Глава 32. Анжела с первого взгляда влюбилась в деревянный дом близнецов, дом их детства, принадлежавший их отцу

Анжела с первого взгляда влюбилась в деревянный дом близнецов, дом их детства, принадлежавший их отцу, а раньше – деду и, несомненно, многим поколениям предков до него. Бальдр с гордостью сообщил ей, что с тех давних пор в доме почти ничего не изменилось. Бальдр жил, как и его предки, по‑простому. В доме не было ни электричества, ни водопровода.

Но это оказалось не единственным поводом для удивления: войдя в дом, Анжела продолжала удивляться чуть ли не на каждом шагу. И даже если ее хозяин старался сделать все, чтобы облегчить ей жизнь в подобных условиях, она привыкала к ним не без труда.

Дом был столь же суровым внутри, сколь очаровательным казался снаружи. Небольшие низкие двери запирались на обычный деревянный засов. Входя, Бальдр вынужден был сильно наклоняться; круглая выемка в середине верхней перекладины свидетельствовала о том, что он – а до него наверняка и многие другие – не раз об этом забывал.

Собачья свора жила в сенях, отделенных от большой жилой комнаты – skali – тонкой дощатой перегородкой. Щели между досками были достаточно широкими, чтобы пропускать тепло и запахи. Анжела быстро привыкла к запаху псины, пропитавшему весь дом. По ночам то и дело слышалось рычание собак, грызшихся между собой, или отрывистый лай одного из животных во сне – должно быть, им снились огромные заснеженные пространства.

Оба вожака своры – Сколл и Хати – постоянно оспаривали друг у друга главенство. Бальдр называл их «псами луны»; это было одно из его выражений, которые восхищали Анжелу.

В центре комнаты был очаг – широкое прямоугольное углубление в полу. Бальдр сжигал в нем огромные бревна целиком. Если ему нужно было что‑то в противоположной части комнаты, он просто перешагивал через огонь. Кроме одной кровати в комнате была еще дополнительная – в алькове с дверцами, запиравшемся, как шкаф. У стены с множеством маленьких окон в квадратных деревянных переплетах стоял мощный деревянный стол, вдоль которого тянулись скамьи. Анжела сразу выбрала себе место – за одним из концов стола, где можно было сидеть, прислонившись спиной к выемке в стене, образовавшейся от прикосновения десятков других спин. Одна из стен комнаты была сплошь в книгах; они стояли на грубых деревянных открытых полках со скошенными краями и так плотно примыкали друг к другу, что не было видно переплетов – одни лишь корешки, некоторые сильно пожелтевшие.

Когда Бальдр хотел процитировать Анжеле что‑нибудь из «Старшей Эдды», он брал очки для чтения, всегда лежавшие на углу стола, снимал с полки книгу, и тут же с ним происходила удивительная метаморфоза: лесной варвар превращался в ученого отшельника, одержимого мифологией и поэзией. С первых же часов знакомства с ним Анжела поняла, что это один из тех маргиналов, которые словно замкнуты в своих отдельных вселенных. Его страсть к чтению подобного рода, развившаяся благодаря полному одиночеству, носила характер некой безобидной мании. Во всяком случае, явно безобидной для Анжелы, пребывающей на седьмом небе от счастья, – единственной зрительницы, из первого ряда лож наблюдающей за этим необычным представлением, так сильно отличающимся от всего, что она видела раньше.

Перейдя от одного брата к другому, она как будто прошла сквозь еще одно зеркало. Такие моменты были невероятно захватывающими. Анжела догадывалась, что будут и другие, еще более фантастические.

Хотя Бальдр пережил ту же семейную драму, что и его брат, по натуре он сильно отличался от Имира, будучи более живым, веселым, образованным и утонченным. Сумрачная и немного тяжеловесная красота Имира приобретала в чертах его близнеца какой‑то странный мистический отсвет. Каждый его жест, каждое тщательно обдуманное слово были настолько же непринужденными, как и его ниспадающие на плечи светло‑русые волосы.

Говоря о своих собаках, Бальдр сказал, что Сколл преследует солнце и однажды его настигнет и проглотит, а Хати проглотит луну. Или рассказывал о ветре – божестве в облике орла, который нагоняет бури взмахами своих огромных крыльев. Они так сильны, что могут заставить море выйти из берегов или раздуть лесной пожар. Анжела, совершенно очарованная, чувствовала, что влюбляется в этого человека даже сильнее, чем в его брата‑близнеца.

К исходу бессонной ночи, проведенной возле очага напротив Бальдра, с пылом повествующего о древних мирах и о нашем мире, обреченном исчезнуть, когда настанут сумерки богов, Анжела начала потихоньку клевать носом. Бальдр, спохватившись, извинился и встал, при этом его голова почти коснулась деревянной балки, на которую падали отблески пламени. Анжела не заметила тяжелого молотка у него за поясом.

