I. Этос мира и правая сила на службе его: всеобщий принцип права

А.К.Судаков

КАНТ: ВЛАСТЬ, МОРАЛЬ И НАСИЛИЕ

Оп.: Социальная философия и философская антропология. Труды и исследования. М.: Институт философии РАН, 1995. Нумерация страниц по этому изданию. Номер страницы предшествует тексту на ней. Сохранена и разбивка оригинала на строки.

На первый взгляд может казаться странным
намерение говорить сколько-нибудь подробно
о взглядах Канта на проблему насилия: к
числу признанных теоретиков вопроса Канта
пока не относили. И это справедливо. Как
увидим, во многих отношениях Кант
существенно разноречит с теоретиками
"ненасилия". И, однако, как будет ясно с
самого же начала, тема ненасилия не-
отъемлема от самых ключевых разделов
философии права Иммануила Канта. Предметный
анализ ее и рассмотрение некоторых
кантианских приложений этих общих
соображений к материалу политической теории
и составляет задачу данной статьи.

I. Этос мира и правая сила на службе его: всеобщий принцип права

1) Для философа права не может быть
вопроса принципиальнее, чем вопрос о
сущности и истоке права. От ответа на во-
прос "что есть право?" (ответа,
обосновываемого обыкновенно за пределами
философии права, в области чистой этики, -
если не за пределами философии вообще)
зависит фундаментальная установка

72 А.К.Судаков

теоретика, зависит то, что именно он будет
искать в предмете, а зачастую и то, что он
в нем проглядит или проигнорирует. Читатель
Канта имеет перед изучающими многих других
философов то преимущество, что находит у
него явно выраженный ответ на этот вопрос.
Ответ этот гласит: Право есть "совокупность
условий, при которых произволение одного
может быть объединено с произволением
другого по всеобщему закону свободы"1.
Следовательно, контекст права сохранен
всюду, где сохранена возможность такого
сосуществования свободных агентов. Контекст
права разрушается, если указанная
возможность исчезает. Все, что я делаю в
правовом пространстве, право, - действие
же, выводящее меня и моих соседей за рамки
права, есть правопреступление. Кант особо
формулирует это в том, что он именует
"всеобщим принципом права": "Всякое
действие право, которое или по максиме
которого свобода произволения всякого может
сосуществовать со свободой всякого по
всеобщему закону и т.д."2. На этом "или по
максиме которого" следует остановиться
особо. Если мое действие право, то есть
согласуется с возможностью сосуществования
____________________
1 Kant I. Die Metaphysik der Sitten //
Kant I. Werkausgabe Band 8.8. Auflage.
Herausgegeben von Wilhelm Weischedel.
Frankfurt/Main, Suhrkamp, 1989. S. 337.
(Далее ссылки на это сочинение делаются с
аббревиатурой MdS с указанием страницы
данного издания).
2 MdS, 337.

Кант: власть, мораль и насилие73

моего (как свободного субъекта) с любым
другим индивидом, то всякий препятствующий
мне в совершении его поступает, напротив
того, неправо. Например, если признавать
"право на отдых", то разбудивший меня среди
ночи громким криком или пением есть
несомненный правонарушитель. Однако на этом
примере мы видим и нечто большее, а именно:
если оставить дело без оговорок, то не
только намеренно разбудивший меня против
моей воли, то и издавший громкий звук,
помимо намерения (и даже сознания) крикуна
меня разбудивший, также поступает неправо.
То есть, действие, совершая которое я
сознавал его несовместность со всеобщей
свободой (возможность разбудить законно
отдыхающих) и однако совершил его,
действие, которое даже теоретически
несовместимо со всеобщей свободой, также
есть действие неправомерное. Этик-кантианец
должен судить приблизительно так:
неправомерно действие, к которому мы
определялись желанием несправедливости, -
действие, мотив к которому (или оно само)
несовместен со всеобщей свободой. Если
несовместим со всеобщей свободой
произволения мотив поступка, то напрасно
ожидать, чтобы сам поступок вышел вполне
правомерным.

Так оно, однако, выглядит лишь "согласно
со строгою моралью", юрист же не может
претендовать на роль судьи над сугубо
интимными не реализовавшимися в поступках
мотивами. Впрочем, и светский моралист
судит здесь как бы не вполне от своего
собственного имени...

