Аукционные залы «Друот», Девятый квартал, Париж, 23 апреля, 18:26

Арчи здесь нравилось. По сравнению со стерильными помещениями более крупных аукционных домов в «Друот» было что‑то подкупающе неофициальное, настоящее. Недостатка в историческом прошлом не было – аукционы здесь проводились с 1852 года. Но из‑за того, что помещение снимали более семидесяти компаний самых разных размеров и рода занятий, в нем чувствовалась сырая, деловая энергетика, которой не встретить в обезличенных конгломератах, хоть и развившихся из аукционной аристократии.

Здесь не нужны были галстуки и юбки ниже колена, канапе и официанты в белых перчатках, никто не фотографировал для светской хроники тех, кто сидит в первом ряду. Значение имели только сделки – ставка, повышение, стук молотка; процесс был важнее результата. Здесь даже разрешали курить – ожидание тонкими струйками дыма срывалось с дрожащих губ и сжатых пальцев и собиралось под потолком, накаляя атмосферу до предела.

Сегодня здесь все только и говорили что о краже «Моны Лизы». Пробираясь через толпу, Арчи ловил обрывки разговоров – люди обсуждали дальнейшую судьбу картины, личность того, кто мог ее заказать, и то, какие именно действия должно было предпринять правительство. Забавно, что эмоции укладывались в диапазон между горем и возбуждением, словно собравшиеся здесь, считающие себя членами некоего художественного братства, чувствовали своего рода причастность к кровавым событиям вчерашнего дня.

– Я думал, Таян находится на Восьмой улице! – Арчи попытался перекричать стоящий в зале шум.

– Так и есть, – подтвердил Бессон. – Но они все еще используют «Друот» Для небольших аукционов. Здесь всегда так много народу… – Он помедлил, неуверенно глядя на прикрепленные к стене указатели. – Какой зал?

– Второй. – Арчи указал налево.

Торги были в самом разгаре, и Арчи с Бессоном удалось проскользнуть внутрь незамеченными. В конце концов они нашли место в дальнем углу, откуда хорошо просматривалось все помещение.

– Узнаешь кого‑нибудь? – поинтересовался Арчи, пока номера лотов, выставляемых на аукцион, подбирались к шестому десятку.

– Многих, – кивнул Бессон. – Но никого выдающегося. Ah, finalment[34].

– Лот номер шестьдесят два, – объявил аукционист, взволнованно покачиваясь с мыска на пятку и держась обеими руками за подиум. Платок в горошек, выглядывающий из нагрудного кармана, трепетал в такт его движениям. – Великолепное издание. Первый том книги «Описание Египта, или Собрание наблюдений и исследований, которые были сделаны в Египте во время экспедиции французской армии между 1798 и 1802 годами».

Стоящий слева от него помощник в белых перчатках продемонстрировал залу книгу в кожаном переплете, открытую на титульной странице.

– У Гитлера, может, и был «комплекс Наполеона», но у Наполеона совершенно точно был «комплекс Египта», – прошептал Бессон. – Он был одержим этой страной. Полное собрание состоит из двадцати трех томов – текст, гравюры, карты. Для него даже сделали специальную витрину.

– Этот том, напечатанный в 1809 году, является единственной сохранившейся книгой из полного собрания «Описания Египта», принадлежавшего доктору Франческо Антоммарши, личному терапевту Наполеона в последние годы изгнания, – продолжал аукционист. – Стартовая цена – двадцать тысяч евро. – Мужчина, сидевший в первом ряду, поднял руку с каталогом. – Благодарю вас, сэр.

В игру немедленно вступили еще двое. Стоимость с каждым разом увеличивалась на три тысячи евро; один из потенциальных покупателей повышал ставку не раздумывая, а второй медлил пару секунд, перед тем как кивнуть. Гонка остановилась на тридцати пяти тысячах, и низкорослый круглолицый мужчина с напомаженными усами нервно улыбнулся, глядя на белый молоток аукциониста.

В последний момент кто‑то по телефону поднял ставку до сорока тысяч. Усатый господин дал сорок пять, а затем, покачав головой, сошел с дистанции на пятидесяти тысячах.

– Пятьдесят тысяч евро, телефонная ставка, раз, – предупредил ведущий. – Леди и джентльмены, это уникальная возможность приобрести отличную работу с прекрасной историей. Два…

– Семьдесят тысяч, – донеслось из глубины зала. Люди, изумленно перешептываясь, повернулись на голос. Арчи подался вперед и всмотрелся, но не смог разглядеть говорившего.

– Семьдесят тысяч! Благодарю вас, сэр, – широко улыбнулся аукционист. – Итак, семьдесят тысяч. Я слышу семьдесят пять? – Он с надеждой, но без уверенности взглянул на женщину, принимавшую ставки по телефону.

– Откажется, – уверенно сказал Бессон. – Пятьдесят тысяч – верхняя планка для этой книги. Семьдесят – уже безумие.

Не выдавая себя ни взглядом, ни жестом, женщина быстро произнесла что‑то в телефонную трубку, в течение нескольких мгновений слушала ответ, затем подняла голову и покачала головой.

– Семьдесят тысяч от джентльмена из глубины комнаты, – объявил аукционист. – Раз… два… – Финальная пауза. – Продано месье Леду за семьдесят тысяч евро. – Он громко стукнул молотком. – Благодарю вас, сэр. Для меня большая честь видеть вас здесь.

– Леду? – Арчи повернулся к Бессону, пока толпа восторженно рукоплескала мужчине в ярко‑красных очках, в черном костюме, рубашке и галстуке. – Он знаменитость или что‑то вроде того?

– Антуан Леду – директор Лувра, – нахмурился Бессон. – Что он здесь делает?

– Я бы сформулировал так: зачем ему книга?

Date: 2015-09-02; view: 293; Нарушение авторских прав