Бальдр постелил ей шкуры у огня, но она выразила настойчивое желание спать в алькове.

Когда Анжела закрыла за собой створки, Бальдр снова заговорил. Она бы охотно слушала его и дальше, но ее сморила усталость. Ничего не оставалось, как заснуть. Заснуть вдалеке от враждебного мира, гораздо более жестокого, чем лунные псы, рычащие посреди заснеженного леса – «белой гривы равнины», как называл его Бальдр. Анжеле хотелось забыться как можно быстрее, чтобы не думать о том, что могло оказаться правдой, о том, что неизбежно ее ожидало, о том, кто такие были Имир и Бальдр, о том, что сделал бы ее отец, оказавшись в отеле «Европа» в период недавних трагических событий, о Жозетте, которая, возможно, сейчас наблюдала за ней с небес, о славном толстяке Бьорне, который, кажется, к ней привязался…

Внезапно Анжела поняла, что должна признать очевидную истину.

Ее хозяин, похожий на полубога, как никто другой, подходил на роль Золотой бабочки. И вот теперь он взял ее под крыло. Этот дом, где нашла убежище его больная душа, – не был ли он куколкой, откуда вышла бабочка?.. Откуда в этом создании столько красоты?.. И кому здесь на нее любоваться, кроме собак, сейчас возившихся за перегородкой?..

Наконец пришла настоящая ночь, та, что успокаивает душу. Забравшись под звериные шкуры, Анжела погрузилась в сон. Пребывая в сладостном забытье, лишенном сновидений, она улавливала, как поскрипывают половицы под ногами гиганта. Или, может быть, это скрипели балки – от непривычного тепла, вызванного присутствием женщины? Или деревья в лесу пели ей колыбельную?..

Проснувшись утром, Анжела ожидала увидеть солнце, но почти сразу поняла: глупо ждать, что оно встанет сегодня исключительно ради нее. Здесь, на севере, отсутствие солнца над горизонтом ощущалось еще сильнее, чем в Осло. К счастью, как вспомнила Анжела, завтра зимнее солнцестояние, а потом день начнет прибавляться.

Вытянувшись на спине под грудой шкур, более тяжелых, чем она сама, и скрестив руки под головой, Анжела постаралась отогнать внезапное дурацкое видение: оба близнеца празднуют Йоль, чокаясь огромными, размером с ведро, кружками с пивом.

Голос Бальдра пробудил ее окончательно. Это был крик – но непонятно, боли или удовольствия. Анжела приоткрыла одну створку алькова и увидела, что комната пуста. Огонь слегка потрескивал в очаге.

Набросив на плечи шкуру, словно мантию, Анжела пошла к окну. Снег, даже в темноте, сиял белизной. Зрелище, представшее ее глазам, было гораздо интереснее восхода солнца: Бальдр, полностью обнаженный, разбил лед в поилке для собак и теперь обливался ледяной водой, стоя на снегу.

– Утренний туалет викинга, – с улыбкой прошептала Анжела, отпуская себе невольный грех вуайеризма.

Бальдр нисколько не походил на спортсменов, которых она иногда фотографировала в раздевалках. На теле его не было волос, и тем больше оно напоминало монументальную скульптуру. Это был хищник, красующийся среди своих владений. Ожоги на ногах лишь добавляли мужественности его облику. И как хищник, он фыркал и рычал. Кожа его была такой бледной, что он слился бы с окружающим пейзажем, если бы Анжеле вздумалось этого викинга сфотографировать. Впрочем, она не испытывала такой потребности.

Увидев, что Бальдр развернулся и быстро направляется к дому, она отскочила от окна и снова спряталась в алькове.

Прошло несколько минут. Анжела не решалась выходить. Глупо было бы рассчитывать на горячие круассаны… Да и существует ли хоть что‑нибудь за пределами этого дома, затерянного во времени? В какой мир Имир ее привез?

Они пробудились, после того как настали сумерки богов, – Бальдр и Анжела, единственные уцелевшие, избранные судьбой, чтобы вновь продолжить род человеческий. В священном восторге она бросится в объятия этого человека, этого мужчины, обладающего таким потрясающим телом. Еще никогда ее самоотверженность не была так тесно связана с любовью. И что, спросила она себя с долей цинизма, вы обзаведетесь кучей маленьких викингов?

Голос полубога вернул ее к реальности:

– Вставай! Хочешь принять ванну?

Кровь Анжелы заледенела при этих словах. Она осторожно открыла створку и, увидев улыбку на лице Бальдра, на всякий случай сразу же посмотрела вниз. Но он был полностью одет.

– Нужно поторопиться, а то вода остынет.

Последнее слово вызвало у нее вздох облегчения.

