Площадка-3. Четырехэтажный особняк, окна на Екатерининский парк. 2 page

– …Вытаскивать Гильснера он не стал, – заканчивал рассказ Алексей Николаевич. – На том висели другие дела, и Даня решил: неважно, пускай польнинского резника повесят за несовершенное ритуальное убийство христианской девушки, свою петлю он так или иначе заработал… Тем более что антисемитам в Австро-Венгрии перед первой мировой особой воли не было, погромы не грозили… Никто ведь не знал, что в Вене, в семье Шиклыруберов, растёт весьма впечатлительный юноша… – И что? Сфабрикованный процесс прошёл успешно? – Где же ты был тогда, Юзик? Ведь все газеты взахлёб писали… – Я был в Акатуе, – мрачно сказал Юзеф. – Туда подписки не оформлялись. – Процесс казался шитым белыми нитками, но – общественное мнение требовало крови убийцы… Хотя звучали и голоса против. Следователь, ведший дело, например – вышел в отставку в знак протеста… Вроде даже пытался провести альтернативное расследование. Но Даня всегда умел хорошо заметать следы. – Дочь Черноиванова он так и не нашёл? – Нет. Началась мировая война, обе империи распались… Разгром Инквизиции, ликвидация Синода… Гражданская война. Хотя Даня часто вспоминал про девчонку… Юзеф прекратил задавать вопросы. Картина ясная: мадам Жозефина – либо дочь, либо внучка уничтоженного век назад тенятника. Тенятника второго рода – убивавшего своими руками только в крайности… Надо понимать, что полвека назад колдунья решила: все преследователи перемёрли – и стала открыто жить под звучной фамилией Де Лануа. Пошла по стопам отца (или деда?). Отыскала убийцу-серийника и пристроилась рядом. Возможно, даже подсказывала ему исподволь те или иные приёмы мучения жертв… И, судя по всему, не знала, что с другого боку к маньяку-музыканту прилепился ещё кто-то. Кто-то, устроивший представление в морге. Обер-инквизитор все больше склонялся к мысли, что ясновидящая к тому спектаклю отношения не имела. А изучив собранные Канюченко-креатурой материалы, уверился – не она. Все действия колдуньи были хорошо продуманы. Наверняка имелся и план на случай внезапной смерти или поимки маньяка. А вся свистопляска в морге – экспромт чистой воды, по стечению обстоятельств закончившийся успехом. Итак – два тенятника. Сам Фагот продуктом теневой эволюции не был. Никаким – ни действующим, ни латентным. Экспертиза дала однозначный ответ. Третьей была Анна Черноиванова. По наследству передаются не только фамилии. Гены тоже. Трое. Чёрная Троица.
Гера, принимавший участие в разработке новейших технических средств для нужд Конторы, знал хорошо – зачастую старинные, далёкими предками придуманные западни срабатывают куда надёжней, чем хитроумная электроника и сверхчувствительные датчики. На это и сделал ставку. Конструкция, наскоро собранная из мебели колдуньи, замерла в неустойчивом равновесии. Нависла над дверью. На самом верху, под четырехметровым потолком, высился в горизонтальном положении тяжёлый старинный комод. Его грубо и торопливо продырявленная резная поверхность напоминала не то ложе йога-мазохиста, не то борону, обращённую зубьями вниз. Зубьями служили Дыевы ножи – перезаряженные. Комод украсили не все ритуальные клинки, большая часть оставшихся находилась в чехлах-браслетах на предплечьях Геры. У того был природный талант к метанию всевозможных острых предметов. Ещё один нож со снятым черенком они вложили в дуло пистолета сорок пятого калибра. Получилось нечто вроде импровизированной гарпунной пушки, крайне опасной для самого стрелка. Три последних ножа бойцы не выпускали из рук. Гера надеялся, что хоть одну из нужных точек на теле противника комод зацепит. И прыти у тенятника поубавится. …Цепочка лопнула. Дверь распахнулась. Тенятник стремительно скользнул внутрь – и ловушка сработала.
