POV Bill. - Пап, а давай красный прицепим рядом со звездочкой, - Лиз подбежала ко мне с огромным сияюще-красным шаром в руках

- Пап, а давай красный прицепим рядом со звездочкой, - Лиз подбежала ко мне с огромным сияюще-красным шаром в руках.

- Давай, солнышко, - подхватываю ее на руки и поднимаю, чтобы она могла дотянуться до верхушки и повесить шарик.

Она ловко цепляет его, и я опускаю ее на пол.

- Красиво, - подмигиваю близняшкам. – В этом году у нас будет самая красивая елка.

Лиз и Мэри рассмеялись хором:

- Паап, ты так каждый год говоришь.

- Ну, просто она в каждом году лучше, чем в предыдущем, - молодец, Билл, выкрутился. – Так, мы ничего не забыли?

- Вроде нет, - все время поражаюсь их манере думать и говорить почти синхронно, словно между девочками есть какая-то необъяснимая телепатическая связь. – Носки есть, огоньки есть, мишуринки есть, шарики есть – все есть, пап, - дружно отрапортовали они.

- Какие вы у меня умнички. Идите, я вас поцелую, - близняшки со смехом бросаются в мои широко распахнутые руки и подставляют свои пахнущие летом, хвоей и шоколадом щечки.

По очереди чмокаю их и, придав голосу максимальную строгость, сообщаю:

- Так, солнышки, уже поздно, и кому-то пора идти в кроватку.

- Пап, - захныкала Элизабет, - мы днем хорошо поспали и еще можем...

- Нет, - строго отрезаю. – Режим дня надо соблюдать, а то Санта на вас разозлится и занесет в список плохих детей.

- Мы хороооошие, - тянет Мэри.

- Ну вот и ведите себя, как хорошие девочки. Бегом в душ и в кроватку, - улыбаюсь.

- Хорошо, па.

- А Гарри почитаешь?

- Конечно, - чтение на ночь – это наша семейная традиция, и ничто не заставить меня ее прервать. - Как будете готовы, зовите меня.

Ответом мне был только стук босых пяток по лестнице. Никак не могу отучить их бегать босиком.

***

Тихо прикрываю дверь в спальню близняшек и спускаюсь вниз. Они сегодня сильно устали и поэтому уснули всего через пару страниц, чему я был чрезвычайно рад, ибо мне не очень хотелось читать им один щекотливый момент, а так, сквозь полудрему, они его не запомнили и поводов для «почемуканья» не будет.

Вхожу в гостиную, и сразу хочется улыбаться. Так красиво. Правда, чтобы украсить такую огромную елку, нам пришлось потратить с девочками пару часов, но они прошли замечательно. Диск с любимыми мультиками, вазочка с колотым шоколадом, два литра колы и огромное количество рождественских украшений – что еще надо для счастья?

Сейчас этот холодный дом стал по-настоящему уютным. Мне в нем стало нравиться. Он очень красивый, но был необжитым, пустынным каким-то, словно Том в нем и не жил.

Том. Очень обидно, что мы так и не поговорили. И еще обиднее, что он уехал и не принял никакого участия в преображении своего жилища, ведь мы украсили не только елку, но и весь дом, чтобы пропитать этот ледяной дворец теплом и духом Рождества.

Со вздохом начинаю собирать с пола обрывки всяких упаковок, этикеток и мишуры. Когда на полу и предметах мебели ничего не осталось, отправляюсь на кухню, чтобы вымыть посуду.

Оправдывайся-оправдывайся, Билл, все равно где-то в глубине души ты понимаешь, что это всего лишь отговорки – тебе ничего не мешает сейчас подняться наверх, принять горячий душ и лечь спать.

Нет. Ты просто ждешь. Тома. Ты переживаешь. Почему? Ответ есть где-то глубоко внутри...

Нет! Я вовсе не собираюсь ждать Тома, просто надо немного убраться!

***

Вздрагиваю и выныриваю из дремы от какого-то резкого звука. Пытаюсь понять, где я и что тут делаю.

Сознание медленно начинает возвращаться. Так, я в гостиной, на диване. Точно, я читал книгу и немного задремал. Бросаю взгляд на часы над камином: половина шестого утра. Ничего себе почитал...

