POV Tom. Утро началось неприятно. Обычно я вполне нормально вставал под мерзкий аккомпанемент будильника, но сегодня это показалось просто невероятным подвигом

Утро началось неприятно. Обычно я вполне нормально вставал под мерзкий аккомпанемент будильника, но сегодня это показалось просто невероятным подвигом. И все из-за этой мерзкой семейки. Из-за них я не лег спать вовремя, как следствие – не выспался, а значит, весь день у меня будет болеть голова. И я буду злой и раздражительный. Ну что ж, – на лице сама собой расползлась злорадная ухмылка – им же хуже. Будут знать, как не давать Томасу Трюмперу... спать.

Чтобы хоть как-то привести себя и свою голову в удобоваримый вид, залезаю под душ. Ледяные струи помогают телу придти в тонус, а мыслям собраться в кучу. Но чтобы быть во всеоружии, мне нужна еще большая чашка крепкого горячего черного кофе, пока эта семейка ещё не проснулась.

Одевшись, осторожно покидаю комнату и, бесшумно пройдя по коридору, спускаюсь вниз на кухню.

Странно, мне казалось, что мой дом полуразрушен и захламлен, а сейчас... Он выглядел так же, как вчера после ухода горничной. О боже, я что, настолько нервничал и злился, что у меня были галлюцинации? Или они у меня сейчас, от недосыпа? И этот чудесный запах чего-то свежеиспеченного и свежесваренного мне причудился? Нет! Чем ближе я подходил к кухне, тем четче оттуда доносились звуки, сопровождающие бурную деятельность: шипение, перестукивание, шлепанье тапок по гранитному полу.

Осторожно открываю чуть прикрытую дверь и заглядываю. От увиденной картины у меня захватило дух: наглый Каулитц в одних джинсах и в моем (хоть я его и не носил) фартуке вихрем носился по кухне, что-то напевая себе под нос. Но дело было совсем не в том, что он делал, а как он выглядел. Старые, потертые джинсы болтались на его худых бедрах, обнажая спину почти до ямочек на ягодицах. Очень симпатичных, кстати. Так, стоп, Том! Это же Каулитц. Ты его купил. Ты не забыл? «Ну и что, что купил, – мерзко прокомментировал невесть откуда взявшийся внутренний голос. – Смотри, какой он хрупкий, словно девушка»… А хвост длинных темных волос, струящихся по голой спине, делал это сходство еще сильнее. Мне всегда нравились брюнетки. Тьфу ты, черт! Том, это парень! У него есть член и нет сисек – потрясающе, я сегодня просто фонтанирую блестящими изречениями.

Все, хватит. Подглядывать в собственном доме – этого еще не хватало. Резким рывком распахиваю дверь и захожу в кухню:

- Доброе утро, - стараюсь придать голосу хотя бы подобие дружелюбия.

- Ой, - ложка, которой Каулитц что-то помешивал, со звоном ударяется об пол. Он медленно краснеет, неловко сгибается, чтобы ее поднять, и бормочет: - привет, а я тут завтрак готовлю.

- Вижу, - хмыкаю.

- Ты не будешь сердиться, что я воспользовался твоими продуктами? – его голос чуть дрожит. Неужели я настолько похож на скрягу?

- Нет, конечно, если ты нальешь мне чашку кофе, - кривлю лицо в улыбке. Надеюсь, что это было похоже на улыбку, но, судя по вытянувшемуся лицу Каулитца, все же не было.

- Да-да, конечно, - он начинает суетиться еще больше, а после его третьей неудачной попытки открыть шкафчик с посудой в мою душу начинают закрадываться опасения, что выпить кофе мне сегодня не дано.

Но, о чудо, через пару минут передо мной стояла чашка изумительно пахнущего черного напитка. Я осторожно сделал первый глоток и чуть не подавился:

- Что это? – надеюсь, что я выглядел не слишком удивленным.

- Кофе, - Каулитц легонько пожал плечами. Как будто я сам не понял, что это кофе! Но какой...

- Потрясающе... – невольно выдыхаю.

- Мамин рецепт, - бормочет смущенный Каулитц и отворачивается к плите.

Через пять минут мертвой тишины я не выдерживаю и спрашиваю:

- Что готовишь?

- Кашу и блинчики, - даже не повернулся ко мне. Хотя его задница меня тоже вполне устраивала.

- Кашу?

- Девочкам, - коротко поясняет он.

- Ты хорошо готовишь, - большим глотком допиваю кофе и с шумом отставляю кружку в сторону.

- Спасибо, - да уж. Он, похоже, не настроен на диалог. И почему это меня так раздражает и волнует?

***

- Пааааапа, папа, а почему мы должны есть кашу, а дядя Том – нет? – они что, всегда хором разговаривают?

- Потому что дядя Том уже вырос большой. Вот вы когда вырастите, тоже будете есть только то, что захотите, - во взгляде Каулитца, смотрящего на своих отпрысков, было столько нежности, что я даже немного им позавидовал. Вот если бы на меня так смотрели и уговаривали есть кашу, то я бы согласился... и не только на кашу, но и на все, что угодно.

