Город-машина

Что такое Тарант? Этим вопросом я задаюсь уже много лет — и до сих пор не пришёл к достойному ответу. Разве можно осмыслить этого величайшего из монстров во всём Арканум? Под «монстром» не стоит понимать однозначную вредоносность сего явления — но чудовищную грандиозность его.

История города окутана мраком. Из истории нам достался лишь разнесчастный король с семейством, да и тот запомнился только своим таинственным исчезновением. После воцарения промышленников-карликов для нас наступило вечное «завтра» в противовес вечному «вчера».

Вчера был король, был застой, была провинциальность и замкнутость, консервативность и неспешность очередного феодального государства — в ряду многих. Завтра будет величие, будет гром и молния, будут невиданные машины и невиданные потрясения, будет Тарант — такой Тарант, перед мощью и гением которого склонится, изумлённый, весь Арканум. Но всё это — вчера и завтра. «Сегодня» для нас, тарантианцев, нет. Мы живём в постоянном изменении. Новое изобретение, новая профессия, новый политик, новая партия, новые народы, которых мы никогда не видели, но которые стекаются в город со всех концов мира.

Каждый год какой-нибудь завод ставит новый рекорд по выплавке чего-нибудь, с каждым днём что-то новое внедряется в обиход, становится модным и подобающим, а что-то устаревает и выкидывается за ненадобностью. Так же устареваем и мы. Ведь Тарант — это великая паровая машина. Мы — люди и орки, полуорки и полуэльфы, гномы и эльфы, карлики и полуогры… все мы лишь уголь в её горниле. Мы прибываем и убываем, и город выжигает каждого иммигранта дотла, находит что-то ценное, что-то нужное для себя — а на выходе остаётся только шлак. Немногим удаётся держаться над пламенем.

Пожалуй, стоит набросать в общих чертах социологию Таранта. Сейчас это модно — почему бы и мне это не сделать? Все горожане делятся на три группы. Во-первых, выскочки от Технологии, все эти студентишки с горящими глазами и тусклым мировоззрением, плюющиеся терминами и идеями, верящие в прогресс, как в дополнительного, тринадцатого бога. Бок о бок с ними — буржуа, радостные поборники демократии и эмансипированные дамочки. Вещают о правах и свободах, о долге и обязанностях. При этом дикие милитаристы и шовинисты, спят и видят, как бы оторвать кусок от какой-нибудь Камбрии или наступить на горло ещё одному Арленду, да и орков не воспринимают иначе, как немного сообразительных животных, которых периодически можно отстреливать — как загнанных лошадей или бешеных собак. В принципе, они тоже верят в прогресс, а потому всегда счастливы. В Таранте всё постоянно меняется, и слишком легко углядеть тут пресловутый «прогресс». Эта группы — люди «завтрашнего». А вот вторая группа — люди «вчерашнего».

Доживающие свой век старые маразматики в обветшавших от собственной роскоши особняках, кичащиеся дворянскими титулами и ежеминутно вспоминающие мифического (даже для них) короля. И ещё их внуки и внучки, ещё не впавшие в маразм, но уже впавшие в усталость от жизни. Они родились и выросли в эпоху Нового Таранта — я бы даже сказал, Подлинного Таранта! — но они тоже живут в эпохе, которой уже нет.

Отсюда — упаднические настроения, страсть к удовольствиям, увлечение эзотерикой. Они превратили свою жизнь в нескончаемую тризну по самим себе — и кутят, кутят, отпевают старый мир, рухнувший в могилу, и себя, скатившихся туда же.

Аристократы и буржуа оккупировали западную часть города. Этот Тарант уютен и приятен. В нём веет запахами химических опытов, дорогих духов или экзотических дурманов. Но есть другой Тарант, восточный. В нём пахнет гарью, потом и кровью. Здесь живут те, которые волей-неволей вылезли из «вчера», но в «завтра» попасть не сумели. Те, которых ещё дожёвывает чудовище под названием Тарант. Их положение усугубляется и тем, что в большинстве своём у них нет корней и нет воспоминаний, они приехали издалека, из разных мест, и город начисто стёр их старую жизнь.

Одни живут, как рабы, — те же фабричные орки. Другие делают вид, что живут нормально, но, по сути, влачат такое же рабское существование. Они не понимают, что происходит — и зачем происходит. Они суетятся, копят гроши, устраивают свои ничтожные комедии и трагедии — столь же ничтожные, как их сбережения. И силятся попасть в другую половину города, укрепиться, обосноваться там. Но это удастся немногим, слишком немногим.