Теперь рассказывал Юзеф – о том, что он успел и не успел сделать. – … Все статистические выкладки, все вычисленные закономерности появления Т-генов накрылись медным тазом – для Царского Села. Ничем не примечательный городок стал превращаться в тенятническую Мекку, в российскую Трансильванию… Последние три года – один случай за другим. Сначала короткая, но интенсивная вспышка ликантропии, закончившаяся словно сама собой. Несколько особей, и не киноцефалы – самые натуральные оборотни. Кто-то их уничтожил, опередив нас, но труп одного мы получили… Чуть позже – вампиры. Нашли несколько обескровленных тел, и – мы даже не успели разобраться, что это было. Классический ли некровампиризм или тенятники-гемофаги – неясно. Опять нас кто-то опередил, так, что от вампиров не осталось даже трупов. Я не особо верил, что все это знаки, предвещающие появление Чёрной Троицы. Но меры принял. – Какие? – поинтересовался Алексей Николаевич. Меры Юзефа обычно бывали жёстки и действенны. Обычно – но не сейчас. Иначе обер-инквизитор никогда бы не обратился за помощью… – Я исходил из следующих посылок: если допустить, что предсказанный Тёмный Мессия не миф, и если кто-то принесёт в жертву трех тенятников, то инициация Мессии сама собой не произойдёт. Не верю я в голоса свыше, и в небесные озарения, и в ангелов, наставляющих пророков на путь истинный… Извини, но не верю. Новоявленный Мессия должен где-то и от кого-то получить информацию о своём предназначении. И хотя бы предположительную программу дальнейших действий. Где? Как? У кого? Не знаю. Но гипотеза о существовании подобной информации подразумевает и возможность дезинформации… Короче говоря, я слепил дезу, разбавленную для правдоподобия кое-какими мыслями, заимствованными из твоих старых статей. Как «кукла», прикрытая настоящими купюрами… «Кукла», которая должна привести гипотетического Тёмного в конкретное место. В ловушку. Куда не метнулся бы он в поисках ответа на вопрос: что с ним происходит? и что делать дальше? – напоролся бы на мою информационную мину. Её дубликаты заложены и среди старых книг в библиотеках, и на компьютерных носителях, и даже в мозгах людей… Юзеф сделал паузу. Посмотрел на экран монитора, куда выводилась оперативная информация. Пока все тихо… Пока. Он продолжил: – С другой стороны, я сделал все, чтобы мы впопыхах не убили Чёрную Троицу собственными руками. Ситуация парадоксальная – Инквизиция несколько лет тряслась над жизнями своих заклятых врагов… А неделю назад все рухнуло. В Царском мелькнул след маньяка-серийника. Тут же встала Меченая Радуга. И – как по сигналу Капитул поднялся на дыбы. Неожиданно принял решение о поголовном уничтожении тенятников… Очень странное было голосование. Вроде никто жизненно не был заинтересован в глобальной зачистке, но… На результат сработало все: и старые счёты, и новые амбиции, и мелочные интересы… Полное впечатление, что решение протащил кто-то со стороны, хорошо знакомый со всеми внутренними проблемами Конторы. Если этот кто-то параллельно затеял игру с Мессией, то все мои заготовки могут пропасть втуне… Нужны запасные варианты. Нужна информация – от тебя. Все, что ты наработал за эти шестнадцать лет по теме Чёрной Троицы и Тёмного Мессии… – Двенадцать из них я провёл в тёмном подвале, – тихо ответил отец Алексий. – На хлебе и воде. Не самые идеальные условия для работы… Юзеф