Апрель – сентябрь 1989 года 7 page

– Ну скажи, что я перезвоню! Мне надо спать, чтобы быть красивой, – взмолилась Эдвина.

– Что тебе надо – так это деньги, – непреклонно продолжала Руби.

Эдвина тут же проснулась и насторожилась, словно гончая, почуявшая дичь.

– Деньги? Кто‑то сказал… деньги, я не ослышалась?

Она села на постели и, сдернув повязку, зашвырнула ее в угол. Неожиданный свет ослепил ее и, вскрикнув, она прикрыла глаза рукой.

Руби хмыкнула.

– Я знала, что это поднимет тебя.

– Так значит, никто не звонит? – Она даже взвизгнула от негодования.

– Звонит, звонит, – успокаивающе ответила Руби.

– Ну? Кто?

– Какой‑то мужчина по имени… – Руби выдохнула и пожала плечами. – Только что вертелось на языке, да вот забыла. Во всяком случае, кто бы ни звонил, это не он. Его секретарша.

– А ты спросила ее, что ему нужно?

– Это не мое дело! – и, возмущенно фыркнув, Руби выплыла из комнаты.

Все еще загораживаясь рукой от солнца, Эдвина нашарила трубку параллельного телефона.

– Да?

– Мисс Робинсон? Мисс Эдвина Дж. Робинсон? – Это прозвучало так, словно говорили не разжимая губ.

– Да.

– Минутку, пожалуйста, я соединю вас с мистером Лео Фладом.

– С кем?

– С мистером Фладом. Мистером Лео Фладом. – Сдержанный голос секретарши звучал так, словно она говорила о Боге или о президенте США, или о том и другом вместе.

Нахмурившись, Эдвина быстро порылась в памяти. Где же она слышала это имя? Флад… Флад… Флад! Ее спутанные курчавые жесткие волосы чуть дыбом не встали. Да чушь какая‑то! Не тот же это Лео Флад, про которого „Форчун" и „Форбс" пишут, что он стоит сто черт‑знает‑сколькольонов долларов! Расслабившись, она успокоилась. Рассудив трезво, она посчитала, что этого не может быть. Это, скорее всего, какой‑то другой Лео Флад, наверное, какой‑нибудь страховой агент, который нашел ее имя в телефонной книге. Скорее всего. А иначе с какой бы стати мультимиллионер, который даже и не слыхал о ней, будет звонить? На другом конце раздался мужской голос.

– Мисс Робинсон?

– Слушаю вас, – сдержанно ответила Эдвина. Если ее разбудили из‑за какого‑то страхового агента или чего‑то в этом роде, то она выскажет ему все, и как следует.

– Позвольте представиться. Я – Лео Флад из компании „Бек, Флад и Кронин". Может быть, вы слышали обо мне?

Слышала ли она о нем! Значит, это действительно тот самый Лео Флад. Но если тебе раздается звонок с неба, то ведь нельзя сразу падать на колени и целовать ноги – как бы не набить шишек.

– Да, я слышала о вас. – Она старалась говорить ровно, чтобы не выдать волнения.

– Прекрасно. А вы, как я полагаю, та самая Эдвина Дж. Робинсон, которая работала у Антонио де Рискаля и хочет основать свою фирму.

На какой‑то момент она лишилась дара речи, и в трубке было слышно лишь его дыхание. Наконец она прошептала:

– Да.

– Тогда мы должны встретиться. Поскольку я думаю о том, чтобы вложить деньги в моду, а вы ищете спонсора, то нам следует поговорить подробнее. Что, если мы завтра вместе позавтракаем?

Завтрак с Лео Фладом! Она уже готова была дать волю своим чувствам, как вдруг отвратительный зеленый червячок стал нашептывать ей всякие мерзости, и она с подозрением спросила:

– Скажите, случайно не Р.Л. Шеклбери навел вас на эту мысль, нет?

– Кто? – в голосе звучало неподдельное замешательство.