Если вода может остыть, значит, она теплая! Наконец хоть что‑то теплое, хорошее, настоящее. Что‑то привычное.

Анжела широко распахнула створки и увидела по ту сторону очага длинное оцинкованное корыто, над которым поднимался пар. Невольно спросив себя, не собирается ли Бальдр сварить ее в кипятке, чтобы мясо размягчилось, и только потом съесть, она все же решила искупаться – слишком сильным было желание принять горячую ванну.

– Ты останешься здесь? – спросила она с легким замешательством.

Из‑за неопределенной интонации Бальдр принял ее вопрос за утверждение. Он кивнул и взял ее за руку:

– Не беспокойся, я о тебе позабочусь.

О, эта проклятая фраза, которую так мечтают услышать все женщины!

Все существо Анжелы требовало заботы и внимания.

И дальше произошло нечто немыслимое: Бальдр освободил ее от шкуры, в которую она была укутана, и погрузил в горячую воду. Он намыливал ее, массировал, обмывал – и все это без единого слова, без единого взгляда, без единого двусмысленного жеста.

Потрясенная, Анжела подумала: «Вот так меня мыли в детстве».

Этим все и ограничилось.

Сушеные фрукты, крепкий чай с пряным ароматом, огромные бутерброды с сочными кусками семги, прилипавшими к зубам… Насытившаяся и довольная, Анжела подвинулась на скамье, прислонившись спиной к стене, и, кажется, снова задремала. Во всяком случае, исчезновения Бальдра она не заметила. Когда, очнувшись, Анжела обнаружила, что его нет, она не решилась его искать, тем более что не знала, остался он где‑то в доме или ушел. Хотя ей уже давно не терпелось изучить весь дом и прежде всего – подняться по небольшой пологой лестнице, лишенной перил, в комнату Бальдра.

Вместо этого она еще раз внимательно осмотрела комнату, в которой находилась. Сейчас Анжела чувствовала себя вполне уверенно. Такая быстрая адаптация удивила ее саму. Странно, но чем сильнее отличалась обстановка от той, к которой она привыкла в своей французской провинции, тем она казалась ближе и родней. Интересно, что положено делать жене викинга, когда муж уходит на охоту?..

Она отнесла миски в каменный чан для мытья посуды. Вообще‑то, в этом архаичном дизайне есть своя прелесть… Анжела непроизвольно рукой поискала краны, но их, разумеется, не оказалось. Рядом стояло ведро с водой, наполовину пустое. Ее хозяйственное рвение испарилось как по волшебству. Пожалуй, лучше подбросить дров в очаг… Ей удалось сдвинуть одно из бревен, лежавших у двери, докатить его до углубления в полу и столкнуть туда. Огромное облако пепла взвилось до самого потолка. Задыхаясь от кашля и проклиная себя за глупость, Анжела с трудом добралась до входной двери и распахнула ее. В лицо ей ударил поток ледяного воздуха.

«Господи, да что ж тебе на месте не сидится? Ты гостья, сиди смирно и будь вежливой – больше от тебя ничего не требуется! На улице такая хорошая погода, к тому же наконец день. Раз уж ты не знаешь, за каким чертом ты здесь, лучше всего наслаждаться природой и ни о чем не думать!»

В сером сумраке раздалось какое‑то хриплое ворчание. Как выяснилось, инстинкт самосохранения у Анжелы продолжал существовать, потому что в течение нескольких секунд все ее чувства обострились. На всякий случай она отступила к порогу, затем пристально осмотрела окрестности.

Слух быстро подсказал ей, что означают услышанные звуки: судя по всему, это было довольное свиное хрюканье. Анжела надела куртку и ботинки, решив обойти все хозяйские владения.

Напротив главного дома располагался небольшой домик вроде шале, на сваях. По бокам его тянулись колонны из гладко обтесанного дерева, соединенные поверху полукруглыми сводами, так что стены представляли собой ряды ниш. Анжела поднялась по лестнице на узкую террасу и толкнула дверь, окруженную высокой стрельчатой аркой, подумав, что дом как будто предназначался для огромной куклы.

За дверью оказались мешки и ящики со съестными припасами, а к деревянным потолочным балкам были подвешены вяленые мясо и рыба. Эта замечательная кладовая могла обеспечивать потребности хозяина в еде на протяжении многих месяцев.

Когда Анжела снова вышла на улицу, ее глаза уже настолько привыкли к полусумраку, что в расширенных зрачках искрились отблески снега.

Ей показалось, что она услышала голос Бальдра. Она обогнула дом и направилась к небольшому загону, образованному частоколом. Этот забор из вбитых в землю один подле другого кольев был похож на те ограды, которые ей доводилось видеть в глухих деревушках Бретани.

