Взято из “Stress Responses of Children to Sexual Abuse and Ritualistic Abuse in Day-Care Centers” by S. J. Kelley, 1989, Journal of Interpersonal Violence, 4 (4)б 502 - 513. Сокращено по разрешению.
Ритуальное насилие было связано с большим числом жертв на центр повседневного попечения (43 против 34) и с большим количеством преступников на одного ребенка (5 против 2). Дети в группе ритуального насилия также сообщали о большем числе эпизодов сексуального насилия на одного ребенка, чем дети в группе сексуального насилия.
Физическое насилие Дети из группы ритуального насилия чаще, чем дети из группы сексуального насилия, сообщали о том, что к ним применялось физическое насилие, их физически ограничивали, заставляли потреблять человеческие экскременты и телесные жидкости (включая мочу, испражнения и сперму), заставляли принимать наркотики или вещества, меняющие сознание. Семьдесят четыре процента детей в группе ритуального насилия и 28% в группе сексуального насилия были принуждены проглотить вещество или наркотик, которые делали их сонными, вероятно, в попытке сделать их менее сопротивляющимися насильственным актам или менее способными точно вспомнить детали травматических событий.
Психологическое насилие Применялось жестокое запугивание, чтобы помешать жертвам из обеих групп разоблачить осуществленное против них насилие. Девяносто восьми процентам подвергшихся насилию детей угрожали какой-либо формой физического ущерба; самым распространенным типом, который применялся, были угрозы смерти. Детям в группе ритуального насилия чаще угрожали, что либо они, либо их родители будут убиты, если они когда-либо расскажут об этом насилии. Им также чаще угрожали злом со стороны сверхъестественных сил и расчленением. Похоже, что преступники в группе ритуального насилия использовали “средства поражения избыточной мощности”, чтобы заставить свои жертвы молчать; использованный уровень запугивания мог быть нацелен на то, чтобы терроризировать этих маленьких детей.
Ритуальная деятельность Дети в группе ритуального насилия сообщали об участии в сатанистских или похожих на сатанистские ритуалах, а также об угрозах злом со стороны сверхъестественных сил. Описываемые сатанистские ритуалы часто включали в себя одевание в мантии или костюмы и использование принадлежностей, включая свечи, наркотики или “волшебные зелья” и сатанистские символы, такие, как перевернутое распятие и пентаграммы. Сатанистская практика, о которой сообщали эти дети, согласуется с сатанистской деятельностью, о которой сообщают Хилл и Гудвин (Hill & Goodwin, 1989) в своем обзоре исторических отчетов о сатанизме.
В группе ритуального насилия 86% детей описывали использование монотонного пения и песен, чтобы вызвать силу Сатаны в ходе церемониального насилия. Угрозы, затрагивающие сверхъестественные силы, чаще всего были связаны с Сатаной, злыми духами или демонами и включали такие предупреждения, как: “Сатана всегда знает, где ты и что ты делаешь”.
Сравнение влияния сексуального и ритуального насилия
Дети в группе ритуального насилия демонстрировали значительно больше проблем поведения, чем субъекты группы сексуального насилия и сравнительной группы, согласно измерению по Контрольному списку детского поведения (p <.05) (Achnbach & Edelbrock, 1983). В группе ритуального насилия 48% детей насчитывалось в клинической сфере по шкале абсолютных поведенческих проблем, по сравнению с 32% детей в группе сексуального насилия. Счет > 70 по счету абсолютных поведенческих проблем находится на уровне 98 процентов и рассматривается как находящийся в клинической сфере (Achenbach & Edelbrock, 1983). Только 2% обычного населения, как этого можно было бы ожидать, попадают в клиническую сферу, что показывает гораздо большие поведенческие проблемы в обеих группах насилия, чем в нормативной группе.
Дети в группе ритуального насилия имеют значительно более высокий средний счет очков, чем дети группы сексуального насилия и сравнительной группы, по внутреннему измерению Контрольного списка детского поведения (p <.05). В группе ритуального насилия 57% насчитываются в клинической сфере по внутреннему измерению по сравнению с 38% в группе сексуального насилия. Хотя у детей в группе ритуального насилия более высокий средний счет по внешнему измерению, чем у детей группы сексуального насилия, разница статистически была незначительной.
