Глава 38. Туризм возобновился. Клиенты приезжали, уезжали, отдыхали

Туризм возобновился. Клиенты приезжали, уезжали, отдыхали. Номера сияли чистотой. Слаженная работа персонала была почти незаметной.

Статус Эли в глазах ее коллег изменился. Теперь она была «та самая». Отныне для нее не было проблемой попросить отгул или самой выбрать для себя удобный график работы на неделю. Больше всего ей нравилось работать в ресторане. Она любила, чтобы все стояло на своих местах и блестело. Это было восхитительно. Здесь с ней уж точно не могло случиться ничего страшного.

К несчастью, маленький французик с обвисшими усиками остался в отеле и, судя по всему, не собирался в ближайшее время уезжать. Он бродил по коридорам бесшумно, как тень, словно боялся разбудить мертвых.

Сегодня он с самого утра обосновался в ресторане. Занимаясь своими делами, Эли испытывала раздражение всякий раз, как ей нужно было мимо него проходить. Он заговаривал с ней в той же беспокойной манере, что и все эти шриланкийцы, становящиеся словно одержимыми с наступлением весны.

Она принесла французу заказанную тартинку с сыром и семгой. Перед тем как поставить тарелку на стол, она машинально вытерла мокрое пятно на столешнице. Казалось, Альбер пристально рассматривает узоры на своих ладонях. Но потом Эли поняла, что он плачет.

Она со вздохом села за стол напротив него, подыскивая слова утешения на своем рудиментарном английском и одновременно подвигая к Альберу тарелку. Он всхлипнул:

– Sorry…

– How do you do, mister Albert?

– Not very well, thank you.[17]

Урок английского, вводный курс…

Он впился зубами в тартинку.

– Albert, do you have some good news about commissaire Bjorn?[18]

Альбер перестал жевать:

– Why?

– He's awake… You didn't know that?[19]

Кажется, мозг француза соображал с лихорадочной скоростью.

– То есть?.. Бьорн очнулся? Up?

– Yes…

– Но тогда… если ему лучше… – пробормотал Альбер, машинально прожевывая кусочек семги, застрявший у него между зубами.

Он вскочил из‑за стола и бегом устремился к выходу. Эли слегка удивилась, но решила отнестись к этому философски. Она пересела на место Альбера и доела тартинку, чтобы не выбрасывать.

Альбер обеими руками распахнул створки стеклянной больничной двери. Он говорил себе, что, если понадобится, найдет в себе силы пробежать все коридоры – но все‑таки отыщет Бьорна. Из‑за сильного акцента и волнения никто из персонала не мог понять английского языка Альбера.

Эхо многочисленных голосов, суета людей в белых халатах встревожили его. Наконец он влетел в палату Бьорна. Несколько врачей пытались связать пациента, которому удалось наглотаться морфия без их ведома. Бьорн мычал что‑то неразборчивое сквозь повязку на сломанной челюсти.

При виде физиономии Альбера в глазах комиссара мелькнул проблеск узнавания. На столике у кровати лежала груда мифологических энциклопедий. Он пролистал одну из них и указал Альберу на одно короткое слово.

Альбер склонился над книгой и прочитал: «Йоль».

Ничего не понимая, он нерешительно выпрямился. Взгляд Бьорна был умоляющим.

Слушая лишь голос своего мужества, Альбер обернулся к группе врачей. Он выкрикивал какие‑то беспорядочные приказы, и усики его гневно подрагивали. Результат последовал незамедлительно. Двое верзил в белых халатах набросились на него и бесцеремонно выставили за дверь. Ему ничего не оставалось, как срочно отправиться на поиски комиссара Крагсета.

Анжела дрожала. Все тело ломило так сильно, что она боялась пошевелиться.

После лестницы он протащил ее по коридору, потом швырнул в эту маленькую комнатушку без мебели. Несмотря на полумрак, Анжела заметила серо‑стальной блеск его глаз и, разглядев их выражение, оцепенела от ужаса. Потом с криком принялась отбиваться, думая, что он собирается ею овладеть, но он лишь сорвал с нее одежду.

«Господи боже! Он разрубит меня на куски!»

