Глава 30

Кирхер бросился к двери, которую открыл своим магнитным пропуском, и вместе с Осмондом и Леопольдиной быстро прошел через длинные коридоры старого павильона, заполненные чучелами мелких млекопитающих и грызунов, лесных мышей и лис – в естественных позах или стоящих на задних лапах, с оскаленными, блестящими зубами пастями. Немного поодаль в тусклом, падающем из окна свете видны были десятки чучел птице разноцветными оперениями и распущенными крыльями.

Среди этой застывшей фауны в тусклом свете стояла в белом халате, словно призрак, Лоранс Эмбер. Убийца скрестил ей руки и поставил тело на прозрачную подставку с металлической подпоркой. Лицо Лоранс было ужасающе невыразительно.

К блузе была пришпилена бирка, похожая на ту, что Осмонд снял с трупа Аниты Эльбер. Но на этот раз на ней была надпись, два слова, написанные большими буквами:

HOMO DEGENERIS [55]

– Итак, вы провели весь день в библиотеке? – спросил лейтенант Коммерсон Иоганна Кирхера.

– Да. Вы хотите знать, есть ли у меня свидетели? – с раздражением спросил главный хранитель.

Полицейский был удивлен его агрессивным гоном. Он счел необходимым объяснить:

– Полно, мсье Кирхер. Я просто веду расследование.

Его слова сопроводил оглушительный раскат грома. Началась гроза. Группа уголовной полиции примчалась на место происшествия и, как всегда, вынуждена была убедиться, что прибыла слишком поздно. Комиссар Руссель шагал взад и вперед по немного душному читальному залу, где производилось дознание, разгневанный всем и ничем разом, главным образом самим собой, тем, что он не сумел положить конец этой серии убийств, хотя и наводнил «Мюзеум» полицейскими в штатском. Как можно было перетаскивать трупы под носом стражей порядка так, чтобы остаться никем не замеченным? Это был вызов здравому смыслу. К тому времени как обнаружили тело Лоранс Эмбер, большинство посетителей уже покинули сад. Следовательно, убийца смог установить тело у окна при относительном безлюдье. И все же какая смелость! Чтобы выполнить это, он должен был бы прятаться, воспользоваться инструментами, столом… Впрочем…

Комиссар Руссель обратился к шефу бригады криминальной полиции:

– Барнье, вы можете объяснить мне, как этот сумасшедший сделал такое?

– По правде сказать, комиссар, сработано умело. Убийца воспользовался сложным методом изготовления чучел. Выпотрошив тело, он сохранил его форму с помощью полиуретана, потом заполнил пустоты пенистым полистиролом, зашил тело и закрепил все с помощью синтетической смолы. К ней он добавил очень сильный отвердитель, чтобы быстро добиться полимеризации. Этот синтетический полистирол затвердевает меньше чем через час. Таким образом убийца сумел подготовить тело и быстро перетащить его без всяких помощников. Тщательная работка.

– Спасибо за лестную оценку его труда. Когда я поймаю этого негодяя, то передам ему ваши поздравления. Ну а остальное?

Барнье недоумевающе посмотрел на Русселя. Он уже тоже потерял голову?

– Что – остальное, комиссар?

– То, что оставалось от тела, черт возьми! Где это?

– Вы хотите сказать – внутренности и…

– Да, но давайте без подробностей…

– Понятия не имею. Мы ищем.

Комиссар Руссель в ярости взмахнул рукой. Ищут… Он четыре дня только это и делает… Допрашивает людей, которые ничего не видели, ищет невидимые улики… Начальство ему заявило, что если он не добьется результата в самое ближайшее время, то может сдать дело. С ним такого ни разу не случалось за двадцать пять лет службы! На кон поставлена его репутация.

Лейтенант Вуазен между тем допрашивал Питера Осмонда. Американец отвечал на его вопросы односложно. Да, он хорошо знал Лоранс Эмбер. Да, он расстался с ней этим утром, около восьми часов. Нет, у него нет ни малейших предположений, кто убийца. Да, у него есть алиби, отец Маньяни может засвидетельствовать, что они почти весь день провели в разговорах в зале Теодора Моне. Он упомянул мимоходом о стычке между Лоранс Эмбер и Серваном. Но когда обнаружили тело Лоранс Эмбер, Сервана видели в другом конце «Мюзеума», около галереи геологии, и это в какой‑то мере отметало подозрения.