Очередной резкий звук и громкий, явно нецензурный вопль из прихожей, заставляют меня подпрыгнуть на диване и бегом отправиться туда.

Когда я в пару скачков прибыл на место моему взору открылась картина маслом: вдрызг пьяный герр Трюмпер (это можно было определить не только по его внешнему виду, но и по «приятному аромату»), стоя в позе почти раком пытался что-то развязать на туфлях, наверное, шнурки, которых там не было, и при этом громко и нецензурно комментировал процесс поиска и развязывания сего несуществующего предмета.

- Том, - негромко зову его. Ноль реакции, повышаю голос: – Том!

Он медленно и неуклюже разворачивается на четвереньках, поднимает голову и смотрит на меня мутными глазами.

- Том, вставай, - надеюсь достучаться до его разума.

- Ты кто?

Я чуть не поперхнулся.

- Билл.

- Ааа, - пьяненько улыбается, - мой продажный мальчик, иди поцелуй своего хозяина, - сально улыбается.

Внутри меня резко рождаются два диаметрально противоположных желания: врезать по его наглой пьяной морде с ноги или же просто разрыдаться. Меня еще никто так не оскорблял, но недаром ведь говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Какая же он мразь.

Так, Билл, спокойнее, ты психолог. Не обращай внимания. Главное, чтобы эта пьяная мразь не разбудила девочек, поэтому его надо как можно быстрее транспортировать в спальню.

- Вставай, - со вздохом подхожу к нему и пытаюсь поднять.

- Не могу, Кааааууулитц, - нараспев с издевкой тянет он.

- Почему? – стараюсь сделать вид, что ничего не замечаю.

- Не хооочу.

- А ты захоти, – еще пара фраз, и я вырублю его прямо здесь, несмотря на весь мой пацифизм.

- А ты мне дашь? – в его мутный тошнотворный взгляд добавилась еще и похоть.

- Нет. Вставай, - подходу к нему и пытаюсь поднять.

- Не сможешь, ля-ля-ля...

- Почему это? – обхватываю его вокруг пояса и пытаюсь поставить на ноги.

- Потому что пол сегодня качается...

Хмыкаю:

- И что же нам делать?

- Поползли? – начинает на четвереньках ползти к лестнице.

- Ну ползи-ползи, - пытаясь подавить смешок и отвращение, иду за ним.

- А ты? – оборачивается.

- А я на ногах.

- Тогда ты упадешь, Билл, а я не хочу, чтобы ты падал. Вставай, - снова начинает орать.

Бл*ть, – единственное, что я могу сказать по поводу этого.

Но с пьяными лучше не спорить, поэтому я послушно встал на четвереньки и пополз за Томом. Пиз*ец, если бы это кто-нибудь когда-нибудь увидел, то это был бы позор на всю жизнь. Я молился про себя об одном: чтобы никто из девочек не проснулся, и чтобы долбанному Трюмперу больше ничего не взбрело в голову.

Но, слава богу, его фантазия тоже утонула в алкоголе, поэтому мы вполне благополучно доползли до его спальни (каждый раз, когда я пытался принять нормальное положение, он разворачивался и начинал громко причитать, чтобы я вернулся в исходное положение) и не очень благополучно открыли в нее дверь, но неблагополучно только для Трюмпера. А внутри меня кто-то очень злорадствовал тому, какой у него завтра будет замечательный фингал от неудачного столкновения с дверью... Потом, несмотря на все возражения, я затащил его на кровать и, посчитав свой долг выполненным, захлопнул дверь и отправился вниз убирать последствия прибытия хозяина.

Теперь я с точность мог сказать, что все хорошие чувства по отношению к Трюмперу были во мне задавлены. И дело не в его пьяных выкриках, а в том, что он был в таком состоянии. Я с детства ненавижу и боюсь пьяных. Пьяный отец был для меня самым худшим кошмаром. Нет, он не дрался, не буянил и вообще был миролюбивым. Не знаю почему, но пьяный человек ассоциировался у меня с самой гадостной мерзостью в мире. И теперь на этот уровень опустился Трюмпер. Ниже в моем списке рейтингов пункта не было. Скорее бы все это закончилось. Хочу домой.

***