Как (и почему) азиаты изучают Excel в школе

Одной из моих лучших подруг нравится поддразнивать меня, расспрашивая о Софии.

– Какая ты требовательная, – не раз говорила она мне. – Ей же только два года.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивала я.

И она выпаливала одним духом: пение и обучение алфавиту с первых месяцев, обучение определению времени по часам и обучение умению пользоваться туалетом. Мы использовали флеш‑карточки для того, чтобы Софии было легче запоминать слова. Я хмурилась, чувствуя небольшое сопротивление. Я не из тех родителей, которые излишне озабочены вехами в развитии ребенка. Я даже не слишком задумывалась над тем, чему и как ее учу – в основном я учила Софию тому, что, как мне казалось, ей нравилось. И я попыталась объяснить подруге, почему купила Софии алфавитный ребус, словно сделала что‑то не то.

Подруга рассмеялась:

– Нет, нет. Ты много спрашиваешь со своей дочери, точно так, как ты спрашиваешь много с себя. Возможно, я буду вести себя так же, когда у меня будут дети, – сочувственно улыбаясь, сказала она.

В ее глазах я читала, что, судя по всему, стану своего рода схоластическим надсмотрщиком за рабами, мамой – учителем музыки и даже фанатиком Spelling Bee[50].

Когда я работала корреспондентом в Вашингтоне, ежегодно освещала Национальный конкурс на знание орфографии. Каждый год я пристально следила за спеллером, как он или она нервно готовится к конкурсу и произносит слова, которые я никогда не слышала и не в состоянии выговорить, такие как pfeffernuss (согласно устроителям конкурса, это одно из любимых детьми слов). Я сидела, загипнотизированная и измученная словами, от всей души сочувствуя спеллерам. Я была потрясена интеллектом и спокойствием детей и их способностью приводить в замешательство строгое жюри. Из года в год я поражалась тем, кто входил в первую двадцатку.

Доминировали азиаты. В 2008 году семеро из двенадцати финалистов национального конкурса Spelling Bee были азиатского происхождения. В финале встретились Сидхарт Чанд и Самир Мишра, оба американцы, дети первого поколения иммигрантов из Центральной Индии, которые сказали, что хотят стать нейрохирургами, когда вырастут. В 2009 году Анамика Веерамани, восьмиклассница из Норт‑Ройялтона, штат Огайо, одержала победу, став восьмым за двенадцать лет ребенком южно‑азиатского происхождения, выигравшим конкурс. Это поистине невероятно, если учесть, что индийцы составляют меньше 1 процента азиатского населения США.

Статистика показывает, что азиаты лучше учатся в школе. В 2009 году у азиатов в Америке средний результат SAT[51]составлял 1623 балла из возможных 2400 баллов (у белых, латиноамериканцев и афроамериканцев средний балл составлял 1581, 1364 и 1276 соответственно).

Хотя азиаты составляют всего около 5 процентов населения Соединенных Штатов, приблизительно 15–20 процентов являются выпускниками университетов, входящих в «Лигу плюща», таких как Йельский, Гарвардский и Принстонский университеты. В своей книге Beyond the Classroom психолог Лоуренс Стейнберг пишет: «Из всех демографических факторов самым важным является этническая принадлежность… С точки зрения школьной успеваемости более выгодно быть азиатом, чем быть богатым, иметь неразведенных родителей или мать, которая все время находится дома».

Выгоднее быть азиатом? Я – американская китаянка, и всегда хорошо училась, но это утверждение заинтриговало меня. Честно сказать, успехи моей расы в учебе для меня тоже были тайной, поскольку меня воспитывали белые родители. Однако, присутствуя год за годом на конкурсе Spelling Bee, наблюдая за результатами конкурса и имея точные статистические данные относительно школьной успеваемости азиатов, я не могла не согласиться с утверждением Стейнберга. В чем причина такого уверенного успеха? Чем отличается то, что делают и говорят своим детям азиаты, от того, что делают и говорят мои родители? Что заставляет этих учеников и студентов стремиться получать хорошие отметки? Мне тут же пришли на память книги и фильмы, в которых рассказывалось о матери‑китаянке, заставлявшей ребенка играть на фортепиано, отце‑корейце, тиране, который заставлял сына стать врачом, и измученных японских студентах, готовящихся к экзаменам. Тем не менее я понимала, что не только принуждение и наказание способствовали тому, что эти дети добивались наилучших результатов. Участники конкурса Spelling Bee, конечно, испытывали давление, когда старались произнести по буквам «аподжатура» перед камерами ESPN[52], но они, похоже, не боялись и не обижались на своих родителей, которые сидели на краешках стульев, шепотом произнося слова и обливаясь потом от напряжения, как и их юные спеллеры. По окончании конкурса дети, завоевавшие десятое, восьмое, третье и первое места, обнимали, целовали и благодарили родителей.

