушаю.

– Письмо, – забормотал тот, – вам… Вам письмо… Я привез… Иначе повесят Клару… И детей… У нас шестеро, – глаза Гукэ стали белыми, – шестеро. Вы слышите?! Их повесят, если вы не одумаетесь! Мою семью повесят! Из-за вас! Вы должны сдаться!..

– Как ты смеешь! – рявкнул Никола. – Трус!

– Замолчите, капитан! – прикрикнул Робер. – Давайте письмо и уходите.

– Вы! Вы не можете!.. Вы должны!

– Уведите его и проследите, чтоб без глупостей. К вам это тоже относится.

Легко сказать «без глупостей», а попробуй без них обойтись в этом подлейшем из миров. Робер взял запечатанный конверт, не коснувшись трясущейся пухлой руки.

На печати белого воска рыцарь поражал дракона. А он, вопреки здравому смыслу, надеялся на оленя. Что же с Савиньяком?

– Никола, я должен подумать, а вы… Полагаю, вы знаете, что следует делать.

– Разумеется, монсеньор. Я отдам все необходимые распоряжения.

Капитан Карваль – замечательный офицер, но читать ультиматумы лучше без свидетелей, хотя Эгмонт вскрыл письмо Ворона при всех. Почему? Не желал иметь тайн от соратников или боялся самого себя? Лично он боится. Повелитель Молний со злостью сорвал печать.

«Робер, незаконно именующий себя герцогом Эпинэ! – начало было многообещающим. – Твои преступления превысили чашу нашего терпения! Повелеваем тебе незамедлительно сложить оружие и предать себя и своих сообщников в руки наших верных слуг: маршала Талига маркиза Леонарда Эр-При, маркиза Фернана Сабве и графа Симона Марана.

На размышление тебе, по великой нашей милости и в память твоих предков, оказавших Талигу ряд важных услуг, даем четыре дня, по истечении которых все не сложившие оружие будут объявлены государственными изменниками, подлежащими смертной казни на месте.

Фердинанд, милостью Создателя король Талига».

Леонард Манрик – маркиз Эр-При… Фердинанд отдает титул Повелителя Молний «навозникам»? На такое не решился даже Франциск. Понятно одно – истинные хозяева Талига Колиньяры и Манрики. И, во имя Леворукого, кто такой Симон Маран?!

Повелитель Молний отбросил высочайший рескрипт, из которого явствовало одно: переговоров не будет. Временщики ошалели так же, как и повстанцы. Не сражаться невозможно, сражаться – тем более. Отступать некуда. Сложить оружие не позволят свои же. Сдаться в одиночку? Он уже однажды попробовал.

Если бывают безвыходные положения, вот вам одно из них. А из безвыходных положений находят выход только великие или сумасшедшие. Робер потряс головой – глаза болели, словно в них насыпали перца. Иноходец зло усмехнулся, прижал к глазницам ладони, немного задержал, провел по бровям к вискам. Стало легче, хоть и ненамного. Так, один секрет Ворона он разгадал, разгадать бы еще парочку…

Черный Гость и Элкимена кружились, словно подхваченные незримым вихрем, герцог склонял голову к своей даме и слегка улыбался, Елена лучилась невозможным, горячечным счастьем, а скрипки предвещали беду, хотя все еще было спокойно.

Мистерии, как и большинство подобных забав, являли собой переделки доэсператистских легенд и трагедий, но эта, на вкус Валме, была слишком уж мрачной. Демон, ставший свидетелем праздника, перешедшего в кровавую резню, и девушка, которую он спас, поддавшись минутной прихоти, и которой не нашлось места среди живых… Брррр!

Скрипки замолчали, тревожная, злая волна спала, и Марсель облегченно откинулся на спинку кресла. Первая часть мистерии была закончена, и слава Создателю! Музыканта, написавшего этот кошмар, следует если не придушить, то высечь. Можно подумать, никто не знает, что в конце концов помрет, так за какими кошками об этом напоминать, да еще на празднике?!

Дядюшка Шантэри зашевелился и вытащил огромный носовой платок. Марсель не стал дожидаться трубных звуков и неизбежных нотаций и пулей выскочил из ложи. Виконт намеревался отыскать Алву, но судьба послала ему Фому. Герцог стоял посреди круглой, расписанной птицами комнаты и распекал хмурого человека с львиной гривой. Рядом с папенькой голубела принцесса Юлия и благоговейно топтались придворные и дипломаты. Обойти разряженную кучу, не нарушая этикета, было невозможно, оставалось присоединиться.