Бальдр, кажется, разговаривал с собаками. Но, прислушавшись, Анжела подумала, что это не столько разговор, сколько некая торжественная литания, обращенная к каким‑то высшим силам.

Глядя одним глазом в узкий просвет между двумя кольями, она пыталась понять, что происходит. Бальдр сидел на корточках возле неподвижного животного и что‑то негромко говорил ему на ухо, словно всадник, желающий подбодрить коня.

Анжела никогда раньше не видела настоящего кабана. Вид у него был спокойный, пятачок изредка подрагивал, словно животное принюхивалось. Бальдр чесал его щетину чем‑то вроде гребня, кажется, костяного. Ноги кабана почти полностью утопали в грязном снегу. Бальдр что‑то ласково приговаривал, левой рукой орудуя гребнем, а правой рукой поглаживая кабаний бок.

Анжела не сомневалась, что кабан с легкостью растопчет ее, если ему вдруг не понравится ее присутствие. Но, заметив, что на корыте с едой написано его имя, она успокоила себя тем, что это не простой домашний скот, а домашний любимец – стало быть, по идее должен быть хорошо вышколен.

– Поздоровайся, Сонаргольт, – насмешливо сказал Бальдр.

Кабан перестал хрюкать и, тяжело ступая, двинулся к частоколу. Анжела в страхе попятилась. Чувствуя себя застигнутой на месте преступления, она пыталась сделать вид, что просто случайно шла мимо.

– Это кабан? – с глупым видом спросила она.

– Да, – ответил Бальдр. – Сонаргольт.

– А он не опасен? Зачем он тебе? Чтобы съесть?

– О, нет… Еще с тех пор, как он был маленьким кабанчиком, Сонаргольт – самая важная персона в этом доме.

– Ах вот как…

Бальдр обогнул ограду с внутренней стороны и вышел навстречу Анжеле. Она заметила, что калитки в заборе нет. По‑собачьи виляя хвостом, кабан бросился вслед за хозяином. Но короткий повелительный окрик заставил его мгновенно остановиться.

– Я хотела посмотреть на собак… – робко проговорила Анжела.

– Ты выспалась? – не дослушав ее, спросил Бальдр.

– Да, спасибо.

– Это хорошо, потому что тебе понадобятся силы для охоты.

– Что?!

– Зато после охоты я покажу тебе самую красивую вещь на свете.

– Вот как?

– Да, Анжела.

Ее восхищала та манера, с какой он произносил ее имя. Если в устах Имира оно казалось немного неестественным, то в устах Бальдра, чей голос был более мелодичным, оно звучало как музыка.

Собаки, заслышав их приближение, залаяли и запрыгали вокруг саней.

– Не сегодня, не сегодня… – успокаивающе произнес Бальдр.

Собаки прекрасно его поняли и стали крутиться у них под ногами, словно огромные мохнатые клубки. Бальдр, улыбаясь, слегка отстранил их, одновременно наблюдая за Анжелой. Ей с трудом удавалось держаться на ногах, противостоя натиску животных. Потом она заметила, что вожаки кусают самых назойливых собак. Анжела безбоязненно погрузила руки в густую теплую шерсть обоих вожаков и сказала, гладя две головы треугольной формы, обращенные к ней:

– Сколл… Хати?..

Она говорила им, что они самые прекрасные псы на свете, что им повезло жить в таком чудесном месте.

Потом она заметила пристальный взгляд Бальдра. Его улыбка сменилась каким‑то странным выражением. Он как будто смотрел сквозь нее. Анжела вдруг ощутила огромный неподвижный лес у себя за спиной.

– Она в лесу – эта прекрасная вещь, которую ты мне хочешь показать?

– Да, Анжела.

– Далеко отсюда? Мы пойдем пешком? Долго идти?

– Не очень.

Раньше Анжела никогда не ходила на снегоступах. Но, хотя и понимая, что со стороны наверняка выглядит комично, она держалась хорошо – давала о себе знать натура прирожденного исследователя. Анжела не отрывала глаз от следов Бальдра – это был единственный способ сохранять равновесие. Ее проводник редко оборачивался – ему не было нужды ее видеть, чтобы знать, рядом ли она. Хотя он старался идти не слишком быстро, каждый его шаг равнялся двум шагам Анжелы.

После двух часов этого карикатурного похода, словно на ходулях, Анжела была вся в поту, но, по крайней мере, у нее ничего не болело. Ну что ж, не ближний свет, но и не конец света…

Время от времени она видела изогнутые или сломанные деревья, нарушавшие четкий черно‑белый узор заснеженного леса. Бальдр и Анжела шли по укрытой снегом дороге, не встречая никого по пути. Словно бы сам лес их сопровождал. Снег просыпался им на головы с веток деревьев, клонящихся под его тяжестью. Удастся ли увидеть небо? Хотя какое там небо… вокруг расстилался сплошной снежный океан. Высокие деревья напоминали мачты затонувших кораблей.

