Часть III ФМС: ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

«НЕЛЕГАЛЬНАЯ МИГРАЦИЯ ВЫГОДНА»

Как Федеральная миграционная служба становилась основным федеральным органом исполнительной власти, «шаг за шагом реализующим государственную политику в сфере миграции»?

Указом Президента РФ от 14 июня 1992 г. № 626 «О Федеральной миграционной службе России» на базе Комитета по делам миграции населения при Министерстве труда и занятости населения РФ образована Федеральная миграционная служба (ФМС России). Ее первым руководителем стала Т.М. Регент.

Во второй половине 1992 г. из Министерства труда и занятости РФ в Федеральную миграционную службу передается Управление по делам трудящихся-мигрантов, а также создаются Управление внешней миграции и Управление иммиграционного контроля. Постановлением Правительства РФ заместителем руководителя ФМС России, курирующим эти направления, был назначен В.А. Волох.

Указом Президента РФ от 17 мая 2000 г. № 867 «О структуре федеральных органов исполнительной власти» ФМС России упразднена, а ее функции переданы в Министерство по делам Федерации, национальной и миграционной политики РФ, образованное на базе Министерства по делам Федерации и национальностей РФ.

В соответствии с Указом Президента РФ от 16 октября 2001 г. № 1230 «Вопросы структуры федеральных органов исполнительной власти» Министерство по делам Федерации, национальной и миграционной политики РФ упразднено и его функции в части реализации миграционной политики переданы в Министерство внутренних дел РФ.

Указом Президента РФ от 23 февраля 2002 г. № 232 «О совершенствовании государственного управления в области миграционной политики» установлено, что Министерство внутренних дел РФ наряду с функциями, возложенными на него законодательством Российской Федерации, выполняет также функции федерального органа исполнительной власти по миграционной службе. В центральном аппарате образована ФМС МВД России.

В соответствии с Указом Президента РФ от 9 марта 2004 г. № 314 «О системе и структуре федеральных органов исполнительной власти» создана новая структура федеральных органов исполнительной власти, включающая наряду с федеральными министерствами — федеральные службы и федеральные агентства, подведомственные этим министерствам.

В соответствии с Положением о Министерстве внутренних дел РФ (утв. Указом Президента РФ от 1 марта 2011 г. № 248) МВД России является федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке и реализации государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере внутренних дел, а также по выработке государственной политики в сфере миграции. Министерство осуществляет координацию и контроль деятельности подведомственной ему Федеральной миграционной службы.

Итак, в 2012 году ФМС России исполняется 20 лет. Председатель Общественного совета при ФМС Владимир Волох, стоявший у ее истоков, рассказал о ее «становлении».

— Владимир Александрович, известно, что в советские времена объемы переселений у нас составляли 70–100 тыс. человек в год, люди ехали главным образом с западных и азиатских окраин СССР в Сибирь и на Дальний Восток. В постперестроечные годы страна неожиданно столкнулась не с организованными, а весьма хаотичными масштабными перемещениями людей. Как власти с этим справлялись?

— Когда нас захлестнул поток массовой, прежде всего вынужденной миграции, нужно было срочно сформировать институциональную систему управления миграционными процессами, разработать и принять необходимые нормативные правовые акты и миграционные программы, найти финансовые средства. Во второй половине 1990-х годов вперед вышли реализация законодательно закрепленных мер, совершенствование деятельности всех органов миграционной службы, расширение международного сотрудничества. В начале 2000-х произошла смена приоритетов, акцент был сделан на жесткое регулирование миграционных потоков. С приходом директором ФМС России Константина Олеговича Ромодановского начался принципиально новый этап в миграционной политике. Были сформированы «либеральные» подходы, направленные на расширение возможностей легальной иммиграции с учетом социально-экономического развития России. Они и сегодня являются определяющими в российской миграционной политике. Причем движение в этом направлении активно продолжается.

— Вы свидетель и непосредственный участник рождения современной Федеральной миграционной службы. Расскажите об этом.