– Приведите ко мне этого Сервана! – крикнул комиссар Руссель. – Я хочу сам допросить его. Что же касается вас, профессор Осмонд, то попрошу вас пока оставаться в пределах досягаемости французской юстиции!

Американский ученый поднял голову:

– Простите?

– Не хочу вас обязывать, – продолжил комиссар, – но я отмечаю, что преступления следуют одно за другим с тех пор, как вы приехали в «Мюзеум». Вы не будете отрицать, что такое совпадение заставляет задуматься.

Питер Осмонд рывком вскочил и закричал:

– What are you saying, bastard?[56]Вы считаете меня способным на такое?

– Спокойно! – крикнул Руссель. – Мы продолжим этот разговор в моем кабинете!

Стиснув кулаки, Осмонд взял себя в руки, глубоко вздохнул и пронзил комиссара взглядом. Потом ударом ноги открыл дверь и вышел из комнаты, оттолкнув встревоженного криком полицейского в форме.

Прижавшись лбом к оконному стеклу на первом этаже, Леопольдина смотрела, как дождь хлещет деревья. Молнии озаряли Ботанический сад призрачным светом. Каждый удар грома болью отзывался на ее нервах. Она дрожала, словно листик на дереве, не в силах отрешить свой разум от того фантомного видения. Кто, кто был настолько безумен, что совершил такую гнусность? Эта жестокость была просто… дьявольской. Леопольдине стало страшно. Каждая клеточка ее существа заледенела от ужаса.

Чья‑то рука легла на ее плечо. Она вскрикнула. Иоганн Кирхер сказал самым ласковым голосом:

– Вы дрожите, Леопольдина. Вы плохо себя чувствуете?

Она глубоко вздохнула.

– Я все время думаю об этом. Это ужасно.

– Пожалуй, вам лучше пойти домой. Хотите, я вас провожу?

Леопольдина почувствовала, что в ней просыпается желание. Она посмотрела на Иоганна Кирхера с признательностью, но тут вмешался Питер Осмонд:

– Нет, ею займусь я.

Тон американца не допускал возражений. Двое мужчин обменялись взглядами. Леопольдина вмешалась.

– Я останусь с мсье Осмондом, – сказала она. – Мне кажется, он нуждается в небольшой поддержке. Спасибо.

Главный хранитель элегантно отступил. Леопольдина и Питер Осмонд ушли.

– Итак, подведем итог, – сказал комиссар Руссель своим подчиненным, собравшимся в его кабинете. – Лоранс Эмбер провела ночь с Осмондом. Он утверждает, что они расстались утром. Консьержка дома Эмбер подтверждает, что он ушел около восьми часов. Эмбер вышла из дома в девять тридцать. Осмонд вернулся в «Мюзеум» и провел день с отцом Маньяни, кроме промежутка между тринадцатью и пятнадцатью часами, когда пошел побродить по парижским улицам.

– Вот это странно, – вставил слово лейтенант Вуазен.

– Действительно… Но реально ли за это время убить Эмбер и ее… тело подвергнуть такой обработке?

– Нет, – резко сказал Барнье. – Чтобы совершить такое, нужно не меньше пяти часов. При условии к тому же, что это специалист по препарированию.

– В котором часу, по‑вашему, Лоранс Эмбер была убита? – высокомерным тоном спросил Руссель.

– Я, пожалуй, не смог бы сказать вам точно, – смущенно ответил Барнье. – Надо бы дать мне еще немного времени, чтобы дополнительные анализы…

– У нас нет больше времени! – рявкнул комиссар Руссель, стукнув по столу. – В котором часу, приблизительно?

– Я бы сказал… между одиннадцатью и тринадцатью часами.

– Это делает американца возможным подозреваемым, – рискнул высказать предположение Коммерсон.

– Да, – сказал Руссель. – Впрочем, его реакция сейчас была не вполне ясной. Словно он не желал взглянуть в лицо действительности.

– Но почему бы ему убивать Делма? – спросил лейтенант Вуазен. – Он относился к нему с уважением, Делма был его учителем. А Эмбер? Он только что провел с ней ночь…

– Я уже повидал вещи и более странные, поверь мне. Типов, снедаемых злобой или угрызениями совести, которые свихнулись… Как бы там ни было, у этого парня совесть неспокойна. И не забывайте о записке, найденной в кабинете Аниты Эльбер… Нет, это слишком много для одного человека. Коммерсон, завтра установи за ним слежку и не упусти ни одного его шага. Я уверен, он что‑то скрывает.