Есть, впрочем, ещё одна — четвёртая — группа жителей. Это верхушка, состоящая, в основном, из карликов. Кто они? Что они?

Куда они идут — и куда ведут нас? Иногда меня посещает диковинная и пугающая мысль: что, если на самом деле они (карлики) — такие же шестерёнки, как и все мы? Что, если они так же, хотят они того или нет, выполняют лишь волю этого Великого Левиафана, Таранта, города, который уничтожил привычный мир? Бывает, что на рассвете я окидываю взглядом просыпающиеся кварталы, чёрные силуэты труб, из которых уже валит дым, покачивающиеся мачты кораблей, которые вовсю разгружаются, смотрю на фигурки, нервно спешащие в место, горделиво именующееся «работой» — и тогда мне чудится во всём этом: и в шагах, и в покачивании мачт, и в том, как клубится дым — один, общий ритм. И тогда я явственно чувствую дыхание Левиафана. Занятно, правда, что все тарантианцы при такой (плохой ли?) игре делают всегда хорошую мину. Все, до единого. Каждый найдёт, чем бы оправдать бытие этого города и своё бытие в нём.

Инженер затараторит о технологическом прогрессе. Буржуа наполнится благостными размышлениями о прогрессе политическом. Аристократ скроется за опиумной дымкой и эстетствованием на тему старины. Рабочий вытащит из недр своей забитой и полуголодной души мечту о том, что здесь всё возможно, что из грязи в князи… Да, может статься, и карлик вдруг выдаст какую-нибудь сентенцию о собственной избранности и о не лёгкости такого положения. Разумеется, выдаст, находясь в одиночестве, самому себе — я не говорю о тех сказках, которыми политики кормят нас в публичных выступлениях.

Бездна

Стоит отметить, что есть в Таранте место гораздо хуже, нежели восточные кварталы. Если у рабочих ещё есть надежда — и какой-никакой, но шанс — вырваться, то здесь ни надежды, ни шансов нет. Это место называется Бойлом. По моим сведениям, ещё около 1780 года неподалёку от Гаррилонского моста, на въезде в город, появилась лечебница для душевнобольных — «Королевская богадельня имени Роберта Бойла». В ту пору здесь ещё был старый и густой лес. Место казалось идеальным — недалеко от города, но всё же и за его чертой. То, что лечебница находилась рядом с дорогой, никого не смущало, да и больных держали под замком.

И вот состоялось свержение короля, пришла Великая Технологическая революция — и всё изменилось. Живописный лес был сведён на корню, и теперь больница одиноко маячила у входа в город. В самом городе прибыло новых жителей — и началась жестокая борьба за выживание.

Кто-то упал на дно — в рабочие кварталы, но кто-то погрузился ещё ниже — был вынужден покинуть город. Куда такие могли податься? Что бросалось им в глаза, когда они оказывалась вне Таранта? Конечно же, лечебница. Видимо, поначалу сердобольный персонал этого заведения соглашался приютить у себя горемык, изгнанных из города. Но поток изгнанников всё усиливался. И вот уже они стали оставаться здесь против желания хозяев. А вместе с обычными, безобидными неудачниками появились и преступники, посчитавшие это место удобной базой.

Да и грабить гостей города здесь было более чем удобно. Постепенно вокруг лечебницы вырос целый посёлок, населённый отбросами общества.

Остаётся загадкой, почему власти пропустили мимо внимания его зарождение. Скорее всего, потому что упала важность дороги — теперь пассажирские и грузовые перевозки осуществлялись либо по морю, либо по железной дороге.

Проще говоря, старый тракт стал попросту не нужен — он не приносил никакой экономической выгоды, а потому за ним и не следили. У меня есть и другая гипотеза: существование Бойла на первых порах было выгодно Промышленному совету. Действительно: это была своего рода резервация для маргиналов, «излишки» населения автоматически, самостоятельно «сливались» туда, не устраивая волнений в городе. Затем, видимо, Бойл должен был быть снесён, а его обитатели — разогнаны или арестованы. Но к тому времени, как Промышленный совет окончательно укрепил свою власть, а Тарант стал тем Тарантом, к которому мы привыкли, оказалось, что атаковать Бойл — значит развязать едва ли не гражданскую войну. Для ликвидации этого поселения потребовалось бы привлечение армии, которая в ту пору была связана войной с Камбрией и распылена в многочисленных экспедиционных корпусах. А Бойл меж тем рос и рос — в силе и в числе…

«ЛЕВИАФАН»

(выдержки из книги, продолжение)