74 А.К.Судаков

Не смея, однако, - по причинам, о которых
речь будет ниже, - окончательно опускать
глаза из морально-внутренней области в
царство сугубо юридически подсудных внешних
действий, морально мыслящий юрист должен
задумываться иногда о том, что, учреждая то
или иное средство к защите права, он этим
средством защищает не внешнее только
благообразие общежития и не внешнюю только
безопасность частных лиц, семейств или иных
сообществ, но нечто большее: право, как
внешне-внутреннюю совокупность условий
мирного сосуществования свободных людей,
защищает гражданский мир и необходимые
предпосылки его. То обстоятельство, что
необходимые условия мирного сосуществования
частных свобод, а стало быть, содержание
кантианского понятия права, мыслятся не
только как внешние поступки (возможная
линия поведения) сограждан, но и как
максимы, лежащие в основе этих поступков (и
соседям, как правило, даже неизвестные),
позволяет нам определить смысл того, что
есть в кантианской философии право, и на
защиту чего должна быть нацелена защита
частного, государственного и
всемирногражданского права, словами: этос
мира. Ибо право - это именно не только
чисто внешняя, поведенческая черта
человеческого общежития (отсутствие в нем
явных преступлений), - в противном случае
правосознанием обладают только судья,
тюремщик и палач, - но это также и
существенным образом, - некоторый нрав,
некоторое умонастроение, а именно, как мы
полагаем, нрав и умонастроение мирной

Кант: власть, мораль и насилие75

открытости. Именно воспитание в мире и к
миру есть также воспитание к праву.
Мир внутренний, душевный, есть
необходимое условие образования в душе
того, что можно бы назвать максимой мира, а
как таковой - и необходимое условие мира в
отношениях внешних, мира с сообществом
людей, а значит - правового состояния этого
сообщества, - хотя бы в отношениях его со
мною. Кант прямо отождествляет мирное и
правовое состояние сообщества в работе "К
вечному миру": естественное состояние обще-
ства есть состояние (гражданской) войны, и
потому мирная жизнь должна быть только
учреждена в обществе3. Отсюда ясно, что
правовое состояние - это и есть состояние
гражданского мира. Нарушитель права и
нарушитель мира ущербляют одну и ту же
ценность. Поскольку и движение к правовому
состоянию есть движение к вечному (или хоть
временному) миру. Но мир этот, мирное
сосуществование, понимается не сугубо
юридически (как внешне фиксируемое
отсутствие революций и войн, драк и
злодейств), но именно юридически и
этически, как этос мира, как мирный образ
жизни и мысли. Если бы не было опасений за
этот последний, то, возможно, гарантий
вечного мира (в условиях, когда есть
сильные армии, а тем более в условиях
____________________
3 Kant I. Zumenvigen Frieden (Ein
philosopischer Entwurf). Texte vur
Rezeption 1796-1800. Leipzig Philipp
Reclamhjunior Verlag, 1984. S. 13-14.
(Далее ZeF).

76 А.К.Судаков

когда, - чего конечно не было во времена
Канта, - существует значительная армия
специально для поддержания мира) вовсе бы и
не требовалось - кроме физической (то есть
военной) силы бывших противников или
стоящей над ними армии миротворцев. Однако,
физическая сила как гарантия мира не только
принципиально ненадежна, но заключает в
себе даже некое противоречие, ибо по самому
смыслу своему не может быть употреблена для
военных действий, а в лучшем случае лишь
для разделения бывших противников, а значит
до тех самых пор, пока она разделяет их,
она сохраняет в неприкосновенности максиму
войны в каждом из противников, так что, в
конце-то концов, противники ничего так не
хотят, как удаления "миротворцев", с тем
чтобы беспрепятственно вновь предаться
взаимному уничтожению. Любая армия "по
поддержанию мира" поддерживает поэтому не
мир, а только прекращение огня (да и в этом
ненадежна), а потому, хочет того или нет, в
конечном счете увековечивает воинственность
сторон. Именно в ситуации, когда два
спорщика чин чином прекращают явно стрелять
друг в друга, то есть становятся внешне
правомерны, но не обретают максимы мира, а
это значит, - остаются при максиме вражды,
- и соответственно продолжают обеспечивать
себе легальными и не вполне легальными
путями все средства ведения войны, - именно
в ситуации такого сугубо правового мира, -
а если назвать все своими именами - сугубо
бумажного мира, - верно будет сказать, что
мир этот есть на самом деле перемирие, с

Кант: власть, мораль и насилие77

постоянным искушением вновь развязать
военные действия.

