Книга Египта. Надо сказать, что Надежда Михайловна была реши­тельно не согласна с мнением (ставшим в то время рас­хожим)

Надо сказать, что Надежда Михайловна была реши­тельно не согласна с мнением (ставшим в то время рас­хожим), что все откровения идут из Индии и Гималаев.

— Это не так, — возражала она. — Традиция, кото­рой я придерживаюсь, гораздо старше. Через Египет она получена нами из Атлантиды. Да, да — из той самой Атлантиды. Если теософия имеет свои корни в восточ­ной мудрости, то эзотерическое христианство является непосредственным продолжением космического учения атлантов и египтян.

— Так, значит, — спросил я, — ваше учение можно назвать христианской теософией?

— Дело не в словах, — отвечала Надежда Михай­ловна. — Да и разница между нами и теософами в чем-то условна. В особенности если учесть то обстоятель­ство, что индийское учение представляет собой не что иное, как фрагменты и сколки сокровенных знаний Ат­лантиды.

— Грядущая гибель Атлантиды, — продолжала она, — не являлась тайной для высоких посвященных этой страны. Были предприняты все меры, дабы спасти посвятительные центры, а значит, накопленные знания и небесные откровения. Задолго до потопа на берегах плодоносного Гапи (прежнее название Нила) были осно­ваны первые колонии атлантов.

Солнечными учителями называли местные жителя пришельцев с другого континента, ибо, если верить пре­данию, тела их были прозрачны и как бы светились, про­пуская яркий огонь духа. Они стали наставниками ме­стного населения и передатчиками тайн.

Атланты построили храмы, в которых религиозная атрибутика гармонически сочеталась с математически точными выкладками научных исследований. Поэтому подчас и непонятно было, что это: то ли храм, предназна­ченный для молений, то ли лаборатория, ждущая своих работников? И недаром пирамиду — а пирамиды в Егип­те сооружались по чертежам, полученным от атлан­тов — арабы называли книгой, застывшей в камне, ко­торая содержит в себе, как писали они, «мудрость и ре­зультаты, достигнутые в разных науках и ремеслах, чтобы познания арифметики и геометрии навсегда остава­лись запечатленными на пользу тем, кто оказался бы в будущем в состоянии понять их».

С атлантами в Египет как бы пришло небо, ибо они уделяли много времени и внимания эзотерической науке звезд. Они считали, что звезды начертаниями своих лу­чей и постоянно меняющимися позициями на небосводе говорят о будущем и предостерегают человечество от на­двигающихся бедствий. (Кстати, благодаря именно этой науке звезд, подкрепленной пророческой информацией сновидцев и ясновидцев, и была предугадана катастро­фа и определено оптимальное месторасположение эва­куируемых посвятительных центров.)

Однако астрология атлантов была бесконечно далека от того, что именуется безысходным фатализмом. Если опять-таки верить преданию, то их наставники учили следующему.

«Сын мой, зная теперь значение и силу звезд, не по­ступай слепо и не уподобляйся незнающему рабу, гово­ря: «Этот день неблагоприятный по звездам — не стану работать или молить богов, предамся безделию, покою, дабы не совершить чего-либо противного звездам, и они покарают меня». Поступая так, ты готовишь худшее, ибо вместо того, чтобы победить эти влияния своей умствен­ной работой или работой рук, ты поддаешься течению слабостей и бессилия и можешь легко поступать так по­стоянно. Воля твоя, особенно сознательная, изменяет влияние звезд — запомни это. Звезды для мудрого лишь Указания, чего ему следует остерегаться».

Атланты принесли в Египет свои песнопения, обряды, обычаи. Но кое от чего им пришлось и отказаться.

В Атлантиде, например, высоко чтили таинственную жизнь волос, растущих на человеческом теле. Считалось, что они весьма чувствительны к тонким воздействиям а вибрациям. Поэтому жрецам категорически запрещалось брить бороду. Но то, что было приемлемым в стране уме­ренного климата (а таковой была Атлантида), стало не­выносимо тяжелым в жарком Египте. Пришлось изме­нить прежний порядок вещей и разрешить служителям храмов прибегать к услугам бритвы. Но отношение к во­лосам осталось по-прежнему благоговейным. И не слу­чайно фараону вменялось в обязанность носить привязан­ную бороду в качестве священной подставки для лица.

И, наконец, атланты принесли с собой арканы, или рисунки-символы, выдержанные в определенных геометри­ческих пропорциях. В этих символах зашифрованы знания о строении Вселенной и духовном пути человечества.

На сакральном языке слог «Ар» означает свет. Бук­ва «к» — для. «Ан» — сын. Получается: «Свет для сы­на». Иначе говоря, это — послание Бога и Вечности че­ловеку, в смысл которого он должен проникнуть, если хочет понять свою миссию в мире.

Изображения арканов в их строгой иерархической последовательности высекались на стенах подземной га­лереи. Храмовый ученик мог попасть туда, лишь выдер­жав серию тяжелейших испытаний и искушений.