Анжела думала: «Я иду по воде. Ведь снег – это просто вода в другом состоянии. Значит, я в сущности иду по воде. Пары снегоступов достаточно, чтобы уменьшить вес моего тела. Я плыву по „гриве равнины“. Я не знаю, приближаюсь я к своей настоящей жизни или удаляюсь от нее. Существую ли я еще для кого‑нибудь в том, оставленном мире? Кто‑нибудь меня ищет? Беспокоится обо мне? Может быть, повернуть обратно? Но как это сделать на дурацких снегоступах?.. Нет, не нужно больше ни о чем думать. Просто идти».

Они сняли снегоступы, повесили их на дерево и свернули с дороги. Покрытые снегом бесформенные возвышения лишь отдаленно напоминали скалы. Бальдр с легкостью взбирался по ним, хватаясь за стволы и ветки деревьев. В какой‑то момент он протянул руку Анжеле, и та, задыхающаяся, но преисполненная любопытства, вцепилась в нее изо всех сил. В следующий миг она уже стояла рядом с Бальдром, вся в снегу с головы до ног. Она рада была увидеть, что он тоже тяжело дышит. Хотя ей показалось, что причиной тому было скорее возбуждение, чем усталость.

Она позволила ему отряхнуть снег с ее одежды и подумала: «Я знаю, зачем я сюда пришла. Чтобы увидеть Ледяной Дворец».

Бальдр выпрямился и некоторое время стоял, не шелохнувшись. Затем положил руки на плечи Анжелы и сказал:

– Смотри хорошенько, Анжела. Не торопись. Для того чтобы как следует все рассмотреть, нужно время.

Никогда еще выражение «объять взглядом» не казалось ей столь уместным. Над каскадом сталактитов поднимался глухой неровный гул. Сверху нависал полукруглый ледяной выступ, переливающийся всеми оттенками голубого и зеленого. С него медленно стекали ручейки воды, застывая и превращаясь во все более мощные сосульки – настоящие колонны из прозрачного льда. Сверкающая архитектура полярной ночи. Огромные ледяные щупальца, цепляющиеся за скалу. Среди них гулял ветер – его завывание было слышно издалека. Самые древние сталактиты достигали земли и застывали среди плотной ледяной пены. Некоторые раздваивались, словно пускали корни, – и очередная конструкция Ледяного Дворца была завершена. Теперь могло показаться, что столб замершей воды поднялся из земли, а весь каскад устремляется к небу.

Чтобы объять эту красоту, достаточно было одного, но долгого взгляда.

Анжела улыбнулась, представив себе, какой мог бы получиться кадр.

– Вот он, мой дворец. Тебе нравится?

Она обратила к Бальдру восторженное лицо ребенка, не ожидавшего такого сюрприза.

– Туда можно зайти?

Рука об руку они вошли в узкий, слегка наклонный проход между ледяными колоннами и оказались перед зеркальной стеной застывшей воды.

Анжела напрасно искала в ней хоть небольшой просвет. Бальдр молча указал ей на левый угол Дворца. Обогнув его, они оказались перед непрозрачной ледяной перегородкой. Без всяких объяснений Бальдр стянул перчатки, прижал к перегородке обе ладони и улыбнулся Анжеле, взглядом предлагая ей сделать то же самое. Она сняла рукавицы, сунула их в карманы и, ощутив прикосновение леденящего холода, не удержалась от вскрика. Бальдр осторожно поглаживал лед. Она стала делать то же самое. Их дыхание заглушал шум струящейся воды. Облачка пара, поднимавшиеся от их губ, обволакивали прижатые ко льду ладони.

Постепенно они словно бы срастались со льдом, превращались с ним в единое целое. Холод стал казаться теплом, лед под пальцами оживал, начинал трепетать. Четыре ладони все глубже погружались в его кристальную плоть. И вдруг перегородка подалась и рухнула. Груда осколков посыпалась к их ногам. Анжелу охватила радость – она чувствовала себя так, словно каким‑то волшебством открыла магическую дверь.

Они вошли во Дворец.

Несмотря на отсутствие солнца, внутри было светлее, чем снаружи. Может быть, целая река заснула здесь на зиму? Изломанный рельеф стен украшали созвездия чуть подрагивающих светлых пятен – эти яркие отблески делали видимыми все неровности и уступы пещеры. Бальдр и Анжела находились словно в сердцевине огромного ледяного дерева, прозрачная, изрезанная морщинами кора которого, освещенная снаружи, преломляла свет и дробила его на тысячи бликов.

