Глава сорок первая. Справедливости ради надо отметить, что на первом этапе войны действовали не только партизаны-неугодники

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА – ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА.

ЗА ЧТО ЕЕ, ПО СОВЕРШЕНИИ “ПОДВИГА”, БИЛИ РУССКИЕ,

И ПОЧЕМУ ЕЕ “ПОДВИГ” ТАК ПОНРАВИЛСЯ ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ?

Справедливости ради надо отметить, что на первом этапе войны действовали не только партизаны- неугодники, но и некоторая часть партийно-советско-комсомольских активистов-“внешников”. Типичный пример этой “активности”, превращенной сталинской пропагандой в символ героизма той эпохи, — Зоя Космодемьянская, комсомолка, Герой Советского Союза.

***

Докладная записка1 инструктора отдела школьной молодежи ЦК ВЛКСМ Тищенко секретарям ЦК ВЛКСМ Михайлову Н. А. и Ершовой Т. И. от 30.12.48:

></emphasis >

1 Все цитаты приведены по монографии: Сенявская Е. С. 1941–1945. Фронтовое поколение. М.: Российская Академия наук, Институт Российской истории, 1995.

Директор и учителя школы № 201 г. Москвы имени Зои Космодемьянской сообщили, что в организации и проведении экскурсий к месту казни и могиле Зои Космодемьянской следовало бы устранить имеющиеся недостатки. В деревню Петрищево, где зверски замучена фашистами Зоя, приходит много экскурсий, большинство из которых — это дети, подростки. Но этими экскурсиями никто не руководит. Экскурсии сопровождает Воронина Е. П., 72 лет, в доме которой размещался штаб, где допрашивали и пытали Зою, и гражданка Кулик П. Я., у которой находилась Зоя до казни. В своих объяснениях о действиях Зои по заданию партизанского отряда они отмечают ее смелость, мужество и стойкость. В то же время говорят: “Если бы она и дальше продолжала к нам ходить, то принесла бы много убытка деревне, сожгла бы много домов и скота”. По их мнению, это, пожалуй, Зое и не следовало бы делать. Объясняя о том, как Зоя была схвачена и попала в плен, они говорят: мы очень ждали, что Зою обязательно освободят партизаны, и были очень удивлены, когда этого не случилось. Такое объяснение не способствует правильному воспитанию молодежи.

(ЦХДМО. Ф. 7. Оп. 2. Ед. хр. 649. Д. 5. Л. 18)

Из показаний Петрушиной (Кулик) Прасковьи Яковлевны:

…Смирнова на ходу взяла чугун с помоями… Я быстро вышла и увидела, что Зоя вся облита помоями…

Из показаний Солнцева Ивана Егоровича:

…подошла и сильно ударила ее по ноге железной палкой, сказав: “Кому ты загрозила? Мой дом сожгла, а немцам ничего не сделала”…

Итак, что же, собственно, известно о “Тане” — так назвала себя казненная девушка (пропагандистским аппаратом названная Зоей Космодемьянской уже позднее) — и ее действиях в дер. Петрищево? Каков психологический смысл ее поступков? Представителям какого из трех психотипов все это могло понравиться, и каким оставшимся двум психотипам вся эта история в деревне Петрищево, напротив, не понравилась?

Известно, что была молодая девушка или женщина (особо гипнабельный возраст), назвавшая себя Таней, которую впоследствии назвали Зоей Космодемьянской (мертвую “Таню” по фотографии в газетах опознали как свою дочь сразу несколько женщин, в конкуренции на право получения за нее пенсии, льгот и славы победила, естественно, та, которая лучше всего совмещалась с системой). Она не наносила вреда домам, в которых стояли немцы, но поджигала те, в которых жили только русские. “Таню” с помощью одного из таких погорельцев немцы задержали, и, очевидно, с целью привлечения к Гитлеру симпатий, поджигательницу на глазах успокоившихся по поводу сохранности своего жилья жителей — а дело было зимой! — повесили. Партизаны (какие там были — спонтанные, иерархические? да и были ли они в том районе вовсе?) ее выручать не стали. Поскольку “Таня” не нанесла никакого урона немецкой армии, то ее действия влекли за собой только заключение в концентрационном лагере. Однако “Тане” удалось спровоцировать немцев на крайние меры. Она до конца отыграла шаблонную по тем временам роль, угодную гитлеровцам, — фанатички, не понимающей, что она не только не наносит немцам вреда, но, напротив, воюет против русского народа. Ее повесили. Считается, что она перед смертью высказалась о товарище Сталине в том смысле, что он герой и светлый витязь.

Вся эта ситуация интуитивно понравилась политработникам высокого ранга, — они и направили в Петрищево, после его освобождения, корреспондентов газет даже не фронтовых, но центральных — “Правды” и “Комсомольской правды”. Корреспондентам, — естественно, проверенным сталинцам, — все случившееся в Петрищеве тоже очень понравилось. 27 января 1942 года Петром Лидовым в “Правде” был опубликован материал “Таня”. В тот же день был опубликован материал С. Любимова в “Комсомольской правде” “Мы не забудем тебя, Таня”. 18 февраля 1942 года П. Лидов опубликовал в “Правде” же материал “Кто была Таня”.