поморщился. Схиму и аскезу он считал малопродуктивным занятием. Алексей Николаевич спросил: – Скажи, Юзик, в какие именно мысли из моих старых статей ты обернул свою «куклу»? И что конкретно вложил внутрь – вместо резаной бумаги? Юзеф объяснил – коротко и сжато. После долгой паузы отец Алексий сказал: – Много лет назад, во Ржеве, с детьми моего знакомого был похожий случай. Им для игры нужны были деньги. Ассигнации. И они их настригли – из красивых разноцветных бумажек. Бумажки оказались акциями Русско-Азиатского Банка на сорок тысяч рублей, настоящих рублей, николаевских… – Ты хочешь сказать… – Юзеф не закончил фразу. – Я хочу посоветовать: разминируй своё минное поле. В последние годы я пришёл к тем же выводам, что содержатся в твоей дезинформации. Интересную ты придумал дезу, Юзик… Ты лучше меня знаком с теорией допроса, и знаешь, на чем базируется любая ложь. Боюсь, что твоё подсознание вполне религиозно. И верит в то, что ты всегда именовал «мракобесными выдумками». И оно, подсознание, пыталось тебя предупредить – хотя бы таким способом… Ты просто не понял предупреждения. Надо обезвредить мину, пока не поздно. – Боюсь, что поздно, – глухо сказал Юзеф. – Наживка уже проглочена. Хотим мы или нет, но рыбу придётся вытаскивать. И жарить. Алексей Николаевич, казалось, смотрел куда-то сквозь него, губы беззвучно шевелились. Молится, подумал Юзеф, и немного позавидовал – сам он не умел, да и не хотел. Но изредка такое желание возникало…
…Старинный комод обрушился, погребая тенятника, – и рассыпался грудой досок. Тут же они взметнулись, разлетелись, словно под ними бесшумно взорвалась ручная граната. Тенятник вскочил. Мгновение – и новый взрыв. Настоящий, оглушительный. Взорвался пистолет – с Дыевым ножом, вставленным в дуло. Взорвался в руке бойца. Два пальца отлетели, шлёпнулись на пол, на одном синела наколка-перстень… Но импровизированная гарпунная пушка сработала. Зазубренный клинок вошёл в грудину, точно между сосками. Кровь пузырилась в ране, хвостовик ножа не был виден… Точка тань-чжун, подумал Гера. И зацеплена ян-бай – спасибо покойному комоду. Минута-другая у нас есть… Пришпиленная к стене фигура рванулась к ним. Ещё раз. Что-то трещало. Не то дерево стенной панели, не то разрываемые мышцы и связки. Гера метнул нож, второй не успел – двое бойцов навалились с боков на тенятника. Свалка, серебристый высверк ножа, короткий хрип… Есть точка тянь-шу! Есть ци-мень! И – нет двух бойцов, отброшены, упали тяжело, мертво. Гере казалось, что он все делает медленно и тщательно: три пальца выхватывают нож за черенок из ножен на левом запястье, тем же движением посылают в цель, клинок летит, поворачиваясь в полёте, пальцы хватают другой… На деле все мелькало с неуловимой глазом быстротой. Бросок. Есть! Чжун-вань! Бросок. Мимо. Кровь брызнула – но лишь рядом с цзин-мень! Увёртлив, бля… (Краем глаза: татуированный боец бочком – к тенятнику, нож в левой, правая отставлена, изуродованная кисть капает красным…) Бросок. Есть! Вэй-шу! Бросок… Что за… Нож сорвался с руки, ушёл в сторону. Из глубины квартиры – фигура в камуфляже. В руке – пистолет с глушителем. Чпок! Татуированный подломился, рухнул. Зрачок глушителя уставился на Геру. Пуля ударила в грудь, когда он заносил очередной нож – бросить в стрелка. Вторая. Третья. Нож звякнул об пол. Дурак!! – подумал Гера. И умер. Игнат умер чуть позже.