Страхи Подвергшиеся ритуальному насилию дети (91%) гораздо чаще (p <.05) сообщали о постоянных страхах, связанных с тем, что они оказались жертвами, чем дети из группы сексуального насилия (72%) (Burgess, Hartman, & Kelley, 1990).
ОБСУЖДЕНИЕ
Выводы этого исследования соответствуют выводам исследования Уотермена и других (Waterman et al., 1990), в котором дети, которые были подвергнуты ритуальному насилию в учреждениях повседневного попечения, и группа подвергшихся сексуальному насилию детей были сравнены по поведенческому функционированию и эмоциональному состоянию, используя обширные измерения. Дети группы ритуального насилия сообщали о сексуальном и физическом насилии, сатанистских ритуалах и запугивании множеством преступников, в то время как субъекты в группе сексуального насилия сообщали о сексуальном насилии одного преступника без ритуальных или терроризирующих элементов.
Уотермен и другие (Waterman et al., 1990) использовали Контрольный список детского поведения (Achenbach & Edelbrock, 1983) как один из своих исходных измерителей. Дети в группе ритуального насилия показывали значительно более высокие очки, чем дети в группе сексуального насилия, по абсолютным проблемам поведения и внутреннему поведению Не было значительных различий между двумя группами подвергшихся насилию по внешнему поведению или социальной компетентности. Эти выводы удивительно похожи на выводы данного исследования (Kelley, 1989): Подвергшиеся ритуальному насилию дети показывают значительно более высокие очки, чем дети, подвергшиеся сексуальному насилию, во абсолютным поведенческим проблемам и внутреннему поведению. Сорок шесть процентов детей в группе ритуального насилия Уотермена и других (Waterman et al., 1990) и 48% в группе ритуального насилия Келли (Kelley, 1989) насчитывались в клинической сфере по шкале абсолютных поведенческих проблем.
Уотермен и другие (Waterman et al., 1990) выяснили, что подвергшиеся ритуальному насилию дети значительно более напуганы, чем контрольная группа, и подвергшиеся ритуальному насилию дети показывают гораздо большую напуганность, чем имеющие невроз страха дети из Луисвилльского обследования по страху. И вновь эти выводы соответствуют выводам данного исследования (Kelley, 1989). Особенно интересен их выод о том, что о 37% детей в группе ритуального насилия сообщалось, что у них был чрезмерный или безрассудный страх перед Дьяволом, а у 27% был чрезмерный страх перед адом.
Ограничением для представленного здесь исследования является использование родительских сообщений о поведении детей для измерения влияния насилия, поскольку на родительские сообщения о поведении их детей может воздействовать знание о мучениях их ребенка и ожидания ущерба. Однако, вывод этого исследования о повышенном влиянии на подвергшихся ритуальному насилию детей согласуется с сообщениями терапевтов о повышенном воздействии на детей, подвергшихся ритуальному насилию, как это утверждается в исследованиях повседневного попечения как у Финкельхора и других (Finkelhor et al., 1988), так и у Уотермена и других (Waterman et al., 1990). В исследовании Уотермена и других (Waterman et al., 1990) терапевты, используя модифицированную версию Контрольного списка детского поведения, оценили подвергшихся ритуальному насилию детей с повышенными абсолютными поведенческим проблемами и внешними поведенческими проблемами. Терапевты сообщают, что 80% ритуально изнасилованных детей отвечают критериям посттравматического стрессового расстройства (PTSD) по сравнению с 36% группы сексуального насилия. О повышенном воздействии ритуального насилия также сообщается в литературе о взрослых, переживших это. Бриер (Briere, 1988) обнаружил, что детская история ритуального и эксцентричного насилия была связана с повышенными симптомами зрелого возраста.