Может быть, Ледяной Дворец был некой гранью, отделяющей светлый мир от темного, потустороннего? Она и Бальдр были единственными, кто уцелел после сумерек богов. Укрывшись в сердце снегов, они выжили, питаясь плодами охоты, и теперь дадут жизнь новым поколениям. Ледяной Дворец, гигантский сгусток энергии, станет их мифическим древом жизни. Это самый тайный из миров, в которые только можно попасть.

И этот мир был холоден как смерть. Анжела подумала, что если бы она не ощущала теплую, живую руку Бальдра, то вряд ли смогла бы отсюда выбраться. Нужно было уходить. Даже у Бальдра начали слегка постукивать зубы.

– Видишь? – спросил он.

– Нет, ничего не вижу… то есть не слишком много.

– Ты не туда смотришь. Вот, прямо перед нами…

Бальдр говорил о какой‑то вещи, которая, судя по всему, здесь находилась. Обведя глазами пещеру и снова ничего не обнаружив, Анжела шагнула ближе к нему, чтобы проследить за направлением его взгляда.

Теперь она различила что‑то вроде квадратной каменной плиты в толще льда.

– Дед мне рассказывал, что в старые времена здесь совершались жертвоприношения.

Анжела слегка вздрогнула.

– Ничего себе!.. – выдохнула она.

Довольный произведенным эффектом, Бальдр продолжал:

– Смотри, эта каменная плита – алтарь. Сейчас трудно разглядеть, но на ней даже есть специальный желобок для стока крови…

– Забавно… – Анжела нервно хмыкнула.

– Знать о прошлом – это важно. И то, что ты сейчас здесь, тоже важно. Поэтому я тебе и рассказываю.

В его голосе прозвучала меланхоличная нота.

Они продолжали обходить это замкнутое пространство, похожее на яйцо изнутри. После нескольких шагов было уже непонятно, где их магическая дверь. Все вокруг казалось темной бездной. Бальдр помог Анжеле снова надеть рукавицы. Несмотря на темноту, Анжела догадалась, что он улыбается – улыбкой хищника, которая должна была бы привести ее в ужас, но она подумала: «Сейчас он распахнет дубленку, чтобы меня укрыть. Как раньше, в самолете, это сделал Имир. Может быть, эта ледяная пещера – ловушка? Зачем мне понадобилось проникать в его тайны? Знания в конечном счете не приносят ничего, кроме сожалений…»

– В последний раз такие холода стояли в год пожара… Самая худшая ночь в нашей жизни.

– Но, по крайней мере, вы остались живы.

– Мм… Настанет срок, и воцарится одно‑единственное время года – зима. Великая зима станет предвестием конца света. Три года не будет лета, а потом весь мир сгорит.

– Черт!.. Невесело…

– К счастью, как следует из моего имени, боги даровали мне три жизненных срока, – шутливо сказал Бальдр. – Жизнь с богами, жизнь в мире преображений… сияющая жизнь после сумерек богов…

«Или у этого парня плохо с головой, или он поэт…»

По‑прежнему в темноте, слыша со всех сторон падение капель оттаявшего снега, гигант и хрупкая девушка шли вперед, приближаясь к рокочущему водопаду. Почва под ногами стала более мягкой, пружинистой. Невидимая морось оседала на их лицах. Дыша открытым ртом, Анжела цеплялась за руку своего спутника. Внезапно Бальдр отдернул руку и скользнул в узкую расселину в стене. Анжела судорожно глотнула холодный воздух и последовала за ним. Она уже не видела никакой беды в том, чтобы исчезнуть здесь навсегда. Пусть расселина поглотит ее и выплюнет с другой стороны, в водопад, откуда она упадет в пушистый мягкий снег…

Бальдр, смеясь, стряхнул снег с волос и снова протянул Анжеле руку, помогая выбраться.

– Правда же, ничего красивее ты не видела в жизни?

– О да.

Анжела тоже отряхнула с куртки снег.

«Я – хладный Млечный Путь…»

– Снег идет, – произнесла она слегка обеспокоенным тоном.

– Да, – ответил Бальдр, – хороший снег для охоты.

– Не думаю, что из меня получилась бы хорошая охотница… А ты охотишься часто?

Анжела задала вопрос для проформы: она чувствовала, что этот человек – один из лучших охотников на свете.

– Настоящий охотник спит меньше птицы, – торжественно заговорил Бальдр. – Он видит на многие мили, ночью не хуже, чем днем. У него такой тонкий слух, что он слышит, как пробивается из‑под земли трава и отрастает шерсть на спине баранов… Идем!

Анжела слушала его как зачарованная. Бальдр и сам, казалось, впадал в некий транс от собственных речей. Из его уст звучали имена богов, которых она никогда раньше не слышала. Ее мысли замедлялись, словно скованные холодом, ее губы склеивала изморозь. Но из гордости Анжела старалась держаться как ни в чем не бывало и подбадривающе улыбалась всякий раз, когда Бальдр искал ее взгляд.