Самир Мишра, бойкий восьмиклассник в очках, в тринадцать лет одержавший победу на конкурсе, сразу посвятил победу своей матери. Мальчик из Уэст‑Лафайетта, штат Индиана, сказал репортерам, что родители всегда учили его «сохранять спокойствие и оставаться собранным», и добавил: «Я не знаю, как мне удалось выиграть. Конечно, в этом мне помогли родители, моя сестра, заставлявшая меня прилежно учиться, и то, что я упорно трудился и прилагал все силы, чтобы победить». Он сказал репортерам, что благодаря конкурсу узнал много нового, ему было интересно, хотя и пришлось напряженно заниматься английским языком. Его родители отрывали время от работы, чтобы помочь ему в подготовке списка слов в поиске определений, в произношении слов и чтобы проверять его знания. Сестра Самира Шрути трижды участвовала в Национальном конкурсе Spelling Bee и благодаря высшему баллу по математике получила право на стипендию в лучших университетах.

Ответы Самира на вопросы корреспондентов позволили понять причину его успеха. Когда корреспондент Би‑би‑си спросил Самира, что бы он посоветовал другим спеллерам, мальчик ответил: «Продолжайте упорно трудиться. Даже если вы не победите, вы всегда узнаете что‑то новое».

Ученые обратили внимание, что многие иммигранты из азиатских стран, особенно получившие образование в США или в своей родной стране, добиваются большого успеха. В таких странах, как Индия, Китай и Япония, хорошие отметки и высшие баллы на стандартизованных экзаменах были важны не только для будущего молодых людей, но зачастую необходимы для получения продовольственных талонов для всей семьи. Хорошая учеба в школе являлась не только предметом личной гордости и желанием сделать карьеру, но от нее зависела жизнь всей семьи. Эти обстоятельства оказывают глубокое влияние на отношение к получению образования.

Дети постоянно слышат со всех сторон: «Вы должны очень стараться и хорошо учиться в школе». Это не означает просто хорошо учиться. Это означает быть в числе если не круглых отличников, то, по крайней мере, иметь по возможности больше отличных отметок.

Майя Гарг помнит, под каким давлением находились некоторые из людей, живших по соседству с ней в Низамуддине, юго‑восточном районе Дели, в 1980‑х годах.

– У нас были друзья, родители которых имели обыкновение запирать их в комнате, пока они делают домашнее задание, – рассказала мне Гарг. – Их сильно пороли, если они получали плохие отметки. В Индии принято заниматься с репетиторами. Некоторые дети занимаются с репетиторами шесть и даже семь дней в неделю.

Она подолгу не видела некоторых друзей, получивших плохие отметки на экзамене, поскольку их не выпускали из дому.

Однако Гарг – и некоторые другие люди, с которыми я говорила на эту тему, – не испытывали на себе этих легендарных способов силового воспитания. Самое большее, ее могли заставить зубрить тот предмет, по которому она получила плохую отметку, но в основном она получала со стороны родителей, бабушек, дедушек и других родственников сочувствие и поддержку. Ее жизнь была расписана по часам; она в определенное время ела, принимала душ и делала домашние задания.

– Мы в определенное время шли в школу, учились, возвращались домой, делали домашние задания, и делали их хорошо, – рассказала мне Гарг. – Мы понимали, что должны приложить максимум усилий и получить хорошие отметки. Никто не кричал на нас и не угрожал, но было совершенно ясно, что от нас ждут хороших результатов.