Главной проблемой, с которой сталкиваются исследователи и профессионалы, когда они оказываются перед лицом детских заявлений о ритуальном насилии, является попытка определить достоверность подобных заявлений. Когда маленькие дети сообщают о том, что выглядит как сатанистская практика, трудно, а часто невозможно, определить мотивацию преступников при использовании сатанистских символов и ритуалов. Большинство экспертов в области сатанизма делят практикующих сатанизм на четыре категории:
1. Дилетанты, часто подростки, которые привлечены к сатанизму на поверхностном уровне и в действительности не так уж ему преданы
2. Имеющие свой стиль или психопатические сатанисты, которые привлечены насильственными формами сатанизма, затем прививающимися к их ранее существовавшей патологии
3. Религиозные сатанисты, участвующие в хорошо организованных, публично признанных группах
4. Участники сатанистских культов, являющихся утонченными тайными группами, которые могут заниматься преступной деятельностью (Tucker, 1989, as cited in Langone & Blood, 1990)
Некоторые преступники могут действительно практиковать какую-то форму сатанизма, в то время как другие взрослые, которые насилуют детей сообща с похожей на сатанистскую практикой, могут в действительности вовсе не быть сатанистами, но вместо этого использовать похожие на сатанистские ритуалы и символы, чтобы пугать детей. Кроме того, часто трудно отличить истинную сатанистскую деятельность от деятельности, которую более точно можно было бы классифицировать как экстравагантное сексуальное поведение, неонацистский ритуал и идиосинкразические психические отклонения (Langone & Blood, 1990).
Исследование ритуального насилия, о котором сообщается здесь, и другие исследования часто содержат многие из одних и тех же характерных черт, как о них говорится у Хилла и Гудвина (Hill & Goodwin, 1989) в их историческом докладе о сатанизме. Сообщения о ритуальном насилии типично включают в себя сообщения о следующем:
1. Насильственная сексуальная деятельность (Finkelhor et al., 1988; Jonker & Jonker-Bakker, 1991; Kelley, 1989; Snow & Sorensen, 1990; Waterman et al., 1990; Young et al., 1991)
2. Физическое насилие или пытка (Finkelhor et al., 1988; Jonker & Jonker-Bakker, 1991; Kelley, 1989; Snow & Sorensen, 1990; Young et al., 1991)
3. Поглощение крови, спермы или экскрементов (Finkelhor et al., 1988; Jonker & Jonker-Bakker, 1991; Kelley, 1989; Snow & Sorensen, 1990; Young et al., 1991)
4. Поглощение наркотиков (Kelley, 1989; Snow & Sorensen, 1990; Young et al., 1991)
5. Угрозы насилием/смертью (Finkelhor et al., 1988; Kelley, 1989; Snow & Sorensen, 1990; Waterman et al., 1990; Young et al., 1991)
6. Угрозы сверхъестественными силами/чарами (Finkelhor et al., 1988; Kelley, 1989; Snow & Sorensen, 1990; Waterman et al., 1990)
7. Сатанистские намек/принадлежности (Finkelhor et al., 1988; Kelley, 1989; Snow & Sorensen, 1990; Waterman et al., 1990; Young et al., 1991)
8. Присутствие в качестве очевидца при расчленении животных (Finkelhor et al., 1988; Kelley, 1989; Snow & Sorensen, 1990; Young et al., 1991)
9. Убийство взрослых и детей (Snow & Sorensen, 1990; Young et al., 1991)
Хотя поразительное сходство сообщений о сатанистской и эксцентричной деятельности, о котором говорится в этих исследованиях, не составляет доказательства того, что сообщения субъектов действительно полностью правдивы, оно предполагает, что одной из многих возможностей, которую следует продумать и исследовать далее, является то, что дети в самом деле пережили настоящее участие в эксцентричной и насильственной ритуальной деятельности. Другие возможности, которые следует обдумать, следующие: В ходе насильственных эпизодов дети могли неверно воспринимать события и относящиеся к ним детали; дети могли позднее неточно вспоминать восприятия; на детей подействовало предположение терапевтов или родителей о том, что имела место ритуальная деятельность; дети являются дезориентированными во время насилия из-за поглощения наркотиков или алкоголя, что компрометирует будущее воспоминание; и дети преувеличивают или фальсифицируют сообщения. Терр (Terr, 1988) предположил, что некоторые маленькие дети, видимо, справляются с подавляющими, пагубными прошлыми воспоминаниями путем разработки их в деталях даже еще глубже, когда они воскрешают их и рассказывают о них в будущем. До тех пор, пока не будут доступны дальнейшие данные, каждую из возможностей следует считать вероятной. Маловероятно, что какая-то одна из них объясняет все случаи ритуального насилия, о котором сообщалось.