— В декабре 1990 года Правительство РФ, учитывая бурный рост вынужденной миграции, приняло оперативное решение создать в составе Министерства труда РСФСР Республиканское объединение по делам беженцев и вынужденных переселенцев. В январе 1992 года возник Комитет по делам миграции населения при Министерстве труда и занятости населения РФ. Через полгода на его базе была образована Федеральная миграционная служба со штатной численностью 258 человек. На Службу возложили разработку федеральных и межрегиональных программ и обеспечение их реализации, распределение средств, выделяемых из федерального бюджета на решение проблем миграции, и контроль за их использованием, организацию контроля за миграционными процессами и миграционной ситуацией в стране, международным сотрудничеством по вопросам миграции. Но центральное место занимала, конечно, забота о беженцах и вынужденных переселенцах: организация приема и временного размещения, оказание помощи и содействия в обустройстве, защита прав мигрантов, признание правового статуса лиц, прибывающих или намеревающихся прибыть на территорию России, а также реализация мер в области трудовой миграции.

Параллельно шло налаживание миграционной работы на местах, особенно в регионах наибольшего притока вынужденных мигрантов. В субъектах Российской Федерации появились территориальные органы ФМС России вертикального подчинения, в 32 субъектах — центры временного размещения вынужденных переселенцев, центры временного размещения иностранцев, пункты первичного приема, посты иммиграционного контроля, базы материально-технических ресурсов, центры медико-психологической реабилитации вынужденных переселенцев, учебно-методический центр.

Можно констатировать, что к середине 1990-х годов ФМС России состоялась как орган с четкими функциями, целями и задачами, с взаимодействием с другими федеральными органами исполнительной власти, с подведомственными территориальными органами.

— Но, несмотря на это, в 2001 году Службу «прикрыли». Почему так случилось?

— Уязвимым звеном ФМС России было отсутствие конструктивного сотрудничества с представителями «третьего сектора» — мигрантских и правозащитных организаций. Недовольство представителей НПО и сыграло, на мой взгляд, роковую роль. В конце 1998 года Госдума приняла постановление, в котором отмечалась неудовлетворительная работа ФМС России по нормализации миграционной ситуации в стране, обеспечению законных прав беженцев и вынужденных переселенцев. С начала 1999 года берет отсчет длинная череда реорганизаций. Меняются руководители, Службу лихорадит, спокойный ход работы нарушен. Наконец, в 2000 году в соответствии с указом Президента РФ ФМС России была упразднена, а ее функции переданы в Министерство по делам Федерации, национальной и миграционной политики РФ, образованное на базе Министерства по делам Федерации и национальностей РФ. А уже на следующий год Минфедерации России само было упразднено, и его функции в части реализации миграционной политики переданы в Министерство внутренних дел РФ. Только в составе МВД России ФМС тоже просуществовала недолго — в 2004 году президентским указом она была преобразована в самостоятельный федеральный орган исполнительной власти. Таким образом, миграционная служба из-за реорганизационной чехарды долгое время практически пребывала в параличе.

Обновленной ФМС России поручили оказание госуслуг в сфере миграции и передали в ее непосредственное подчинение паспортно-визовые отделения, оформляющие регистрацию и визы. В то же время вопросы выработки государственной миграционной политики остались в компетенции МВД России. В 2007 году полномочия ФМС России, опять же по указу Президента РФ, существенно расширились. К ее прежним функциям добавили координацию деятельности органов исполнительной власти в сфере миграции, ей предоставили право выступать с законодательной инициативой, она получила возможность самостоятельно вносить в Минфин России предложения по формированию федерального бюджета, касающиеся финансирования ведомства, создавать миграционные базы, определять сроки и механизмы управления миграционными потоками, подписывать приказы, минуя МВД России.

— И каковы дальнейшие перспективы?