– Я пошутила, – тихо сказала она, прогоняя мерзкого червячка. И в душе вдруг зазвучал чудесный хор.

Лео Флад хочет быть ее спонсором! О, благодарю тебя, Господи! Благодарю. Благодарю!

– Значит, договорились?

– Скажите, где и когда, я приду.

– В моем офисе на Уолл‑стрит вас устраивает? В двенадцать?

Она хотела ответить, но слова застряли в горле.

– Мисс Робинсон? Вы слышите меня?

Она откашлялась и хрипло произнесла:

– Да. Я… Я приду, мистер Флад. Я…

– Отлично, – перебил он ее прежде, чем она смогла сказать какую‑нибудь ерунду. – С нетерпением жду встречи. Уолл‑стрит, 69, завтра в двенадцать. Я не прощаюсь.

Движение в деловом районе было такое, что машины больше стояли, чем ехали; пешком было бы быстрее.

На углу Бродвея и Фултон‑авеню Эдвина, просунув водителю три хрустящие пятидоллоровые бумажки, со словами „сдачи не надо" вынырнула из такси. Одной рукой она держала огромную папку‑портфель с эскизами, другой сжимала ремешок перекинутой через плечо черной кожаной сумки – необходимая мера, чтобы ее не сдернули.

Постояв минутку и сделав несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с духом, она огляделась. В узких, уходящих ввысь расщелинах центральных улиц звучала, усиленная отвесными стенами небоскребов до невообразимого уровня, бешеная какофония огромного города: автомобильные гудки, сирены, пожарные клаксоны, прорезаемые пронзительными свистками курьеров‑велосипедистов.

Она невольно сморщилась, в глазах отразилось неудовольствие. В душном воздухе было больше выхлопных газов, чем кислорода, а тротуары гудели от сотен спешащих ног. Куда бы она ни взглянула, везде, словно море, колыхание бесконечной многоголовой толпы.

Внезапно ее охватило возбуждение и она влилась в этот поток. Войдя в дом 69 по Уолл‑стрит за пять минут до назначенного времени, Эдвина быстро пересекла холл и протиснулась в переполненный лифт.

„Бек, Флад и Кронин Инк." занимала восемь этажей – с двадцать первого по двадцать восьмой этаж.

Она вышла на двадцать первом и словно вступила в другую эпоху и на другой континент.

То, где она оказалась, больше походило на клуб, чем на приемную какой‑нибудь фирмы. Вдоль стен стояли обтянутые кожей строгие английские диваны и такие же стулья в стиле королевы Анны. Темные панели стен. Потемневшие и пожелтевшие от времени портреты и литографии с изображением сцен охоты. Эдвина понимала: все сделано для того, чтобы создать атмосферу солидности, незыблемости и постоянства, словно компания „Бек, Флад и Кронин" образовалась не каких‑то четыре года назад, а была здесь с тех пор, как Генри Гудзон впервые провел свой корабль вдоль этих берегов.

Секретарша улыбнулась ей и быстро что‑то сказала в трубку.

Вскоре появилась женщина в строгом темно‑синем костюме и белой блузке, и Эдвина последовала за ней по устланному толстой дорожкой коридору. Когда они проходили мимо традиционно обставленных офисов, в одном месте через стеклянную стену Эдвина успела заметить гигантского размера комнату, сплошь уставленную компьютерами; молодые люди, энергично жестикулируя, говорили по телефонам и одновременно следили за огромным, почти до потолка электронным табло фондовой биржи.

Через несколько минут они вошли в административные офисы. В глаза тут же бросилась перемена обстановки. Английские портреты на стенах были больше и лучше выполнены: теперь вместо богатых торговцев на нее смотрели герцоги. Антиквариат вокруг был подлинный, не имитация.