Ее мать всегда была рядом, чтобы помочь с выполнением школьных заданий, и родители нанимали репетиторов, когда у нее возникали проблемы с учебой. Никто не называл ребенка тупицей, если у него не по всем предметам были отличные оценки. На самом деле родители чувствовали себя виноватыми в том, что ребенок прилагал все усилия, чтобы добиться успеха, и задавались вопросом, в чем была ошибка.

В другом конце мира, примерно в то же время, еще одна моя подруга, Айше Султан, росла с тем же осознанием необходимости получения хороших отметок. С раннего возраста Султан, как и Гарг, хорошо понимала, как много приходится работать ее родителям и чем они пожертвовали в надежде на светлое будущее. Они приехали из Лахора, второго по величине города Пакистана, оставив свои семьи, общину, язык и образ жизни; ее мама с трудом объяснялась на английском, когда в 1973 году приехала в Америку. Общение с родственниками ограничивалось аэрограммами[53].

Детство Султан было заполнено простыми радостями, оно проходило в играх с кузенами и соседскими детьми, однако ее родители старались, чтобы учеба стала частью повседневной жизни даже вне школьных стен; они надеялись, что их девочки достигнут того успеха, о котором они мечтали для своих детей. К примеру, когда Султан была в третьем классе, отец предложил ей читать словарь и выписывать незнакомые слова и их значение.

– Это привило мне любовь к словам, – вспоминала она. – Еще папа задавал мне темы и просил, чтобы я написала рассказ на заданную тему, – не для школы, а как дополнительное задание. Когда из Пакистана в Хьюстон приехал погостить дедушка моего кузена, он привез с собой учебник грамматики и на протяжении всего лета занимался с нами грамматикой, по пять‑шесть часов подряд. Он был очень строгий. Мы боялись его, но, думаю, он нас многому научил. Когда я ходила в детский сад, мама учила меня запоминать таблицу умножения до тех пор, пока воспитатель не сказал ей, чтобы она перестала это делать.

Родители никогда не оскорбляли ее чувств. Султан очень радовалась, когда что‑то сделанное ею позволяло родителям испытывать чувство гордости. Она не была лучшей ученицей в классе, но училась очень хорошо. Единственное, что заставляло ее переживать, так это строгие правила, установленные ее родителями. Ей не разрешалось ходить на свидания и гулять по улицам с подругами; ей запрещалось ночевать у подруг, ходить на танцы и на вечеринки. Тогда она ненавидела эти запреты, но теперь понимает родителей.

– Я думаю, они боялись, что мы слишком американизируемся и утратим их ценности, а потому заставляли нас сосредоточиться на получении образования, – сказала она.

Теперь Айше Султан, журналистка, живущая в Сент‑Луисе и воспитывающая дочь и сына, надеется, что будет более снисходительно относиться к их общественной жизни, но знает, что унаследовала «ген учености».

– Я начала учить свою дочь Амину читать, как только ей исполнилось четыре года, и уже через несколько месяцев она умела читать. Сейчас она во втором классе и любит читать. Я попросила учителя, чтобы раз в неделю он давал ей дополнительное домашнее задание (которое она выполняет). Моему сыну пять лет; я подождала лишний год, чтобы начать с ним учиться по той же программе. Я хочу, чтобы мои дети оправдали возложенные на них надежды.

Психологи, антропологи и ученые изучали так называемое «азиатское превосходство». Несмотря на существенные различия между их родными странами и культурами, азиаты упорно учились и превосходили остальных учащихся и студентов. В Калифорнии пенджабцы, несмотря на проблемы, связанные с общением с одноклассниками – другой язык, обычаи, верования, образ жизни вызывали негативную реакцию и расистские высказывания, – все равно были среди лучших учеников. В уже упоминавшейся книге Дэвид Ланей пишет: «Они не могли обвинять учителей или «систему». Если их исключали из школы, родители заставляли их вступать в ранние браки и/или устраивали на работу. Родители использовали разные методы, чтобы заставить детей прилежно учиться. Например, взывали к чувству долга, объясняя, что все, что делает ребенок, хорошее и плохое, отражается не только на нем, но и на всей семье, школе и общине». Еще одно исследование показало, что на экзаменах корейские учащиеся значительно превосходят американских, несмотря на то что правительство затрачивает на них намного меньше средств и в классах намного больше учеников. Один из ключей к разгадке этого феномена в том, что «люди, испытывающие наиболее сильную мотивацию к превосходству, также наиболее серьезно подходят к выполнению своего долга и обязанностей перед членами семьи, особенно перед родителями».