Он расхохотался, как злой мальчишка, и, забрав ее одежду, захлопнул за собой дверь.

«Убежать? Но куда я пойду? Господи, я умру здесь, и даже не знаю как!»

Ветер завывал вокруг дома. Нагая, как новорожденная, Анжела уже ни о чем не думала, наблюдая за пляской теней на стене.

Вскоре она различила два голоса, поющих хором.

«Он вернулся!»

Она ползком добралась вдоль стены до двери, приложила ухо к замочной скважине.

Нет, все‑таки голос был только один.

«Я знаю этот голос. Я знаю эту песню».

Она вспомнила об этом, так же как и обо всем, что ей рассказывал Бьорн. Когда она ехала в его «мерседесе», он напевал эту меланхоличную песенку. Но на этот раз песенка звучала по‑французски:

У маленькой гусеницы – большая проблема:

Она хочет стать бабочкой!

Образ Бьорна, возникший в сознании, придал ей сил. Она взялась за дверную ручку, чтобы подняться на ноги.

«Когда он уходил, он просто захлопнул дверь. Не запер. Я могу выйти, если захочу».

Еще не до конца в это веря, она медленно открыла дверь. Теперь Анжела лучше слышала голос норвежца:

Маленькая гусеница ест в свое удовольствие,

Но этого ей мало для счастья…

Песня Золотой бабочки… Ей показалось, что он был не один, потому что голос певца сопровождался музыкой.

Анжела на цыпочках прокралась по коридору к лестнице.

«Я могу убежать, если захочу. Я свободна. Собаки меня любят. Они меня увезут…»

По мере приближения голос казался ей все более печальным, почти душераздирающим. Невозможно было сказать, в мелодии ли дело, ритме слов или тембре, но эта простенькая песенка была до краев наполнена эмоциями. Регулярное постукивание, тоже ей знакомое, метрономом задавало темп.

Она спит и видит себя бабочкой!

Однажды ночью, при свете луны,

Она находит большое золотое яйцо и засыпает в нем…

Анжела осторожно заглянула сквозь приоткрытую дверь в комнату хозяина дома. Это была детская комната, безупречно прибранная. Комната маленькой девочки. Чья она? Неужели Имира?

Маленькая гусеница спит и видит себя бабочкой…

Ссора двух братьев… она была всего лишь разыграна в лицах одним из них! Анжела проклинала себя за то, что оказалась такой идиоткой. Там, в комнате, был Имир. Имир, который еще в детстве утратил вкус… Имир, который пережил своего брата Бальдра. Имир, который выдал себя за собственного близнеца, чтобы легче было ее соблазнить. Бальдр мертв. Только один брат выжил. И обезумел от скорби.

Пробужденная светом солнца,

Маленькая гусеница выходит из яйца.

Знаете, что случилось?

Маленькая гусеница превратилась в большую золотую бабочку!

Имир с обожженными ногами под короткой юбкой…

Остолбенев от изумления, Анжела продолжала наблюдать за самым абсурдным зрелищем во всей своей жизни: перед зеркальным шкафом стоял Имир, одетый в костюм мажоретки, невероятно тесный для него, и с яростью ударял в пол жезлом, отбивая ритм. Вместе со слезами по его лицу стекала тушь для ресниц.

Анжела не знала, смеяться или вопить от ужаса.

Пластинка остановилась.

Имир наблюдал за Анжелой в зеркало, не оборачиваясь. Кажется, он ничуть не был удивлен, увидев ее на пороге.

Ярость гиганта утонула в глубине ярко‑голубых глаз.

Она видела его горящие безумием глаза – две пещеры, залитые светом. Один глаз был Имира. Другой – Бальдра.

От шагов гиганта затрясся весь дом. Его ступни целовали половицы. Анжела не шевелилась. Да и к чему шевелиться? Насилие от любимого мужчины столь желанно…

По каким‑то тайным причинам, корни которых уходили в глубины сердца отчаявшегося близнеца, его трофеем была она.

Анжеле показалось, что она воочию увидела смерть. Та протянула к ней костлявые руки, чтобы забрать ее душу. Пустые глаза собирались ее поглотить.

