Катакомбы, Париж, 24 апреля, 00:01

Том был прав – без проводника здесь нечего делать. Арчи обнаружил, что его прекрасное чувство направления оказалось бесполезным в лабиринте пересекающихся проходов. Только благодаря тому, что свет фонарика изредка выхватывал из темноты написанные или нацарапанные на известняке названия улиц, Арчи понимал, где приблизительно они сейчас находятся. Здесь, внизу, при всей его пренебрежительной мрачности, Бланко был незаменим.

Сложно было не только ориентироваться, но и идти. Земля под ногами выгибалась, повторяя контуры наслоений горных пород. В некоторых местах можно было выпрямиться во весь рост, в других, из‑за торчащих труб и свисающих кабелей, приходилось ползти по камням, щебенке и грязи, вброд перебираться через застойные пруды, образованные сочившейся сверху водой. Казалось, ничто не может сбить Бланко суверенного, широкого шага.

Единственной неизменной вещью на всем их пути были граффити. Иногда это были просто корявые надписи и политические слоганы, но временами встречались удивительно яркие законченные композиции, резко выделяющиеся на фоне бледных пыльных стен. Изображения поражали разнообразием – улыбающийся скелет и пара мультяшных персонажей, гоняющихся друг за другом с топором и огромным листом марихуаны; бог солнца индейцев майя; празднование высадки американцев на Луну; падение Берлинской стены… Здесь, внизу, не существовало границы между важным и не важным. Этот мир имел свои приоритеты.

Бланко помедлил у кирпичной стены, позволив Тому и Арчи догнать себя. В ней кувалдой был пробит лаз с неровными краями.

– Катафлики замуровывают тоннели, мы разбиваем, – объяснил он. – Они пытаются огородить нас, как скот, но тоннели контролировать не могут. Они не понимают, что здесь – пограничная территория. Законы устанавливаем мы.

– Сколько лет этим тоннелям? – Тяжело дыша, Арчи посмотрел на часы и увидел, что они в пути уже час. Судя по всему, это была единственная интересовавшая Бланко тема, а чем дольше он будет говорить, тем лучше удастся отдохнуть.

– Это в основном каменоломни Римской империи, – ответил Бланко. – Люди спускаются сюда с тех времен. Смотри.

Он посветил фонариком на стену. Среди калейдоскопа граффити Арчи увидел вырезанное имя и под ним дату – 1727 год.

– В революцию здесь прятались аристократы. Во время Парижской Коммуны – крестьяне. Сопротивление укрывалось здесь в войну. Теперь пришло наше время.

К неудовольствию Арчи, Бланко повел их дальше в полном молчании. Тишину нарушал только звук шагов, свет фонариков прорезал в темноте узкие столбы света. Так прошло еще сорок пять минут.

– Отлично. Мы у бункера, – внезапно сообщил Бланко. – Недалеко осталось.

– У бункера? – Арчи пытался отдышаться, опираясь ладонями на колени.

– Нацисты построили себе укрытие от воздушных налетов под школой, недалеко от сада Люксембург. – Бланко фонариком осветил ржавую железную дверь с круглым вентилем, словно с подводной лодки. Дверь была снята с петель и прислонена рядом с развороченным входом в бункер.

Арчи заглянул внутрь и увидел на противоположной стене табличку на немецком: «Raucht verboten».

– «Не курить», – перевел Том.

– И хорошо, – прохрипел Арчи. – Сигарета меня добила бы.

– Стрелки указывают разные направления, – сказал Бланко, осветив нарисованные под табличкой разноцветные указатели. – Черные ведут обратно на улицу. – Он нетерпеливо развернулся. – Надо идти. Здесь все время полно детей, а где дети, там и катафлики.

Бланко перебрался через груду земли и камней, образовавшуюся в результате частичного обрушения потолка. Том и Арчи последовали за ним через узкий пролом и некоторое время шли, пока Бланко внезапно не остановился.

– Видите, я был прав. – Он посветил фонариком перед собой, и из темноты выступила стена. На ней отражающей краской был нарисован насмешливо оскалившийся череп.

– Ты уверен, что это здесь? – Том подошел к стене. – Может, мы не там свернули?

– Я не путаю повороты, – раздраженно отозвался Бланко. – Просто тоннель здесь заканчивается.

– Тогда что это такое? – Арчи осветил фонариком один из кирпичей. Под слоем краски в левом глазу скелета был вырезан маленький иероглиф‑скарабей.