Сталину среди материалов “Правды” о многих и многих людях, возможно, и о тех, кто реально боролся с оккупантами, понравился материал именно о “Тане” (П. Лидова).

Сталин сказал: “Вот народная героиня!”

“Героине” было незамедлительно присвоено звание Героя Советского Союза (первое такое звание, присвоенное с момента начала войны женщине), был создан ее культ, события в Петрищеве приукрасили, перетолковали и извратили, с годами создали мемориал, многие и многие идеологи писали нескончаемые очерки, научные труды и книги… В ее честь называли школы, ее знали все.

Но если “внешникам” поведение “Тани” казалось подвигом, то “внутренникам” и неугодникам — нет.

“Внутренники”, которые даже приход Гитлера к власти по-марксистско-купечески объясняют рядом удачных закулисных интриг, несших участникам сговора материальные выгоды, учат, что “Таня” стала первой женщиной — Героем Советского Союза потому, что Сталину в нужное время и в нужном месте попали на глаза приписываемые “Тане” слова: “Сталин на посту!” (Так она, по П. Лидову, якобы ответила немцам, которые были, видимо, настолько очаровательно глупы, что веровали, будто комсомолке из леса непонятно зачем и почему были доверены важные государственные тайны, они ее и пытали якобы для того, чтобы их выведать: “Ти есть главный рус комзомолька, ти знайт секретный военный тайна. Или ти сказайт, где есть тепер Сталин, и мы давать тебье шоколадка, или мы будем тебья немножко пиф-паф!”. Возможно, вопрос о местонахождении note 52 Сталина и был в действительности задан, но с какой интонацией и, соответственно, с каким смыслом?)

Очевидно, что “внутренникам” все происшедшее в деревне Петрищево душу не “греет”. (Их нынешнее восхваление власовцев и самого Власова как антикоммунистов и, следовательно, демократов, и придание им статуса национальных героев понятно и как бы естественно, другое дело, что, поднимись власовцы из расстрельных ям, демократы с ними ни за что не сошлись бы.)

Аналогично, и русским из Петрищева вряд ли понравился весь этот балаган вокруг комсомолки, которая вместо того, чтобы бороться с захватчиками и убийцами, сжигала дома русских стариков, которым восстановить свое жилье уже было не по силам. Неугодникам эта “внешническая” вакханалия принести ассоциативно-эстетическое удовольствие тем более не могла.

Полагать, что появление символа “Зоя Космодемьянская” есть результат интриги, да тем более с участием одного только Сталина — заблуждение, противоречащее не только психологической достоверности, но и сохранившимся историческим свидетельствам. Прежде Сталина “Таня” понравилась политотдельцам высокого ранга, она понравилась и обоим вызванным журналистам, фамилии которых так похожи на псевдонимы, она понравилась и главным редакторам официозных газет. Необходимо иметь в виду, что поведение “Тани” не могло не понравиться также и немцам — она представляла собой великолепный пропагандистский материал — настолько великолепный, что русские старики били ее без понуждения. Более того, эти слова-вздох “Вот народная (ohlos) героиня!” более естественны для Гитлера, который к моменту публикаций в “Правде” уже поседел, и у которого начался тремор рук; логический смысл этого вздоха — “Эх, если б все русские были такими „героями”!”

Иными словами, то, что “Таня” уничтожала русских, не трогая немцев, “грело душу” и политотдельцам, и журналистам, и гитлеровцам, и Сталину с Гитлером. Это и понятно: ведь поведение в тылу немцев “Тани”, причем на первом этапе войны, классически “внешническое”.

Таким образом, придание поведению “Тани” статуса символа далеко не случайно.

А раз “Таня”, как и все вокруг нас, закономерна, то она сама, ее поступки, являющиеся порождением не ее лично, но стаи, к которой она принадлежит, как целого, есть эффективный инструмент аналитического познания, — разумеется, не ее самой, а именно этой стаи и скрытой ото всех тайной жизни ее вождей.

Сама героиня непознаваема в том смысле, что “Таня” — не Зоя Космодемьянская. Зоя Космодемьянская, действительно, существовала и даже была заслана в немецкий тыл, но не погибла, хотя судьба ее горька. Когда Зою наши наступающие войска освободили из немецкого концентрационного лагеря и она вернулась домой, мать ее не приняла и выгнала. Вообще, на опубликованной в газетах фотографии повешенной “Тани” именно свою дочь признали много женщин — и таковых, видимо, было бы тысячекратно больше, если бы “Правду” и “Комсомолку” читали в каждом доме, если бы у потенциальных “матерей героини” по документам были именно дочери, и именно соответствующего возраста, и если бы они ушли добровольцами воевать. “Мать героини” познаваема — не столько по тому, что выставила из дома свою нуждавшуюся в помощи дочь, а затем десятилетиями давала интервью на тему, как воспитывать молодых, чтобы они стали Героями, сколько по тому, что смогла добиться признания своего места в системе (не вызывала реакции отторжения у власть предержащих; более того, и ее сын — по слухам, не без вмешательства самой матери — оказался в Героях — второго этапа войны).