И там, в приемной Лео Флада, за столом, которому было не меньше трехсот лет, сидела сама Мисс Не‑Разжимая‑Губы. Из породы Грызунов. Явно не возбуждающего вида. Равнодушная, худая и суперэффективная. В сером костюме в тонкую полоску и блузке, даже шелковый волан которой не мог скрыть выпирающих ключиц. Тонкий нюх Эдвины уловил едва ощутимый запах духов.

– У мистера Флада сейчас совещание, и он просит прощения за задержку, – произнесла она сквозь сжатые губы тоном, не терпящим возражений. – Присядьте, пожалуйста. Скоро он к вам выйдет.

Лучезарно улыбнувшись, Эдвина села в английское кресло второй половины XVIII века и положила ногу на ногу. Почти тут же из кабинета вышли четверо японских бизнесменов, все с непроницаемыми лицами и одинаковыми „дипломатами", и на столе Мисс Сжатые Челюсти загудел интерком.

Мисс Сжатые Челюсти подняла глаза.

– Мисс Робинсон, можете войти, – сказала она, вставая, чтобы проводить ее в кабинет. Придерживая дверь, она улыбнулась. Вернее, показала зубы.

Эдвина вошла в кабинет. Прежде всего ее поразила тишина. Кабинет словно находился в склепе. Совершенно очевидно, что над звукоизоляцией здесь потрудились. Затем она огляделась и увиденное действительно поразило ее. Эта угловая комната, где двумя стенами служили окна, была высотой в два полных этажа. Казалось, что потолок уходил под самое небо. Изящные, золотистого дерева панели отливали блеском. Письменный стол отсутствовал, но зато кофейных столиков было не меньше трех. Вокруг располагались обитые мягкой кожей диваны и кресла. И все – ярко‑бирюзового цвета! Ее цвет!

Ее оценка возможностей Лео Флада тут же подскочила на недосягаемую высоту. Она пожалела, что не надела свою выкроенную геометрическими фигурами и выкрашенную в пронзительно‑синий цвет норковую пелерину, хотя погода и позволяла.

Сцепив руки за спиной, у стеклянной стены стоял Лео Флад. Он повернулся, почувствовав ее присутствие, и через ковровое пространство пошел ей навстречу.

– Мисс Робинсон.

Эдвина пожала протянутую руку. Так же твердо, как и он ее.

– Мистер Флад.

Улыбнувшись, он произнес с легкой укоризной:

– Просто Лео. Если мы собираемся начать общее дело, вам придется называть меня по имени.

– Тогда и вы называйте меня Эдс, как мои друзья. Меня так зовут с детства, – засмеялась она в ответ.

– Должно быть, ваша мать обладала чувством юмора. Знаете, вы – первая Эдвина Дж. Робинсон, которую я знаю.

– Могу поверить.

Он оглядел ее.

– Мне нравится ваш костюм.

Она чуть улыбнулась, опустив глаза.

– Должен нравиться. – Затем вновь посмотрела на него. – Антонио де Рискаль. Из весенней коллекции 1988 года.

То, что он был куплен в лучшие времена и с 25‑процентной скидкой, как для всех сотрудников фирмы, она опустила.

– Удивлен, почему вы не носите что‑то из своих моделей.

– Потому, что я только начала. Все это пока идеи.

– Если все пойдет хорошо, не исключено, что де Рискалю еще придется попотеть за свои деньги, а?

– Это как раз и входит в мои планы, – ответила она со спокойной убежденностью.

– Я уверен, что так оно и будет. – Он широко улыбнулся, а потом вдруг рассмеялся. – А знаете, вы напомнили мне себя, когда я только начинал. Это было… восемь, нет, девять лет назад. Кто‑то договорился, чтобы меня пригласили на собеседование в фирму „Саломон бразерс", так, незначительная должность, но в то время я готов был перегрызть за нее горло. „Что вы хотите делать?" – спросил меня чиновник, ведавший кадрами. И поверите ли, но у меня хватило нахальства сказать: „К тридцати годам я намерен стать мультимиллионером".

Эдвина засмеялась.

– И что потом?