Анжела отпрянула, словно испуганная лошадь. Как бы ей хотелось сейчас взвиться на дыбы и разбить уродливую маску ударами копыт! Но вместо этого она пятилась неверными шагами, загипнотизированная этой огромной неуклюжей мажореткой, которая размахивала перед ней руками.

«Мама! Папа! Спасите меня!»

Кто издал этот бесполезный вопль? Имир, Бальдр, Анжела, Кристаль?

Он нагнал ее на вершине лестницы.

Волосы Анжелы снова спутались в пальцах гиганта. Она почувствовала, как ее ступни заскользили по краю верхней ступеньки. Но вместо того чтобы попробовать удержаться, она выбрала свободное падение.

«Остерегайся падать с лестниц, ты можешь разбиться, как стекло…»

Имир не сможет собрать ее и склеить. Ему останется лишь множество сувениров из осколков стеклянной женщины…

Анжела покатилась по лестнице. Ее голова стукнулась о ступеньки – один раз, другой… Падать в пустоту. Падать в ночь. Тело ежесекундно обо что‑то ударялось, но оставалось невредимым. Кости не ломались. Школьный врач был идиот…

Имир начал спускаться. Теперь он дышал спокойнее. Каждая ступенька приближала его к его добыче.

Анжела подняла голову. На его лице не было прежней огненной ярости – лишь ледяная уверенность. Окутанный сумраком, гигант приближался.

Теперь, когда Анжела приняла решение действовать, она смогла подняться. Она выпрямилась – невредимая, полная энергии, гораздо более сильная, чем ее сестра.

Монстр перепрыгнул последние ступеньки. Оказавшись почти вплотную рядом с ним, Анжела ощутила себя крошечной.

Он буквально обрушился на нее, сбив ее с ног.

Задыхаясь, Анжела вцепилась в край углубления в полу и подтянулась изо всех сил. Имир с удивлением почувствовал, как она выскальзывает у него из рук.

Она бросилась в провал очага.

В эту адскую бездну.

Холодный пепел мгновенно облепил ее с головы до ног. На мгновение Анжела подумала, что сейчас тоже рассыплется в прах, смешается с ним. Над ней появилось лицо Имира. В следующее мгновение он тоже спрыгнул и оказался рядом с ней. Анжела со стоном попятилась, по‑прежнему оставаясь на четвереньках. Ее пальцы нащупали что‑то среди пепла.

Он был весь перепачкан, но она благословила его – свой стеклянный шар.

Размахнувшись изо всех сил, она швырнула его в лицо Имира.

Гигант остановился, пошатнулся, согнулся пополам. Затем рухнул на колени. Со лба побежала струйка крови, заливая один глаз. Анжела, переместившись на противоположную сторону очага, с усилием поднялась на ноги, оцарапав спину о каменную стенку. Имир прижал обе ладони к стенке по обе стороны от Анжелы, потом сунул руку под одежду мажоретки, выхватил уже знакомый Анжеле молот и занес его над ее головой.

Молот был как раз над серединой ее лба. Анжела с легкостью могла вычислить траекторию его движения. Во взгляде Имира что‑то дрогнуло. И рука ужасной мажоретки дрогнула тоже.

Они вдвоем были в адской бездне. Они заменили собой языки пламени. Они готовы были убить друг друга.

«Поговори с ним!» – прошептала ей Кристаль.

Анжела вновь изобразила взгляд влюбленной женщины. Она пыталась расшифровать выражение глаз Имира. Хотя бы одного…

– Имир! Йоль! Сегодня же Йоль!..

Побелевшие костяшки пальцев, сжимавших рукоять молота, обрели свой обычный цвет.

– Имир! Ты мне обещал!

Он осторожно положил молот на бортик углубления:

– Да… Йоль…

– Ты мне обещал!.. – прорыдала Анжела. – Йоль!..

– Йоль – это не обещание, Анжела. Ты – наше обещание.

Он взял обнаженную женщину на руки и, упершись коленом в каменный бортик, рывком выбрался наверх вместе с ней.

Невозможно было представить себе ситуацию, в которой мужчина обладал бы большей полнотой власти над женщиной.

Когда он снова нес ее по лестнице наверх, она спросила:

– А что бывает на Йоль?

– Дикая охота. Она начнется сейчас.