Но и поступки самой “Тани” также исчерпывающе характеризуют вознесшую ее иерархию — придание “Тане” статуса символа строго закономерно. Вознесение именно ее психотипа тем более интересно, что про нее, не сделавшую ровно ничего для победы над врагом, и даже напротив (немцы за счет ее казни могли привлечь к себе симпатии колеблющейся части населения), известили в сталинской и постсталинской Империи всех — в то время как о действующем партизанском отряде из научных работников могли только спустя много лет узнать лишь те немногие, кто позволил себе научиться читать “толстые” книги, — иными словами, они почти никому не известны.

Вообще говоря, такие символы как “Зоя Космодемьянская” в истории “внешнической” иерархии России не новость. Например, академик Панченко сообщает, что в святцах, например, есть такой святой, который ровным счетом ничего хорошего не сделал, он никогда не жил праведной жизнью, был в дружине какого-то князя, а умер и вовсе богохульно — покончил жизнь самоубийством, утопился. Неосознанно симпатизирующие православию (например, академик Панченко — в послеперестроечных высказываниях), причину смерти этого “святого” видят в том, что его обидел начальник, дескать, нехорошо о нем высказался, следовательно, покончивший с собой — мученик. Якобы именно это, в восприятии православных, и прекрасно. Но хамский поступок начальника для осмысливающих феномен некрофилии вовсе не причина самоубийства, а лишь к ней повод, надо сказать, довольно незначительный, и этой своей незначительностью обращает особое внимание к истинной причине не только самоубийства, но и канонизации самоубийцы. (Канонизируют, согласно традиции, только тех, кому молится значительное число низовых православных, одобрение иерархов лишь формализует канонизацию.)

Итак, исполнитель, обыкновенный княжеский дружинник, ничего не совершивший доброго, никогда не живший праведно, да и умерший богохульно — вопреки церковной догматике канонизирован правящей церковью как святой. Дескать, несправедливо обиженный, мученик — и одно это уже прекрасно. Однако, того же Льва Толстого — который своими книгами защищал Родину от немцев даже после биологической смерти, которого несправедливо обижали монахи, харкая в его портрет всякий раз, когда мимо него проходили, — в святые не канонизировали. Так что причина канонизации, придания утопившемуся некрофилу статуса символа — не в совершенной несправедливости. И не в мученичестве.

Символ — это образец для подражания, и отнюдь не надуманный логически, — это сама субстая в ее элементах: символ на самом деле эмоционально воспринимается поклоняющимися как прекрасный. Когда символ созерцают, созерцающим становится хорошо. А хорошо становится потому, что канонизированный святой — такой же, свой, как и созерцающий. Символ даже лучше — потому что званием “святой” он созерцающего еще и оправдывает в его аморальных поступках. Кумир толпы, религиозной в том числе, в конечном счете, — некрофил, и выбор его происходит на уровне не логическом, но ассоциативно-эстетическом.

Сам по себе утопившийся малоинтересен и безлик, зато им познается система, его канонизировавшая, разоблачается скрываемая за нагромождением слов ее психотипическая сущность. Иерархия оказывается некрофилической (а всякая иерархия некрофилична), а именно — “внешнической”.

Канонизирующие иерархии — как эпохи Романовых, так и эпохи Гитлера — оказались одного и того же типа: как в случае с утопленником, так и с напросившейся на повешенье “Зоей Космодемьянской”. Сталинская иерархия Советского Союза была очередным явлением “внешничества”, прежде представляемого немцами Романовыми.

Да, конечно, “Таня” понравилась лично Сталину, но не им одним была вознесена; прежде она понравилась великому множеству совместимых со Сталиным исполнителей. Она понравилась политработникам высокого (!) ранга, из тыловых (соответственно, — довоенных), то есть, из тех, кто сдавался немцам первыми; конкретно эти не сдались только потому, что были при штабах и успели, бросив все, бежать. Она понравилась газетчикам разного уровня, которые в иерархии занимались тем, что морочили голову исполнителям, в частности, суверенитизмом и теорией классовой борьбы, тем делая их более гипнабельными и потому для воли сверхвождя-оккупанта послушными.

Таня” потому так понравилась Сталину, что она в каком-то смысле и есть Сталин: они оба делали на практике все возможное для уничтожения русских; оба с начала войны на логическом уровне были уверены, что борются — с фашизмом.

Date: 2015-09-18; view: 381; Нарушение авторских прав