Глава 3 Святки

– А погодка-то славная, – промолвил Джайлз Хромоног, глядя вверх, на ясное синее небо.

Сосульки под крышей искрились в солнечных бликах.

– Лучше не бывает, – согласился Джек, по примеру отца беря березовый прут и кожаный мех с сидром.

Они зашагали в деревню; ледок хрустел под ногами. Вороны катались с горки по заснеженному холмику – ни дать ни взять мальчишки на салазках. Приземлялись – плюх! – взлетали на вершину холма и скатывались снова. Бойцовый петух Джона Стрельника из сил выбивался, гоняясь за вороной, что снова и снова приземлялась на заманчивом расстоянии и тут же вспархивала, стоило разъяренному задире кинуться на нее.

– Просыпайтесь! – окликал Джек обнаженные яблоньки, проходя мимо.

– Да уж ждать недолго, скоро и впрямь проснутся, – откликнулся отец. – И мальчишкам, и деревьям порка только на пользу.

Отец вечно отпускал такого рода шуточки, но Джек запретил себе принимать слова близко к сердцу. Уж больно чист и прозрачен нынче воздух – весь пронизанный светом, так и вибрирует жизнью.

У дома вождя собралась шумная толпа взрослых мужчин и мальчишек, и все – с березовыми прутьями. Кое-кто из ребят затеял шуточный поединок, словно на мечах. Колин, сын кузнеца, вызвал на бой Джека. Они отошли в дальний конец двора и принялись самозабвенно рубиться, осыпая друг друга проклятиями.

– Подлый варвар, не сносить тебе головы! – орал Колин.

– Да я скорее твою над дверным косяком повешу! – не оставался в долгу Джек.

Колин превосходил его весом, но по части драки Джек много чему научился у скандинавов. Очень скоро Колин с визгом «Так нечестно! Так нечестно!» обратился в бегство. Но вот вождь протрубил в охотничий рог – и мальчишки застыли как вкопанные.

Вождь стоял в дверях; рядом с ним – Бард, опираясь на почерневший ясеневый посох. Один только Джек знал, что за сила заключена в этом посохе – и где ее источник. Его собственный посох, поменьше, дорогой ценой добытый в Ётунхейме, хранился в доме Барда. Там Джек мог упражняться с ним, не слыша отцовских упреков: дескать, демоны, они только и ждут, чтобы уволочь злых чародеев в самые бездны ада.

Мальчуган внезапно задохнулся от радости при мысли о том, ради чего сошлись вместе его односельчане. До чего же славно быть частью этой толпы, да в придачу еще светит солнышко и с моря дует свежий ветер.

Бард воздел руку, призывая к тишине.

– Долгая ночь минула, солнце, странствовавшее на юге, повернуло вспять, – возвестил он звенящим голосом. – Оно идет к нам и несет с собою лето, но путь долог и труден. Земля все еще погружена в зимний сон. Надо пробудить сады к новой жизни.

Старик кивнул вождю. Тот широко раскинул руки:

– Вы слышали Барда! Идем же разбудим яблони!

Над толпой поднялся ликующий гул, и все разбежались по саду вождя, нахлестывая стволы березовыми прутьями.

– Waes hael! Waes hael! – кричали и взрослые, и мальчишки по-саксонски. – Доброго здравия! Доброго здравия!

Бард шел следом, щеки его разрумянились от холода, а длинная борода и одежды были белы как снег. После того как каждое дерево получало по удару, он оставлял в развилке ветвей кусочек хлеба, размоченный в сидре, – для птиц-зарянок, которые пением пробудят яблони к жизни.

Селяне переходили от фермы к ферме, наигрывая на деревянных флейтах, и во весь голос горланили песни. Время от времени они останавливались хлебнуть сидра, так что под конец большинство мужчин едва стояли на ногах. Дом Джайлза Хромонога навестили последним: он был далее всех прочих.

– Waes hael! – дружно грянули селяне.

Мать вышла поприветствовать гостей.

– Waes hael! – заорал кузнец, хлестнув (не слишком-то метко) прутом по дереву, затенявшему сарай. И громко, зычно запел:

Яблоня, яблоня,

Дай яблок мешок!

А не то порубим

Под корешок!

– Неразумно бросать вызов силам, которых ты не понимаешь, – заметил Бард, раскладывая пропитанный сидром хлеб по ветвям.

Кузнец громогласно рыгнул и, пошатываясь, побрел прочь.

– Ну, наконец-то все закончилось, – облегченно проговорил старик Джеку. – Казалось бы, я, так долго прожив у скандинавов, должен был притерпеться к пьяницам, так нет, до сих пор раздражают. Кстати, о раздражении: мы с тобой еще не обсудили то, что произошло во время обряда «огня бедствия».

«Ой-ой», – подумал Джек.

Он так надеялся избежать наказания.

– Вижу, ты понимаешь, о чем я. Ты знал не хуже Джайлза, что на Люси надето ожерелье.

– Я пытался остановить ее, господин, правда, пытался, но отец…

– Тебе тринадцать, – сурово напомнил Бард. – В скандинавских землях ты бы считался взрослым.

– Вот только отец так не думает.

– Зато думаю я. Ты сражался плечом к плечу с Олавом Однобровым. Ты побывал во дворце Горной королевы, ты видел норн, ты пил из источника Мимира. Ты одолел Фрит Полутролльшу – совершил то, чего не сумел даже я. Ну и сколько тебе еще расти, скажи на милость?

«Много», – хотелось сказать Джеку, но он знал: не такого ответа ждет от него Бард. Мальчуган оказался, словно между молотом и наковальней, между двумя взрослыми, которым привык повиноваться. А теперь Бард требует от него сделать выбор.

– Я учу тебя мудрости, ради которой люди отдали бы целые сокровищницы, – продолжал между тем Бард. – Таких, как я, в мире немного. И с каждым годом становится меньше. Я выбрал тебя своим преемником. Это высокий жребий.

Джек готов был со стыда сгореть при мысли о том, как подвел старика. Бард поверил в него, дал ему так много.

– Скажу больше, – продолжал между тем Бард, обводя взглядом заснеженные поля и синее небо над ними, – Во время обряда «огня бедствия» случилось нечто такое, отчего колесо года повернуло в новом направлении. Я чувствую это в костях земли. Грядет перемена. Великая перемена.

– Но ведь викинги не вернутся? – Джек, втайне обмиравший от страха, от души надеялся, что голос его не дрожит.

– В сравнении с тем, что надвигается, викинги – это сущие пустяки, – отозвался старик. – Я говорю о перемене, что ниспровергнет богов, а последствия ее будут сказываться на девяти мирах еще не одно столетие.

Джек вытаращился на него во все глаза. Все это – только оттого, что Люси не к месту надела ожерелье?

– Необходимо раз и навсегда отучить тебя от привычки пялиться на собеседника разинув рот, – буркнул Бард. – Она подрывает твой авторитет.

– Но, господин, кто в силах ниспровергнуть бога? – спросил Джек.

Мальчуган, конечно же, знал, что его собственный, христианский Бог – заклятый враг Одина и Тора, да оно и к лучшему! Кому нужны задиры, приказывающие своим почитателям жечь деревни? Куда неприятнее было сознавать, что христиане отвергают те силы, которым подчинены поля и скот и в которые верит мать. А иные так даже и бардов порицают.

В сознании Джека все перемешалось. Он – добрый христианин (ну, или пытается им быть). И однако ж он побывал у подножия Иггдрасиля и видел, как все на свете в каком-то смысле является его частью. Допустим, одна ветвь принадлежит христианам, а другая – скандинавам, что в том дурного-то?

– Это я сказал, не подумав. На самом деле богов никто не ниспровергает, – тихо отозвался Бард. – О них просто забывают – и боги погружаются в сон.

– Так оно и вышло в ходе обряда «огня бедствия»?

– Не совсем. – Бард начертил в снегу концом посоха какой-то знак. Ни дать ни взять солнечные лучи, пробившиеся из-за туч, вот только каждый лучик разветвлялся во все стороны, словно расцветающее деревце. Охранная руна! – В судьбоносный час самое пустячное событие – допустим, ястреб унесет не того цыпленка, а этого, зернышко прорастет там, где не надо, – может обернуться последствиями, провидеть которые не в силах даже мудрые. Когда Люси не справилась с обрядом и ее место заняла Пега, в жизненной силе произошла грандиозная перемена. Перемена, суть которой как-то связана с вами тремя, но как – я пока что не понимаю. Прошу лишь об одном: относись к своим обязанностям со всей серьезностью.

– Я не подведу тебя, господин! – горячо заверил Джек.

– Надеюсь, что так.

Старик нахмурился, задержав взгляд на кузнеце: тот рухнул в снег, а отец склонялся над ним в пьяном раскаянии.

– Ох, почему я не монах? – рыдал Джайлз Хромоног, раскачиваясь на коленях взад-вперед. – Никакой тебе работы на ферме, никаких хлопот. Не жизнь – рай земной!

– Ну полно, полно, не плачь, – сочувственно утешал его кузнец.

– Набрось, что ли, на этих идиотов овчину, пока не замерзли насмерть, – велел Бард.

И зашагал прочь. Его белые одежды мгновенно слились с белизной снега: казалось, он просто исчез.

Date: 2015-09-19; view: 275; Нарушение авторских прав