Проспект Обсерватории, Четырнадцатый квартал, Париж, 23 апреля, 22:27

Готово. Бессон положил холсты в ящик, выключил свет и закрыл за собой зеркало. Он редко работал так много или так быстро, чтобы закончить работу в срок. Особенно над чем‑то столь необычным. Он надеялся, что получилось именно то, чего хотел Том.

Внезапно раздался звук дверного звонка. Нахмурившись, Бессон бросил взгляд на часы. Может быть, они вернулись раньше, чем планировали? Что ж. Он был, так же как и они, заинтригован тем, что Леду хотел найти в книге. Эксперт отодвинул засов и распахнул дверь с ожидающей улыбкой.

– Анри Бессон?

На пороге стоял японец в джинсах и коричневой кожаной куртке до бедер. Его плоское лицо рассекал свежий шрам на переносице. Подбородок был выбрит, за исключением узкой вертикальной полоски, словно бы делившей его пополам. На левой щеке было родимое пятно, словно чернила, которые случайно опрокинули и дали высохнуть.

Слева от него стоял мужчина, лысый, одетый во все черное, за исключением белоснежного галстука. Лицо его было закрыто хирургической маской, но Бессон видел глаза – бледно‑зеленые, холодные. Его улыбка поблекла.

– Кто вы такие? Как вы сюда попали?

– Меня зовут Лео. Я представитель мистера Асахи Такеши. – Мужчина слегка поклонился в сторону человека в маске. – Он пришел по поводу картины.

– Он может позвонить мне утром, как и все, – нетерпеливо произнес Бессон.

– Он пришел по поводу одной из ваших картин, – невозмутимо продолжал Лео. – «Сиреневая скатерть». Помните?

– «Сиреневая скатерть» была написана Шагалом, – осторожно уточнил Бессон.

– Но не та, которую продали моему подчиненному. – Голос Лео стал жестче. – Ее написали вы.

Бессон резко захлопнул дверь и задвинул на место засовы. Но прежде чем он успел отступить, в дереве вокруг замка появилось сначала три, а затем пять пробоин – стреляли из пистолета с глушителем. Замерев, эксперт наблюдал, как механизм, выбитый парой мощных ударов, упал на пол. В образовавшейся дырке появилась рука, нащупала засов и отодвинула. Дверь распахнулась. Такеши стоял, заложив руки за спину, и, несмотря на то что лицо было скрыто маской, Бессон был уверен, что он улыбался.

Четыре человека ворвались в квартиру и схватили Бессона. Он как мог отбивался здоровой рукой, но не рассчитывая на спасение. Такие игры он видел бессчетное количество раз. Оставалось надеяться, что все кончится быстро.

– Сюда… – Мужчина, представившийся как Лео, провел всех в чистую комнату. Один из его людей ножом‑бабочкой прорезал отверстие в стене камеры, остальные оттянули края в стороны и втолкнули Бессона внутрь. Он заметил, что у двоих не хватало мизинцев на левых руках.

– Свяжите его.

Бессон почувствовал, как его положили на стол, привязав лодыжки и щиколотки к металлическим креплениям. Похоже, они подготовились к любому повороту событий. Распланировали его смерть. Вдруг, рассеивая темноту, вспыхнул свет. Бессон, ослепленно моргая, повернул голову. Видеокамера. Он тяжело сглотнул.

Такеши стоял за его головой, так что Бессон смотрел прямо на него. Маска чуть шевелилась при каждом вдохе, лысый череп заслонял одну из ламп, напоминая луну, загораживающую солнце во время затмения.

– Ты действительно думал, что тебе удастся спастись? – раздался голос Лео.

– Я только написал картину, которую мне сказали нарисовать, – ответил Бессон, с ужасом глядя в глаза Такеши.

– Квинтавалле говорил то же самое.

– Это сделали вы? – На мгновение изумление пересилило страх, и Бессон приподнял голову, пытаясь увидеть Лео. – Вы убили его из‑за картины?

– Мы убили его потому, что он посмел обмануть мистера Такеши.

– Я убил его потому, что из‑за него я выглядел идиотом, – впервые заговорил сам Такеши. Его голос звучал ровной взвешенно, одновременно успокаивал и леденил. Бессон откинул голову.

– Что вы собираетесь со мной сделать? – тихо спросил он у Такеши.

– Я? Ничего. Буду просто смотреть.

Кивнув, Такеши отступил назад, а к Бессону приблизились двое мужчин. В руке одного из палачей была деревянная ложка. Он сунул ее Бессону в рот, прижав язык. Второй держал в руках банку красной краски, открыв ее лезвием ножа.

Голову Бессону запрокинули так, что горло оказалось полностью раскрытым. Второй мужчина прижал край банки к побелевшим губам Бессона и аккуратно, словно священник на причастии, стал вливать ее содержимое в рот жертвы.

Густая жидкость стекала по зубам Бессона и проникала в горло. Деревянная ложка все сильнее прижимала язык к нижней челюсти, чтобы краска могла беспрепятственно попасть в глубину горла, в нос, а затем, когда он не мог больше задерживать дыхание, в легкие.

Бессон почувствовал, как она застывает, словно цемент.