— В настоящее время ФМС России остается формально подведомственной МВД России. Безусловно, такое положение дел далеко от совершенства. Роль Службы настолько весома и самостоятельна, что окончательное выделение ее, что называется, назрело. Причина в том, что мы живем в глобализирующемся мире, где миграция превращается, уже превратилась в силу громадного влияния, которое сказывается и на экономике, и на политике, и на культуре разных стран. И в Российской Федерации отвечать за регулирование миграции, глубоко и всесторонне просчитывать ее плюсы и минусы, координировать все так или иначе связанные с ней действия должна полностью дееспособная во всех отношениях структура, способная не оглядываться на другие министерства и ведомства, а руководствоваться исключительно государственными интересами, уполномоченная координировать действия прочих властных органов, давать им задания и спрашивать результат. Собственно, об этом прошедшей весной на заседании Совета по развитию гражданского общества и правам человека говорил Президент РФ Дмитрий Медведев, указывая, что окончательное отделение Федеральной миграционной службы от МВД России предрешено. Следует ожидать, что рост миграции во всем мире в обозримом будущем будет нарастать, изменить это мы не в силах. Так что выход один: идти в ногу со временем, искать адекватные ответы на выдвигаемые жизнью вопросы, выстраивать государственные механизмы как можно более эффективно.

Точка зрения генерала: «Госструктуры сами провоцируют уход мигрантов в тень»

За последние 20 лет на постсоветском пространстве произошло не менее тысячи межнациональных конфликтов. Тревожные события, подобные случившимся в Великобритании, возможны, как ни страшно это признать, и у нас в стране. И начнутся они с межнационального запала, истоком их будут межнациональные отношения. Чтобы в будущем избежать событий, произошедших «на Темзе», необходимо, на мой взгляд, сделать решительный шаг — создать мощное министерство по делам миграции, межнациональных и межконфессиональных отношений. Дело в том, что национальная и миграционная политика тесно связаны между собой, а у нас они разделены. И это опасно. Я бы даже сказал, что у нас вообще нет ни четко артикулированной миграционной политики, ни политики межнациональной.

Кроме ФМС и МВД этой сложнейшей проблематикой занимается еще семь федеральных ведомств, которые, как в известной интермедии Аркадия Райкина, одно пуговицы пришивает, другое рукава кроит, третье воротник прилаживает, и никто в целом за костюм не отвечает — такая примерно у нас ситуация. И она все ухудшается. Чего же мы ждем — народного бунта?

Наконец события в Сагре заставили высшее руководство обеспокоиться темой межнациональных отношений. Премьер Путин объявил о создании в аппарате правительства «спецструктуры по межнациональным отношениям».

Но мы хорошо помним категорическое высказывание Президента Медведева после «Манежки» о нецелесообразности создания какой-либо новой бюрократической структуры. Однако прошло чуть более полугода — и появилась новая «спецструктура». Сама жизнь нас торопит, подвигая к решительным действиям. Но пока все мы видим, что в практической работе наших властных структур после тревожных событий на Манежной площади ничего не изменилось.

Проведение Госсоветов, совещаний — дело, безусловно, важное и необходимое, но пора, казалось бы, уже переходить к конкретной работе, кропотливой, а порой — рутинной. Но кто ее будет ежедневно исполнять? Спецструктура аппарата правительства? Так ее на всю страну не хватит.

Понятно, что решение межнациональных проблем или, по крайней мере, снижение их остроты требует кардинальных перемен.

Для начала надо четко уяснить простые вещи: национальности все разные, и некоторые достаточно сильно различаются по модели поведения и психологическим особенностям. Можно, конечно, пытаться каждого уговаривать и воспитывать, но есть ли силы дойти до каждого «из Центра»?

Таким образом, получается, что призывы и декларации высшего руководства страны повисают в воздухе. Причина этого — в отсутствии механизмов, приводных ремней, которые должны трансформировать решения верховной власти в конкретные действия.

В принципе тут могут быть две различные формы: либо административные механизмы, которые приводит в действие специально созданное профильное министерство (ведомство), либо все надежды возлагаются на институты гражданского общества. По этому вопросу как раз мнения резко разделились.