– Нет нужды говорить, что работу я не получил. Но что я действительно запомнил, так это реакцию чиновника. Он просто уставился на меня и спросил: „А что тогда будет с вашей должностью, если вы действительно станете мультимиллионером? Тогда мы потеряем сотрудника, обученного за наши деньги". Сначала я подумал, что он разыгрывает меня, но он говорил серьезно!

Конечно, реальных шансов у меня не было ни шиша, но факт остается фактом: это действительно произошло! И из этого собеседования я извлек три ценных урока, которые никогда не забуду.

Эдвина заинтригованно посмотрела на него.

– Урок номер один, – продолжал он, – состоит в том, что мечты могут сбываться. Номер два – что, завернув меня, „Саломон бразерс" потеряла чертовски хорошего исполнителя и в перспективе кучу денег. И самый важный, третий: если бы я стал у них работать, то всего этого, – он обвел рукой огромный кабинет, – никогда бы не было.

Она не отрываясь смотрела на него.

– Заставляет задуматься, не так ли? Ну хорошо, давайте сядем. – Он взял ее за локоть и подвел к креслам. Она обратила внимание, что Лео усадил ее напротив картины Гойи, в то время как сам сел лицом к электронному биржевому табло, вделанному в деревянную золотистую панель.

Но, похоже, он смотрел только на нее. Зеленоватые строчки цифр, скользящие по экрану, оставались незамеченными.

Воспользовавшись моментом, она решила рассмотреть его повнимательнее. Начиная с черных как смоль, волос до безукоризненных, сшитых на заказ черных туфель, все во внешности Лео Флада было красиво подано и очень ухожено. Также сшитый на заказ серебристо‑серый шелковый костюм был явно от „Савиль Роу". Выбритые до блеска скошенные славянские скулы. Маникюр. Загар. Два ряда ровных белоснежных зубов, которые портили лишь слишком острые выпирающие клыки. Если бы он так часто не улыбался, то его холодное физическое совершенство было бы почти пугающим.

Но красив, призналась она, неожиданно почувствовав, как внутри что‑то напряглось. Непревзойденно красив. Нет. Более, чем красив. Почти прекрасен, но в нем было что‑то от Ангела Смерти.

Внезапно почувствовав, что он разглядывает и оценивает ее так же пристально, она покраснела и на щеках сквозь искусно наложенный макияж проступил яркий румянец. Она быстро отвернулась.

– Полагаю, – произнес он, нарушая неловкое молчание, – мой звонок, наверное, был для вас неожиданностью.

Она обрадовалась, что взаимный осмотр закончился.

– Да, но я не понимаю одного – почему именно я? Вокруг столько художников, чего вы хотите от меня?

– Все очень просто. – Он посмотрел на нее проницательным взглядом. – Мне кажется, в вас есть все, что нужно.

– Понимаю, – кивнула она неуверенно. Он посмотрел ей прямо в глаза.

– В отличие от того дурака из „Саломон бразерс" я ищу яркие молодые таланты и оказываю им поддержку.

Эдвина нахмурилась.

– Хорошо, но меня интересует другое. Почему вдруг мода? Она, похоже, не имеет отношения к тому, что здесь происходит.

– Здесь происходит бизнес, стремящийся к наименьшему общему знаменателю: прибыли. А мода – это бизнес. Думаю, нет нужды говорить вам, что мода – крупнейшая индустрия этого города.

– Нет, не нужно, я уже знаю это.

– И, чтобы сразу внести ясность, уточню: когда я говорю „мода", я не имею в виду несколько вечерних туалетов или элитарных ансамблей.

Она выпрямилась.

– Тогда что же вы имеете в виду, Лео? – тихо спросила она.

– Большую, новую, задающую тон фирму. Такую, с которой бы считались и которая в результате удовлетворит все вкусы и принесет крупные барыши. Скорее что‑то подобное „Лиз Клэрборн", нежели „Скасси" Она смотрела на него во все глаза.