Только укрепив этот мир максимой мира,
намерением доброго соседства, причем не
просто минутным аффектом благорасположения,
но этосом добрососедства, создаваемым
совместно политиком, творцом культурных
ценностей, воспитателем и судьей, можно
надеяться, что мирное сосуществование будет
нелицемерно и сохранится в будущем с
полнотою и прочностью, которые позволят
считать эпитет "вечный" применительно к
этому миру подлинно плеоназмом4. Правовое
состояние общества также непрочно, если
единственный гарант его есть хитрость
политиков и мощь карательных органов.
Максима права, максима справедливости
должна дополнить внешнюю благонамеренность
поведения. Этос гражданского мира, во
всевозможных областях его проявления,
должен проникнуть в общественную жизнь,
чтобы она могла дать нам право называть это
общество правовым. Как общество,
находящееся в состоянии мира со всеми на
земном шаре обществами, есть для Канта в
полном и подлинном смысле не просто
общество, где не стреляют и не убивают, -
но нечто большее, - так и общество,
находящееся в состоянии гражданского, то
есть внутреннего мира, - это не только
общество, где не допускается
правонарушений, но и общество, где изжита
максима несправедливости, где, скажем
огрубляя, не возникает желания нарушать
____________________
4 ZeF, 7.

78 А.К.Судаков

закон. Правовое общество есть общество, где
выполнены все (внутренние и внешние)
условия мирного сосуществования свобод,
где, следовательно, мирная и правая жизнь
проистекает не из страха иудейского перед
правотворцем и правохранителем, а именно из
живой максимы правомерного мира.
Эмпирическая всеобщность такой максимы
только и будет последней, - зато самой
прочной, - гарантией всеобщего господства
права. И, хотя такое состояние
общественности есть "лишь идея",
обеспечение реальности которой сугубо
правовыми средствами едва ли мыслимо, а
если же и мыслимо, то... само нарушало бы
ежедневно и повсеместно всеобщий принцип
практической свободы, - тем не менее именно
в направлении такого состояния
общественности направляет мысль теоретиков
и усилия политиков кантов принцип права,
выражающий собою существенное содержание не
просто какой-нибудь церемониально-ли-
цемерной правомерности, но - этоса мирного
сосуществования свобод.

2) Итак, критерием права является
возможность неущемленного сосуществования
свободных субъектов. Право есть сово-
купность условий возможности такого мирного
сосуществования. Здесь нужно сразу же
подчеркнуть два обстоятельства: речь идет
не об условиях возможности существования
каждого из субъектов, взятого отдельно, но
именно об условиях возможности деятельного
сосуществования их, об условиях возможности
их общения, взаимно-действия, - короче
говоря, об условиях существования

Кант: власть, мораль и насилие79

деятельной общности (Gemeinwesen).
Деятельной, - ибо сосуществование двух
пассивных субъектов не образует единого
контекста общения, так как два таких
субъекта просто никак не влияют на объем
свободы друг друга, и потому принцип права
хотя и может иметь к ним применение, но
решительно не может быть ими когда-либо
нарушен. Право в собственном смысле слова
появляется там и тогда, где и когда свобода
одного деятеля вторгается в сферу свободы
другого. Общности, потому что требования
права выполнены только там, где поведение
каждого деятеля допускает возможность
свободно избранного поведения всех других,
где, следовательно, каждый деятель сознает
себя стоящим в контексте независимых сфер
свободы многих деятелей и, признавая за
ними эти сферы, признает тем самым и целую
общность. Причем, как подчеркивает Кант5
(на этом мы остановимся еще ниже) и вслед
за ним Фихте (например, в рецензии на "К
вечному миру"6) безусловно необходимо,
чтобы это отношение признания было обоюдно,
то есть рефлексивно: не признающий нашей
свободы не входит в ту общность, которую
образуем мы актом взаимного и полного
признания; не признающий правовой общности
не состоит в правовом отношении с нею.
Фихте формирует это даже так, что
____________________
5 MdS, 365.
6 ZeF, 95-96. (Rezension. Philosophisches
Journal. Slg.F.J. Ilgiethammerund
J.G.Fichte, Bd.IV (1796). S. 81-92.
(J.G.Fichte).