– У меня есть ещё одна просьба. Личная. Мой… – Юзеф сделал секундную паузу, – …лучший агент умудрился по уши втрескаться в тенятницу – латентную или в метафазе, пока не ясно… Ты можешь что-нибудь сделать? – Я? Юзик, по-моему, раньше ты всегда отлично знал, что положено делать в таких случаях… – Раньше было раньше. А сейчас… Паломники идут к тебе потоком. Ходят слухи об исцелённых от СПИДа и рака… Ты можешь что-нибудь сделать? – Вылечить – едва ли. Конечно, вера порой исцеляет и рак, но здесь не тот случай. Генные изменения необратимы. Единственное, что можно попытаться сделать, – законсервировать метафазу на долгие годы. На десятилетия… Надеюсь – можно. Живут же по двадцать лет ВИЧ-инфицированные… Живут, но не излечиваются. От тенятничества тоже лекарств нет… Юзеф и сам знал, что таблеток и инъекций от этой болезни не существует. Методы лечения чисто хирургические. Лоботомия, обрекающая на полурастительное существование. Семаго-младший вот уже несколько лет работает с пойманными тенятниками, комбинируя химио – и гипнотерапию с электрическими импульсами, воздействующими на мозг… Безрезультатно. Лучшим лекарством остаётся эвтаназия. Хотя профессор и уверяет, что близок к успеху. Вот только… Алексей Иванович словно услышал его мысли: – Ты помнишь, как в своё время рекламировали порошки на основе героина? Панацея от всего: от бессонницы, от болезненных месячных, от мигреней… А самое главное – быстрое и полное исцеление от морфинизма… Я боюсь одного – что любое лекарство от тенятничества в который раз окажется страшней самой болезни… – Ты именно поэтому ушёл из Капитула? Вообще из Инквизиции? – Дело в том, Юзик, что я однажды понял – мы все оказались вне Добра и Зла. Стали не чёрные и не белые, а просто серые… Как солдаты Понтия Пилата. И можем распять Спасителя, если он вернётся и начнёт творить чудеса. Распять, не ведая, что творим… Юзеф молчал. Перебирал бумаги, завалившие стол. Свернул не пригодившиеся диаграммы и графики – но не успел сунуть в бумагорезку. Потому что пронзительно заверещал сигнал тревоги. Дела минувших дней – XIV
17 июля 1918 года. Крест Пилата

Человек молчал. Перебирал бумаги, завалившие стол – в основном старинные, рукописные. Словно надеялся найти что-то, что изменит все и избавит от кошмарного выбора. Юровский тоже молчал. Ему было не легче. Спирт не помогал. Кокаин не помогал. Юровский не спал третью ночь. Хотелось крикнуть, хотелось завопить: почему, почему я?! Но солдаты Инквизиции не задают таких вопросов. – Неужели всё из-за одного маленького мальчика? – в который раз спросил человек. Юровский молча кивнул – в который раз. Да, все началось с казни четырехлетнего мальчика, повешенного триста с небольшим лет назад на воротах Боровицкой башни. Одни называли его Иоанном Димитриевичем, наследником престола. Другие – казнившие – просто Воренком, без имени и отчества. Отродьем Маринки и Тушинского вора. Но казнь и слова московской юродивой Настеньки, проклявшей царствие, начатое с убийства дитя, – легли на обильно политую кровью почву. Десять лет резни и Смуты даром не прошли. Убитый малыш Ваня оказался последней каплей… Оставался шанс. Снять проклятие. Заплатить кровавый долг с огромными процентами. Здесь и сейчас. – Я… сам… готов… – человек говорил медленно, губы дрожали. – Но… всех… – Пётр попытался обойтись одной жертвой, – устало сказал Юровский. – После провала на Пруте, не видя способов закончить войну, выпившую всю кровь из России – он искал выход несколько лет. И в конце концов принял совет Феофана Прокоповича – пожертвовал сыном. Тоже Алексеем… Какое-то время казалось, что помогло… Прошло сто лет – и новый круг. Бонапарт, сожжённая Москва… Тогда думали – куда уж хуже… Но август четырнадцатого доказал – бывает хуже. Четыре года все хуже и хуже… Третий круг проклятия – последний. Если не остановить все сейчас, этой страны не будет. Просто не будет… Он замолчал. Звякнул горлышком о гранёный стакан. Пил спирт медленными глотками, как воду. Огненного вкуса не чувствовал. Человек смотрел на него – растерянно, без ненависти. У человека имелся выбор – жертва с его стороны должна была стать добровольной. Старый, как мир, выбор. Иисус мог объехать Иерусалим десятой дорогой. Авраам тоже мог отказаться… Все решал не Юровский, у того выбора не было. И не было запутавшегося в кустах агнца… Давно перевалило за полночь, но город не спал. Вдали звучала канонада. Времени