– Вы говорите о бизнесе, приносящем в год миллиард долларов!

– Угу. – Он откинулся на спинку и улыбнулся. – Выражаясь кратко, это мой стратегический план.

– А тактический?

– Дать вам финансовую поддержку и быть уверенным, что вы поможете нам войти в этот бизнес.

С минуту она молчала.

– На вашем месте, я бы не думала только о голых цифрах. Если вас интересует только это, то вряд ли стоит разговаривать дальше.

Он засмеялся.

– Согласен. Я ищу не счетную машину, таких хоть пруд пруди. Мне нужны вы.

– Вы очень уверены в себе. Как будто мы уже собираемся работать вместе. – Она слегка нахмурилась и выдержала его взгляд.

– Ага. – Он снова улыбнулся. – Именно собираемся.

– Но вы даже не видели моих работ! Все, что вам известно, это то, что я не могу реализовать свои замыслы.

– Напротив. Вы хороший художник, Эдс, очень хороший.

Она пристально посмотрела на Лео.

– Откуда вы знаете?

Он слегка улыбнулся.

– Вот что говорит об этом. – Он наклонился вперед и, дотянувшись до крайнего столика, взял с него стопку эскизов и молча протянул ей.

Одного взгляда было достаточно.

– Как они к вам попали? – спросила она, швырнув их обратно на столик.

– Если я скажу, повлияет это на ваше решение?

Поколебавшись, она ответила:

– Нет.

– Мне передал их ваш бывший муж.

– Дункан? – Она не могла поверить. Он кивнул.

– Но он… он ведь даже не был у меня с тех пор, как я нарисовала их! Как они могли?..

– Похоже, ваши близкие очень любят вас, Эдс. Дункану их дала ваша дочь с тем, чтобы он показал их мне.

Внутри у нее все закипело от гнева. Она скрестила руки на груди и сидела так, поджав губы и нервно перебирая пальцами, она вся просто клокотала. Еще немного – и из нее посыпались бы искры.

– Вы сердитесь…

Серебристо‑серые глаза Эдвины потемнели и стали почти черными, это было для него неожиданностью.

– Еще спрашиваете, конечно сержусь! – В ее голосе звучала горечь. – Никто, никто не имел права брать это! Они мои, черт возьми!

И, словно в театре, в нужный момент неслышно возник одетый в форму дворецкий и прозвучала самая банальная фраза:

– Завтрак подан.

За столом Эдвина поняла, что продолжать сердиться просто невозможно: Лео был само очарование и внимательность, изысканная роскошь столовой не могла оставить равнодушной, а поданными деликатесами лучшего ресторана, откуда они прибыли, его шеф‑повар мог гордиться по праву. На столе стояла дичь в собственном соку, ее сменили седло оленя с грибами, затем салат и горячие пирожки с ревенем. Все сопровождалось розовым вином „Дом Рюинар" и „Шато Пишон‑Лаланд" 78‑го года.

– В идеале, – сказала Эдвина, глядя ему в глаза, – первая коллекция будет закончена в течение первых восьми месяцев и поступит в магазины к середине следующего года.

Лео помолчал, затем задумчиво произнес:

– Другими словами – в мае или июне. А не поздновато ли для сезона?

– Да, при обычных обстоятельствах было бы поздновато. Но, видите ли, в том‑то вся и прелесть. Мы не представим первую коллекцию поздно. – В глазах у нее вспыхнул лукавый огонек. – Мы будем представлять ее рано. – Взяв бокал, она откинулась на спинку, ожидая реакции.

Он посмотрел на нее с возросшим уважением.

– Другими словами, вы предлагаете представить осеннюю коллекцию в начале лета?

– Совершенно верно! – Очень довольная собой, она кивнула, и глаза ее потеплели. Если она и могла уже что‑то сказать о Лео Фладе, так только одно: он быстро схватывал.