– Слишком мрачно, – палец Фомы качался у самого носа его жертвы. – Я понимаю, что вы связаны сюжетом, но вы испортили даже праздничные танцы.

Ага, значит, это и есть сочинитель музыки. Марсель и сам был готов всыпать ему по первое число, но стойкая нелюбовь к назиданиям и выволочкам свое дело сделали – Валме принял сторону композитора. Разумеется, мысленно.

– Ваше величество, – музыкант был мрачен, но спокоен, – Ее высочество настаивала на том, чтобы тема судьбы звучала уже в увертюре.

– Вам следовало показать ноты маэстро Луккини. Он, в отличие от вас, сочинил четырнадцать отличных мистерий.

– Луккини не имеет понятия об искусстве, – отрезал композитор, – в отличие от ее высочества…

– Правильно ли я понял, что музыкой мы обязаны вам? – Рокэ в своей черной тунике вышел из потайной двери. Рядом, опустив глаза, семенила сияющая Елена.

– Да, – вскинулся маэстро, – и я этим горжусь.

– И вполне справедливо, – герцог снял с руки кольцо и протянул музыканту. – Могу я узнать ваше имя?

– Эберхард Гроссфихтенбаум.

– Я запомню. Ваш талант достоин большего, чем дворцовые мистерии. Вы смогли преодолеть гайифскую слащавость. Хорошо, что в финале вы убрали все инструменты, кроме скрипок. Этот инструмент создан, чтобы кричать о неизбежности…

– О, – маэстро уставился на Ворона с живейшим интересом, но без намека на подобострастие, – я был бы счастлив писать по вашему заказу.

– Пожалуй, я закажу вам реквием, – задумчиво произнес Ворон, – или даже два. Тема смерти весьма созвучна вашему таланту, вы создадите истинные шедевры… Приходите в особняк на улице Жеребца, и мы обсудим подробности.

– А сейчас можете вернуться к оркестру. – Леворукий разберет этого Фому, доволен он или нет? – Завтра казначей вам выплатит шестьдесят ургов.

Эберхард Гроссфихтенбаум вышел с удивительным для дворца достоинством. И где только Елена раскопала это чудо?

– Герцог, вам и вправду нравится эта музыка? – удивилась принцесса Юлия.

– Она необычна и отвечает сути легенды, – объяснил Алва, – для того чтобы превратить танец в дурное предзнаменование, нужен талант, и немалый.

Юлия озадаченно замолчала, разглядывая Черного Гостя.

– Рокэ, – Марсель вспомнил поучения дядюшки Шантэри и решил проявить дипломатичность и такт, – вам не кажется, что последний танец чем-то похож на то, что вы как-то пели.

– А что именно? – поднял бровь Ворон.

– Такое веселое… От чего повеситься хотелось. Про луну, которая пляшет…

– Да, – вспомнил маршал, – что-то общее есть, хотя в Кэналлоа на такие вещи смотрят легче.

– Герцог, – встрепенулась Юлия, – так вы поете? Я всю жизнь мечтала услышать кэналлийские песни.

– Увы, ваше высочество, – Алва был сама куртуазность, – кантины требуют не лютни, а гитары. И потом, ваш августейший отец прав, не стоит омрачать день рождения вашей сестры грустными песнями.

Именинница вспыхнула и протянула Ворону руку, которую тот не замедлил поцеловать. Юлия слегка нахмурилась.

– Герцог. – Елена в отличие от сестры и своей героини была совершенно счастлива. – Я обещала в присутствии отца поблагодарить вас за лилии. Вы сотворили настоящее чудо!

– Нет, – не согласился Ворон, – мне просто повезло.

– Ваше везение стало легендой, – выдохнула Елена.

– Пожалуй, – не стал спорить Алва, – только везучий человек целует руки столь прелестным созданиям.

Принцесса опустила глаза, Фома, напротив, внимательно оглядел талигойца и, видимо, остался весьма доволен.

– А вы, оказывается, льстец, – хихикнула Юлия, – признайтесь, скольких женщин вы обманули?

– Ваше высочество, – слегка поклонился Ворон, – ни одной. Все очень просто. Я в каждой женщине вижу принцессу, но в принцессе я вижу прежде всего женщину.

– Вы, Алва, опасный человек, – с отеческой укоризной произнес Фома и немедленно удалился, прихватив свиту и оставив то ли наследниц на растерзание Ворону, то ли наоборот.