В 1985 году Лоуренс Стейнберг, специалист по подростковой психологии из Университета Темпла, создал междисциплинарную исследовательскую группу, в состав которой вошли психологи и специалисты в области воспитания и обучения детей. Они намеревались понять, почему у американских учащихся проблемы в школе и почему их это мало беспокоит. За более чем десять лет в девяти городах Америки они провели исследование 20 ООО подростков, разных национальностей, из разных слоев общества, и проанализировали массу информации о поведении подростков и экзаменационных отметках. Особое внимание они уделяли поведению подростков дома, среди сверстников и в подростковых сообществах. Исследователи не ставили целью сосредоточиться на этнических отличиях, но они не могли обойти вниманием выявленные тенденции.

«Мы неоднократно поражались тому, какую важную роль играла этническая принадлежность в формировании жизни подростков, и в стенах школы, и вне ее стен, какое влияние она оказывала на поступки подростков, их интересы и дружеские отношения», – пишет Стейнберг. Статистика показывает, что азиатские дети, вне зависимости от материального положения, образованности родителей, уровня школы, учатся лучше, чем белые, и значительно лучше, чем чернокожие и латиноамериканцы.

Стейнберг не разделяет мнения, что успехи в учебе и способность к таким предметам, как математика и естественные науки, заложены генетически. Он утверждает, что ни одно из проведенных исследований не смогло подтвердить эту точку зрения. Культура – вот что оказывает несомненное влияние: то высочайшее уважение, которое родители, семья и община испытывают к образованным людям, и то, как они стремятся воспитать и привить свои ценности детям. Исследователи выяснили, что азиаты с раннего возраста стремятся учиться лучше, чем представители других этнических групп. Хотя все учащиеся понимают, что их ждет в том случае, если они будут хорошо учиться в школе, азиатов больше волнует вопрос успеваемости.

– Когда мы спросили учащихся, какую оценку они могут принести домой, чтобы не вызвать недовольство родителей, азиаты в среднем назвали оценку А, – сказал мне Стейнберг. – Белые ученики ответили, что В считается дома нормальным результатом, а латиноамериканцы и темнокожие ученики сказали, что их родителей устраивает В– и С+[54].

Я полагаю, что это многое объясняет в том, почему у азиатов высокий уровень мотивации. Когда мы задавали вопрос, скажутся ли последствия плохой учебы в школе на дальнейшей жизни, азиаты по большей части давали утвердительный ответ. Думаю, что их родители просто ставят образование превыше всего и внушают это детям с раннего детства, поэтому к тому времени, когда дети поступают в среднюю школу, им уже ничего не приходится объяснять, – пояснил мне Стейнберг.

Исследователи говорят, что не все эти семьи авторитарные, не все родители требуют, чтобы дети хорошо учились, не все наказывают за плохие отметки, хотя много и таких семей. Некоторые молодые люди не выдерживают постоянного давления со стороны родителей, и поэтому существует мнение, что в этом основная причина вызывающего тревогу количества самоубийств среди молодых американцев азиатского происхождения. Тем не менее специалисты считают, что наиболее эффективной воспитательной системой – азиатской или нет – является система, сочетающая строгую дисциплину с поощрением. Детей хвалят, когда они хорошо сдают экзамены, но не поощряют деньгами или подарками. Между родителями и детьми не должно быть приятельских отношений.

– Я помню, как мой наставник Ури Бронфен‑бреннер (всемирно известный специалист в области детской психологии) как‑то сказал мне, что его азиатские студенты, которые учатся в Корнеллском университете, не могли поверить, что их белые сокурсники ходят в боулинг с родителями, – рассказал мне Стейнберг. – Я рискну предположить, что азиаты добрые родители, но не находятся в дружеских отношениях со своими детьми. Скорее всего, эти родители (и взрослые в целом) приписывают успехи и неудачи в учебе усидчивости, а не способностям. Таким образом, детям внушают, что если они плохо учатся, это означает, что они не очень стараются.