80 А.К.Судаков

правоотношение возникает впервые благодаря
идее общности, идее мира7. Ограничить свою
свободу идеей этой общности, - большего не
требует от индивида принцип права. Но это
ограничение двояко: оно предполагает
внутреннее, идеальное ограничение своей
свободы, принципиальное, так сказать
усечение своеволия, - когда я сознаю сферу
свободы другого и принимаю ее как данность,
как нечто неприкосновенное, а это и
означает - мирно признаю ее, - и внешнее,
деятельное примирение, выражающееся в том
по крайней мере, что я воздерживаюсь от
покушений на свободу и собственность (а это
и значит: сферу свободного произволения)
другого, то есть веду себя соответственно
своему признанию другого.

Внутренний акт воли есть акт избрания
принципа поведения, и хотя он не видим
глазу, он может без противоречия пред-
полагаться за всяким актом внешнего
порядка. При условии, конечно,
сознательности, обдуманности моего
поведения мне может быть вменена максима
мира либо максима непризнания (лежащая в
основе намеренного покушения на свободу
другого). Обязать меня иметь максиму мира
(и права) юрист не может8, но этика,
конечно, предъявляет ко мне такое
требование. "Строгое право" оказывается
недостаточно строгим по сравнению с мо-
ралью, и вот почему.

____________________
7 Ibid, 94; 96.
8 MdS, 338.

Кант: власть, мораль и насилие81

Ситуация деятельного признания, не
подкрепленного идеальным признанием,
мирного поведения, не укорененного в мак-
симе мира, - более того, сопровождающегося
"максимой покушения", - может фактически
сохранять сферы свобод взаимодействующих со
мною субъектов и взятых вместе, и каждого в
отдельности. Но в такой ситуации
отсутствуют гарантии сохранения самой этой
ситуации: если в сердце своем я безразличен
к свободе других или тем более не прочь
покуситься на нее, то мирное поведение мое
может оказаться лишь тактикой выжидания
перед покушением; но даже если не так,
мирное сосуществование наше сохраняется
ровно до тех только пор, пока я не
передумал. И это тем более непрочный мир,
если и другие субъекты также имеют (тайно
от меня) максиму покушения на мою свободу
или же только лишь безразличны к ней.
Право, как законодательство внешних
поступков, может обеспечить только
непокушение действием на свободу другого,
предотвратить преступление, и пока оно
касается только внешних действий,
обеспечить гражданский мир оно может только
внешним же образом, то есть учреждением
силы, преследующей преступников права и
разъединяющей потенциальных драчунов, -
образно говоря, поставив между ними
сильного полицейского. Но право, как этос
мира, не может защитить себя только этими
средствами: учитывая максимы воли, а потому
сознавая совершенную случайность
правомерного поведения неблагонамеренных
граждан, даже и в присутствии "сильного

82 А.К.Судаков

полицейского", - политическая этика не
может не требовать нравственных гарантий
гражданского мира (правового состояния
общности), а такие гарантии заключаются в
избираемых субъектами принципах поведения,
они состоят в прочности и принципиальности
живого правосознания; без устойчивой мак-
симы права как основы живого и прочного
правосознания не может быть живого и
прочного правоотношения, - не может быть,
следовательно, и прочной справедливости
сугубо, казалось бы, внешних поступков -
или эта правомерность никем не будет (и не
сможет) восприниматься всерьез, уподобляясь
более или менее лицемерной "китайской
церемонии". И поэтому-то: "Сделать
справность поведения своей максимой - это
требование, которое предъявляет мне
этика"9. Политическая этика на кантианских
началах безусловно требует
последовательности в признании и примирении
свободных контрагентов, - признание де-
ятельное должно проистекать из максимы
права, а максима миролюбия должна
проявляться во внешнем поступке. Сделав
своим принципом уважение свободы и
собственности всякого другого, я
нравственен лишь внутренне, - но я не буду
заслуживать имени добродетельного человека,
если при таком принципе буду по мелочам
воровать и иначе хулиганить. Но воздержание
от преступлений есть справедливость лишь
внешняя, и вполне беспочвенная, если мирное
признание границ своей и соседской свободы
____________________
9 MdS, 338.