– Хм‑м. – Он откусил кусочек оленины. – А не кажется ли вам, что мы дадим выстрел немножко преждевременно?

Эдвина покачала головой.

– Отнюдь. Запомните: обычно осенняя коллекция попадает в магазины летом; так же и зимняя – начинает продаваться осенью. Единственное, что мы сделаем, это начнем чуть‑чуть раньше, опередив таким образом конкурентов, – и она взглянула на него поверх бокала.

– Ага! – воскликнул Лео.

– Ага‑а‑а‑а… – подхватила она.

– Ага, – повторил он снова с видимым удовольствием.

– Ага‑а‑а, – протянула она мягко и улыбнулась. Какое‑то мгновение они неотрывно смотрели друг на друга, как два конспиратора, очень довольные своим заговором. Она – со своим талантом и опытом, он – с деньгами и деловой проницательностью, они оба ощущали, как уже начинается что‑то, что может совершить переворот.

– А знаете, вам не перестаешь удивляться.

– Пока мы не отвлеклись, вы должны узнать и еще кое‑что, что может удивить вас. Эскизы, которые вы видели, совсем не то, что я задумала. По крайней мере, уже не то.

– Они говорят, что у вас есть талант.

Эдвина протестующе махнула рукой и рассмеялась.

– Мы с вами прекрасно знаем, что талант в этом городе недорого стоит. Каждый второй имеет творческую жилку или, по крайней мере, убедил себя в том, что имеет.

Лео наклонился к ней через стол.

– Так что? Что же вы задумали?

Она не мигая встретила его взгляд.

– Я много об этом думала. Когда‑то давно я мечтала делать эксклюзивные вещи и дорогое готовое платье. Теперь я пришла к выводу, что была на ложном пути. Сегодня уже слишком много всякой элитарной, дорогой и престижной одежды. Задумайтесь над этим. Разве нужен Америке или всему миру еще один Оскар де ла Рента? Еще один Антонио де Рискаль? – Она покачала головой. – Искренне сомневаюсь. Не поймите меня превратно, Лео. Я обожаю носить сногсшибательные вещи. Это моя страсть, практически моя единственная самая большая слабость. Ничто в мире не заставляет меня чувствовать себя на верху блаженства – только если на мне надето что‑то абсолютно необыкновенное и возмутительно дорогое. Но – и это очень большое „но" – покупать эту одежду совсем не то, что пытаться продать ее. Я считаю, что рынок для нее слишком ограничен. Не говоря о том, что существует опасность провала.

– Я думаю точно так же, – одобрительно кивнул он.

– Я рада, что вы так думаете. Теперь возьмите последние вещи Вилли Смита. Насколько я понимаю, он совершенно правильно повел продажу своей серии „Вилливеар".

– Что это?

– Коротко говоря, это то, что я хотела бы предложить потребителю – широкий выбор одежды по доступным ценам, которую можно комбинировать бесконечно. – Она наклонилась вперед, возбуждаясь все больше и больше. – Другими словами, Лео, полностью скоординированная коллекция! О да, знаю, это было и раньше, но никогда в таких масштабах, в каких это вижу я. Цветной эластичный верх. Комбинаторный низ. Яркие куртки и свитера. Туники, выполняющие двойную функцию: как длинные юбки или короткие платья. Привлекательные колготки. И в довершение всего – огромный выбор ослепительных, неотразимо ярких леггенсов: прозрачных для лета и из толстой шерсти для зимы. – Она остановилась, чтобы перевести дыхание, глядя на него сияющими глазами. – Ну? Что вы об этом думаете?

– Я думаю, что это просто гениально. А в смысле демографии – это адресовано самой большой и следящей за модой группе потребителей страны.

– Надеюсь, вы не измените мнения после того, как выслушаете меня до конца. Чтобы реализовать замысел, действительно сделать так, чтобы дело пошло, нам необходимо иметь свои секции – по крайней мере секции – во всех крупных магазинах, таких, как „Маси", „Блумингсдейлс", „Шеклбери‑Принс" и „Маршалл Филд", по всей стране. И это принесет нам успех практически за один день.

