Глава 8 Потерянное дитя

– Люси было только два дня от роду, – начал отец, – и Алдита слегла с молочной лихорадкой. И малютку кормить не могла. По счастью, жена кожевника только что разрешилась от бремени. Я уложил Люси в корзинку и понес ее на сыромятню, что за ореховой рощицей.

Джек знал, где это, – а кто не знал? Кожевник умер два года назад, а до того вонь с его двора можно было учуять, сыромятни еще не видя. Люди приносили ему шкуры; мастер вымачивал их в огромном зольном чане. Когда же вся шерсть выпадала, он выскребал кожи, погружал их в отвар из коры, чтобы они побурели, втирал в них кашицу из гнилых плодов, любых, какие только удавалось выпросить у фермеров, и, наконец, обмазывал свиным и куриным пометом. Сказать, что во дворе разило как на задворках ада, – значит не сказать ничего.

Но Джек понимал: отнести туда Люси было вопросом жизни и смерти. Он смутно припоминал, что малышка и впрямь на время куда-то делась. В ту пору он гораздо больше волновался из-за болезни матери.

– Жена кожевника, благослови ее Господь, кормила Люси до тех пор, пока Алдита не поправилась, – продолжал между тем Джайлз. – И вот я пошел забрать дитя домой, а по пути назад вижу, что вся земля в рощице усыпана спелыми орехами. Такую удачу грех упустить. В это время года дикие свиньи обычно подъедают их все подчистую. Так вот, укрепил я корзинку с Люси в ветвях бузины на опушке леса. Надежно спрятал, стало быть. А она и спит себе, как ангелочек. Помню, я еще подумал, дочурка-то вся в меня удалась – ну прямо как две капли воды.

Джек, Бард и мать разом выпрямились. Пега, незнакомая с семьей настолько близко, завороженно слушала отца. Остальные-то хорошо знали, что Люси на Джайлза Хромонога нисколечки не похожа. Чудо, да и только! Девочка уродилась золотокудрой и синеглазой – хорошенькая, точно солнечный лучик в темной чаще.

– Я думал, ей ничего не угрожает, – простонал отец. – Думал, никто до нее не доберется. Набрал мешок орехов, возвращаюсь – а в бузине что-то как зашуршит. Я мешок бросил и бегом к корзинке. Тут раздался пронзительный вопль, аж уши заложило – хуже волчьего воя. И из бузины отовсюду повыпрыгивали… не знаю, как и назвать – твари какие-то.

С виду – люди не люди, этакие малорослые уродцы, все пятнистые да крапчатые, точно травяной ковер в лесу. Шныряют вокруг, в глазах так и зарябило: то покажутся, то сольются с листьями, то снова появятся. Разбегаются во все стороны, как пауки, и друг другу из рук в руки передают какой-то сверток… смотрю – а это Люси!

Отец сложился вдвое, едва не уткнувшись лицом в колени.

«Тошнит его, что ли?» – подумал Джек.

Мальчугана и самого едва не замутило при мысли о том, как крохотного младенца швыряют вверх-вниз. Мать побелела как полотно.

– И что же было дальше? – осведомился Бард.

Джайлз Хромоног выпрямился, лицо его исказилось от боли.

– Я кинулся вдогонку за этими тварями, а они петляют туда-сюда, перебрасывая малютку друг другу. Улепетывают во всю прыть между деревьев к холмам, прочь от деревни. Ныряют под ветви настолько низкие, что мне и не продраться, протискиваются сквозь щели настолько узкие, что мне оставалось только идти в обход. Я проклинал свою хромоту. Куда мне, с моей ногой, за ними угнаться-то! Очень скоро я безнадежно отстал, а твари убегали все дальше и дальше, вот уже только смутным пятнышком вдали маячат, а вот и совсем исчезли. А я все гнался за ними да гнался, обещал им что угодно, лишь бы они вернули мне мое дитя. Но ответа мне не было. А в лесу следов – без счету, и не счесть ручейков и долин. Я обшаривал их одну за другой, пока не сгустились сумерки. И наконец вернулся к бузине. Рухнул на колени и принялся молить Господа о милости если не ко мне, то хотя бы к Алдите. И вот молюсь я и слышу чудесный, заливистый звук – будто счастливое дитя воркует. Залез я на дерево, к корзинке, и что же? – лежит там, завернутая в одеяльце, девочка, краше которой я в жизни не видывал. Я сразу понял: мне ее сам Господь послал, – закончил Джайлз Хромоног.

Глаза его сияли от счастья. Но по мере того как шли мгновения, а тишины никто не нарушил, упоение схлынуло, и лицо его вытянулось.

– Ну, то есть я надеюсь, что Господь, – неуверенно пробормотал Джайлз.

Чары разом развеялись.