В своей книге Стейнберг пишет, что «в других частях мира, обсуждая успехи в учебе, ученики, учителя и родители, в отличие от американцев, меньше говорят о способностях. Они связывают различия в успехах с мотивацией (насколько ученики хотят добиться высоких результатов), усилиями (степень их старания достичь высоких результатов) и отношением к учебе (сколько времени они посвящают занятиям). Успех, по их мнению, является результатом не врожденных способностей, а систематической мотивированной усердной работы».

В то же время американцы, дети и родители, как правило, относят хорошую успеваемость за счет лучших возможностей, врожденного интеллекта и благосклонности учителя, а плохие отметки объясняют отсутствием способности к данному предмету, большим количеством детей в классе и плохим учителем.

Отношение родителей к учебе хорошо видно на следующем примере. По Бронсон и Эшли Мерри‑мен, авторы книги «Воспитательный шок»[55], обратили особое внимание на исследование Флорри Нг из Иллинойского университета, которая провела эксперимент в Иллинойсе и Гонконге с участием пятиклассников и их матерей. Нг оставила матерей в одной комнате, а детей отвела в другую комнату и дала им трудный тест, с таким расчетом, чтобы они смогли правильно ответить приблизительно на половину вопросов. После того как дети закончили работу, она объявила матерям результаты и позволила поговорить с детьми. Американки делали все возможное, чтобы избежать отрицательных комментариев, и большую часть времени говорили с детьми о чем угодно, кроме результатов теста. Китаянки говорили с детьми исключительно о результатах теста, предлагали детям вместе рассмотреть сделанные ошибки и высказывали мнение, что дети не слишком сосредоточились во время ответов на вопросы. После общения с матерями детям опять дали тест, и количество правильных ответов у китайских детей увеличилось на 33 процента, более чем в два раза превысив результат американских детей.

На основании исследования Бронсон и Мерри‑мен делают вывод, что большее влияние на успех оказывает рекомендация работать усерднее и вдумчивее, чем убеждение в уме и исключительности ребенка.

«Китайские матери, казалось бы, действуют строго и жестоко, но, возможно, это не отражает реальную картину воспитания в современном Гонконге, – пишут Бронсон и Мерримен. – На видеозаписях Нг видела, что, говоря суровые слова, китаянки на самом деле улыбались и обнимали детей ничуть не меньше американок (они не хмурились и не повышали голос)».

Психолог Ричард Нисбетт в своей книге Intelligence and How to Get It, документально обосновывая влияние культуры на успеваемость, утверждает, что сильное воздействие со стороны семьи является основным побудительным фактором, влияющим на качество успеваемости азиатских учащихся.

«Людям, полностью погруженным в европейскую культуру, не осознать, до какой степени успеваемость ребенка на Востоке семейное дело, а не вопрос личной гордости и статуса, – пишет Нисбетт. – Ребенок хорошо учится, поскольку это выгодно его семье – и в экономическом, и в социальном отношении. Хотя личные успехи являются предметом гордости, но он в первую очередь думает о семье, а уже потом о личной выгоде и собственной репутации. И в этом огромное преимущество азиатской культуры – успехи, достигнутые ради семьи, похоже, являются большим стимулом, чем успехи, достигнутые только для себя. Если я, независимый западный человек, стараюсь достигнуть высоких результатов, которые принесут мне славу и деньги, это мое личное решение. И если я считаю, что у меня нет особых способностей, и я не хочу упорно трудиться, то я, возможно, выйду из игры. Но если у меня крепкая связь с моей семьей и ее благосостояние зависит от моих успехов, у меня просто нет иного выхода, как прикладывать максимум стараний во время учебы и в дальнейшей профессиональной деятельности. И это разумное требование, поскольку мне ясно дают понять, что мои успехи – это усилия и желание, а не только врожденные способности».

Парул Пратар Ширази, тридцатичетырехлетняя автор веб‑контента в Нью‑Дели и мать четырехлетней Элисон, с детства знала, что у нее нет иного выбора, как «поступить в школу и хорошо учиться». Родители хвалили ее за хорошие отметки и иногда награждали, например в тех случаях, когда она добивалась наилучших результатов в классе, а когда она не успевала по какому‑нибудь предмету, то нанимали ей репетитора. Однако она старалась хорошо учиться не потому, что хотела угодить родителям, а скорее чтобы не огорчать их. В Индии традиционно люди старшего поколения пользуются особым уважением, как и в восточноазиатских странах, где на протяжении поколений формировалась конфуцианская идея сыновней почтительности.