Елена на правах Элкимены взяла Черного Гостя за руку и потащила в альков, где стояли подносы с напитками и фруктами. Юлии ничего не оставалось, как вцепиться в Валме.

– Ваше высочество, – Рокэ учтиво протянул своей даме бокал, – вы довольны вечером?

– О, – прошептала Елена, – я счастлива.

– В таком случае, я сожалею.

– Сожалеете? – осеклась принцесса.

– Счастье имеет обыкновение иссякать, оставляя за собой тень длиной в жизнь, – пояснил Алва. – Ваше высочество, я желаю вам радости, удачи, покоя, чего хотите, но только не счастья.

– Герцог, а любовь? – бросилась в бой Юлия. – Неужели вы и в нее не верите?

– Я не сталкивался с этим явлением, – Ворон приподнял свой бокал, – но я отнюдь не утверждаю, что его не существует. Мой порученец, исключительно правдивый молодой человек, встречал выходца. У меня нет никаких оснований ему не доверять. И уж тем более я не стану отрицать существование предмета, о котором со знанием дела говорит столько достойных всяческого уважения людей.

– О, сударь, – Юлия прикрыла личико веером, – вы над нами смеетесь.

– Я смеюсь надо всем, – признался Ворон, – но это не мешает мне говорить правду.

– А этот ваш знакомый молодой человек, который видел закатную тварь…

– Выходца, ваше высочество. Согласно теории Авессалома Кубмария, выходцы и закатные твари имеют совершенно различную природу и происхождение. Более того, они враждебны друг другу.

– Почему? – чужим голосом произнесла Елена, она все еще держала свой бокал, и он был полон.

– Я не очень внимательный читатель, – признался Рокэ, – без сомнения, сьентифик объяснил бы лучше. Кубмарий исходил из того, что выходцы зарождаются спонтанно и в некоторой степени являются родичами призраков и привидений. Что до закатных тварей, то они ведут свой род от высших существ, некогда обитавших в Кэртиане. Таких, как герои сегодняшней мистерии.

– Герцог, – Юлию мудрствования Кубмария не вдохновили, и Валме был полностью согласен с принцессой, – в месяц Весенних Волн вы еще будете нашим гостем?

– Скорее всего, – Алва поставил недопитый бокал и потянулся к блюду с виноградом.

– Я могу рассчитывать на вас в моей мистерии?

– Ты же не хотела участвовать в столь глупых затеях, – сдавленно произнесла Елена.

– О, я передумала. Сударь, я хочу поставить кэналлийскую мистерию, а маэстро Гроссфихтенбаум напишет музыку.

– Кэналлийскую? – герцог задумчиво тронул апельсин. – Это непросто, но Эберхарду такая задача по силам. Могу я спросить о сюжете?

– Нет, – глаза Юлии торжествующе блеснули, – это я вас спрошу. Моя мистерия будет о первом из Кэналлийских Воронов.

– Юлия, – не выдержала Елена, – это же неприлично…

– Отчего же? – Алва оставил в покое апельсин и улыбнулся. – Мне даже странно, что старик Дидерих не испек из моих предков самую приторную из своих трагедий. Видимо, нас спасла репутация двух Рамиро, Предателя и Вешателя.

– Так вы согласны? – не отставала Юлия.

– Рассказать – безусловно, – Алва освежил бокалы дам, а Марсель позаботился о себе сам, – что до остального, то все в руках маэстро.

– А вы можете начать прямо сейчас? – Юлия отправила в ротик лиловую виноградину. – У нас еще есть время.

Елена подавленно молчала, Рокэ усмехнулся и поднял бокал.

– Здоровье именинницы! Как говорили в древности: «Радуйся!»

Елена вспыхнула и опустила глаза:

– Я присоединяюсь к просьбе сестры.

– Не смею отказать. Итак, Беатриса Борраска и ее благородный супруг… Борраски приняли эсператизм одними из первых, не понимаю, почему их не причислили к лику святых… С этими причислениями вечно случается путаница – то вознесут грешника, то не заметят праведника. Как бы то ни было, Беатриса и Лорио прижили троих детей…

– А ребенок Ринальди, он действительно умер? – не выдержала Елена.

