POV Author. В до тошнотворного белой комнате воздух состоял преимущественно из этого едкого больничного запаха антибиотиков и пропитанных мерзостью бинтов

В до тошнотворного белой комнате воздух состоял преимущественно из этого едкого больничного запаха антибиотиков и пропитанных мерзостью бинтов, и периодичного пикания, служащего подтверждением тому, что сердце Джерарда всё ещё бьётся. Он нервно и сбивчиво дышал, сжимая голубоватую простынь в кулаке, мечтая своим напряжением выбить иглу из своей вены.

В палату тихо постучались, и, не дожидаясь ответа, вошёл врач, позади которого суетливо топталась на месте Меган. На переносице сухого и морщинистого лица пожилого мужчины образовалась ямочка, демонстрирующая всю серьёзность выбранной им профессии. Он хмуро осмотрел Джерарда, оценивая его положение и возможность принять назойливую гостью.

— Только недолго. Он ещё очень слаб.

Меган сразу застучала каблуками по плитке, торопливо приближаясь к койке пострадавшего. Она присела рядом с ним, слабо улыбаясь. Дверь беззвучно прикрылась, оставляя лишь слабую щёлку, открывающую обзор на бегающих туда-сюда медработников и неторопливо шагающих больных. Девушка не осмелилась прикасаться к мужчине, даже зная, что сейчас он бы не смог ей противиться.

— Зачем ты попросил придти меня? — брюнетка сделала акцент на последнем слове, искренне не понимая целей Джерарда.

— Ты любишь меня?

Уэй, хоть и говорил только с Меган, без каких-либо эмоций смотрел на зашторенное окно. Получив утвердительный ответ, он сощурился и озадачено свёл брови.

— Если ты… любишь меня, то забери Бэндит к себе, — Джерард впервые за время их знакомства просит о чём-то и так грустно смотрит в глаза девушки, без вызова, агрессии и откровенной иронии, лишь просьба. Меган опустила голову, позволяя длинной чёлке упасть на лицо. Конечно, она согласилась, не задавая вопросов, её не волновало, почему Джерарду это нужно, или почему именно она, а не Майки, к примеру.

— Ты меня больше не увидишь, никто не увидит, — тихо проговорил мужчина.

Девушка коротко кивнула, и только блестящие от слёз глаза выдавали её. Джерард с усилием поднял руку и стёр с щеки Меган первую слезу, размазывая подводку по лицу и своему пальцу. Он впервые дотронулся до неё без отвращения, и она была разбита и счастлива одновременно. Слёзы стекали одна за другой тёмно-серыми ручейками, контрастируя с широкой улыбкой. Меган осторожно поцеловала ладонь брюнета и, бережно опустив её на постель, встала, уходя навсегда. Уходя за девочкой, которую видела не более, чем раза три за свою жизнь.

Как только она, не попрощавшись, ушла, Джерард начал шёпотом молиться. Он никогда прежде не обращался к Богу, не просил прощения, как делает это сейчас, позволяя паре солёных капель упасть на холодную подушку, не молил Господа защитить кого-либо.

В отличие от въехавшей в него девушки, Джерард остался жив, отделавшись несколькими не слишком серьёзными травмами, что было удивительно, при лобовом-то столкновении. Мужчина счёл это за знак, он решил избавить близких ему людей от себя. Нет, он не сбросится с крыши и не порежет вены; он просто уедет куда-нибудь подальше в нелюдимое место.

Всё, чего хотел Джерард сейчас, – это не своего прощения, а спасения Бэндит – самого святого, что у него осталось.

В другом конце штата, на пороге сгоревшего дома сидел Фрэнк. Его маленький милый Фрэнки. По желанию Аманды, ему было велено посетить церковь и исповедаться, иначе девушка не пустит его домой. Они снова живут вместе, Фрэнк нашёл работу в качестве официанта, но не очень-то он желал съезжать. На его шее болтался острый клык, который он никогда не снимает с того момента, как нашёл. Служба должна закончиться совсем скоро, поэтому парень тушит окурок и, отряхнувшись, не спеша, идёт в сторону Божьего храма.

Как это иронично, не находите? Убеждённые атеисты готовы верить во что угодно, как только что-то случается. Все винят Его, если случаются неприятности, считая, что это Он не защитил, забывая о своём человеческом непредсказуемом факторе. Забывая так же и о том, что вы не можете знать от скольких участей похуже уже были спасены.

Фрэнк прошёл в слабо освещаемое помещение: окна были покрыты выложенными мозаикой сценами из Библии, почти всё было свободно от людей, только одна девушка, сидящая на третьем ряду скамей, плакала и, беззвучно шевеля губами, молилась. Фрэнку это было непонятно. Он не ждал спасения или пощады, он спокойно принимал свою ничтожность за факт, не пытаясь его исправить или хотя бы скрыть, как это делает большинство.

Парень, держа руки в карманах приспущенных джинс, направился в сторону исповедальной будки. Зайдя туда и присев на твёрдое дерево, он кашлянул, привлекая внимание читающего священника по другую сторону. Мужчина, взволнованно заёрзав, отложил книгу в сторону и приготовился слушать. Фрэнк прислонился лбом к резной поверхности, через которую можно было с трудом разглядеть «отца» средних лет, но уже с заметной даже в полумраке, серебряной проседью.

— Я грешен, Отец, — заучено начал Айеро. - Всю свою жизнь я посвятил себе, своим прихотям и желаниям. И все меня бросают, Отец. Мама бросила меня, - на удивление самому себе, до этого уверенный и самодовольный парень поджал губу, стараясь контролировать себя, - и человек, изувечивший меня, тоже бросил. Он… он просто взял и ушёл. Как и мама. Всем плевать на меня. Зачем я родился таким? П-почему я должен страдать, когда другие веселятся?! Почему он ушёл? Я даже не знаю, где он. И больше даже не буду пытаться искать… Вы слушаете меня, Отец?

— Конечно, сын мой, продолжай.

Фрэнк вошёл в многочисленный список тех, чьи слёзы без разрешения хозяина рвутся на волю, но оставляют внутри боль. Он изучал пол, перебирая пальцы между собой. Как только он выйдет за пределы церкви – всё пройдёт, но сейчас он чувствует, что не может молчать.

— Буду предельно откровенен, Отец. Я стал похож на заправскую шлюху из-за него, мне неважно с кем и где, если мне хорошенько вставят, — святой отец за стенкой предупредительно кашлянул, но парень лишь усмехнулся, продолжая. - Это мой способ… Унять оставленную им пустоту. Он появился, вырвал какой-то важный кусок меня, исчез с ним. Встретившись с ним снова, я потерял всё, при том, что ничего у меня и не было. Я буду гореть в Аду. И он будет гореть там вместе со мной.

— Бог простит тебя.

— Нет, Отец, вы не понимаете. У меня свой Ад, свой Рай и свой Бог. Мой персональный Бог, ведь он стал всем, я всё ему отдал, всего себя и даже больше, и ничего хорошего взамен не получил. Он совсем как ваш Бог, только сексуальнее...