– Ты хочешь сказать, что Люси – не моя дочь? – охнула мать.

– А я тебе что говорила! – довольно подтвердила Люси. Из всех присутствующих она одна нимало не ужаснулась. Девочка по-кошачьи потянулась и изящно зевнула. – Папа всегда уверял, что я принцесса.

– Почему ты не сказал мне правды? – пронзительно закричала мать. – Я бы растила эту твою Люси как родную дочь, но я обыскала бы лес и нашла свою детку. Вся деревня мне бы помогла.

– Ну, ох, тебе ж нездоровилось… Ты много дней вообще не в себе была.

– К тому времени я уже пришла в себя! Мне уже тогда померещилось, что дитя выглядит совсем иначе, да только я ж малютку видела совсем недолго. Ох, Джайлз, как ты мог?

– Я поддался искушению, я не выдержал испытания, – глухо проговорил отец. – Я впал в грех. Думаешь, я не бичевал себя за эту слабость?

– Будь так добр, перестань уже приносить свою боль Господу, сколько можно-то! – устало промолвил Бард. – У нас тут серьезная беда, и твой обман усугубил ее еще более.

Бард подошел к Люси и заглянул девочке в глаза. Мать, не дыша, опустилась на скамью. Джеку казалось, будто он в страшном сне. То есть Люси теперь ему не сестра? Как так может быть? Но приходилось признать, что она порою и впрямь ведет себя странно.

– Кто же она такая, господин? – спросил мальчик Барда.

– В высшей степени интересный вопрос, – отозвался старик. – Мне доводилось видеть подменышей, – (Отец застонал; мать затаила дыхание.) – Но таких – никогда. Подменыши, бедняжки, в нашем мире чувствуют себя неуютно.

– А вдруг подменыш – это я? – внезапно спросила Пега. Джек вскинул глаза: лицо девочки исказилось от муки. Половину этого лица затемняло родимое пятно, а вторая половина побледнела от страха. – Мне порою кажется, что так и есть. У жены вождя хранится зеркало из полированной бронзы, и я в него однажды заглянула.

– Нет, милая, – мягко отвечал Бард. – Подменышам до смерти страшно, потому что их силой выдернули из их родного мира. Они впадают в слепую ярость и пронзительно визжат, сводя с ума тех, кто рядом. Однако ж подменыши сами не знают, что делают, потому что чужих переживаний им не понять. Ты, дитя мое, не такова.

Пега выдохнула с таким явным облегчением, что у Джека даже сердце защемило.

– А вот Люси вроде бы способна любить, – неуверенно предположил Бард, – и однако ж ее чувства непостоянны, как солнечный блик на поверхности ручья.

– Она любит меня, – решительно объявил Джайлз.

– Когда ей это удобно.

– Ну, словом, Люси – не подменыш, и дело с концом. Ее все просто обожают, – подвел итог отец.

– А это потому, что я принцесса, – подтвердила Люси, играя со своими прелестными золотыми локонами.

– Мне нужно хорошенько все обдумать, – промолвил Бард, не обращая внимания на очаровательную улыбку Люси. – Жалко портить такой чудесный весенний вечер напрасными тревогами.

И старик извлек из котомки промасленный сверток, внутри которого обнаружились четыре превосходные копченые форели, некогда пойманные Пегой. Мать загодя испекла ячменные лепешки и сготовила целый горшок пюре из пастернака с маслом.

Пега помогла накрыть на стол. Она взялась за работу так же непринужденно и весело, как и в доме Барда. Мать тепло поблагодарила гостью.

«Я ж тоже помогал, – подумал Джек. – Я весь день чинил ограды и гонялся за черномордыми овцами. Но до меня никому дела нет и не было. Господи милосердный, да я разнылся точно плаксивый трехлетка. Небось это все та самая зараза, о которой говорил Бард, дает о себе знать».

И мальчуган заставил себя глядеть на мир приветливее.

Бард поразвлек слушателей историей про ледяной остров, на котором он некогда прожил целую неделю. Он выдержал настоящую битву с тролльим медведем – хищник обосновался на том же плавучем острове – и сбросил зверюгу в море.

Мысли Джека то и дело возвращались к Люси. Она всегда была непохожа на них всех, эта златокудрая красавица. И дело не только во внешности. Она двигалась так, что поневоле залюбуешься. Улыбнется – и тотчас забываешь, как эта негодница себя вела за минуту до того. Даже Джек, отнюдь не разделяющий слепое обожание отца, обнаруживал, что смеется без всякого повода, глядя на Люси в те моменты, когда та мила и ласкова.