Понятно, что любые изменения в сфере управления надо делать весьма осторожно. Ряд экспертов и представителей гражданского общества вслед за президентом выступают категорически против создания новой бюрократической структуры. Характерным выражением этой позиции явился комментарий члена Президентского совета по развитию гражданского общества Эмиля Паина по поводу идеи воссоздания Миннаца. Критикуя предложение о формировании такого профильного министерства или ведомства, он предлагает создать некий неправительственный фонд, основанный на взаимодействии гражданского общества и государства, который мог бы стать основным инструментом межкультурного взаимодействия.

Во многом можно согласиться с Паиным. Межнациональные и межконфессиональные отношения — весьма чувствительная сфера человеческих отношений, затрагивающая практически каждого жителя России. И наиболее эффективно решать эти проблемы можно лишь с привлечением гражданского общества, с самым широким участием титульного населения.

Но беда в том, что без административного ресурса в России сделать ничего не удается. Механизмы влияния гражданского общества на решения власти либо утрачены вовсе (по сравнению с теми, какие были, например, в новой России в начале 90-х), либо находятся в зачаточном состоянии. А для противодействия коррупции в этой области, минимизации неуклюжих попыток разрешения конфликтных ситуаций, которые затем приводят к страшным последствиям, у нашего гражданского общества просто нет ни полномочий, ни сил влияния.

Чтобы реально воздействовать на ситуацию, гражданские структуры должны играть свою роль в принятии решений или, по крайней мере, оперативно получать необходимую информацию. В противном случае роль гражданского общества сведется к критике уже принятых решений, когда поезд уже ушел, или к одобрению всех предложений федеральных органов власти, как это было в советское время.

В то же время совершенно очевидно, что государство в одиночку эти накопившиеся проблемы с места не сдвинет. Казалось бы, сейчас жизненно необходимо разрабатывать и внедрять самые неординарные методы для широкого вовлечения народных масс в решение этих проблем. А что мы видим и слышим? Что народ наш не готов и не дорос то до того, то до этого. Ладно бы шло это от чиновников. Самое печальное, что точно так же считают и многие представители самого гражданского общества. И значит, предложение Э. Паина о создании общественного фонда становится весьма отдаленной перспективой. Все это весьма печально.

Недавно был сделан еще один административный шаг, касающийся межнациональных проблем: Указом Президента РФ от 26 июля 2011 г. № 988 создана Межведомственная комиссия по противодействию экстремизму в Российской Федерации.

Председателем назначен министр внутренних дел России. В ее состав вошли, в частности, министры культуры, обороны, образования и науки, регионального развития, юстиции, директора СВР и ФМС, председатель Следственного комитета Российской Федерации. Это, пожалуй, четко артикулированный (отрицательный) ответ на предложение Э. Паина.

Но что ж получается? Значит, наши власти межнациональные и межконфессиональные проблемы сводят к экстремизму? Но какое отношение к экстремизму имеет, например, убийство футбольного фаната Егора Свиридова? Можно ли квалифицировать просто как экстремизм события в Сагре или в той же Кондопоге?

Кропотливую, очень сложную работу, требующую от представителей власти специальных знаний в области психологии, социологии, истории и культуры, мы опять пытаемся решить с помощью полицейской дубинки?

На самом деле этот вопрос — вопрос межнациональных отношений — крайне сложен. Мы сейчас наблюдаем ренессанс национального самосознания всех, даже самых малых народностей, и не только в Российской Федерации и на постсоветском пространстве, но и вообще в мире. И то, что обозначается некоторое противостояние цивилизаций, тоже заметно.

Социальная среда и социальное взаимодействие в последнее время кардинальным образом изменились. В этой связи меняются и модели поведения различных социальных и особенно национальных групп населения. Из-за неодинаковой эластичности шаблонов поведения у различных групп населения приспособление к новым условиям идет не одновременно. Кто-то опаздывает, кто-то опережает. В результате возникает конфликт моделей поведения, что ведет к конфликту между различными группами населения, к межнациональным конфликтам.

Пора также признать, что линия особого напряжения проходит в основном между «местными» россиянами и россиянами — выходцами с Северного Кавказа. Отношения с мигрантами из ближнего зарубежья не настолько накалены.