Рокэ усмехнулся:

– История Беатрисы все еще будоражит умы. Пожалуй, во всей священной и не очень истории не найдется более знаменитой дамы. Увы, гордая эория родила мертвую девочку, что никого не удивило, а многих обрадовало. Мориски говорят, что дороже глупости обходится только доброта. Не причисленный по недоразумению к лику святых полководец приютил у себя несколько вдов и сирот, чьих родных сожрали чудища. Был среди них и мальчик, которого угораздило иметь светлые волосы и зеленые глаза. Бедняга родился года за два до преступления Ринальди, и его мать была честной женщиной, но для сплетников это не довод. Досужие языки превратили юношу в сына Ринальди Ракана.

– Превратили? – подалась вперед Елена. – А если это было правдой?

– Эрнани, хоть его и ославили святым, был недурным политиком. Племянника, пусть и незаконного, он бы не потерпел. Раканы чувствовали родную кровь.

– Вы в это верите? – не удержался Марсель.

– Скорее да, чем нет. Прошу прощения, но дальше моя история банальна, как какая-нибудь «Плясунья-монахиня». «Они росли вместе и полюбили друг друга». В юности это случается чуть ли не со всеми, но лишь избранным удается натворить глупостей, о которых помнят века. Дочь Беатрисы и Лорио влюбилась в зеленоглазого сироту. Отец и мать не встали стеной против столь неподобающего союза только потому, что ничего не знали. Рано или поздно эорию Альбину выдали бы замуж. Скорее всего, она бы изменяла супругу с другом детства или с кем-нибудь другим…

– Но вы обещали рассказать, – влезла Юлия, – как Борраска… то есть ваши предки очутились в Кэналлоа.

– Терпение, ваше высочество. У влюбленной девицы был брат-близнец. То, что известно про Альбина Борраску, не оставляет сомнений: именно он подбил сестру и друга удрать.

– Но почему? – проворковала именинница.

– Ваше высочество, вы отличите музыку нашего друга Гроссфихтенбаума от творений маэстро Луккини?

– Конечно, – зарделась принцесса, – с первых же тактов.

– Наши поступки – тоже своего рода музыка, всегда можно понять, кто ее написал. Итак, трое негодников умудрились выбраться из Империи, пересечь Померанцевое море, но в конце концов попали в плен. И не к кому-нибудь, а к нар-шаду Багряных земель Заллаху. Его еще называли Черным Львом. Кстати, вы не видели этих животных?

– Нет, – Елена покраснела так, словно не видеть черного льва было верхом неприличия, – откуда?

– Действительно… Мориски охотятся на них только перед большой войной. Красивый обычай…

– А вы видели?

– Я бывал в Багряных землях. Мориски чтут родство до сорокового колена, а мы куда более близкие родичи.

– И потому, – в дочери Фомы заговорила старая торговая обида, – талигойцы ходят сквозь Астраповы Врата [96], а остальные – в обход Кагеты.

– Морские шады – решительные люди, – светским тоном заметил Алва, – впрочем, равнинные тоже.

– Теперь ясно, откуда пошла присказка, что понять шада может только рей, – внес свою лепту Валме, – но вы говорили о ваших предках…

– Юные обалдуи изрядно позабавили Черного Льва. Влюбленные ему быстро наскучили, зато Альбин пришелся ко двору. Заллах научил чужака обращаться с оружием, лошадьми и женщинами, выдал за него собственную дочь и сколько-то там шадских и спровадил завоевывать себе царство.

Тогдашний кэналлийский шад выказал себя полным глупцом. Разумеется, кэны и аллийцы перестали грызться между собой и собирались сбросить морисков в море. Заллах посоветовал Альбину подхватить то, что падает, и тот подхватил… Ах да, разумеется, в Талигойе беглецов объявили погибшими на охоте, но слухи все равно пошли, и главным в этих слухах был зеленоглазый злодей…

– И все? – Марсель вопреки здравому смыслу чувствовал себя разочарованным, хотя история была хоть куда.

– Почти. Лет через тридцать Альбин, тогда уже нар-шад Кэналлоа Алва-ар-Заллах, прислал подарки брату и племянникам. Ответа не последовало, и шад повернулся к Талигу спиной. Тогда же он выбрал своим знаком ворона. Полагаю, назло белым ласточкам. Будь символом Боррасок красная собака, Альбин поместил бы на щит синюю кошку.

– Я всегда думала, что Алва по-кэналлийски означает «ворон», – задумчиво произнесла Елена.

– Нет, это измененное на морисский лад Альбин. Мориски не выговаривают «ль», «б» путают с «в», а «ин» означает принадлежность к женскому роду. В Кэналлоа будущий шад прибыл Алвахом, а местные связали его имя с Алвасете. Он не спорил.