Я навестила Ширази в ее доме в Гургаоне, и она рассказала, одновременно играя с дочерью, что ей была «невыносима мысль увидеть лица родителей, если я заваливала экзамен. Помню, когда я умышленно пропустила год в университете, дождалась, когда они вернутся домой после того, как навестили меня, чтобы сказать им об этом по телефону, а не при личной встрече. Исключительно из уважения к родителям. Я с большим уважением относилась к родителям и к бабушкам и дедушкам и не хотела огорчать их». Ее родителям приходилось тяжело работать, чтобы дать образование ей и ее родным братьям и сестрам. Ее мать, помимо домашней работы, придумывала фасоны и шила детскую одежду. Ее отец часто ездил по делам, но всегда находил время для детей.

– Я росла в полной уверенности, что все усердно работающие люди живут в достатке, – сказала Ширази, и это же она пытается внушить собственной дочери.

У них, как у многих представителей среднего класса, есть прислуга, но Элисон обязана помогать убирать со стола после еды, приводить в порядок свой стол в детском саду и помогать в детсадовской столовой. Когда у нее возникают проблемы с выполнением заданий, родители мягко советуют попытаться самой найти правильное решение.

В своем документальном фильме Two Million Minutes («Два миллиона минут» – это то количество минут, которое ученики должны провести с толком или потратить впустую в средней школе) Роберт А. Комптон, бизнесмен, который провел время в Индии, следуя за двумя студентами американского университета, двумя китайскими студентами и двумя индийскими студентами, выдвинул на первый план поразительные различия в привычках и ценностях. Оба американских студента делали письменные работы и готовились к экзаменам в последнюю минуту между вечеринками и встречами с друзьями («Иногда я делаю домашние задания, в основном после выходных», – написал Нил, американский студент, в Facebook). Один из китайских студентов прилежно учился; он ежедневно читал Strength in Numbers, учебник по исчислению, чтобы быть лучшим. Индийский студент, Рохит, сказал: «В Индии, как только вы приступаете к учебным занятиям и серьезно относитесь к учебе, у вас не остается возможности выбирать между учебой и чем‑то еще. Только учеба… и больше ничего». В то время как американские студенты, казавшиеся сообразительными и амбициозными, относились к учебе как к личному делу, индийские и китайские студенты руководствовались конкурентным характером обучения и мировой экономики. Удивительное различие в мотивации достижения.

В прошлом веке наше общество вело борьбу с посредственной успеваемостью, если не сказать с неуспеваемостью учащихся и студентов. Несмотря на некоторые успехи, американские учащиеся по‑прежнему отстают от учащихся многих развитых стран по таким предметам, как чтение, математика и естественные науки. В декабре 2010 года Организация экономического сотрудничества и развития опубликовала рейтинг знаний пятнадцатилетних школьников из 70 стран мира. Соединенные Штаты заняли 14‑е место по чтению, 17‑е место по естественным наукам и 25‑е место по математике. Самыми грамотными оказались учащиеся из Кореи и Финляндии. По уровню знаний к окончанию средней школы США занимали третье место с конца; хуже были только Мексика и Турция. Индию, страну, в которой долгое время шла борьба с неравенством при получении образования, не включили в рейтинг. Но, как отмечает Комптон в своем фильме, даже если Индия и Китай не в состоянии обучить значительную часть своего населения, то те, кто получает образование, значительно превосходят американских студентов. Американский президент Барак Обама в речи, произнесенной в октябре 2010 года в Розовом саду Белого дома, подчеркнул необходимость безотлагательно решать эту проблему: «Во всем мире сейчас идет образовательная гонка – от Китая до Германии, Индии и Южной Кореи. Сокращение средств на образование равносильно одностороннему разоружению. А этого мы не можем себе позволить».

Родители, педагоги, ученые и политические деятели указывают разные причины, пытаясь объяснить проблемы в сфере образования: недостаточное финансирование, уменьшение бюджетных ассигнований, недостатки системы образования, слабые учителя, равнодушие детей и их родителей. На самом деле в Америке многих родителей очень интересует, чем их дети занимаются в школе. Мы покупаем обучающие игрушки, переезжаем, чтобы оказаться по соседству со школой, имеющей более высокий рейтинг, и еще до рождения записываем детей в хороший детский сад. Согласно опросу, проведенному в 2008 году BabyCenter. com, 2400 родителей сильно озабочены тем, что их дети «не смогут получить образование и не будут иметь возможности реализовать свой потенциал».