Думаю, что усиливающаяся напряженность в отношениях между мигрантами из северокавказских республик России и населением принимающих их городов европейской части страны во многом объясняется тем, что за последние десятилетия эти субъекты Федерации в смысле национального состава превратились в монореспублики. Русских и людей другой, некоренной, национальности, которые раньше привносили свою культуру, свои шаблоны и модели поведения, там осталось очень немного. Теперь модели и шаблоны, принятые в таких монореспубликах, стали серьезно отличаться от принятых в городах, скажем, среднерусской полосы.

И это происходит несмотря на то, что элиты этих республик очень чувствительны и восприимчивы к сигналам, которые поступают из Москвы: они первыми реагируют и докладывают об исполнении инициатив, озвученных Москвой, у них самое высокое количество голосов за «Единую Россию» на выборах, они быстро сменили высокое и почетное звание президента республики на более скромное главы республики и т. д.

Так почему же столь вызывающе ведут себя рядовые представители этих народов, когда оказываются вне своей национальной республики? Видимо, причина в том, что выходцы с Кавказа быстро воспринимают не только указания и сигналы из федерального центра. Когда они меняют место жительства, то немедленно осваивают и современные модели поведения, принятые в столице и ряде российских регионов. Например, вот эту бытующую у нас установку: кто сильнее и «круче» — тот и прав, а заодно и богат. То есть фактически повторяют стереотип поведения наших «крутых», но ведь местные жители воспринимают это как попытку выходцев с Кавказа продемонстрировать свое национальное превосходство.

Совершенно понятно, что в нашей многонациональной стране, принимающей к тому же миллионы трудовых мигрантов, проблемы межнациональных отношений настолько многогранны, противоречивы, а порой спутаны в один тугой клубок, что сама жизнь требует уделять этим вопросам пристальное и, самое главное, повседневное внимание. Поскольку так уж повелось испокон веку в нашей российской истории, что без административного ресурса никакие существенные реформы у нас не делаются, то и в нынешней ситуации, хотим мы того или не хотим, необходимо все-таки создавать принципиально новую — да, бюрократическую структуру.

На мой взгляд, главная задача министерства по делам миграции, межнациональных и межконфессиональных отношений (разделять эти функции, повторяю, ни в коем случае нельзя) — быть мозговым центром для выработки научно обоснованной, стратегически выверенной политики в области миграции и национальной политики. Это новое министерство, помимо прочего, должно выстроить четкие, административные меры наказания за проявление любой национальной розни. Ни в коем случае нельзя перекрашивать, камуфлировать межнациональные конфликты под «бытовуху». Если ты совершил правонарушение по национальным мотивам, ты именно за это и должен отвечать.

Стыдливо перекрашивая причины стычек в «бытовые ссоры», мы уверенно взращиваем настоящее межнациональное противостояние. Таким образом за последние годы вследствие проводимой миграционной и межнациональной политики мы довели наше общество до кризисного состояния. Межнациональные отношения искрят уже по всей стране.

Блогосфера в Интернете уже кипит ненавистью. А может быть, точка кипения уже пройдена?

Известный американский социолог русского происхождения Питирим Сорокин выход из этой ситуации видел следующий: «Разрешение этого конфликта может быть двоякое: 1) или данное общество, как надиндивидуальное единство, перестает существовать и распадается, 2) или единство его устанавливается принудительно…»

В данной ситуации выбирать приходится из двух зол наименьшее. Так что более приемлемым является, пожалуй, второй способ разрешения конфликтов, т. е. принуждение. А оно предусматривает неотвратимость наказания. Значит, нужен действенный контроль не только со стороны гражданского общества — необходима и сильная, не дискредитировавшая себя административная структура, имеющая возможность быстро и вовремя вмешиваться и направлять потенциально опасную ситуацию в наиболее приемлемое для всего гражданского общества русло. Эта структура должна, конечно, иметь укомплектованные профессиональными кадрами территориальные органы, обладающие существенными полномочиями.