оставалось все меньше. – Решайте, – сказал Юровский. – Если откажетесь, я выведу – всех. Иначе Белобородое вас в живых не оставит… Отсидитесь в надёжном месте, город сдадут через два дня. Не думаю, что Комуч вам обрадуется, но не тронут. Постараются сплавить побыстрее через Владивосток. Посмотрите издалека… чем все кончится… – А если… Все вернётся? Все будет как… как… – Не знаю, – Юровский не хотел лгать. – Страна уцелеет – но не знаю, какая. А люди… по крайней мере, выживут… Снова повисло молчание. Пусть, пусть все останется так, билось в голове у Юровского – и будь что будет. И – умру со всеми и как все, без каиновой печати детоубийцы. Крест Пилата во все времена ничуть не легче… Человек поднял голову. Юровский взглянул в его глаза и понял все. Выбор сделан. Человек смотрел спокойно и отрешённо, словно уже – оттуда. Юровскому стало пусто и страшно, холодно внутри. Сердце резанула боль – хоть у солдат Инквизиции и не бывает сердца… Губы человека зашевелились. Звуки дошли с опозданием. Сейчас скажет что-нибудь патетическое, подумал Юровский тоскливо, что-нибудь про последнюю свою службу России… Человек сказал неожиданное: – А как же вы… потом… с этим? На лице Юровского впервые мелькнуло нечто, похожее на усмешку. – Недолго, с таким не заживаются. Разве что… Отдачу может сгладить золото, много золота вокруг… Тогда можно прожить слишком долго… Да откуда оно, золото, при такой-то работе?.. Он булькнул ещё спирта, не пил, держал стакан в руке. Сказал: – Мне достаточно шестерых. На вершины классической гексаграммы. Кто останется? Спокойствие ушло из взгляда человека. Может быть, этот выбор оказался ещё страшнее. Кто? О себе человек не думал. Алике? Алике никогда не расстанется с ним и с детьми… Сын? Долгожданный, любимый… Но – как они не обманывали себя, неизлечимо больной. Дочери? Которая? Человек разлепил губы: – Настя… младшая… Юровский кивнул. Будет жить. Все оставшиеся годы под чужим именем, но будет… – Когда? – спросил человек. – Сейчас, – ответил Юровский. Сил не было – встать, подойти к двери, отдать команду. Он стиснул стакан в кулаке – звонко хрустнуло, спирт с кровью закапал на стол. Дверь тут же распахнулась. Двое, мадьяры из интернационального отряда. Винтовки с примк-нутыми штыками, дегенеративные рожи морфинистов… Юровский встал – мертвенно-бледный. Одёрнул кожаную куртку. Небрежно сунул маузер в футляр-кобуру. И снова стал самим собой. Твердокаменным большевиком-ленинцем, товарищем Юзефом. Несгибаемым комиссаром. Инквизитором с разорванным сердцем… – Пойдёмте, гражданин Романов. Часть третья
МЛАДЕНЦЫ ВИФЛЕЕМА

…Начаше мучити мниха вельми немилостивно. За 3 лета по вся дьни озлобляем и вяжем, на огни пометаем, ножи разрезаем, окование имый руце и нозе пребываа жгом, от глада и от жажи скончаваем… Киево-Печерский Патерик, Слово XVIIГлава первая

Двое в серой форме и один в камуфляже обошли «ниву» Лесника, попинали колёса, подёргали запертые двери. Послушали истеричное мяуканье сигнализации. Сверили номер с какой-то бумагой. Сели в бело-синий «форд» с большими буквами ДПС и уехали. Обычная проверка, подумал Лесник. Не угнана ли, не брошена. Не виднеются ли на заднем сиденье мешки с надписью «гексоген». Не торчат ли ноги трупа из багажника… Однако – звоночек. Пора двигать отсюда. Скоро Юзеф обнаружит исчезновение агента, затем убедится, что система пеленгации не отзывается… И задействует план «перехват». Или уже обнаружил, убедился, задействовал. – Нам не стоит куда-то ехать, – сказала Анна. – И незачем снимать жильё. Продуктов на неделю можно закупить и здесь. А квартира, про которую никто не знает, у меня есть. Конспиративная квартира у скромной библиотекарши. Все чудесатее и чудесатее, как говаривал один знакомец Лесника… – Моей соседке пришлось срочно улететь, отец у неё при смерти, – объяснила Анна. – А она подрядилась месяц присматривать за квартирой своей дальней родственницы – поливать цветы, вынимать газеты из ящика… Буквально на бегу отдала мне ключи и попросила не дать засохнуть цветочкам… Никто про это не знает. – То есть с родственницей, с владелицей квартиры, – ты не знакома? – Нет. Даже с улетевшей мы не слишком близкие подруги. Просто не нашла никого другого в спешке. Может сработать, подумал Лесник. Вполне. Если сидеть и не высовывать носа. Даже меньше риска засветиться, чем с поездкой и поиском жилья. – Хорошо, – сказал он. – Поехали не откладывая.