ВОПРОСЫ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К ЛЕЧЕНИЮ
Лечение ритуально изнасилованных детей не будет значительно отличаться от лечения сексуально изнасилованных детей. Обе группы получили травму и имеют ограниченные способности понять, что с ними было сделано. Ритуально изнасилованные дети, однако, скорее будут демонстрировать более серьезные симптомы. Для обеих групп важным фактором может быть то, где имело место насилие. Если преступниками были члены семьи, проблема лечения явно осложняется, поскольку люди, являющиеся важнейшей психологической поддержкой ребенка, оказываются причиной проблемы. Если местом был центр дневного попечения или соседняя окружающая обстановка, способность семьи оказывать поддержку, вероятно, будет усилена интенсивной семейной терапией. Иногда, видимо, члены семьи имеют такие же трудности в том, чтобы иметь дело с насилием, как и ребенок. Семейная поддержка, однако, является решающей для выздоровления ребенка. Уотермен и другие, например, выяснили, что “в значительной степени сильнейшими предсказателями результата были семейные факторы” (Waterman et al., 1990, p. 15), включая восприятие матери как реагирующей более позитивно, меньшее количество стрессовых факторов в жизни, больше семейной близости и сплоченности, и использование активных мер, помогающих справиться с проблемой, таких, как получение помощи от профессионалов.
Оценка ритуального насилия может быть более трудной, чем оценка сексуального насилия, поскольку первая порождает больше скептицизма у работников. Дети часто разоблачают ритуальное насилие после раскрытия менее угрожающих форм насилия. Жизненно важно, чтобы эта оценка осуществлялась только хорошо подготовленными профессионалами со специальными знаниями и опытом по оценке и лечению маленьких детей. Ложное отрицательное мнение (например, вывод заключения о том, что никакого насилия не было, когда фактически оно имело место) может поразить детей на всю остальную их жизнь и, на самом деле, может быть решающим в определении того, исцелится ли ребенок от насилия или разовьет дисфункциональную модель личности на всю жизнь. Уотермен и другие (Waterman et al., 1990), например, выяснили, что 17% ритуально изнасилованных детей оставались в клинической сфере по Контрольному списку детского поведения во время проверки через пять лет. Хотя это отражало значительное улучшение в психологическом состоянии детей, нормативные данные отмечают, что следовало бы ожидать, что только 2,5% детей попадут в клиническую сферу.
Ложное положительное мнение (например, вывод заключения о том, что насилие произошло, когда его на самом деле не было), с другой стороны, также может глубоко повлиять на будущее ребенка. Следовательно, профессионалам следует убедиться, что они знают, что делают, прежде чем они представят себя в качестве экспертов в подобных случаях.
Психологическая защита, которую применяют дети, может осложнить оценку. Важно помнить, что разоблачение является процессом, а не событием. Дети могут признать, затем отказываться, затем вновь признавать, что они были подвергнуты насилию. Одна исследовательская работа, например, выяснила, что даже в группе, где “преступник признался в сексуальном изнасиловании детей и был приговорен к пожизненному тюремному заключению, 23% детей отказывались от своих заявлений в какой-то момент в ходе курса лечения” (Waterman et al., 1990, p. 23). В том же самом исследовании 27% ритуально изнасилованных детей также отрекались от своих заявлений. Но в обеих группах отказавшихся все дети, кроме одного, “позже заново разоблачали, а многие раскрывали ранее не раскрытые акты (p. 4).
