Православие и ислам 3 page

8. Православие как выход из «демократических тупиков истории»

Синтез православной и исламской цивилизаций пугает идеологов европейских антирелигиозных ценностей, которые они не только не хотят уступить, но и навязывают всему миру, в том числе и России. Одной из таких «базовых ценностей» европейской цивилизации является демократия, опирающаяся на безрелигиозный гуманизм, исключающий вмешательство Бога в жизнь людей. Демократы ставят самого человека выше всего остального сущего, и, соответственно, провозглашают полную свободу действовать по своему усмотрению, не оглядываясь на остальных, и не замечают в этом противоречие. Провозглашая необходимость подчинить государство личности, они опираются на индивидуализм и эгоизм, объявляя движущей силой исторического прогресса личную материальную заинтересованность. Западные идеологи не без оснований отмечают, что современная Россия всё ещё не соответствует общепринятым в Европе «демократическим принципам». На самом деле демократия, или «демократический выбор» – не более чем ярлык, торговая марка, за которой скрывается самый различный идеологический товар. Именно товар, которым слишком часто торгуют беспринципные организаторы многочисленных оранжевых или иных «демократических революций». Известно, что ярлыки со временем теряют своё первоначальное значение. Поэтому и так называемые «демократические принципы» не раз меняли своё содержание.

Греческое слово демократия переводится на русский язык как «власть народа» (demos – народ, kratos – сила, власть). Но, оказывается, существуют различные трактовки понятия «власть народа». Отсюда и различные типы демократии. В советских учебниках предлагались к рассмотрению два противоположных типа демократии: буржуазная и социалистическая. Буржуазная демократия обозначалась как «власть денежного мешка». Социалистическая демократия предполагает действительную власть большинства над меньшинством, в частности, власть трудящегося большинства над нетрудовым меньшинством. Большинство и получает определение «народ». На самом деле так называемое «большинство» может быть очень неоднородным, вследствие чего от имени этого абстрактного большинства власть получает узкая группа людей, обязующаяся учитывать интересы всех. Чтобы учитывать интересы всех, нужно «подвести всех под общий знаменатель», а это невозможно без насилия над многими. В частности, в России 1917 года большинство народа составляли крестьяне, но большевики выступали не от их имени, а от имени пролетариата. Ради принадлежности к большинству необходим был союз пролетариата с крестьянством. Такой союз возможен только при совпадении классовых интересов, однако это совпадение не наблюдалось. Большевики сделали вывод, что российское крестьянство в силу своей вековой отсталости не понимает свой классовый интерес. Непонимание это можно преодолеть, и не только силой убеждения, но и силой принуждения, что и удалось сделать, хотя бы временно и во многом формально. Заинтересованность крестьянства в свободном труде на собственной земле была представлена как заинтересованность в «уничтожении эксплуататорских классов». Тем самым союз пролетариата с крестьянством основывался на «святой ненависти к классовым врагам», являющейся не созидательной, а разрушительной силой. Благодаря этому старый мир удалось разрушить, но не удалось построить новый мир, который в конце концов рухнул недостроенным. Но это – в будущем, пока же так называемая «социалистическая демократия» получила право (временное) на существование.