Он пристально посмотрел на нее.

– Продолжайте.

Для большей уверенности Эдвина сделала глоток вина.

– Я знаю, что получить свою площадь в универмагах будет не просто сложно – почти невозможно. Война даже между такими крупными, солидными фирмами с большими объемами продаж, как „Донна Каран" и „Ральф Лорен", идет не на жизнь, а на смерть. Но мы должны иметь свою площадь. Без этого все остальное очень, очень проблематично.

– А почему вы думаете, что у нас есть шанс получить ее?

Она подняла брови.

– Разве я так сказала?

– Может, не теми словами. – Он улыбнулся. – Но по‑другому вы и не думали.

– Верно. – Она посмотрела на него горящими глазами. – Понимаете, Лео, у меня совершенно новая маркетинговая концепция. Новая, по крайней мере, в области бизнес‑моды. Насколько мне известно, такое еще никто не пробовал.

Он на секунду задумался.

– Ну, вообще‑то, вам тут и карты в руки.

Она поставила бокал и, облокотившись, задумчиво провела пальцем по стеклу.

– Выход на массовый рынок потребует больших денег, – начала Эдвина.

По лицу Лео пробежала улыбка.

– У меня есть большие деньги. – Это прозвучало без хвастовства.

– Знаю, но речь идет о миллионах. Вы понимаете? Его это не смутило.

– Может, это избитая истина, но зато верная: чтобы сделать деньги, их надо потратить. Деньги существуют, чтобы их вкладывать и вновь вкладывать. – Он засмеялся. – Забудьте казино. Бизнес – самая большая игра.

Внезапно она почувствовала раздражение.

– Именно так вы смотрите на моду? Просто как на игру?

– Нет, как на то, куда можно вложить деньги. Успешно вложить, точнее говоря. Убежден, что с вашими моделями и идеями маркетинга пределом может быть только небо.

– В таком случае секции в универмагах – основное. Но они возьмут и большую часть затрат. Мы будем поставлять все, а это включает и сами специально сделанные секции – бутики. Чтобы уменьшить их стоимость и сделать мгновенно узнаваемыми, я пришла к выводу, что они должны быть сделаны заранее – все одинаковые – типа больших киосков. При установке они уже будут полностью оборудованы, до последнего крючка, полки, вешалки. Я хочу, чтобы они имели такую конструкцию, чтобы их можно было собрать и разобрать за один день. Тогда все, что нужно, – это заполнить их нашей коллекцией и – пожалуйста! – мы можем торговать.

– Звучит так, как будто вы хотите открыть пиццерию, – заметил Лео весело.

– Или „Макдональдс", – улыбнулась она. Его это заинтересовало.

– Ну да, есть быстрая еда, а вот – быстрая мода.

– Не смейтесь. На самом деле гамбургеры и одежда отличаются не так уж сильно.

Рассмеявшись, он от удивления покачал головой.

– Куда идет мир? Сначала – быстрая еда, потом – быстрые дивиденды, и теперь вот – быстрая мода.

– Поосторожней, – произнесла она резко. – Это не быстрая мода. Это будет высококачественная, хорошо смоделированная и доступная одежда. Но это не быстрая одежда.

Он склонил голову.

– Уже исправился.

Эдвина прищурилась.

– Знаю, я слишком чувствительна в том, что касается одежды, но никогда в жизни я не буду делать дрянь.

– Я просто неправильно выразился. Но вы молодец, Эдс, этого у вас не отнимешь. Нет, не молодец. Больше. Вы потрясающи! Вам кто‑нибудь говорил это?