– Хорошо, – согласился лейтенант Коммерсон, как всегда, делая пометки в своем блокноте.

– А священник? – спросил кто‑то.

Комиссар Руссель повернулся, чтобы узнать, кто мог высказать такую глупость. Он едва сдержал свой уже ставший легендарным приступ гнева, взяв себя в руки.

– Да, – сказал лейтенант Вуазен, который, как всегда, рассуждал вслух. – Если кого‑то и могли бы терзать угрызения совести, так это священника…

Руссель быстро среагировал;

– Осмонд сказал, что они провели день вместе, беседовали.

– Это он так утверждает. Он вполне мог провести день иначе. И потом, после кражи метеорита ему нечего больше делать в Париже. Он может где‑то приятно провести время и попросить отца Маньяни подтвердить его алиби. И священник согласится – тем более охотно, что у него в голове иные планы…

– Ты хочешь обвинить Осмонда и Маньяни в том, что они прикрывают друг друга? – подбросил мысль Руссель.

– А почему нет? – ответил Вуазен, пожав плечами. – В таком деле все непостижимо. До сих пор мы не рассматривали отца Маньяни в числе подозреваемых исключительно потому, что он священник. Но замечу, что, расследуя убийство как Аниты Эльбер, так и Мишеля Делма, мы ограничились лишь взятием у него показаний, не больше.

После этих слов наступило долгое молчание. Был слышен только шум дождя за окном.

– В то же время мы видели его в кабинете Мишеля Делма в вечер исчезновения, – продолжил Вуазен.

– Кроме того, – добавил лейтенант Коммерсон, – он один‑единственный знал шифр замка сейфа, где находился метеорит. Это еще одна деталь, над которой следует подумать.

Комиссар вздохнул.

– Это деликатный момент. Надо будет узнать что‑то о нем. Но тайком.

Лейтенант Вуазен поддакнул.

– А Годовски? – встревоженно спросил Коммерсон.

– Этого мы освободили, – сказал комиссар Руссель. – Но следим за ним. Во всяком случае, одно можно сказать с уверенностью: к смерти Лоранс Эмбер он непричастен. Хоть одно известно наверняка…

Некоторое время комиссар молчал. Он стоял у окна и вглядывался в темноту, словно хотел увидеть там проблеск истины.

– А теперь, – сказал он, возвращаясь к собравшимся, – вернемся к гипотезе, что речь идет об одном убийце. Что мы знаем о нем?

Вся группа погрузилась в глубокое раздумье. Наконец заговорил Коммерсон:

– Он силач. Лоранс Эмбер была убита не там, где обнаружили труп. Следовательно, его должны были перенести вместе с подставкой, которая поддерживала его. Это требует некоторых физических сил.

– Согласен, убийца – мужчина, – принял версию комиссар Руссель. – В этом, я думаю, нет ни малейших сомнений. А дальше?

– Он очень мобилен, – продолжил мысль Коммерсона Вуазен. – Он свободно перемешается по всей территории «Мюзеума». Он должен внушать полное доверие всем, кто с ним повстречается.

– Второй пункт. Дальше?

– Он крепок с точки зрения психологии, – добавил Барнье. – Поверьте мне, чтобы сделать то, что он совершил с Лоранс Эмбер, нужно иметь очень крепкие нервы. Тот, кто сделал это, – настоящий психопат.

– Следовательно, он уверен в себе, – вступил Руссель.

– Он очень упорный и обладает недюжинным хладнокровием.

– Своего рода поборник справедливости, – заключил итог комиссар Руссель.

– В общем, вырисовывается личность крупного ученого или священника, – подвел итог Руссель.

Снова наступила глубокая тишина. Было очевидно, что четверо полицейских испытывали то особое чувство охотника, который видит, как сеть окружает жертву.

А в это время, стоя на коленях на полу своего номера в гостинице, отец Маньяни был погружен в молитву. Телефонный звонок из полиции сообщил ему о смерти Лоранс Эмбер, и он никак не мог преодолеть отчаяние, которое охватило его. Он смотрел на распятие и умолял своего Спасителя:

– Господи, почему возможно такое? Ты, который проникаешь в души, можешь Ты объяснить мне это? Можешь принять такую заблудшую овцу в свою Церковь? Постижимо ли такое Зло? Милосердный Господи, сжалься над этим бедным грешником.