Чем дальше они отходили от водопада, тем лес становился реже. Походка Бальдра понемногу менялась, и теперь он двигался медленным и словно скользящим шагом, почти так же легко, как и Анжела. Она поняла, что охота уже началась.

Перед ними возник необычный пейзаж: около сотни молодых деревьев обступили углубление в земле, окруженное скалами и желтоватыми глыбами льда. Несколько старых деревьев, росших по краям углубления, словно присматривали за остальными. Они выглядели нездоровыми – почти высохшими, с россыпями каких‑то неприятного вида пятен на коре. Лоскутья отслоившейся коры устилали землю у их корней.

Бальдр прошептал:

– Когда‑то здесь было святилище, в котором боги вершили правосудие. Ясень – священное дерево. Но ясень Иггдрасиль не похож на остальные. Под его корнями находится источник, воды которого дают знания и мудрость. Мировой Змей медленно подтачивает корни. Здесь, на этой поляне, чувствуешь, что находишься во владениях изначальных сил туманного мира. Мы, смертные, редко видим то, что происходит прямо у нас перед глазами. Иггдрасиль постоянно подвергается нападениям тех, кто живет в его ветвях… Возле источника мудрости поднимается в небо радужный мост. Боги сходят по нему, когда покидают свои небесные жилища. Когда настанут сумерки богов, Иггдрасиль сотрясется, а вместе с ним и вся земля.

Лес плотной стеной окружал этот анклав. Лесные шорохи убаюкивали юные деревца; они слегка покачивались во сне, и от едва ощутимого движения воздуха чуть шевелились заснеженные нахмуренные брови старого ясеня. Ветер здесь был другой – он не налетал сверху, а носился у самой земли из стороны в сторону, словно играющий пес, кусая за ноги деревья, обутые в белые меховые сапоги. За опушкой начинался настоящий лес, казавшийся стальным: ветви постукивали друг о друга со слабым металлическим звоном. Сотни отпечатков птичьих лапок, голубоватые на белом снегу, были похожи на упавшие звезды. Интересно, как здесь летом? Деревья вспоминают, что такое солнце, на полянах распускаются золотые цветы… Анжеле очень хотелось сюда вернуться. Увидеть вересковые пустоши. Всласть поваляться среди растений…

Бальдр прижал палец к ее губам, прося хранить молчание.

Сам он бесшумно заскользил вдоль деревьев. Она следила за ним до тех пор, пока не перестала различать его дубленку с меховой оторочкой среди стволов. Бахрома сосулек на ветвях слегка позвенела, потом на опушке снова воцарилась тишина.

Оказавшись в одиночестве, Анжела почувствовала себя совершенно беззащитной. Теперь все вокруг казалось ей мрачным и угрожающим: лес в сером нимбе сумерек, место божественного судилища, не знающего милосердия…

Маленькая одинокая женщина, Анжела была сейчас всего лишь заблудившейся скиталицей. В наказание лишенная тепла, изгнанная из привычного мира, осужденная вечно ждать возвращения охотника…

Анжела вдруг вспомнила о своем раздробленном отражении в зеркальной плитке в ванной комнате отеля. Если бы можно было вернуться в тот момент!.. Все было бы иначе. Ни одно трагическое событие не омрачило бы ее жизнь. Она не узнала бы ни Имира, ни Бальдра. А теперь ее ужасает одна только мысль, что она так долго была одна, и она совершенно теряется, если кто‑то из братьев‑викингов исчезает…

Стоя на краю сумрачного леса, Анжела снова задала себе вопрос: кого из двух близнецов ей больше недостает? И почему ее так угнетает отсутствие мужчины, почти незнакомого, – только потому, что при первой же встрече он распахнул ей объятия?..

«Развернись и беги. Сейчас же. Беги к югу и не оборачивайся, пока тебя еще не поглотили сумерки…»

До ее ушей донесся глухой стук, потом стена деревьев чуть дрогнула. И сразу вслед за этим исполнилась ее мечта – ведь она летела на север, в сущности, лишь затем, чтобы увидеть лося.

Она забыла взять с собой фотоаппарат. Она даже не могла вспомнить, где он. Кажется, она занималась ремеслом фотографа совсем в другой жизни…

Присутствие лесного животного отвлекло Анжелу от этих мыслей.

Вот он. Лось.

Этот бородатый, рогатый конь с ногами оленя был огромным – гораздо больше, чем она предполагала.

Он чесал бок о морщинистую кору старого ясеня. Анжела решила подойти ближе.

Заметив чужака в своих владениях, лось, казалось, ничуть не встревожился – вид у него оставался неизменно благодушным. Такое спокойное создание не могло быть злым, сказала себе Анжела, разглядывая огромную гору мускулов на длинных крепких ногах, глубоко уходящих в снег.