- Пап, а у меня тоже будут колбаски, если я буду кашу есть? – спрашивает, кажется, Элизабет. Черт, опять они про мои волосы.

- Да-да, милая, так что давай ешь, - хм, а он все-таки неплохой отец.

- А почему у тебя, пап, нет колбасок? – спрашивает вторая.

Каулитц медленно начинает краснеть, бледнеть, на его лице написано просто огромными буквами, что он лихорадочно пытается найти ответ и ничего не может придумать, совсем ничего.

- Потому что ваш папа был вредным мальчиком и не кушал кашу, - прихожу ему на помощь. Мда… Я? Какому-то Каулитцу? Том, ты в последние два часа сам себя поражаешь.

- Правда? – две пары карих глаз устремляются на меня.

- Конечно, - врать, так по полной.

- А откуда ты знаешь? – подозрительно спрашивает Мэри.

- Мне по секрету дядя Юштель рассказал, - не знаю, кто это, но судя по тому, как часто это имя упоминалось близняшками – хороший друг семьи и Билла. С каких это пор я называю мерзкого Каулитца Биллом?

- Аааа, - хором тянут они. – Папа, значит, ты все-таки был в детстве гадиком?

Когда я увидел лицо Каулитца после этого вопроса, то моим единственным желанием было громко расхохотаться и сползти под стол.

***

Я же вам говорил, что не люблю магазины? Нет? Так знайте: я не люблю магазины, и даже не просто не люблю, а ненавижу, особенно торговые центры, особенно перед Рождеством. Особенно после того, как провел там 6 часов.

Но, слава богу, это закончилось. Мы ехали домой. Не к нам, а к Штольцам, чтобы оставить там близняшек и отправится в финальный забег по магазинам. От мысли об этом захотелось громко застонать, но я не буду этого делать. Во-первых, потому что мужчинам, а в особенности мне, так вести себя не положено, во-вторых, потому что на заднем сиденье, мило посапывая, спало утомленное семейство Каулитцев в окружении миллионов пакетиков/упаковочек/коробочек – всего того, что не вместилось в багажник. Я изредка бросал взгляд в зеркало заднего вида, чтобы... черт, ЧТО СДЕЛАТЬ? Признайся, Том. Чтобы полюбоваться на них. После сегодняшнего у меня и вправду начало создаваться впечатление, что это моя семья.

Хоть Каулитц и мерзкий, но он очень красивый, заботливый и все-таки хороший отец. О боже, только ты знаешь, как мне трудно это признать.

Я думал, что поход по магазинам обернется совершеннейшим кошмаром для меня лично и для моей кредитки в частности, потому что запросы двух избалованных девчонок должны быть невероятно велики. Но, как бы это парадоксально не звучало, они не были избалованными. Они не плакали, не топали ногами и не бились в истерике, требуя что-то купить. Билл просто советовался с ним, как со взрослыми, а они с серьезным видом помогали ему, будь даже это самая глупая помощь: выбрать цвет шариков или определиться с длиной гирлянды. Они настолько увлекательно обсуждали все это, что заражали энтузиазмом все и всех вокруг, в том числе и меня. Я сам не заметил, как начал перебирать вместе с ними какие-то нелепые сувениры, шары, каминные носки и прочую дребедень, которая на самом деле меня жутко раздражает. Они даже умудрились напялить на меня чудовищную пластмассовую маску зайца и сфотографировать в ней. Надо будет, пока они спят, стереть этот ужас.

Не обошлось, конечно, без инцидентов, но они мне даже нравились, потому что наблюдать красного, как помидор, Каулитца, судорожно пытающего что-то придумать, чтобы успокоить Лиззи и Мэри – сплошное удовольствие. От воспоминаний захотелось засмеяться. Особенно если вспомнить, как ревностно юные леди относились ко всем особям женского пола, приближавшимся к их папаше. А уж как они этих особей отпугивали... просто класс.

Например, молоденькой симпатичной продавщице в костюмчике эльфа, которая так строила Биллу глазки (почему-то мне не нравилось не то, что она строила глазки не мне, а то, что она строила их Биллу; черт, что же со мной все-таки происходит?), они дружно сообщили, что она не подходит на роль их мамочки, потому что у нее нет мужской пиписьки. Да-да, именно так. Я едва удержался, чтобы не расхохотаться, глядя на смущенные лица несостоявшейся парочки. А уж когда они вдвоем взяли Билла за руки и потащили прочь от этой девицы, громко то ли рассуждая, то ли объясняя Биллу, что у этой девицы «маленькие титьки, а тебе же, пап, такие не нравятся», я не выдержал и рассмеялся.

Потрясающие дети. Из этих девчонок когда-нибудь выйдут отличные рекламщики или адвокаты.

Бросаю последний взгляд на мирно спящую троицу. В таком состоянии они меня вполне устраивают. Жаль, что оно не может длиться вечно. И уже через пять минут три ангела превратятся в шумное, наглое, буйное, мерзкое семейство Каулитцев…