Всё это лишний раз показывает, что всякая власть, даже самая демократическая, является формой господства немногих над многими, над личностью, торжеством закона, придуманного властьимущими, прямой или скрытой диктатурой официального или теневого правительства по отношению к большинству населения. Впрочем, диктатура может быть достаточно «мягкой», с которой люди соглашаются мириться, если это позволяют материальные предпосылки. Это напоминает «сытое рабство». На всех, как известно, не угодишь. Поэтому «демократическое общество» всегда стоит перед выбором: либо сытое рабство, либо голодная свобода. И между сторонниками этих крайностей идёт постоянная борьба, нередко доходящая до вооружённого столкновения. Сторонники демократии, заклеймённой большевиками как «буржуазная», предлагают всем этим реальным опасностям «разумную альтернативу», а именно – индивидуализм, утверждая, что демократическое государство обязано заботиться о каждом гражданине, создавая для всех «равные возможности». Но здесь возникает парадокс: демократическое государство – это государство равных возможностей для всех, но далеко не все могут этими возможностями воспользоваться, в силу как объективных, так и субъективных причин. Общество равных возможностей оказывается обществом всеобщего вопиющего неравенства. В каком-то смысле это даже хорошо, потому что всеобщее равенство означало бы неизбежную социальную энтропию, а с ней паралич всех жизненных сил и гибель. Это и произошло с «реальным социализмом», установившимся в Советском Союзе и погубившим это великое государство. Между прочим, это доказывает, что второй закон термодинамики, известный как «энтропия», действует не только в физических, но и в социальных системах. О сатанинской сущности социальной энтропии говорится в «Откровении Иоанна Богослова», в том фрагменте, где Господь обращается к Лаодикийской церкви, являющейся прообразом современного протестантизма. «И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия: Знаю дела твои; ты не холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чём не имею нужды; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ и слеп и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнём очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеваться, и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть».183

Демократия – конкуренция, перенесённая из сферы экономики в сферу политики. Конкуренция в данном случае есть форма торговли социальными ценностями, ни холодная, ни горячая, т.е. равнодушная, пустая форма, готовая принять любое содержание. Чаще всего она оказывается формой протеста, которую протестанты принесли даже в религию как протест против католического деспотизма. Освободившись от католического деспотизма, протестантская церковь пребывает в материальном благополучии, но духовно деградирует, став обычным субъектом рыночной экономики. Протестантизм – искажённая форма христианства, расколовшегося на множество фрагментов, конкурирующих друг с другом. Все эти противоестественные фрагменты можно формально объединить под общим наименованием «церковь христианской демократии». Конкуренция – понятие не религиозное, но рыночное. Поэтому духовные ценности превращаются в товар, который протестантские пастыри «продают по сходной цене». Судя по их материальному благополучию, торговля идёт успешно. Торгуют они не только суррогатом религиозных ценностей, но и социальными утопиями, на которые в обществе существует большой спрос, и псевдонаучными достижениями. От них вышли многочисленные «измы», такие как материализм, атеизм, коммунизм, а также демократизм. Кстати, атеизм является разновидностью религиозного мировоззрения, крайней формой протестантизма, где протест против установленного Богом миропорядка доведён до крайности. Протестанты, отвергая всякое насилие, в том числе и духовное, свели на нет и саму идею спасения, выдвинув новый догмат: не ждите богатства в Царстве Небесном, обогащайтесь здесь, на земле, ибо Бог награждает земными сокровищами тех, кто в Него верит и на Него надеется. Ими забыты наказы Иисуса: «Не собирайте себе сокровищ на земле... но собирайте себе сокровища на небе... ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», а также: «трудно богатому войти в Царство Небесное».184 Предав забвению эти заповеди, протестанты осуществили ревизию христианства. Посвятив свою жизнь материальному обогащению, якобы по слову Господа, они открыли доступ в свои сердца многочисленным бесам сатаны. Господь нигде не говорит, что Он награждает верных и истинных христиан земными сокровищами. Наоборот, Он предупреждает: «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю».185 Протестанты пытаются строить взаимоотношения с Богом на кощунственной основе купли-продажи: мы Тебе веру и поклонение, а Ты нам – земное благополучие. Они полагают, что от этого и Богу будет «прибыток», и человеку процветание. Однако попытка торговаться с Господом ни к чему хорошему привести не может. На самом деле их земные сокровища – не от Бога и даны им на погибель. Поскольку им непонятны другие отношения, кроме купли-продажи, Господь советует купить у Него золото, огнём очищенное, т.е. истинную веру, закалённую в земных невзгодах, а также белую одежду праведников, чтобы не развращать окружающих своими грехами, выставленными напоказ, и помазать священной мазью глаза свои, чтобы исчезла духовная слепота.

Современный демократизм – это ярко выраженные отношения купли-продажи, внесённые именно протестантами в политическую сферу. И возник «протестантский демократизм» в борьбе с засильем католического деспотизма под видом религиозных ценностей, хотя и искажённых. Идею демократизма протестанты заимствовали из древних источников, где эта идея действительно носила религиозный характер. «Таким образом, термин «демократия» мог означать и означал в глубоко религиозную эпоху Перикла то же, что и Rei publicae. Республикой, а также демократией называло себя общество, признающее всю полноту власти над собой за высшим божеством, т.е. принадлежность всей власти высшему божеству над доверившимся ему народом. Звали это божество известными именами Рея (Ра женского рода) и Дама (Дый женского рода)… Глубокая и искренняя религиозность реальных исторических создателей той культуры, которую мы именуем древнегреческой, не имеет ничего общего с атеистическим гуманизмом современных европейских специалистов по экспорту свежеиспеченных в европейских университетах «демократических ценностей» в малоразвитые духовно общества. К счастью, российское многонациональное общество таковым не является… Именно стратегическая неудача т.н. демократических реформ, которые буксуют вот уже третий десяток лет, показывает всему миру, что происходит проталкивание некачественного, гнилого продукта наших современников под брендом прославленной греческой демократии и республики, которые суть искренние религиозные сообщества, каким и Россия являлась в эпохи своей духовной славы. Именно религиозные общества древности сумели создать духовный продукт, привлекательный уже много тысяч лет… К европейскому духовному продукту следует отнести и прославленный гуманизм, в лоне которого даже в 1846 году в культурной Германии людей подвергали пыткам за различные преступления, используя при этом технические приспособления отцов-инквизиторов… Отчего так?.. Все дело в духовности, истинной, религиозной, которая не имеет ничего общего с гуманистической пропагандой своего «единственно правильного» образа жизни, с принуждением, с навязыванием своих сомнительных «ценностей», со всем тем, чем так рьяно занимаются европейские проповедники либерализма в современной России, лукаво прикрываясь издревле священными для арийцев словами «республика» и «демократия», скрывая, или не понимая изначального религиозного смысла этих понятий… Людям свойственно ошибаться, но именно гуманист Европы в каждый момент своего интеллектуального существования абсолютно убеждён в своей окончательной правоте и торжестве закона, который он сам и придумывает для собственного удобства. В противовес этому реальному гуманизму существуют реальные человеческие общества, признающие над собой высший, божественный суд. Именно такими, глубоко и всесторонне религиозными обществами являлись древние республики и демократии, духовные достижения которых современные европейские атеисты – протестанты пытаются использовать для рекламы собственных измышлений, называемых европейскими демократическими ценностями».186

Показательно, что первые демократические республики в Европе и Америке Нового времени устанавливались не демократическим путём, а с помощью кровавых революций. И дальнейшая история утверждения демократических порядков в мире подтверждает, что демократы, отрицая использование насилия другими, оставляют это право за собой, ибо «цель оправдывает средства». Поэтому нередко демократы вполне естественно превращаются в диктаторов. «В каждой революции есть утопический элемент, воодушевляющий и необходимый для успеха. Революции Англии, Америки и Франции считали демократию не началом, а концом, вершиной многовековой борьбы за свободу. Пока демократия была мечтой, невозможно было оценить её реалистично. Сторонникам она казалась раем на земле, а противники предсказывали, что приведёт к разрушению общества и моральных ценностей. Многие опыты демократии провалились. Пуританская революция быстро превратилась в диктатуру. Французская перестала быть «опытом» демократии с 1799 года, когда Наполеон установил военную диктатуру. И первой современной демократией оказались США. Только после этого можно было рассматривать демократию на основании прочного опыта. Француз Алексис де Токвиль первым понял, что демократия «неизбежна», и что США – всемирная лаборатория демократии… Токвиль первым увидел, что век лидерства Европы в политике прошёл, США ставят величайший опыт демократии. Большинство англичан считали в начале XIX века США провинцией в интеллектуальном отношении. Их забавляла дикость и ограниченность американцев, они не видели, что новые социальные и политические принципы уже борются за своё признание. Токвиль же понял, что США из ученика Европы станут её учителем и что американизация мира — не в смысле военного завоевания, а в смысле возрастающего равенства – неизбежна».187 Интересно, что не знание исторических примеров демократических республик, а дикость и ограниченность отмечены здесь как «питательная среда демократических идеалов». Нельзя не отметить, что американская демократия возникла естественным путём, в неизбежном отрыве от европейской цивилизации, из сомнительных источников, своеобразно толкующих нормы нравственности. Поэтому понадобились немалые усилия, чтобы так называемая «американская демократия» смогла преодолеть такие позорные явления, как рабство негров, опирающееся на расизм, и геноцид коренного индейского народа. Впрочем, наряду с чёрным существовало в США и белое рабство, с помощью которого колонисты пытались решать проблему нехватки рабочей силы, без чего нарождающаяся «американская демократия» не могла создать необходимые материальные предпосылки своего процветания. Напомним, что отменено рабство в США было лишь в 1865 году. По историческим меркам это совсем недавно, учитывая, что христианство существует уже две тысячи лет.

Становится всё более очевидным, что демократизация современного мира является американизацией мира, поскольку прежде всего США, признанный лидер Западного мира, последовательно проводят политику экспорта (и экспансии, т.е. прямого навязывания) демократии на все страны и континенты. Возникает вопрос: насколько американские демократические ценности соответствуют ценностям древних демократических республик? Вот что об этом думают сами американцы: «В Америке, по крайней мере, народ объявлен судами как христианский народ, что гарантирует свободу религиозного исповедания, так же, как и неисповедания никакой религии».188 Казалось бы, если суды США признали народ христианским, значит, американская демократия как власть народа является религиозной системой, а именно христианской. Однако христианство как единая религиозная система в США отсутствует. Здесь христианство расколото на множество отдельных протестантских направлений, независимых друг от друга. Это и есть «церковь христианской демократии», являющаяся христианской лишь по внешней форме, в которую можно вместить любое содержание, вплоть до атеизма. Поэтому американское государство вынуждено законодательно провозгласить веротерпимость как один из демократических принципов.

Веротерпимость считается одним из величайших достижений современной демократии, хотя на деле это проявление религиозного кризиса общества. Подлинная веротерпимость опирается на конкретную форму религии, являющуюся системообразующей для конкретной цивилизации с её всесторонней культурой, прежде всего духовной, и эта основная религия проявляет терпимость ко всем другим неэкстремистским религиозным формам и проявлениям. В данном же случае так называемая веротерпимость сводится к полному религиозному равнодушию. Религия, став частным делом каждого гражданина, не только отчуждается от государства, но и изгоняется из общества. Фактически «изгоняется из общества Бог», чтобы не мешал. Тем самым демократия предоставляет людям возможность строить свою жизнь «по своему образу и подобию», и это привлекает. Демократы гордятся этим, забывая, что жизнь люди демократического общества строят по образу и подобию грешного человека, каким человек стал по воле сатаны, так что пороки становятся атмосферой и питательной средой всех общественных отношений. Как справедливо отмечал Достоевский, если Бога нет, то всё позволено.

Таким образом, можно сделать вывод, что американское демократическое общество – это не просто неумелое подражание древней афинской демократии, а общество, построенное по религиозному типу. Стоит, однако, уточнить – по псевдорелигиозному, или даже антирелигиозному типу. Однако даже атеизм – извращённая форма религиозного сознания, при которой люди поклоняются не Богу, а человеку. Показателен в этом отношении «Гимн Человеку», провозглашённый идеологическим путаником М.Горьким, еретиком от христианства, усвоившим протестантскую этику: «Вот снова, величавый и свободный, подняв высоко гордую главу, он медленно, но твёрдыми шагами идёт по праху старых предрассудков, один в седом тумане заблуждений, за ним – пыль прошлого тяжёлой тучей, а впереди – стоит толпа загадок, бесстрастно ожидающих его. Они бесчисленны, как звёзды в бездне неба, и Человеку нет конца пути».189 Выше Божественного суда современные демократы считают суд человеческий. Ничего подобного не могло быть в демократическом обществе древних Афин, которое так превозносят современные демократы. Это, однако, не значит, что Афинскую демократию действительно нужно превозносить как идеальное религиозное общество. Были в этом «гармоничном обществе» не отдельные недостатки, а очень серьёзные пороки, которым ни в коем случае не следует подражать. «Афинская демократическая система была большим достижением политической жизни Древней Греции, однако её нельзя идеализировать и считать своего рода образцом демократии вообще, пригодной для всех времен и народов. Афинская демократия обеспечивала политическое участие только гражданского населения, а, как было сказано выше, граждан в Афинах вряд ли было более 30-40 тыс. из общего количества населения в 250-300 тыс. человек. Прежде всего, афинская демократия была демократией гражданской, т.е. системой, из которой было исключено всё население, не имеющее гражданских прав. Следовательно, не могли принимать участия в управлении не только рабы, но и так называемые метеки, постоянно живущие в Афинах лица неафинского происхождения. Не имели права участвовать в работе государственных органов женщины, хотя и считались гражданками. Более того, даже не все афинские граждане, имеющие право участвовать в работе всех органов Афинского государства, по разным причинам (например, отдаленное местожительство или бедственное материальное положение) могли этим правом воспользоваться. В самой системе афинской демократии многие авторитетные должности (почти все военные должности, требующие специальной подготовки) фактически были отданы в руки аристократических семей, которые становились проводниками олигархических настроений».190

Афинские демократы признавали всю полноту власти над собой за высшим божеством, которому они доверились как народ божий. Современные американские, а также европейские демократы желают сами вершить власть, называя это властью народа, который якобы доверил управление собой демократам. За Богом они «оставляют» лишь возможность одобрять или не одобрять деятельность демократов. Получают «Божие одобрение» американские демократы самым банальным образом: они добавили в христианство «новую заповедь», утверждая, что Бог награждает угодных Ему людей процветанием уже здесь, на земле, не дожидаясь посмертной награды. Они и процветают вместе с американским народом, якобы «удостоенным Богом особой благосклонности». В США рабство давно отменено, но это не значит, что эта демократическая страна живёт исключительно собственным трудом. Просто американцы научились эксплуатировать весь остальной мир, применяя прежде всего «цивилизованные» экономические, а также политические методы. В этом «высший смысл» американской доктрины «однополярного мира», или, что то же самое, – американизации мира.

«Глубокая и искренняя религиозность реальных исторических создателей той культуры, которую мы именуем древнегреческой, не имеет ничего общего с атеистическим гуманизмом современных европейских специалистов по экспорту свежеиспеченных в европейских университетах «демократических ценностей» в малоразвитые духовно общества».191 Тем не менее общность здесь прослеживается, и этой общностью является нравственное падение. Произведения античного искусства, связанные с религиозной тематикой, являясь эстетическим идеалом, никак не отражают нравственный идеал. Что касается «глубокой и искренней религиозности», этому противоречит отношение афинян к своим богам, которых просто «стащили с неба на землю», где они стали «сверхлюдьми», наделёнными божественными полномочиями, но отличающимися сомнительным нравственным обликом. В этом отношении они даже ниже ангелов в христианстве. Ангелы созданы Богом как духи, не являющиеся ни мужчинами, не женщинами. Боги Олимпа, как и обычные люди, наделены либо мужскими, либо женскими качествами. Уже поэтому их никак нельзя назвать духами. К своим богам афиняне относятся чисто прагматически, не любят их, а боятся, пытаясь склонить того или иного бога на свою сторону. Им боги нужны как оправдание своего господствующего положения в обществе и как помощь в междоусобной борьбе. Соответственно их демократия – не для всех, а для избранных, обладающих правами гражданства. Именно такую «выборочную демократию» копируют современные европейские государства, начисто отбросив религиозную составляющую. Можно сказать, что античная культура является тем зерном, из которого выросла вся современная европейская цивилизация, включая все основные её составляющие: искусство, логическое мышление, философия как идеалистического, так и материалистического направления, а также европейское христианство, расколотое на множество конфессий, оспаривающих друг у друга право «быть ближе к Богу», что было свойственно и государствам античного мира, оспаривающим друг у друга «богоизбранность». Вспомним общеизвестную истину, что античная цивилизация погибла в результате духовного и нравственного разложения. Античный нравственный эвдемонизм унаследовала и европейская цивилизация, в которой христианские заповеди лишены практической наполненности и потому бессильны. Афинская демократия была частью общего эвдемонизма, а не чисто религиозных устремлений. И в этом своём отрицательном значении древняя демократия была усвоена современными европейцами, в том числе и в американском варианте.

Демократы, отвернувшиеся от Бога, тем не менее любят спекулировать именем Бога, в которого не верят. Например, они утверждают, что выражают волю народа, а «воля народа есть воля Бога». Поговорка эта пришла к нам из древности и означала совсем не то, что подразумевают демократы. Воля народа была волей Бога в те времена, когда народ признавал волю Бога над собой, когда отдавал в руки Бога свою судьбу. Народ, «заражённый бациллой атеизма», перестаёт быть народом и становится толпой, которой легко манипулировать, чем и пользуются идеологи современной демократии, пытающиеся отлучить народ от Бога. В этом смысле Новгородская республика не была демократической в европейском понимании, но была религиозной, православной, т.е. подлинно народной, социалистической в религиозном смысле этого слова. Важно подчеркнуть, что Новгородская республика являлась образцом не демократии, а социализма. Отсюда, однако, не следует, что социализм обязательно связан с республиканским правлением и противоположен монархическому. При православном социализме воля Бога первична, а формы правления вторичны. Поэтому, когда на вече новгородский народ узнал волю Бога, повелевшего новгородцам возглавить борьбу за объединение русских земель, против экспансии внешних врагов и внутреннего язычества, новгородцы легко отказались от республиканской формы правления в пользу монархии, но, разумеется, монархии религиозной. На княжение был приглашён Рюрик, само имя которого означает «религиозный проповедник». И священное имя Олег давалось только ведическим жрецам. Таким образом, в истории Руси этого периода прослеживается чёткая логическая цепочка: Новгородская республика, Рюрик, Олег, Ольга, Владимир, крещение Руси.

Российское государство, начиная с приглашения Рюрика на княжение, создавалось не как государственный, а как народный религиозный социализм. Если Германия как целостное государство формировалась как единое экономическое пространство, то Россия – как единое духовное пространство, начало которому было положено крещением Руси князем Владимиром, преодолевшее наступление язычества на исконный русский православный ведизм. Именно на основе православия строилась великая Россия. Отсюда и особенности способа производства. В Европе в эпоху средневековья духовное производство шло впереди материального. В дальнейшем, с развитием капитализма, материальное производство не только окрепло, но и стало вытеснять производство духовное, в котором общество, развращённое отношениями купли-продажи, всё менее нуждалось. Тем самым европейское общество окончательно попало под власть сатаны. Поскольку Россия в своём движении к единству опиралась на православие, духовное производство продолжало в ней доминировать, что даже сдерживало рост материального производства, которое несколько отстало от европейского, однако не настолько, чтобы это вызывало беспокойство. Беспокойство должно было вызывать другое, а именно быстрый рост государственного бюрократического аппарата, призванного обеспечить необходимое стране централизованное управление. Эти два процесса: укрепление духовного производства и рост государственного бюрократического аппарата, вступили в противоречие между собой, отделив укрепляющийся государственный социализм от народного социализма, между которыми всё более увеличивалась пропасть.

Взаимоотношения между русским народным социализмом и социализмом государственным можно охарактеризовать как единство противоположностей. Единство заключается в том, что обе разновидности русского социализма являются православными и существуют совместно. Противоположность же обусловлена тем, что государственные структуры царской России скопированы с европейских образцов, оказавшихся враждебными православию, а тем самым и русскому народу. К сожалению, борьба противоположных тенденций в реальном русском социализме приняла болезненную форму. Точный диагноз этой затянувшейся болезни дан великим русским православным писателем Гоголем. Однако духовные прозрения его до сих пор остаются невостребованными, хотя и стали в последнее время модными. Гоголь не только разглядел эти вековые противоречия, но и предложил программу их преодоления, которую российское общество сочло утопической. В.В.Зеньковский, например, пишет: «Вина» Гоголя, собственно, заключалась в том, что свою программу радикальной перестройки жизни на религиозных началах он не сумел представить обществу так, как, например, потом это сумел сделать Соловьёв, авторы сборника «Вехи» и многие другие, кто тоже в сущности не очень далеко ушли от расплывчатого романтизма Гоголя и тоже не пошли дальше критики безрелигиозной культуры».192 Даже такой знаток творчества Гоголя, как Зеньковский, не разглядел за «религиозной мечтой» и «расплывчатым романтизмом» Гоголя вполне конкретную программу реформирования общества, которую Гоголь действительно предлагал. Поскольку Гоголь не надеялся, что общество его поймёт, он не сформулировал свои рекомендации в виде специального «политического манифеста». К тому же Гоголь был убеждён, что любые, даже самые хорошие политические манифесты, к которым любят прибегать его политические оппоненты, только вредят обществу, возбуждая ненужную и нездоровую социальную напряжённость. Так, по поводу идеологических споров между западниками и почвенниками Гоголь писал: «Вообще споры суть вещи такого рода, к которым люди умные и пожилые покамест не должны приставать. Пусть прежде выкричится хорошенько молодёжь: это её дело. Поверь, уже так заведено и нужно, чтобы передовые крикуны вдоволь выкричались именно затем, дабы умные могли в это время надуматься вдоволь. К спорам прислушивайся, но в них не вмешивайся».193 Нельзя не отметить и то обстоятельство, что многие идеи Гоголя, имеющие непреходящую ценность, воспринимались утопическими по той причине, что в XIX и даже в ХХ веке не могли быть реализованы. Однако к началу XXI века эти идеи вполне закономерно приобрели острую практическую направленность. Поэтому настало время подробно рассмотреть программу реформирования общества, отдельные элементы которой разбросаны по многим произведениям и письмам Гоголя.

Начинать реформирование общества Гоголь предлагает с новой оценки действительности, с приобретения нового духовного облика, нового самосознания нации. Придерживаясь консервативных, т.е. охранительных убеждений, Гоголь исходит из того, что всё новое – это «хорошо забытое старое». Поэтому новое самосознание нации означает для него возвращение к национально-религиозным корням, подорванным длительным европейским влиянием. Следует отказаться от бессмысленной погони за Европой, за её «механическим прогрессом», отрицающим приоритет духовного над материальным, обыденным, и вернуться к религиозному восприятию жизни, наполненному чувством постоянного «стояния перед Богом». Говоря о необходимости духовного перелома, Гоголь имел в виду не стихию революционности, а новый образ жизни в пределах старых социальных форм. Особенно он подчёркивал, что новая духовная установка должна воплотиться в жизнь не в порыве неожиданного вдохновения, а в порядке серьёзного и вдумчивого внутреннего переустройства жизни общества и каждого человека в нём. Необходимо постоянно помнить, что только Христос – ключ к решению всех проблем жизни, что только с Церковью Христовой может быть связан новый порядок вещей, необходимый России. «Есть примиритель всего внутри самой земли нашей, который покуда ещё не всем видим, – наша Церковь. Уже готовится она вдруг вступить в полные права свои и засиять светом на всю землю. В ней заключено всё, что нужно для жизни истинно русской, во всех её отношениях, начиная от государственного до простого семейственного, всему настрой, всему направленье, всему законная и верная дорога. По мне, безумна и мысль ввести какое-нибудь нововведенье в Россию, минуя нашу Церковь, не испросив у неё на то благословенья... В ней кормило и руль наступающему новому порядку вещей, и чем больше вхожу в неё сердцем, умом и помышленьем, тем больше изумляюсь чудной возможности примирения тех противуречий, которых не в силах примирить теперь Церковь Западная».194 Гоголь постоянно напоминает, что такая позиция не имеет ничего общего с освящением существующего государственного строя или конкретной формы социально-экономической жизни, а предлагает лишь перенесение центра тяжести на служение Богу, которое возможно повсюду, на любом месте. Только Церковь способна указать обществу путь к правде, к её осуществлению на земле. И этот путь – христианское преображение жизни.

Date: 2015-09-19; view: 377; Нарушение авторских прав