Кант: власть, мораль и насилие83

не станет нашей максимой. Ибо без такого
взаимного ограничения свобода не может
сохраниться, - она ограничена таким
образом, как говорит Кант, "в идее своей",
и поэтому вправе быть ограничена другими
свободными субъектами, "также деятельно"10.
Метафизическое условие выживания внешней
свободы многих существующих субъектов,
несомненно, относится Кантом именно к
идеальному, волевому, а значит,
нравственному уровню бытования ее, в
отличие от внешне-юридического. (О том,
какое значение для темы насилия имеет
следствие из метафизической основы правовой
свободы, делающее самое правовую общность
метафизически обоснованной ценностью, мы
будем еще говорить несколько ниже).
3) Итак, право есть совокупность условий
всеобщей деятельной свободы или, что то же,
гражданского мира. Нарушение права есть
действие, препятствующее такой всеобще-
закономерной свободе, есть покушение на
свободу лица в той ее части, в которой она
нисколько не ущемляет своим проявлением
(поступком) свободы других. Покушение же на
такого несправедливо покушающегося будет
объективно способствовать восстановлению
безопасности всеобщей свободы. Поскольку же
совершенно ясно, что добровольное признание
этого второго покушения со стороны
правопреступника исключено и что вообще
сопротивление или препятствие чьей-либо
свободе есть принуждение (Zwang)11, - то
____________________
10 MdS, 338.
11 Ibid.

84 А.К.Судаков

рассуждение по такой логике приводит нас к
мысли, что должны существовать два рода
принуждения, по отношению принуждающего
действия к праву: принуждение неправое, или
препятствие правой свободе лиц или всей
общности в целом, делающее невозможным
сохранение какого-либо из условий мирно
правомерного сосуществования многих лиц, -
и принуждение правое, или препятствие
неправому произволу лица или группы лиц,
восстанавливающее принципиальную
возможность правоотношения или хотя бы одно
какое-либо существенное условие такового.
Принуждение именем права само может быть
правым, - признанием этого Кант уже
наглядно отличается от теоретиков
анархического, анархо-либерального и т.п.
толка, для которых всякое принуждение есть
смертный грех. Хотя, конечно же, Кант
достаточно реалист, чтобы не утверждать
вслед за этим, будто не только
теоретически, но и исторически всякое
принуждение правонарушителей всегда право.
На страже права может стоять сила, - и она
сама становится тогда одним из существенных
условий сохранения мирного правоотношения,
одним из элементов самого права. Кант даже
обостряет этот тезис, говоря: "право и
компетенция принуждать (покушающихся на
само это право или на мое пользование им. -
А.С.) означают одно и то же"12. Я вправе,
имею право получить назад заимообразно
данную другому вещь или сумму денег, - это
то же самое, что сказать: я имею право, в
____________________
12 MdS, 340.

Кант: власть, мораль и насилие85

случае если в обусловленный срок вещь или
деньги не возвращены, не только потребовать
возвратить ее, но и принудить заимщика к
возвращению мне займа. Я имею право на вещь
или услугу - значит, вещь или услуга даны
моей правой силе, которой я вправе
пользоваться для силового возвращения вещи,
у меня отнятой, - для принуждения к
оказанию мне условленной услуги. Эту силу,
или, как мы предпочитаем выражаться, эту
власть дает мне право. Само же право,
однако, принципиально невыводимо из моей
силы пользоваться вещью, на которую я
претендую иметь это право. Откуда же в
таком случае возникает моя правая сила, моя
компетенция правового принуждения? Как
естественное право может реально стать
позитивным, писаным и, что главное,
соблюдаемым законом? Именно в контексте
соотношения силы и власти, а еще точнее - в
контексте анализа применения силы
(завладения) в перспективе правовой
общности, пытается Кант ответить на эти
принципиальные (для всякой теории права
вообще и для политической стратегии
"ненасилия" в частности) вопросы.