Памела Пол, журналистка и автор книги Parenting Inc., изучившая гигантскую машину по продаже продуктов детского питания, частично относит этот страх за счет прибыльной индустрии детского питания, которая убеждает родителей покупать свои продукты, чтобы получить преимущество. В основе родительских страхов, добавляет она, лежит неуверенность в завтрашнем дне. «Сегодня многие родители еле сводят концы с концами, и они не хотят такого будущего для своих детей».

Я буду делать все возможное, чтобы мои дети учились в хороших школах с хорошими учителями. И тут я задалась вопросом: мы тратим много времени на беспокойство, а сколько времени мы уделяем тому, чтобы воспитать в детях любовь к знаниям, внушить, что необходимо упорно учиться, чтобы достигнуть того, что они хотят? Всем нам хочется, чтобы наши дети были талантливыми, но, может, вместо того, чтобы спрашивать себя, талантлив ли мой ребенок, надо чаще задавать вопрос: «Как сделать, чтобы ребенок стремился упорно работать и пытался сделать то, что у него не получилось с первого раза?» Возможно, любви не помешает немного строгости. Кроме того, себя, наверное, стоит спросить, должна ли учеба быть важнее, чем все остальное, что заполняет жизнь ребенка. Если говорить обо мне, то я хочу помочь Софии стать творческим, счастливым и всесторонне образованным человеком (мы уже записали Софию в художественную школу, танцевальный класс и летний лагерь). По мнению некоторых специалистов, иногда родители считают, что им проще установить отношения со своими детьми с помощью спорта (например, играть в бейсбол), чем с помощью занятий (учить ребенка читать), тем самым они недооценивают образование.

Школа занимала важное место в моей семье, поскольку родители были учителями. Мама уверяет, что они с папой никогда не оказывали на нас давление, но убеждали, что надо хорошо учиться. Я с детства была требовательной к себе (некоторые из моих друзей считали, что излишне требовательной). Когда я училась в школе, то во время летних каникул прочла «Гамлета». Я любила учиться и любила, спрятавшись в укромном уголке университетской библиотеки, часами заучивать слова из испанского словаря. Я почти никогда не пропускала занятий, даже когда болела, потому что получала удовольствие от учебы.

Я думаю, что наше общество придает намного больше значения богатству, привлекательности и успехам в спорте, чем учебе, школе и успеваемости. Я всегда испытывала огромную гордость за победителей в конкурсе Spelling Bee, когда они стояли, сияя улыбками, перед десятками телекамер. Однако я думаю, что когда они возвращались домой, то многие или даже большая часть их одноклассников и друзей делали вид, что им все равно, или преуменьшали значение их победы, а может, и избивали их. Нашего племянника избили за то, что он единственный из класса правильно выполнил домашнее задание. Несмотря на то что мои родители и учителя хвалили меня за хорошие оценки, мне не хотелось пользоваться известностью как человек, получающий хорошие отметки. До сих пор помню, как популярный (и довольно глупый) мальчик обвинил меня в том, что я «хвастаюсь». Хотя я и была высокого мнения о себе, но все равно испытывала смущение, когда меня выбрали самой умной и перспективной в классе. Есть, конечно, исключения, но большинство ровесников, начиная с детского сада и до средней школы, не будут преклоняться перед отличником по математике.

В этом деле массовая культура не помощник. Кроме отдельных книг и фильмов, прославляющих гиков[56]цифровой революции, средства массовой информации не имеют привычки представлять в привлекательном виде американцев, любой расы и этнической принадлежности, которые заработали известность тяжелым трудом (если они не зарабатывают миллиарды).

Мы преклоняемся перед популистом, кинозвездой и королевой красоты. Мы предпочитаем, чтобы наши герои были мускулистыми, красивыми и талантливыми, а не умными и работящими.