– По крайней мере раз в день, а если очень повезет, то чаще. И теперь, перед тем, как вы снова закрутитесь, кое‑что еще, Лео. – Она совершенно забыла про еду и заговорила так тихо, что ему пришлось напрячь слух. – Последнее и самое главное. Безусловно, это больше тактический ход в маркетинге, нежели вопрос моды, но, как я уже сказала, то, что является основным в гамбургерах, должно стать основным и в одежде. Итог один и тот же Верно? – И она очаровательно подняла брови.

– Я бы сказал, что да. – И он серьезно кивнул.

– Поэтому я предлагаю, нет, это мое требование: все кассовые ведомости, до самой последней – все должно вводиться в центральный компьютер. Тогда любая и каждая продажа будет мгновенно фиксироваться в нашем главном офисе. Это не только облегчит пополнение складов и тут же покажет, что продается, а что – нет, таким образом мы сможем постоянно поддерживать ажиотаж. На каждом бутике, наверху, будет большое компьютеризированное табло с постоянно меняющимися цифрами, которые показывают, сколько вещей по всей стране продано на данный момент. Ну как? Неужели вы не понимаете? Это лучше, чем у Короля гамбургеров?

У Лео открылся рот.

– Да будь я проклят! – пораженно прошептал он.

– Я так и думала, что вам понравится.

– Понравится? Да я влюбился в это. – Он реагировал, как ребенок. – Это… это гениально! – Он тряс головой и изумлялся. – Мое чутье не подвело меня, теперь я знаю точно. Ваш подход… да, предел – только небо! Это не может провалиться!

Замахав на него руками, она вновь наклонилась над столом.

– Нет, может, – вымолвила она мрачно. – Поэтому я хочу, чтобы вы, начиная дело, все ясно себе представляли. Я не верю в разную ерунду и не собираюсь вешать лапшу на уши, рисуя красивую картинку.

– Женщина целит прямо в сердце.

Эдвина проигнорировала его юмор.

– Прежде всего необходимо четко продумать весь механизм. Сделать эскизы через восемь месяцев, как я планирую, возможно. И даже получить конструкторскую и технологическую разработку. То же относится и к образцам. Но что может оказаться нам не под силу, Лео, где можно по‑крупному проколоться, – это выполнить заказы, особенно большие заказы, выполнить к тому времени, когда они должны поступить в магазины. Вот что меня действительно беспокоит.

Почему? Ведь мы же не будем производить товар сами. Это – дело субподрядчиков. Так поступают другие модельеры, не так ли?

– В готовой одежде – да. Но вы хоть имеете представление о том, какой это огромный механизм? Лео, нет нужды говорить вам, как относятся изготовители к своим огромным счетам в банке; только дураки поступают иначе. Изготовители из кожи вон лезут: водят модельеров по ресторанам и всячески ублажают, они купают их в шампанском, поставляют женщин, развлечения, а может, и наркотики, чтобы приток денег не прекращался. А что такое новенький? Ему достается не только последнее место, но и… О, Боже! Вы никогда не поймете, что это такое, пока сами не испытаете! То же самое относится и к текстильным оптовикам, и к крупным продавцам одежды. Поэтому поймите: что толку получать лавину заказов и установить повсюду бутики, если продукция не может поступить вовремя? Я видела много преуспевающих, да, Лео, преуспевающих фирм, которые сходили со сцены именно потому, что были не в состоянии выполнить заказы в срок. Лео нахмурился.

– Я не понимаю вас. Сначала вы меня купили на это, а теперь пытаетесь отпугнуть. Почему?

– Я не пытаюсь отпугнуть вас, я лишь реально смотрю на вещи. И говорю вам все как есть. – Она улыбнулась. – Судя по вашему лицу, вы, как я понимаю, все еще „за"?

– Верно.

– Хорошо. Тогда давайте сразу перейдем к источнику всех зол. Сколько денег вы можете выделить на это?

Ответ последовал без колебаний.

– Столько, сколько нужно. Но я прикинул, что потребуется примерно три миллиона.

Она фыркнула, и ее губы скривились в опасную улыбку.

Date: 2015-08-24; view: 305; Нарушение авторских прав