Проспект Обсерватории, Четырнадцатый квартал, Париж, 23 апреля, 23:54

Она не могла пошевелиться – руки были связаны за спиной, а лодыжки примотаны к ножкам стула. Беспокоило то, что ей не заткнули рот, только завязали глаза. Это был очень плохой знак. Значит, их не беспокоит то, что она может позвать на помощь. Значит, они уверены, что никто ее не услышит. Надеяться можно только на себя.

Она слышала голоса, но не узнавала язык. Корейский? Японский? Тайский? Что‑то вроде того. Люди Майло? Он узнал, что Анри помогает им? Внезапно кто‑то сорвал повязку с ее глаз.

– Проснулась. Хорошо.

Моргая, она увидела двух мужчин‑азиатов, стоявших по обе стороны от телевизора, на экране которого мельтешили помехи. Левый – приземистый, коренастый, одетый в черный костюм – был абсолютно лыс. Не было ни ресниц, ни бровей, а на лице была хирургическая маска, и все это делало его облик каким‑то инопланетным; он казался одновременно крайне удивленным и абсолютно лишенным эмоций. Кожа казалась бледной, словно восковой. Мужчина справа был на несколько дюймов выше и, даже несмотря на квадратный череп и рваный шрам на переносице, выглядел более обычным. В его руке порхал нож‑бабочка – вороненое лезвие ни на мгновение не замирало на месте.

Дженнифер, разумеется, понимала всю наигранность сцены, но не могла не признать, что прием сработал – она испугалась.

– Кто вы? – проговорила она, обнаружив, что горло страшно пересохло. – Чего вы хотите?

– Смотри, – сказал мужчина с ножом, кивнув кому‑то за ее спиной.

Внезапно на экране телевизора возникло искаженное от ужаса лицо Бессона. В кадре появились две пары руке отсутствуюшими мизинцами – одна пара держала деревянную ложку, вторая – банку с краской. Красной эмалевой краской. Дженнифер отвернулась, но ее тут же схватили за волосы и резко дернули, заставив смотреть на экран. Она зажмурилась, но вид выпученных глаз и посиневших губ Бессона словно отпечатался на внутренней стороне век. Дженнифер почувствовала, что ее начинает тошнить.

– Смотри, – снова раздался голос. – Смотри, или мы вырежем и твои глаза.

Она заставила себя снова посмотреть на экран. Бессон бился в конвульсиях, но она сфокусировала взгляд на точке чуть выше экрана и изображение казалось ей удивительно симпатичным набором цветов и движущихся форм. От хрипов Бессона она попыталась абстрагироваться, думая о том, что только что сказал незнакомец – «Мы вырежем и твои глаза». Возможно ли, что это те же люди, которые убили и изуродовали Хэммона?

Видеозапись кончилась. Экран снова покрылся помехами, наполнив комнату странным светом, как бывает перед грозой. Мужчина, стоявший слева, сделал шаг вперед и заговорил, не снимая маски:

– Пятнадцать лет назад я купил две картины… – Казалось, он тщательно обдумывал каждое свое слово, а потом произносил с неменьшей тщательностью. – Шагала и Гогена.

– Вы Асахи Такеши? – догадалась Дженнифер, внезапно связав отсутствие волос и то, что Такеши выжил, после того как Триада пыталась отравить его чем‑то радиоактивным.

– Одна из них была написана Рафаэлем Квинтавалле, другая – Анри Бессоном, – продолжил японец, не ответив на ее вопрос. – Думаю, вы понимаете, кто продал мне их.

– Хэммон, – кивнула Дженнифер. Неудивительно, что Бессон так быстро распознал копии, раз одну из них создал он сам, а другую – его старый друг Рафаэль.

– Когда я попытался продать картины, мне сказали, что это подделки. Меня обокрали. Оскорбили. Я нашел всех виновных, одного за другим, и заставил их заплатить за это. Остался только Рази. Трус ненадолго переживет остальных. Я не забываю и не прощаю.

Дженнифер поняла, что они с Томом и Арчи заблуждались все это время. Майло не имел отношения к смерти Хэммона или Квинтавалле. Это была месть. Жестокая месть за жульничество, совершенное пятнадцать лет назад и забытое всеми. Всеми, кроме пострадавшего.

– Если вы убьете меня, это ничего не даст.

– Ни одно из убийств ничего не дает. Я делаю это потому, что мне нравится. Потому что я могу.

Он кивнул стоящему рядом мужчине, и тот, с раскрытым ножом в руке, сделал шаг вперед.

– Подождите! – воскликнула Дженнифер, не в силах отвести взгляда от приближающегося лезвия. – Я могу помочь.

– Как? – фыркнул он.

– Ваши картины – настоящие – находятся в сейфе, в моем отеле. Я могу дать вам доступ к ним.

Мужчина с ножом медлил, ожидая инструкций. Такеши, судя по всему, обдумывал ее предложение.

– Продолжай.

– У вас будут сертификаты и подлинные картины. Аукционные дома не смогут сделать ничего, кроме как продать их, что и планировалось. Как они смогут отказаться? Никто никогда не узнает о том, что когда‑то вы купили подделки. – Дженнифер не чувствовала себя виноватой, предлагая это. Хэммон мертв, Рази сбежал из страны. Никто из них не хватится картин; к тому же, учитывая обстоятельства, у нее просто не было выбора.

Такеши кивнул, но прежде чем он успел сказать хоть что‑то, один из его людей издал короткий крик. Через кухонное окно пробился пульсирующий синий свет. Полиция. Каким‑то образом они узнали о Бессоне. Она почти не видела лица Такеши из‑за маски, однако по стали в его глазах и по тому, как его люди проверяли оружие и боеприпасы, Дженнифер поняла: численный перевес не на их стороне, но они не сдадутся без боя. Если только она не покажет им, как это сделать.

– Могу помочь еще кое в чем, – быстро предложила она. – Я знаю, как отсюда выбраться.