Но все усилия чиновников пойдут насмарку, если они не научатся сотрудничать на равных со структурами гражданского общества: научными кругами, социально ответственным бизнесом и неправительственными организациями. Конечно, в нашей многонациональной стране должен быть такой авторитетный общественный фонд, о котором говорит Паин. И, наверное, не один. Финансировать эффективно работающие гражданские структуры обязано само наше государство, как это происходит во всем мире и считается продуктивным и выгодным для дела. Нашей небедной стране стыдно, право же, получать наиболее объективную информацию о миграционной ситуации и межнациональных отношениях в регионах из отчетов по проектам, осуществляемым общественными и правозащитными организациями на деньги иностранных доноров.

Итак, проблемы в области межнациональных отношений и неотделимой от них миграционной сфере уже перезрели. Когда вокруг нас все напряжено, а местами и взрывается, речь уже идет о том, что наше Отечество в опасности.

И значит, некогда уже сомневаться и предпринимать промежуточные административные шаги. Нужна практическая повседневная работа, которую может организовать только сильная государственная структура, способная мобилизовать все здоровые силы гражданского общества.

* * *

Правильная миграционная политика является непременным условием существования России как самостоятельного государства. Но как осуществляется эта политика на данный момент? Какие плоды она приносит?

В свое время Федеральная миграционная служба была передана в состав МВД главным образом с целью если не прекратить, то по крайней мере минимизировать нелегальную миграцию. Результат оказался отрицательным. В стране по-прежнему огромное количество нелегальных мигрантов.

Причем во многих случаях государственные структуры сами провоцируют и поощряют уход мигрантов в тень. Что и понятно: нелегальная миграция многим выгодна. Запутанный, совершенно непрозрачный порядок получения квот и разрешений на работу привел лишь к чудовищной коррупции в органах МВД и ФМС.

Я иногда слышу призывы: давайте, мол, депортируем всех нелегальных мигрантов. Но как это сделать? Как можно депортировать несколько миллионов человек?! Ведь их нужно сначала задержать, потом какое-то время где-то содержать, кормить, поить, охранять и, наконец, организовать транспортировку на родину.

Наверное, все это было бы возможно во времена Сталина. Но нынешнее Российское государство, даже при наличии соответствующего политического решения, чисто технически не справится с такой масштабной задачей — ни финансово, ни организационно. К тому же надо понимать, что как только мы всех мигрантов депортируем, так они спустя какое-то время опять к нам вернутся. И что тогда? Опять депортировать?

Очевидно, что проблему нельзя решить теми методами, которые были в ходу в 30–50-х годах прошлого века. Попытка подлатать старые механизмы и подстроить их под современную ситуацию — это, на мой взгляд, главная ошибка государственной миграционной политики. Необходимо в корне менять подход.

Во-первых, надо полностью отдавать себе отчет, что любой закон, который мы пишем, любая политика, которую мы собираемся проводить, должны быть материально, инфраструктурно и кадрово обеспечены. Но на данный момент ФМС не обладает в должной мере ни одним из трех перечисленных ресурсов. У нее просто нет такого количества денег, сотрудников, оборудования и площадей, чтобы нормально обслуживать и контролировать несколько миллионов мигрантов.

Кроме того, многие наши законы представляют собой кальку с лучших западных образцов — канадских, шведских, немецких. Но дело в том, что в этих странах законодательные акты принимались в естественных условиях, произрастая из той системы и тех институтов, которые формировались веками. И будучи механически пересаженными на российскую землю, эти замечательные законы никаких плодов не дают. Что неудивительно — корней-то нет.

Во-вторых, вообще странно, что решение системных, даже цивилизационных задач возложено на силовое ведомство. Вопросы демографии, рынка труда, межэтнических и межконфессиональных отношений вряд ли входят в сферу профессиональной компетенции полицейских, составляющих сейчас около 80 % персонала ФМС.

Для работы с проблемами, которые имеют многоплановый характер и геополитическое значение, от решения которых напрямую зависит само существование государства, безусловно, требуются совсем иные подходы. Россия с ее масштабом, сложностью и многообразием остро нуждается в создании мощного профильного ведомства, которое обладало бы широкими полномочиями и отвечало бы комплексно и за миграцию, и за национальную политику. Такого рода структуры есть и в США, и, например, в Австралии, и в других странах, которые в первую очередь привлекают мигрантов.