В галерею вел длиннейший тоннель, где от непрони­цаемой тьмы можно было ослепнуть, а от гробового без­молвия — оглохнуть. Мрак внезапно обрывался про­странством, наполненным мерцающим светом. И первое, что видел ученик, когда его глаза обретали способность видеть, — величественная фигура человека, над головой которого сияла лемниската, знак бесконечности в виде горизонтально лежащей восьмерки. Левая рука поднята вверх, правая опущена вниз. Ноги наполовину скрыты зеркальным кубом. На этом кубе, а точнее, престоле — жезл, чаша, меч.

Все предметы и жесты были исполнены особого смысла на этой древнеегипетской фреске, запечатлевшей первый аркан. Так, например, жезл, чашу и меч, по сло­вам Надежды Михайловны, можно интерпретировать как символы Святой Троицы: Отца, Сына и Духа Святого. Жезл, говорила она, олицетворяет собой Волю Творца. Чаша — Любовь. Меч — Мудрость.

Арканология, может быть, самая загадочная и пара­доксальная из всех эзотерических наук. Так, во всяком случае, полагал автор некогда знаменитых книг «Четвер­тое измерение» и «Tertium Organum» («Ключ к загад­кам мира») Петр Успенский, перу которого и принад­лежит вот эта легенда.

«Пришло время, когда Египет не был больше в со­стоянии бороться против нашествия иноплеменников. Зная, что на этот раз царство фараонов уже не восста­нет, жрецы решили приготовиться к гибели всего. Тогда они собрали всех ученых, чтобы обсудить, как сберечь знание, накопленное тысячелетиями, как передать его будущим поколениям, которые, они знали, придут после варваров.

Сначала думали доверить знание добродетели. Вы­брать среди посвященных особенно добродетельных лю­дей и поручить им хранить знание и передавать его толь­ко таким же добродетельным людям, как они сами, из поколения в поколение.

Но один жрец возразил, что добродетель — это самая хрупкая вещь на свете и что, кроме того, ее труднее все­го найти, особенно тогда, когда она нужна. По­этому он предложил доверить сохранение тайн пороку, который везде и всегда имеется и необыкновенно прочен в людях.

Порок, сказал он, никогда не исчезнет совершенно, и мы можем быть уверены, что наши принципы, если мы доверим их пороку, сохранятся долго и надежно.

Это мнение было принято, и была изобретена игра, как служащая пороку, в которую была вложена вся тайная доктрина. Таро[1] состояло первоначально из небольших металлических пластинок, на которых были выгравиро­ваны таинственные фигуры. Известно, что игроки очень суеверны. И они хотя и не понимали их значения, тем не менее в точности сохраняли все фигуры и знаки и передавали Таро из поколения в поколение гораздо лучше, чем могли бы сделать это какие бы то ни было доб­родетельные люди.

И таким образом, Таро, представляющее синтез или квинтэссенцию всего знания древнего мира, дошло до нас под видом игральных и гадальных карт».

В классическом варианте колода Таро делится на две части. Первая — 22 карты (что в точности соответствует числу мажорных арканов). Вторая — 56 (что в точности соответствует числу минорных арканов).

Для нас, по утверждению Надежды Михайловны, наиболее существенное значение имеют арканы мажор­ные, изображения которых и по сию пору можно видеть в некоторых святилищах Египта. Именно они нашли зеркальное отражение в знаменитых изумрудных табли­цах Гермеса Трисмегиста и их двадцати двух скрижа­лях. Несомненна также и генетическая связь арканов с двадцатью двумя буквами древнееврейского алфавита. Следует, однако, заметить, — сказала Надежда Михайлов­на, — что «древнееврейский» — понятие условное, ибо кор­ни этого языка уходят в глубину веков, в те времена, когда еще существовала Атлантида. Тогда и был создан алфавит, каждая буква которого рисунком своим воспро­изводила контуры того или иного созвездия, сияющего над землей. Поэтому данные буквы, по существу, яв­ляются звездными знаками посвятительного словаря арканов.

Могу признаться, что в арбатской келье Надежды Ми­хайловны я прошел целый курс арканологии. Причем особенности курса состояли в том, что он не опирался на источники, у нас неизвестные, но все же опубликован­ные, такие, как, предположим, «Энциклопедия оккуль­тизма», изданная в Шанхае в тридцать восьмом году, или книги Шмакова, Леви, Папюса. Надежда Михайлов­на считала заслугой перечисленных авторов, что при всех их ошибках и недостатках они донесли все же до людей внешнее начертание арканологических знаков. Но вот ключ к внутреннему значению этих знаков ими, говорила Надежда Михайловна, утерян.