Бард с Пегой остались на ночь, за что Джек был им бесконечно признателен. Под одной крышей с отцом мальчуган чувствовал себя до крайности неуютно. Постелей на всех не хватило, так что Барду, разумеется, досталось самое лучшее. А Джеку с Пегой пришлось довольствоваться тощей охапкой соломы. Люси, как то и подобает потерявшейся принцессе, изволила почивать на ворохе мягких овчин.

Джек проснулся еще до рассвета, замерзший и злой. Бард уже сидел у огня. Он поманил ученика к себе, как если бы накануне ровным счетом ничего не произошло.

– Я вот все размышляю о твоей сестре, – проговорил старик, вороша угли посохом.

– Выходит, она мне и не сестра вовсе, – вздохнул Джек.

В каком-то смысле Люси для него умерла, хотя на самом-то деле девочка мирно спала себе на чердаке.

– Кровные узы тут ни при чем, парень. Всю свою жизнь ты о ней заботился и ее любил, так что в твоем сердце она все равно остается тебе сестрой. Но меня занимает другое: что она сама чувствует.

Утренний хор птиц набирал силу – посвист зарянок, воркотня вьюрков, заливистые трели дроздов. А громче всего в садах и лесах перекликались вороны, словно убеждаясь, что товарки благополучно пережили ночь. Вот Торгиль поняла бы, о чем они толкуют. Впрочем, их пустопорожняя болтовня девочку только раздражала.

– Я видел Торгиль, господин, – выпалил Джек. – Когда упражнялся в прозрении.

– У тебя получилось? Молодчина!

На душе у Джека потеплело от похвалы. Он рассказал, как разглядывал пташку на камышинке и как внезапно оказалось, что в клюве у нее кузнечик.

– Так бывает, когда видение оживает, – объяснил Бард. – Ты увидел птицу такой, какой ее когда-то нарисовал художник-римлянин.

– А еще на камышинке блик играл, я обернулся посмотреть, откуда это свет падает, и увидел костер на взморье. Торгиль дралась с каким-то незнакомым мальчишкой.

– Знакомая картина, – кивнул Бард. – А скажи мне, море лежало от них к востоку или к западу?

Джека внезапно захлестнула тоска, видение обрело четкость. Он снова смотрел на серо-зеленое море, раскинувшееся позади костра. Над водой до самого горизонта клубилась пелена тумана, и над ней вставало солнце. А значит… значит…

– Море лежит к востоку!

Бард кивнул. И Джек сразу все понял. Викинги снова переплыли море. Что они затевают? Неужели в эту самую минуту Торгиль плывет вдоль берега с отрядом берсерков?

– Мы поговорим об этом позже. – Бард предостерегающе поднес палец к губам.

С чердака послышался капризный голос Люси; отец смиренно оправдывался. Пега резко села; из ее клочковатых волос во все стороны полетела солома. Девочка тут же принялась за дело: собрала постели, расставила чашки, положила кочергу в огонь – согреть сидр. Джек ценил ее трудолюбие, но порою неиссякаемая энергия Пеги начинала его утомлять. Перед самым приходом матери Пега поставила на огонь железный котелок, купленный на серебро Джека, и уже кипятила воду для овсянки. Отец с Люси на руках неуклюже спустился по приставной лестнице.

– Где мой сидр? – потребовала девочка. – Умираю, пить хочу. И чтоб в овсянку побольше меда добавили!

– Я тебе помогу, – поспешно предложил Джек, прежде чем Пега стукнет Люси кочергой по лбу.

Мальчуган достал кожаный мех и наполнил чашки. А мать принялась за стряпню.

– Мне нужно повидать брата Айдена, – объявила она, не поднимая глаз от работы.

– Конечно, – кротко согласился отец.

– Отличная мысль! – поддержал Бард. – У меня к нему тоже вопрос-другой есть. Я почти уверен, что знаю, кто такие эти существа из ореховой рощицы, но хотелось бы услышать, что думает на этот счет брат Айден.

– Я хочу выяснить, где они живут. – Мать мешала овсянку, по-прежнему не поднимая глаз. – Я хочу, чтобы ты отыскал их, Джайлз, и вернул нашу дочь домой. Сейчас же, немедленно, – и даже не думай завернуть по пути выпить элю с кузнецом. Ты меня слышишь?

Все потрясенно уставились на мать: так нечасто случалось ей отдавать приказы. Люди даже и не вспоминали, что она – ведунья, владеет разной мелкой магией и способна управлять животными с помощью одного только голоса. А сейчас вот именно таким голосом мать и заговорила. Никто не дерзнул ей возразить, даже Бард словно язык прикусил. Джек чувствовал, как воздух неуловимо вибрирует.

– Джайлз, ты меня слышишь? – повторила мать.

– Да, родная, – отозвался отец.

Вибрация разом стихла. Все облегченно выдохнули и вновь взялись за дела.

Date: 2015-09-19; view: 266; Нарушение авторских прав