В-третьих, необходима комплексная программа, направленная на полноценную интеграцию мигрантов в жизнь российского общества. Она должна включать в себя целый ряд мер: от упрощения процедур регистрации и получения разрешения на работу до оказания поддержки мигрантам в изучении русского языка и создания условий по обеспечению их дешевым (хотя бы временным) жильем.

Понятно, что институт съемного жилья у нас вообще не развит. Но почему бы не запустить в эту сферу частный капитал? Пусть он строит дома, общежития или даже целые городки. Пусть зарабатывает на этом деньги. А до тех пор, пока ничего этого нет, лучше всего оставить мигрантов в покое. Тем более что сами они вполне готовы жить в тех ужасных условиях (по заброшенным домам и подвалам), в которых многие из них уже де-факто живут.

Еще одной важной мерой может стать передача полномочий, финансирования и ответственности с федерального на муниципальный уровень. Пусть руководство муниципалитета получит право выдавать мигрантам разрешение на проживание и трудоустройство. Пусть оно несет ответственность за миграционную политику в рамках собственного муниципального округа. Помимо всего прочего это будет еще и очень хорошей школой гражданского общества как такового.

В-четвертых, следует отказаться от ошибочной политики интеграции иностранных граждан в российское общество при помощи различных диаспоральных образований. Это, по сути, тот способ поддержания порядка, который практикуется в Российской армии и тюрьмах, когда начальство говорит «дедам» или «авторитетам»: делайте что хотите, только чтобы все было тихо.

Такими методами мы никого не интегрируем. Потому что мигранты просто сделают вывод, что слушаться надо не российских законов, а руководителей диаспоры. То есть сотрудничать с диаспорами, конечно, нужно, но превращать их в главных акторов работы с мигрантами ни в коем случае нельзя.

В-пятых, невозможно интегрировать мигрантов в жизнь общества, если само общество этого не желает.

Интернет порой просто поражает меня вспышками ксенофобии и ненависти к приезжим. Да и вообще у многих наших людей существует представление, что мигранты живут как-то плохо, нечестно, что они мешают Москве и другим крупным городам быть красивыми, хорошими и спокойными. Поэтому необходима грамотная информационная политика, направленная на искоренение тех мифов, которые живут в массовом сознании российского общества.

Так, если речь идет о межнациональных конфликтах, то несложно заметить, что здесь главная «линия фронта» проходит не между русскими и, например, таджиками, а между русскими и кавказцами, с которыми связаны все знаковые, резонансные преступления или столкновения последних лет. Причем под кавказцами я подразумеваю не иностранцев, а главным образом северокавказских граждан России.

Нужно также понимать, что причиной этой ситуации во многом оказались мы сами. Жители Северного Кавказа восприняли ту модель поведения, которая очень активно транслировалась Москвой: кто сильнее, тот и прав.

Что касается уровня преступности в среде мигрантов из стран СНГ, то нельзя забывать, что большинство из них приезжает сюда работать. У большинства есть жены и дети, которые остались на родине. Поэтому для них совершить преступление и сесть в тюрьму — значит обречь все свое семейство на голодную жизнь, а то и смерть.

Такой мигрант десять раз подумает перед тем, как совершить преступление. Да и по официальной статистике, только 3,7 % мигрантов, проживающих в Москве, совершают преступления. В то время как 40–50 % приходится на граждан РФ, приехавших в Москву из других регионов.

С другой стороны, не надо, конечно, стыдливо говорить, что «у преступников нет национальности». Есть. И многие страны мира имеют в структуре правоохранительных органов специальные подразделения, отвечающие за работу с этнической преступностью. Например, в США есть отделы, которые занимаются мексиканской, латиноамериканской преступностью, русской мафией. Такая работа необходима.

Но выход тут, конечно, может быть только один — верховенство закона и его строгое соблюдение. Наказание за преступление должно быть неотвратимым и справедливым, не зависящим от национальности преступника.

Date: 2015-09-18; view: 314; Нарушение авторских прав