Что касается нас, то мы имели дело с теми работами, которые были написаны у нас в России в самый пик ста­линского террора, а также в период величайшего напря­жения сил народных — в Великую Отечественную войну. Не без трепета брал я в руки пожелтевшие, отпеча­танные подчас на старинном «Ундервуде» страницы ру­кописей, которые властями предержащими могли воспри­ниматься лишь на уровне идеологического диверсионного акта со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ре­лигиозная и духовная жизнь России была загнана в под­полье, но она продолжалась, она стала, может быть, еще более интенсивной, ибо на границе жизни и смерти и воз­никают искры подлинных откровений.

Час постижения этих откровений, думается, пришел. И если я не собираюсь сейчас углублять тему арканоло­гии, то это лишь потому, что она требует специального исследования, выходящего за скромные рамки замысла данной книги. Одно лишь хочу добавить: увлечение ар­канами — непосредственно и опосредствованно — ска­залось на моих стихах.

Особое впечатление на меня почему-то произвел ше­стнадцатый по счету аркан. Я знакомился с ним по ри­сунку, исполненному во времена Парацельса.

На фоне вспаханного поля — цилиндрическая камен­ная башня без окон. Это башня духовного посвящения, ибо над ней горит восьмиконечная звезда — символ Ду­ха Святого. Башня заперта. Но в массивный замок на ее дверях бьет ослепительная молния. Башня рушится. С ее высоты ниспровергаются две че­ловеческие фигуры. С правой стороны — увенчанная ко­роной (император). С левой —увенчанная тиарой (папа).

Текст, поясняющий рисунок, гласит:

«Падает Посвященный правой стороны, падает По­священный левой стороны. Незыблем Маг, стоящий в центре».

Иными словами: в равной степени обречены на ги­бель и человек, слишком уж тяготеющий к земле и всему земному (император), и человек, слишком уж оторвав­шийся от земли и устремившийся лишь в небо (папа). Для себя же я интерпретировал аркан следующим образом:

Не страшен вихрь, когда стоишь ты в центре,

Житейское с духовным сочетая.

Но если порознь эти два начала —

То человека бездна поглотит.

«Первичный двигатель — Отец всего — породил че­ловека по подобию своему и возлюбил его, как собствен­ного сына!

...Но человек, пожелав творить сны, отделился от Отца, вошел в сферы творчества и даже перешел положен­ный ему предел...

И этот властитель мира и существ смертных и ли­шенных разума показал низшей природе — сквозь гар­монию и заслон небесных тел — прекрасный лик Боже­ства. При виде этой чудесной красоты... Природа с лю­бовью улыбнулась, так как она узрела красоту человека в водном зеркале и тень его — на земле. А он, уви­дев в воде отражение своего образа, воспылал любовью к нему и пожелал им обладать. Природа захватила сво­его возлюбленного и оплела его всего.

И вот почему из всех существ, живущих на земле, один человек двойственен: смертей телом, бессмертен по сущности своей. Божественный властитель всего — он подчинил себя судьбе, правящей тем, что смертно. Стоя­щий выше гармонии миров, он пленник ее пут!»

Это отрывок из работы Гермеса Трисмегиста («Виде­ние Гермеса»). Родина Гермеса Трисмегиста — Египет. Но в стране пирамид его называли иначе, а именно:

«Тот, трижды величайший, писец божественной книги, изрекший сущее и создавший то, чего не было». Ему принадлежит пророчество, что никогда не иссякнет небесная мощь Египта.

— Разве это не так? — утверждала, облекая в фор­му риторического вопроса свое утверждение, Надежда Михайловна. — Разве исчерпаны нами тайны Египта? Разве приблизились мы хоть на йоту к разгадке секрета пирамиды Хеопса, внутреннее пространство которой сте­рильно чисто и совершенно лишено микробов и бакте­рий — они погибают, проникая сюда? Разве так уж аб­сурдна мысль некоторых ясновидящих, что в подземный помещениях, надежно спрятанных под основанием пирамид, продолжают действовать посвятительные центры а значит, не прерывалась и не прерывается самая древняя духовная традиция на Земле? Наконец, разве в самой Библии не чувствуется отзвук египетского храмового учения и его знаменитого постулата: «Безмолвие изрекло свое Слово и выявило Бытие»?

«Книга Египта». Так называлась рукопись, с кото­рой Надежда Михайловна знакомила меня в течение ря­да вечеров. Эта книга — как и многие другие, обречен­ная на долгие годы подпольного существования — пред­ставляла собой основы древнеегипетского храмового учения, изложенного в форме беседы старого жреца со своим учеником.

Делая выписки из довольно объемистой рукописи, я по укоренившейся привычке своей и для удобства вос­приятия разбивал текст на определенные разделы, обо­значая их теми или иными заголовками. В этом виде «Кни­гу Египта», а точнее — извлечения из нее, я и предла­гаю вниманию читателя. Эпиграфом к ней, на мой взгляд, могло бы служить изречение, высеченное на стенах еги­петских храмов:

Date: 2015-09-02; view: 331; Нарушение авторских прав