…Он свернул на уходившую в поля дорогу. Асфальт здесь покрывала толстая корка засохшей грязи – похоже, сей путь использовали лишь трактора да грузовики, вывозящие по осени дары полей. Пусто, ни людей, ни машин. Лишь в вышине кувыркались два чибиса, демонстрируя чудеса воздушной акробатики. – Я всю жизнь мечтала о приключениях… – заговорила Анна. – Наконец, одно пришло, – и все совсем не так, как пишут в романах. Неприятно, и непонятно, и хочется, чтобы побыстрее кончилось… Надеюсь, за неделю вы управитесь… – Постучи по дереву, – сказал Лесник. – Это не дерево, – сказала Анна. – Это злой Крокодил, – ответил он машинально. Старая присказка – его и Радецки. – Самый большой друг девочки… – закончила присказку Анна. Случайно этого она сказать никак не могла. Он молчал. И смотрел на неё. – Эдик попросил меня передать человеку, который ответит именно так… Твоего имени он не называл. Надо же, совсем вылетело из головы, только сейчас вспомнила… – Передать что? – Передать дословно следующее: «Первый уровень, пароль старый». Вот так… Случайно вспомнила. Это называется не случайностью, это называется гипнограммой. Однако… Если Радецки оставил её именно для Лесника – значит предполагал, что тот здесь окажется и выйдет на Анну. Крокодил опасался, что не вернётся с простенького задания? И расследовать исчезновение пришлют Лесника и никого другого? В любом случае стоило послушать сообщение, прежде чем что-либо предпринимать. Лесник остановил машину. Повернулся к Анне. – Сейчас тебе придётся вспомнить ещё кое-что. Посмотри мне в глаза. Внимательно… Автором текстовой гипнограммы был Крокодил и не кто иной. Те же интонации, хоть и более высоким голосом. То же строение фраз. Те же характерные словечки. И, чем тоже всегда отличались рапорты агента Радецки, – эмоции несколько мешали связности изложения… Крокодил. Больше некому. "Привет, Лесник! Похоже, дела пошли не так, как я рассчитывал. В лучшем случае на меня сейчас идёт облавная охота под личным водительством пана Юзефа, а в худшем… Ну да ты сам все знаешь. В любом разе полевого агента под рабочим псевдонимом Радецки в Конторе больше нет. Кстати, эту фамилию носил мой прадед, и должен был носить я. Но Закарпатье в минувшем веке побывало в составе пяти разных государств, и в четырех последних онемеченные славянские фамилии не особо приветствовались. Тем более эта, достаточно известная. А я взял её псевдонимом. ^[12] Символично. Ладно. К делу. Слушай и запоминай, послание закончится и автоматически сотрётся. Апокалипсисы, что бы там не твердили, до конца не уничтожены. И я один из них. Давно, с самого начала нашего знакомства. Не удивляйся и не вспоминай дело Ядвиги Юзефовны и Реутовской общины. Не только Юзеф умеет строить хитрые комбинации и жертвовать при нужде пешками. И не надо каменеть скулами, хвататься за нож и жалеть, что меня нет рядом. Каждый верит во что-то. Мы – в то, что Апокалипсис давно начался, и из ядовитого дыма на Ипре полезла железная саранча, клацая гусеницами. Ты – в светлую миссию Конторы, Капитула и себя лично. Для дискуссий – не место и не время. Далее. В Царском Селе – Чёрная Троица. И научные расчёты, и знамения с предсказаниями говорят одно и то же. Я знаю, как ты относишься к знамениям, но двоих Чёрных я вычислил. Третий где-то рядом. На след я напал чисто случайно, пытаясь прояснить для себя одно дело почти вековой давности… Но это не важно. Слушай внимательно: двое – это Де Лануа и Фагот-Иванов. И я сейчас собираюсь послать к черту Контору, устав и пана Юзефа. Выйти с тенятниками на контакт – в открытую. Иных вариантов не вижу. Чем грозит уничтожение Чёрной Троицы – тебе известно. Веришь ты в