«Какой позор, что наша культура так увлечена историями о людях, которые «добились богатства», хотя плохо учились в школе, – написал Стейнберг в своей книге Beyond the Classroom. – Да, есть миллионеры, которых исключили из школы, гении, чьи таланты не заметили учителя, и известные спортсмены и актеры, которые, даже став взрослыми, едва умеют читать и писать. Но эти случаи всего лишь исключение из правил, и мы оказываем плохую услугу нашим детям, преувеличивая количество подобных случаев и поддерживая мифы о них. Однако по‑прежнему хорошая успеваемость в школе является одной из лучших, если не лучшей возможностью преуспеть в будущем».

Некоторые исследования показывают, что в семьях иммигрантов первое и второе поколения стремятся получить образование, но в третьем поколении интерес к учебе идет на спад. Это находит подтверждение в переписи, согласно которой самое большое количество окончивших школу иммигрантов относятся ко второму поколению.

Некоторые родители, живущие сегодня в Дели, сказали мне, что меняется отношение к учебе детей и родителей из среднего класса. Изменилась экзаменационная система. В 2011 году Центральная комиссия по среднему образованию намерена перейти на новую систему аттестации учеников. Теперь стало больше детей, которые, помимо основной учебы, занимаются музыкой, ходят в театральные и художественные кружки и в спортивные секции. Если раньше родители традиционно отдавали предпочтение профессиям врача и инженера, то теперь они расширили диапазон будущих профессий. Рохит и Ванесса Охри считают себя представителями нового поколения родителей, которые более восприимчивы к желаниям детей. Например, они поощряют интерес своего восемнадцатилетнего сына Реванта к фотографии и тринадцатилетней дочери Равии к рисованию.

– Мы постоянно говорим детям о конкуренции в современном мире и, естественно, стремимся помочь им раскрыть и развить свои способности, – сказала Ванесса, которая работала копирайтером, но ушла с работы ради детей. – После школы мы спешим на уроки танцев, музыки, рисования и на занятия спортом.

Рохит, вице‑президент рекламного агентства, добавляет:

– Я полагаю, хотя, как родителям, нам иногда трудно в этом признаться, что наши дети учатся средне и даже ниже среднего, хотя и проявляют исключительные способности в чем‑то другом. Давление было и всегда будет, поскольку у нас, индийцев, укоренившаяся привычка оглядываться, чтобы понять, насколько быстро нагоняют наши соседи. Как народ, мы очень конкурентоспособны.

Равия рассказала, что в школе «задают много домашних заданий, и с каждым годом они все труднее, но я знаю, что раз многие из моей школы делают их, значит, смогу сделать и я».

Я начала больше следить за своими словами и голосом, когда учу Софию. Всегда легко назвать ее «умной девочкой» – и я по‑прежнему говорю это, – но все‑таки пытаюсь немного подтолкнуть ее к самостоятельному решению проблем. Когда у нее возникают трудности в написании букв или не получается решить головоломку и она протягивает мне карандаш, я говорю ей: «Попробуй еще раз, а если не получится, то тогда мама поможет». И она часто находит правильное решение, потому что ей нравится показывать, на что она способна.

Я не думаю, что ей необходимо поступить в один из университетов «Лиги плюща», но мне, как и Айше Султан, хотелось бы, чтобы она разумно распорядилась своими возможностями и оправдала надежды. Из бесед с родителями я извлекла урок, что иногда стоит ребенка заставить попытаться сделать то, что, как ему кажется, он не хочет делать; любовь с разумной долей строгости может принести пользу.

Итак, я упорно продолжаю заполнять дом книгами, покупаю головоломки и обучающие игрушки. Между игрой с куклами и пластилином я отвожу время на чтение и письмо. Мы с мужем почти ежедневно отводим немного времени на обучение буквам с помощью песенок и рисунков, и когда она ошибается, мы поправляем ее и объясняем, в чем ее ошибка. В два года и девять месяцев она громко произносит по буквам свое имя, София, и знает, как оно пишется. Она может написать буквы, которые составляют ее имя, но вразброд или справа налево. Я хвалю ее, но прошу, чтобы она попробовала еще раз. Обычно она соглашается. Если иногда мы заходим в тупик, то идем заниматься чем‑нибудь другим и возвращаемся к этому на следующий день.

Date: 2015-09-18; view: 248; Нарушение авторских прав