– А что значит «Алвасете»? – не отставала именинница.

Ворон медленно повернул голову:

– Этот язык забыт, как и многое другое.

– Вы как-то говорили, что нужно многое вспомнить, – заметил Марсель.

– «Нужно» не значит «возможно», – пожал плечами герцог, – а кое-что вспоминать и вовсе не стоит.

– Ваше высочество, – носатый танцмейстер был одновременно смущен и самодоволен, – монсеньор. Нижайше напоминаю, что время на исходе. Второй акт мистерии. «Смерть».

Сражения не избежать, победить невозможно, остается не проиграть. Или проиграть не до конца… Ударить Манриков по лапам и пробежать мимо? Мальчишки получат свой бой и поймут, что воевать не так уж и приятно. Хорошо, допустим, мы охладим горячие головы и сбережем большую часть людей. Что дальше?

Эпинэ перевернул рисунок с барсом, разделил белый лист на две половины и написал:

«1. Золотой Договор обойти нельзя.

2. Регулярная армия не справится с летучими отрядами.

3. Барсовы Врата неприступны.

4. Семь тысяч не победят сто тысяч.

5. Лиса нельзя перехитрить».

Он сам не знал, зачем это делает. Скорей всего, чтобы отвлечься. Занятный вышел реестр… На первый взгляд написанное КАЗАЛОСЬ неоспоримой истиной, но не являлось таковой. Ворон сумел проскочить между невозможным и невероятным, а что бы сделал Повелитель Ветров, угоди он в ту же ловушку, что Повелитель Молний?

Отступать через мятежные графства глупо, потому что Манрик ждет именно этого. До Надора поздней осенью не дойти – они замерзнут и утонут в той же Ренквахе, и кто сказал, что южане соизволят пойти на север, а север присоединится к бунту. В Варасте мятежников по головке не погладят, да и как прикажете переправляться через Рассанну? В Алат и Агарию дорогу перекроют. Наверняка уже перекрыли, и опять-таки туда идти через всю Эпинэ, а затем прорываться через позиции Кортнэя. Мон-Нуар? Спасибо, только Гальтары ему и не хватало!

Что ж, раз все остальное отпадает, остается юго-запад. Если повезет, они доберутся до побережья и разыщут контрабандистов. Но кораблей на всех не хватит… выходит, бросить армию, а самому с сотней-другой сообщников в Агарис? К Хогберду под хвост?! Так, а если… Робер сжал ладонями виски, уже понимая, что сделает, и пусть будет, что будет! Он собирался к Эмилю? Он к нему и пойдет, но не один. На границах с Урготом лишь таможенные заставы, армиям там делать нечего, а Манрик помрет – не догадается, что Иноходец удирает под крылышко к Ворону.

Итак, он даст бой. Достаточный, чтобы герои растеряли половину перьев. Затем он повторит старый маневр Рене: конный арьергард, увлекая за собой «победителей», отступит на Агарию, а основные силы тайно свернут к Эр-При. Когда арьергард отойдет достаточно далеко, составляющие его эскадроны рассеются в марикьярских холмах, оставив Манрика с носом, а конники поодиночке рванут на соединение с армией.

Самым трудным будет не утонуть в грязи и заставить дураков сдаться. Что ж, придется стать предателем. Он скажет, что ведет армию к морю, чтоб отплыть в Агарис, а сам… Пошлет весточку Эмилю, пусть встречает! Это единственный способ сохранить и Эпинэ, и большую часть своей армии, а что будет с ним, это уж как Леворукий пожелает.

Робер пнул оброненный мэтром-как-его-там кубок и вышел в бывшую дедову приемную, где стоял неописуемый галдеж. Воинство Эпинэ жаждало поквитаться с Олларами за сожженный город. Повелитель Молний окинул тяжелым взглядом «мстителей», сдерживая рвущиеся наружу слова – злые, горькие, запоздавшие.

– Мы дадим бой, – твердо произнес Эпинэ. – Пускать эту сволочь в Эпинэ нельзя. Нужно идти им навстречу…

– Монсеньор! – от избытка чувств Сэц-Ариж едва не задохнулся. – Монсеньор!! Мы победим или погибнем!!!

Глаза Жильбера сияли, он был в полном восторге. Несчастные казароны тоже радовались и кричали про конский навоз, в который втопчут врагов. Кем надо быть, чтоб гнать этих дурней на смерть? Что за глупые вопросы. Штанцлером надо быть. Или Адгемаром. Или Хогбердом. Тварей, для которых свое корыто – все, чужая жизнь – ничто.