это или нет – другой вопрос, – но знаешь. Ты не знаешь главного: Юзеф закулисно готовит дворцовый переворот в Капитуле. Смену поколений. Придут молодые птенцы его гнёзда – и при них останется он в роли дедушки-наставника. По-прежнему будет в тени, как Дэн Сяопин, – но при всей полноте власти. Кстати, есть подозрение, что одним из этих птенчиков станешь именно ты, Лесник… Первый этап плана Юзефа: Капитул по его тайной инициативе, но при явных возражениях протаскивает решение об уничтожении на месте всех тенятников. Любых. Везде. Его расчёт прост – дать Капитулу уничтожить Чёрную Троицу при своём якобы противодействии – и показать всем, что из этого выйдет. Дождаться Тёмного. А потом прихлопнуть Мессию, и заодно – Капитул. Понятно, ты мне сейчас не веришь. Это все равно что обвинять папу римского в справлении чёрной мессы… И все же. Детали плана мне неизвестны, но попробуй подставить в эту схему все действия Юзефа, свидетелем которых ты был в последние дни… Я о них знать никак не мог. Попробуй, я подожду…" Анна замолчала. Она сидела на небольшом, заросшем травой холмике метрах в десяти от машины. Не шевелилась, пусто смотрела перед собой. Леснику вдруг показалось, что он слышит шорох плёнки без записи, ползущей в магнитофоне… И он стад думать над словами мертвеца. Над словами Крокодила, все-таки ставшего Иудой. Все похоже на правду. По крайней мере, действия Юзефа в изложенный Радецки план ложатся неплохо. Многие странности объясняются… Можно даже просчитать дальнейший сценарий: скоро в дело вступит Северо-Западный филиал. В любом случае возня в Царском незамеченной для руководства филиала не останется, и появление тут их бойцов – вопрос нескольких часов. Если вялые попытки Юзефа повязать тенятников ничем не увенчаются (а дело идёт к этому) – подозреваемые будут смахнуты с доски быстро и решительно. Ставленники Капитула уничтожат всех до единого. Без сомнений и колебаний. Официальная доктрина Конторы признает сейчас апокалипсистов опасными фанатиками, а «Новый Апокалипсис» бредом спятившего монаха… На Тёмного Мессию оглядываться никто не будет. Но Юзеф в своей игре ставок на заведомый бред никогда не делал и не сделает. Значит – имеет что-то ещё, кроме старых пророчеств… Все так. Все похоже на правду, и вызывает желание поверить. Вот только Иуде нельзя верить никогда и ни в чем… Хотя, с другой стороны… Додумать эту мысль до конца Лесник не успел. Анна заговорила снова. Вернее, её голосом заговорил Крокодил: "Ну как? Меньше стало непонятных мест? Если я прав, и все идёт по воле пана Юзефа – то дело плохо. Раз ты получил послание – значит, мне не удалось склонить никого из Чёрной Троицы к сознательному сотрудничеству. Не удалось даже уговорить лечь на дно с моей помощью. И мне пришлось либо спешно уносить ноги, либо… Ладно, не будем о грустном. Хотя и весёлого мало. Играть с появлением Тёмного Мессии опасней, чем курить над открытой бочкой с бензином… Там хоть все закончится персональной кремацией. А здесь… Короче говоря, Лесник, у тебя есть выбор. Давить не буду, решай сам. Но маленький совет: не верь сейчас никому и ничему. Ни людям, ни вещам. Особенно не советую доверять служебному оружию, средствам связи и тестерам… Информации из персика – тоже. Иначе возможны крайне неприятные сюрпризы. Ну ладно. Наверное, у тебя там каждая минута на счёту. Прощай. Надеюсь, больше не встретимся…" – И я надеюсь, – сказал Лесник мертвецу. Легко поднял девушку и перенёс в салон. Прошло несколько минут. Анна помотала головой, несколько раз крепко зажмурила и открыла глаза. – Что-то меня укачало, совсем мало спала сегодня… Лесник ничего не ответил. Они въезжали в Царское Село.