Остановившись в нескольких метрах от лося, Анжела оценила истинный размах его рогов. Ничего похожего на рога оленей, которых она в детстве видела в зоопарке. Сам лось казался массивным нагромождением мягких бархатистых округлостей. Интересно, можно ли определить его возраст по короне рогов?.. Он выглядел одновременно величественным и смешным. Даже слегка глуповатым. Огромная отвислая нижняя губа придавала ему сходство с пожилым военным в отставке, ожидающим награды, стоически переносящим все тяготы жизни.

Еще три шага к новому норвежскому знакомцу… Ей хотелось его потрогать, как‑нибудь его назвать…

Лось перестал тереться о дерево. Шкура его была в снегу, осыпавшемся с ветвей. Призвав на помощь воображение, можно было представить его себе верблюдом снежной пустыни, а Имира и Бальдра – туарегами. Все то же самое, только на юге, а не на севере. Не лучше ли жара, чем холод?

Лось фыркнул, из ноздрей его вырвались белые струйки. Челюсти задвигались. В сущности, это просто северная корова. Маленькие глаза смотрели на Анжелу без всякой враждебности. Наконец она все же решилась протянуть руку и погладить круглый влажный нос с широкими ноздрями, похожий на шар для боулинга.

Животное и человек смотрели друг на друга.

Взгляд лося не был бессмысленным. Анжела с трудом преодолела искушение прошептать что‑нибудь ласкательное ему на ухо. Почему бы не забраться ему на спину и не помчаться через лес? Ей пришла в голову абсурдная мысль, что это шутка Бальдра: он принял облик животного, чтобы ее соблазнить. Люди, обладавшие способностью превращаться в животных, сохраняли человеческий взгляд и после метаморфозы.

Вдруг она почувствовала, что по телу лося пробежала дрожь. В следующую секунду он весь словно наэлектризовался, и Анжела отступила на шаг. В таком виде лось нравился ей даже больше – на длинных напряженных ногах, с вытянутой шеей, обращенным в сторону леса взглядом. Рога возвышалась над тревожно вскинутой головой, как древесная крона. Лось и был самым большим деревом в лесу.

Затем он бросил на Анжелу последний взгляд – как ей показалось, заговорщицкий, – развернулся и исчез за деревьями, взметнув за собой облако снежной пыли – такое густое, что Анжела смогла разглядеть лишь смутную гигантскую тень, мелькнувшую среди деревьев.

Анжела взволнованно прислушивалась к удаляющимся скачкам лося, гадая, что могло его напутать. Затем отогнала мелькнувшую ужасную мысль, убеждая себя в том, что такой зверь не мог стать охотничьей добычей.

Внезапно топот копыт послышался снова, совсем близко. Сердце Анжелы затрепетало. Звуки были немного другими – более частыми, более резкими. Она предчувствовала, что сейчас произойдет что‑то серьезное.

На поляну выбежал северный олень.

По размерам он был меньше лося. На бегу он с силой раздвигал ветки, так что в гуще деревьев за его спиной остался широкий неровный проем. Покрытые сосульками ветки мелодично позванивали вслед оленю. Слышно было его громкое прерывистое дыхание. По бежевой шерсти струился пот.

Анжела инстинктивно прижалась к ясеню, как будто он мог ее защитить. Олень коротко взглянул на нее и тут же потерял к ней всякий интерес.

Он сильно наклонил голову, так что его рога зарылись в снег. Потом, повернув голову к лесу, глухо простонал и побежал в противоположном направлении. Затем снова остановился. Он дрожал всем телом, покрытым испариной страха. С рогов падали капли тающего снега.

Послышался треск сучьев, и на поляну выбежал Бальдр. Гигантскими прыжками он понесся к оленю.

Тот бросился бежать. Бальдр немного изменил направление движения – вместо того чтобы преследовать жертву по ее же следам, побежал параллельно ей.

После целого ряда убийств, совершенных рядом с ней, но не увиденных ею, сейчас Анжела была единственной зрительницей, которая из первого ряда могла наблюдать за еще одним. В голове ее промелькнула мысль, что оно будет не менее отвратительным, чем все предыдущие.

Анжела увидела руку Бальдра, выхватившего из‑за пояса тяжелый молот.

Олень остановился и замер, заметив жест убийцы. Затем продолжил бег, уже с трудом передвигаясь на подкашивающихся ногах. Бальдр, не останавливаясь, вскинул молот и метнул его изо всех сил.

Молот пронесся через всю поляну.

Он с такой силой обрушился на голову оленя, что тот прокатился по снегу еще несколько метров.

Крепко обхватив морщинистый ствол ясеня, Анжела вскрикнула от ужаса, когда увидела Бальдра, склонившегося над жертвой с огромным ножом в руке, чтобы прикончить ее.