– Тише, теньент, – улыбнулся Робер, – разумеется, мы победим, но совам и кошкам об этом знать не обязательно.

Виконт Валме находился в полной гармонии с окружающим миром и особенно с креслом, камином и горячим вином. Праздник удался, и никакие скрипки его не испортили. Если имениннице нравятся допотопные кошмары, нужно терпеть.

– Рокэ, – окликнул виконт, и сидевший у камина герцог поднял голову, – а если б вас попросила спеть Елена, вы бы тоже отказали?

– Я же говорил, что не делаю различия между женщинами, – поднял бровь Ворон. – Я не пел для «пантер», так зачем мне петь для принцесс?

– И жениться вы тоже не намерены?

– На ночь глядя? – зевнул Ворон. – Нет, не намерен… Кстати, Марсель, я вам задолжал вечеринку. Еще в Фельпе. Не желаете как-нибудь составить мне компанию?

– А меня будут рады видеть?

– Почему нет? – Ворон вновь занялся камином. Его очередной любовницей стала жена престарелого алатского посланника. Госпожа Евгения Ругьяди ходила в лиловом и благоухала померанцами и полынью. Непривычно и красиво, она вообще знала толк в благовониях. И в мужчинах.

Мечты о прекрасной даме были прерваны отнюдь не прекрасным кавалером. Дядюшка Франсуа был в стеганом ночном халате и колпаке, но желание хихикать у Марселя пропало при первом же взгляде на побледневшую физиономию. Дипломат, не дожидаясь приглашения, налил себе вина, залпом осушил стакан и требовательно взглянул на Рокэ:

– Герцог, что вы знаете?

– Многое, – признался Алва, – у меня для нашего времени вполне сносное образование.

– Я говорю серьезно.

– Разумеется, – Алва пошевелил угли в камине, – большинство дипломатов иссушающе серьезны. Впрочем, вы держите неплохого повара, значит, ничто человеческое вам не чуждо.

– Вы хотите, чтобы я первым произнес ключевое слово? Извольте. Что вы знаете о покушении?

– А было покушение? – Алва наконец соизволил обернуться. – И на кого же?

– На вас!

– Опять? – на лице Ворона проступило неподдельное отвращение. – Эти убийцы на удивление докучливы и тупы. Кажется, уже можно понять, что у них ничего не получится.

– Возможно, убийцы и докучливы, но я их понимаю. Рокэ, вы можете говорить серьезно?

– Вы напоминаете мне покойного кардинала. Так кто, где и когда меня убивал на сей раз или это удовольствие еще только предстоит?

– То есть вы утверждаете, что ничего не знаете?

– Вовсе нет. Слова «я знаю только то, что ничего не знаю» принадлежат какому-то древнему бедняге. Я о себе несколько лучшего мнения… Хорошо-хорошо, граф, я вовсе не хочу, чтоб вас сразил удар. О покушении на мою столь многих удручающую персону мне ничего не известно. Если угодно, могу произнести любую из известных мне клятв.

– В таком случае вам будет небезынтересно узнать, что цветы, которые вы во время мистерии должны были преподнести принцессе Елене, были отравлены. Если бы не ваш трюк с лилиями, мы бы с вами сейчас не разговаривали, а у Фомы осталась бы всего одна дочь.

– И как же стало известно об этом кошмаре?

– Служанку, которой Елена отдала ненужную корзинку, нашли мертвой. Налицо все признаки отравления. Фома вне себя от того, что не знает, кого казнить, и надеется узнать у вас.

– Я бы посоветовал ему бросить монетку. Дракон – Гайифа, решка – родственники.

– Рокэ, во имя Создателя, почему вы заменили лилии?

– Вы будете смеяться, – зевнул Алва, – но я терпеть не могу поддельных цветов. Тем более надушенных. Нет, от каких все же мелочей зависит успех отравителя… Вам налить?

– Наливайте! Хуже не будет.

– Разумеется. Будет лучше. Граф, мне нужна ваша помощь.

– Неужели?

– Отсутствие писем из Талига становится удручающим. Я не имею в виду официальные рескрипты, их более чем достаточно.

– Вы хотите послать кого-то в Талиг? К кому? К графу Савиньяку?

– Я хочу, чтобы вы написали на меня донос. Если, разумеется, вы этого до сих пор не сделали.