Просторная прихожая мадам Де Лануа напоминала сейчас разделочный цех мясокомбината. Долговязый Гера все ещё сжимал Дыев нож – рука отведена для броска, грудь и живот разодраны пулями. Другому бойцу пуля попала в голову, и непонятно чем была изуродована правая кисть. Ещё у двоих из глазниц торчали окровавленные черенки ножей – плюс множественные переломы. Черепа у всех целы и невредимы, если не считать одного пулевого ранения. Но и там мозг был относительно нетронут… Зато у здоровенного рыжего охранника колдуньи… Мозгоед торопился и вскрыл голову парня попросту – лупил подвернувшимся под руку тяжёлым предметом, пока не разнёс в куски черепную коробку. «Тяжёлым предметом» оказался ТТ с глушителем – валялся тут же, липкий от крови. На рукояти – клочки кожи с волосами, частицы мозгового вещества… Мозга в раскуроченной голове не было. Резко пахло свежей кровью. Юзеф выругался. Подошёл к стене, задумчиво осмотрел глубоко ушедший в неё нож со снятой рукоятью. На зазубринах остались кусочки плоти. Бледный Миша смотрел на следы побоища широко открытыми глазами и боролся с подступающей тошнотой. Безуспешно – рванул в сторону ванной, не добежал, скорчился в рвотной судороге. Славик держался лучше. Маша-Диана, наклонившись к уху отца Алексия, торопливым шёпотом пересказывала увиденное. (Когда о. Алексий собрался выехать с ними по тревоге, Юзеф коротко приказал девушке: «Будешь его глазами. И руками. И всем остальным».) Картина схватки казалась ясна. Неясен был хронометраж. С момента поступления сигнала тревоги до прибытия инквизиторов прошло двенадцать с четвертью минут. Можно было бы доехать и за пять, но пришлось объезжать перекрытые карнавалом улицы. За это время Мозгоед успел: 1) перебить, засаду и прикончить так невовремя очнувшегося охранника; 2) изъять мозг и либо потребить на месте, либо как-то упаковать на вынос, в горсти такой товар не унесёшь; 3) восстановиться и регенерироваться после нескольких серьёзных ранений (нож пришпилил к стене именно тенятника – приложенная к лезвию тест-полоска ярко заалела); 4) перевернуть вверх дном все комнаты (содержимое шкафов и комодов выворочено на пол, несколько стенных панелей содрано, изящный диванчик начала века разнесён на куски); 5) отступить в неизвестном направлении – спокойно, без стрельбы, погони и прочих киноэффектов. На самом деле времени у Мозгоеда было ещё меньше. За пару минут до обер-инквизитора и его команды к дому Фагота подъехал фольксваген-фургон – труп музыканта привезли с экспертизы. Никто из дома за эти две минуты не выходил. Быстрота твари не укладывалась ни в какие рамки… Загадка. – Забери отсюда ребят, – тихо сказал отец Алексий. – Похоронить их надо по-божески. Заслужили… Юзеф поморщился. Он-то как раз собирался оставить тела для Канюченко – в качестве бесплатного приложения к трупу Фагота. Чтобы было чем заняться царскосельским законоблюстителям… Бойцы промолчали, но были явно согласны с Алексеем Николаевичем. Диана-Маша смотрела на Юзефа с непонятным выражением. – Хорошо, – сказал обер-инквизитор. – Заберём. Увезли всех, включая Игната и ворона. * * *