Тот факт, что ритуально изнасилованные дети демонстрируют гораздо больший посттравматический стресс, чем сексуально изнасилованные дети, является, возможно, самым значительным фактором, дифференцирующим две группы в отношении лечения. Ритуально изнасилованные дети гораздо чаще испытывают симптомы посттравматического стрессового расстройства (PTSD) - например, напуганность, возвращения в прошлое, сверхбдительность. Эти страхи следует изучить, и детям необходимо помочь ощутить себя в безопасности и имеющими силы. Уотермен и другие (Waterman et al., 1990) описывают некоторые из методик, которые применялись:
Разыгрывание ролей, рисование ужасов, ритуалы белой магии (использование скорее добрых сил, нежели злых), тренировки по расслаблению и структурированная игра фантазии относительно мощных фигур. В том, чтобы справиться с проявлениями PTSD, упражнения по релаксации и самогипнотические магнитофонные записи были полезными в лечении кошмаров, возвращений в прошлое и нарушений сна, в то время как со сверхбдительностью и недоверием к другим обращались посредством работы непосредственно с отношениями ребенок - терапевт (pp. 20 - 21)
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Ритуальное насилие в отношении детей продолжает оставаться областью с гораздо большим числом вопросов, чем ответов. Исследователям и профессионалам необходимо использовать беспристрастный подход в изучении сложностей этих случаев. Даже те, кто является скептичным в отношении достоверности сообщений о сатанистской и эксцентричной деятельности, соглашаются, что большинство этих детей получили травму и нуждаются в профессиональном вмешательстве. Пока спорные вопросы продолжают дебатироваться, давайте не терять из виду потребности этих травмированных детей и их семей.
ССЫЛКИ
Achenbach, T. M., & Edelbrock, C. S. (1983). The Child Behavior Checklist manual. Burlington: University of Vermont.
Briere, J. (1988). The long-term clinical correlates of childhood sexual victimization. Annals of New York Academy of Sciences, 528, 327-334.
Burgess, A. W., Hartman, C. R., & Kelley, S. J. (1990). Assessing child abb The TRIADS checklist. Journal of Psychosocial Nursing, 28 (4), 7-14.
Burgess, A. W., Hartman, C. R., Kelley, S. J., Grant, C. A., & Gray, E. B. (1990). Parental response to child sexual abuse trials involving day-care settings. Journal of Traumatic Stress, 3 (3), 395-405.
Faller, K. C. (1990). Understanding child sexual maltreatment. Newbury Park, CA: Sage.
Finkelhor, D., Williams, L., & Burns, N. (1988). Sexual abuse in day care: A national study. Durham: University of New Hampshire.
Hill, S., & Goodwin, J. (1989). Satanism: Similarities between patient accounts and pre-inquisition historical sources. Dissociation, 2 (2), 39-43.
Johnson, C. F. (1990). Inflicted injury versus accidental injury. Pediatric Clinics of North America, 37, 791-814.
Jones, D. P. H. (1991). Ritualism and child sexual abuse. Child Abuse and Neglect: The lnternational Journal, 15, 163-170.
Jonker, F., & Jonker-Bakker, P. (1991). Experiences with ritualistic child sexual abuse: A case study from the Netherlands. Child Abuse and Neglect: The lnternational Journal, 15, 191-196.
Kelley, 8. J. (1989). Stress responses of children to sexual abuse and ritualistic abuse in day-care centers. Journal of lnterpersonal Violence, 4, 502-513.
Kelley, S. J. (1990). Parental stress response to sexual abuse and ritualistic abuse of children in day-care centers. Nursing Research, 39 (1), 25-29.
Langone, M. D., & Blood, L. O. (1990). Satanism and occult-related violence: What you should know. Weston, MA: American Family Foundation.
Lanning, K. V. (1991). Ritual abuse: A law enforcement view or perspective. Child Abuse and Neglect: The lnternational Journal 15, 171-173.
Snow, B., & Sorensen, T. (1990). Ritualistic child abuse in a neighborhood setting. Journal of lnterpersonal Violence, 5 (4), 474-487.
Terr, L. (1988). What happens to early memories of trauma? A study of twenty children under age five at the time of documented traumatic events. Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry, 27, 96- 104.
Waterman, J., Kelly, R. J., McCord, J., & Oliveri, M. K. (1990 ). Reported ritualistic and nonritualistic sexual abuse in preschoools: Effects and mediators. Executive Summary submitted to National Center on Child Abuse and Neglect. Washington, DC.
Young, W. C., Sachs, R. G., Braun, B. G., & Watkins, R. T. (1991). Patients reporting ritual abuse in childhood: A clinical syndrome. Report of 37 cases. Child Abuse and Neglect: The International Journal 15, 181-189.
mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.017 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию
