Все оттенки тьмы 19 page

На какой‑то момент мир словно застыл. Но уже спустя секунду все изменилось: мимо Бэнкса бежали и кричали прохожие с перепуганными и растерянными лицами. Все старались вернуться на Риджент‑стрит или углубиться в Сохо.

Слева, в узком переулке, чернел столб дыма, из которого вырывались языки пламени. Визжали и выли сигнализации. Не задумываясь, Бэнкс побежал к Аргайлл‑стрит. Минуя паникующую толпу, он выскочил на Оксфорд‑стрит. Его глазам представилась чудовищная картина. Повсюду полыхали пожары, и густой черный дым разъедал глаза. Пахло паленой резиной. В воздухе висела пыль от отлетевшей штукатурки. Под ногами валялись вывороченные булыжники, скрипело разбитое стекло. Поначалу Бэнксу казалось, что все происходит как в замедленной съемке. Где‑то вдалеке надрывались сирены, но он был здесь, в дыму, словно на необитаемом острове, оторванный от всего остального города. Он оказался в самом эпицентре шторма, в оглушающей, давящей тьме. Здесь никому и ничему не выжить.

Повсюду груды обломков и следы разрушения: части машин; покореженные велосипеды; тлеющая деревянная тачка; безвкусные сувенирные шарфы и дорогие пашмины и горы всяких безделушек из сувенирных лавок – вдоль всей улицы; мужчина полулежал на капоте среди осколков ветрового стекла, неподвижный, истекающий кровью. Вдруг к Бэнксу кинулась пожилая азиатка в разноцветном сари. Ей разворотило пол‑лица, а из глаз струились потоки крови. Она бежала, вытянув вперед руки.

– Помогите! – кричала она. – Помогите, помогите! Я ничего не вижу! Я ослепла!

Взяв ее за руку, Бэнкс принялся бормотать какие‑то слова утешения. Женщина вцепилась в него мертвой хваткой. Может, и хорошо, что она ничего этого не видит, мельком подумал Бэнкс, ведя ее вдоль улицы. Повсюду бродили ошеломленные, ничего не соображавшие люди. Они протягивали руки, словно зомби в фильмах ужасов. Кто‑то кричал, кто‑то ругался. Люди бежали от горящих машин, сидели и лежали на земле, стеная от боли.

Один мужчина катался по асфальту, пытаясь сбить пожирающий его огонь. Бэнкс ничем не мог ему помочь. Он споткнулся о чью‑то ногу. Нога лежала сама по себе, без тела. Бэнкс вступил в какую‑то жижу, противно зачавкавшую под ногами, и увидел, что земля вокруг усыпана оторванными руками и ногами. Он вывел несчастную из дыма и усадил на тротуар дожидаться медиков. Затем по обломкам и мусору рванул обратно. Увидев растерянного, ничего не понимающего мальчишку лет десяти, Бэнкс чуть ли не силой отволок его туда, где дым был не таким густым и где он оставил азиатку. Затем пошел отлавливать очередного пострадавшего, привел его туда же.

Бэнкс потерял счет времени и не знал, сколько он уже так ходит и выводит за руку, и вытаскивает, и выносит людей к краю Оксфорд‑серкус, где тоже страшно воняло горелой пластмассой, но хоть как‑то можно было дышать.

В языках пламени на боку лежало такси. Из его окна пыталась выбраться симпатичная молодая блондинка в окровавленном желтом платье. Бэнкс направился к ней. Девушка прижимала к груди маленькую собачку, больше похожую на комок шерсти, и пакет из универмага «Селфриджез». Ей удалось выбраться наружу, но слишком объемный пакет в окно не пролезал, Бэнкс тянул ее за собой, но она никак не хотела выпускать пакет из рук. А ведь такси могло в любую секунду взорваться. Наконец она выдернула пакет и, дрожа, снова приковыляла на своих высоких каблуках к Бэнксу. Заглянув внутрь машины, он увидел, что водитель уже мертв. Девушка покорно шла, вцепившись одной рукой в Бэнкса, а другой прижимая к груди собачку. Они медленно пробирались к относительно свежему воздуху. Именно в этот момент Бэнкс сквозь едкий смрад почуял аромат, отличный от запаха смерти: еле уловимый мускусный запах ее духов. Она уселась на тротуар и разразилась рыданиями, а Бэнкс отправился назад, в адское пекло. Неподалеку горел завалившийся на бок автобус. Бэнкс решил взглянуть, не осталось ли там кого в живых. Сзади доносился горестный плач блондинки, ее собачка вдруг затявкала.

А в следующий момент все вокруг заполонили темные фигуры в защитных костюмах и в противогазах, с кислородными баллонами и автоматами в руках. Кто‑то через громкоговоритель потребовал очистить зону поражения. Бэнкс продолжил искать выживших, пока ему на плечо не легла тяжелая рука.

– Шел бы ты лучше отсюда, приятель, – сказал мужчина из‑под прижатой к носу и губам маски. – Никогда не знаешь, может, сейчас еще одна бомба бабахнет. Или взлетит на воздух какая‑нибудь тачка.

И он деликатно, но решительно провел Бэнкса мимо Оксфорд‑серкус, к углу Риджент‑стрит.

– Как вы, ничего? – спросил он его.

– Вполне. Я полицейский, – добавил Бэнкс. – Могу помочь. – Он достал свое удостоверение.

Мужчина посмотрел на пластиковую карточку очень внимательно. И наверняка запомнил его имя.

– Это сейчас не так уж важно, – покачал он головой, отводя Бэнкса подальше. – Без специального оборудования и экипировки тут нечего делать. Слишком опасно. Вы видели, что произошло?

– Нет, – ответил Бэнкс. – Я был на Грейт‑Мальборо‑стрит. Услышал взрыв, ну и сразу сюда – поглядеть, смогу ли чем помочь.

– Ну, теперь этим займутся профессионалы. Если вы и впрямь считаете, что не пострадали, езжайте‑ка домой. Пусть врачи займутся теми, кто действительно в них нуждается.

Бэнкс спускался по Риджент‑стрит, заставленной пожарными и полицейскими машинами, каретами «скорой помощи» и бронированными автомобилями. Повсюду мелькали люди в форме. Уже возвели ограждения – до самой Кондуит‑стрит. Спотыкаясь и вдыхая с наслаждением свежий воздух, Бэнкс обошел баррикады и побрел к толпе потрясенных зевак.

– Что там произошло? – спросил у него кто‑то.

– Бомба, да? – спросил кто‑то еще и добавил: – Что же еще. Эти гребаные террористы.

Бэнкс, не обращая внимания на расспросы, пробрался сквозь толпу. Он шел тем же путем, какой проделывал совсем недавно. Или давно? Среди разорванных тел, ядовитого дыма, раненых и убитых время замедлялось и текло, как густой мед; но теперь, обернувшись и оглядев Риджент‑стрит, Бэнкс почувствовал, что все это случилось за какую‑то долю секунды, не больше. Да, спасатель был прав – ему тут больше делать нечего. Не мешаться же под ногами. Бэнкс еще никогда не чувствовал себя таким бесполезным и ненужным, а просто стоять и глазеть – это не для него. Интересно, как там они, пожилая азиатка и девушка с собачкой и с пакетом?

Бэнкс шел к Пикадилли‑серкус, и с каждым его шагом кровавый хаос отдалялся, тая, словно привидевшийся кошмар. Бэнкс шел наобум, не думая куда, лишь бы убраться подальше. Дышалось почти нормально, но глаза до сих пор жгло. Прохожие, глядя на него, ахали и охали. Они взрыва не слышали, но им было и так понятно: произошло что‑то страшное.

Над щеголеватыми домами Риджент‑стрит поднимался дым, отравляя теплый летний воздух.

Миновав Пикадилли‑серкус, Бэнкс четко осознал, что ему срочно требуется выпить. А еще лучше напиться.

У Шафтсбери‑авеню Бэнкс свернул в сторону Сохо. Когда он работал в столичной полиции, то проводил тут много времени. Наконец Бэнкс дошел до старого паба на Дин‑стрит, в котором много лет назад частенько надирался. Там ничего особо не изменилось. Все толпились у барной стойки. Даже курильщики зашли внутрь, чтобы посмотреть последние новости на большом телеэкране. Раньше на нем только футбол и показывали, припомнил Бэнкс, а сейчас он увидел Оксфорд‑серкус. Настоящее поле битвы, и всего в миле отсюда. Бэнксу не верилось, что всего несколько минут назад он был там, в этом аду, который показывали по телевизору. Другой мир. Другое место. Но прежде так всегда и бывало. В других местах и мирах. В Дарфуре, Кении, Зимбабве. В Ираке. В Чечне. А не на соседней улице, черт бы всех побрал.

Бармен со всеми вместе смотрел новости, но, заметив Бэнкса, вернулся за барную стойку.

– Господи Иисусе, – пробормотал он, – что это с вами? У вас такой вид, будто вы… Черт! Вы ведь оттуда?

Теперь на Бэнкса смотрели со всех сторон. Дергали друг друга за рукава, тыкали пальцем и что‑то шептали.

Бэнкс кивнул.

– Любые напитки за счет заведения, друг, – заявил ему бармен.

Бэнкс хотел заказать два напитка: пинту пива, чтобы утолить жажду, и двойной бренди, чтобы успокоить нервы. Он попытался уговорить бармена взять деньги хотя бы за один, но тот категорически отказался.

– На вашем месте я бы заглянул сначала в туалет, – сказал он. – Дверь сзади. Вам сразу полегчает, как смоете с себя все это.

Бэнкс глотнул пива и пошел в уборную, тесную и узкую, такие почти во всех лондонских пабах; писсуары были в желтых пятнах и воняли мочой, но зато над треснувшей раковиной висело зеркало.

И Бэнкс увидел себя во всей красе: лицо черное от сажи. Только белки глаз сверкали, а взгляд был устремлен в бездну. Белая рубашка обгорела, заляпана кровью и еще бог знает чем. К счастью, ветровка пострадала не очень сильно. Испачкалась, конечно. Но поскольку была темно‑синего цвета, пятна не очень выделялись. Джинсы слегка подпалились и были изгвазданы оплавившимся гудроном. В чем у него подошвы ботинок, Бэнкс даже думать не хотел.

Единственное, что можно было в данный момент сделать, – хорошенько умыться и застегнуть ветровку, чтобы прикрыть рубашку. Включив горячую воду, Бэнкс выдавил себе на ладонь побольше жидкого мыла. В конце концов ему удалось смыть почти всю грязь. Взгляд изменить куда сложнее.

– Совсем другое дело, дружище, – одобрительно сказал бармен.

Поблагодарив его, Бэнкс осушил пинту пива. Поставив пустой стакан на стол, он принялся за бренди, медленно и вдумчиво. Бармен тут же наполнил пустой стакан пивом. А потом Бэнкс увидел, как он наливает виски для себя, двойную порцию.

– Говорят, террорист‑смертник подорвал себя в машине, – сказал бармен, кивая в сторону телевизора, у которого, как приклеенные, столпились посетители. – Это уже что‑то новенькое. Выехал с Грейт‑Портленд‑стрит на Оксфорд‑стрит. К серкус подъезжать побоялся, и это логично. Там ведь парковаться нельзя, а по Оксфорд‑стрит и вовсе одни только автобусы да такси могут ездить. Сволочи. Какие же сволочи. Всегда найдут возможность нагадить.

– Много пострадавших? – поинтересовался Бэнкс.

– Пока еще точно не знают. Двадцать четыре трупа и примерно столько же с серьезными ранениями. Но это первые только сведения. Вы ведь прямо там были, да?

– Был.

– Прямо в центре событий?

– Да.

– И на что это все похоже?

Бэнкс молча отпил бренди.

– Извините, – спохватился бармен. – Нашел о чем спрашивать. Я и сам всякого навидался. Служил в десанте в Северной Ирландии. – Он протянул руку: – Кстати, меня зовут Джо Джелдард.

– Рад познакомиться, Джо Джелдард, – пожал ему руку Бэнкс. – Алан Бэнкс. И спасибо вам за все.

– Это все ерунда. Как вы себя чувствуете?

Бэнкс пригубил еще бренди. Руки все еще тряслись. Он только сейчас заметил, что у него обгорела левая ладонь, хотя боли до сих пор не чувствовал. Значит, ожог не очень серьезный.

– Благодаря этому, – он поднял стакан с бренди, – скоро буду как огурчик.

Джо Джелдард отошел к другому концу стойки, чтобы вместе с другими посетителями следить за новостями. Бэнкс остался в одиночестве. Теперь можно было сосредоточиться и попытаться осознать, что же произошло. Он до сих пор не мог поверить, что это все совершилось наяву.

Судя по всему, когда Бэнкс шел по улице, террорист подорвал машину где‑то за углом. Если бы он не решил свернуть со слишком людной в это время Риджент‑стрит на Грейт‑Мальборо‑стрит, то вышел бы как раз на Оксфорд‑стрит. Кто знает, что бы тогда с ним было.

А потом, когда все свершилось, он бросился в эпицентр взрыва. Но не потому, что отличался невероятной храбростью. Подчинился порыву, совершенно инстинктивному. Подчинился, хотя несколько лет назад Бэнкс и сам чуть не погиб в огне.

Он вспомнил про Брайана и Томасину. С ними все должно быть нормально. Они ведь оба решили ехать на метро. Правда, подземку могли обесточить в связи с терактом, однако эту неприятность можно пережить. Надо будет позвонить обоим, убедиться, что целы. Но попозже, когда он окончательно придет в себя. Он вдруг подумал, что они тоже могут о нем беспокоиться.

А София? Она ведь часто работает в Вестерн‑Хаусе, на Грейт‑Портленд‑стрит. Если только она не уехала куда‑нибудь на интервью или на съемки в другую студию. Может, как раз сегодня решила пройтись до Оксфорд‑стрит, чтобы пообедать? Правда, раньше она никогда этого не делала, вспомнил Бэнкс. Она ненавидела Оксфорд‑стрит – слишком много туристов. В ясный день София покупала сэндвич в «Прет‑а‑манже» и съедала его в Риджентс‑парке. Или устраивала себе пикник во время концерта в театре на открытом воздухе.

И все же надо ей позвонить, решил Бэнкс. Может, удастся заодно помириться.

На него вдруг накатила тошнота, и он спешно проглотил еще бренди. Алкоголь обжег горло, Бэнкс закашлялся. Но зато приступ тошноты прошел. Взглянув на телеэкран, Бэнкс увидел кадры с вертолета – пышный дым стелился над кварталом. Он даже не очень понял, откуда доносятся сирены – то ли из динамиков телевизора, то ли с соседней улицы. Внизу экрана мелькала бегущая строка с последними подробностями шокирующих событий. Количество жертв возросло до двадцати семи. Ранены тридцать два человека.

Бэнкс отвернулся от экрана и принялся за второй стакан пива. Правая рука уже почти не дрожала, а вот в обожженной левой запульсировала боль. Взглянув в зеркало позади винных бутылок и стаканов, Бэнкс с трудом узнал свое лицо. Пора было что‑то предпринимать.

Сначала надо купить новую одежду. У него остался при себе и кошелек, и оба его мобильных, но это – все. Остальные вещи лежали в машине около отеля. Конечно, можно добраться туда, минуя Оксфорд‑серкус, однако Бэнкса вообще не тянуло в отель. Во‑первых, он не хотел проходить мимо места трагедии, а во‑вторых, не было сил самому ехать в Иствейл. Надо купить одежду, поехать на вокзал и сесть на поезд. А за машиной он вернется, когда ему немножко полегчает. У Софии есть вторые ключи – она иногда любила прокатиться на его «порше». Можно попросить ее перегнать машину к ее дому, где все же безопаснее. Наверняка она согласится ему помочь, даже если все еще сильно обижена.

Внезапно до Бэнкса дошло, что и метро, и вокзалы на какое‑то время закроют. Как же ему сложно все это держать в голове. Мозг явно не справлялся. И Бэнкс понял, что никуда ему пока отсюда не уйти. Алкоголь потихоньку делал свою работу, вымывая из памяти ужасы прошедшего часа. Подозвав Джо Джелдарда, Бэнкс заказал еще одну пинту пива – на сей раз за свой счет.

Сидя за рулем, Энни размышляла. Зачем Бэнксу понадобилось, чтобы она этим субботним утром прикатила к нему домой в Гретли? Она‑то думала, что он останется в Лондоне с Софией, хотя бы на эти выходные. Выходит, ошибалась.

Весь вчерашний вечер она пыталась дозвониться до Бэнкса, но безуспешно – он не отзывался ни по одному из своих мобильных. После работы Энни поехала домой и посмотрела по телевизору репортаж о взрывах на Оксфорд‑серкус. Сущий кошмар. Сообщили, что контртеррористические подразделения прочесывают Дьюсбери, Бирмингем и Лестер. Трех подозреваемых уже арестовали. В одной из лондонских мечетей провели обыск.

Мусульманская община негодовала: осквернили их священный дом, но едва ли им хоть кто‑нибудь сочувствовал. Особенно после страшных телерепортажей из Лондона: ведь «Аль‑Каида» признала, что теракт – это ее деяние. Энни пыталась быть терпимой и уважать чужую веру. Но на протяжении всей истории человечества большая часть распрей, войн и смертей происходила во имя Бога. С каждым годом религиозный экстремизм набирает обороты, и все сложнее верить, что несоответствие чьим‑то сакральным постулатам может служить оправданием массовых убийств.

Да ну их! Как приятно прокатиться ясным утром по долине и отвлечься от мрачных новостей! Старушка «астра» покряхтывала на поворотах и подпрыгивала на внезапных кочках. Справа раскинулись луга. Болота окружали медлительную и важную речку Свейн, с берегами, поросшими клевером, лютиками и луговой геранью.

Вдали расстилалась долина, исчерченная невысокими каменными оградами. Чем выше, тем круче становились ее боковые склоны. Скалистые вершины, состоявшие в основном из известняка, покрывала трава, не сочная, как внизу, а вялая и высохшая. Дальше раскинулись вересковые пустоши, огромные, со всех сторон. Энни опустила окно. В магнитоле проигрывался диск лучших хитов Стили Дэна, и как раз сейчас звучала песня «Бодхисаттва». Бэнкс, конечно, не одобрил бы такой выбор, да и черт с ним. Этот мир был прекрасен.

Почти.

Уинсом совершила прорыв в расследовании нападения в Истсайд‑Истейте: один из местных громил обмолвился, что в квартале появился новый серьезный наркодилер, «то ли албанец, то ли турок». Он приехал из Лондона, и ребятишки, прежде свободно приторговывавшие наркотой, должны были перейти под его руководство или выйти из игры. А иначе окажутся в больнице с пропоротым брюхом. Пока этого новенького им найти не удалось. Они лишь знали его кличку – Бык. Правда, Энни не сомневалась, что его поимка – не за горами. Ходили слухи, что у Быка много влиятельных знакомых, что он собирается наладить регулярные поставки героина в Иствейл. И суперинтендант Жервез, и помощник начальника полиции Маклафлин, и начальник полиции – все жаждали заарканить Быка. Еще бы, ведь тогда им удастся покрасоваться по телику и в очередной раз заявить, что они успешно борются с наркоманией.

Энни выехала на Хелмторп‑Хай‑стрит, миновала церковь, пабы и магазин спортивной одежды. У школы она свернула налево и поднялась на холм, в Гретли. Осторожно проехав по узкому каменному мосту, на котором беседовали, попыхивая трубками, несколько стариканов, она свернула к дому Бэнкса. Энни припарковала машину у каменной ограды возле Гретли‑Бек, это у самого леса. Автомобиля Бэнкса она нигде не увидела. Странно.

В какое живописное и уединенное место Бэнкс переехал после своего развода. Энни всякий раз замирала в восхищенном изумлении.

Пережив пожар, Бэнкс перестроил заново весь дом, там стало гораздо просторнее, сохранив при этом красивый известняковый фасад. Сейчас дом выглядел практически так же, как и в 1768 году, когда его только возвели, о чем гласила табличка на двери.

Энни постучала, и Бэнкс, впустив ее, прошел сквозь гостиную на кухню.

– Кофе будешь? – спросил он.

– С радостью.

А он, оказывается, знает, какой кофе она любит. Черный, крепкий. Бэнкс и сам пил такой же.

– Пошли на террасу, – предложил Бэнкс.

Вслед за ним Энни прошла сквозь кухню. На террасе сквозь стекла лилось медовое солнце. Но в открытые окна дул ветерок, и внутри было не слишком жарко. Вечная проблема с этими застекленными террасами, подумала Энни. Один жаркий день, и получается настоящая парилка. Зато зимой там очень уютно, особенно если поставить электрический камин с имитацией огня. Впрочем, и этим ранним утром там было очень здорово. Из окон открывался чудесный вид на долину, и выше, до самого известнякового шрама на верхушке холма, напоминавшего Энни ухмылку черепа. На зеленых лугах белели точки – там паслись овцы. Увидев плетеные кресла с подушками, Энни вспомнила, какие они глубокие и удобные, из них совершенно не хочется вылезать. Но она все же села в одно из кресел и поставила на стеклянный столик с нетронутыми утренними газетами свою чашку. Бэнкс еще не читал газет? Что это вдруг? Он редко интересовался новостями, но всегда просматривал рецензии на новые альбомы и фильмы и решал кроссворды. Наверное, он только недавно проснулся, решила Энни. Слышна была приглушенная музыка, довольно странная, похожая на похоронную. Нестройная мелодия, то затихающий, то вновь вступающий хор, трубы, литавры и удары колокола.

– Что это за музыка? – спросила Энни, когда Бэнкс уселся напротив.

– Шостакович. Тринадцатая симфония, называется «Бабий Яр». А что? Тебе не нравится?

– Ну почему же, просто интересно. Очень уж необычная.

«Да уж, это вам не рок‑композиция Стили Дэна», – подумала Энни. Но музыка играла совсем тихо, так что не раздражала.

– Когда ты вчера приехал? – спросила она.

– Поздно.

– Я тебе весь вечер звонила.

– Телефон разрядился, а зарядку я с собой не взял.

Бэнкс был очень бледным. Яркие синие глаза смотрели устало, а на левой руке белела повязка.

– Что это? – спросила Энни.

– Это? – поднял он руку. – Обжегся об чугунную сковородку. Мой врач давно говорил, что моя диета меня убьет, – улыбнулся он. – Ничего страшного. Хотел сегодня утром приехать в участок, но передумал. Потому и попросил тебя заглянуть ко мне.

– Потому что обжег руку?

– Что? Нет. Говорю же, это ерунда. Дело не в этом.

– А в чем?

– Потом расскажу.

– Хорошо, – весело ответила Энни. – Напускай туману, если тебе так хочется. Мне‑то что. А у нас, между прочим, появилась зацепка в истории с нападением в Истсайд‑Истейте. – Энни стала рассказывать про Быка, но вскоре поняла, что Бэнкс почти не слушает. – Так в чем дело, Алан? Зачем ты меня сюда притащил?

– Хотел поговорить с тобой о Ваймене. Мне кажется, пора его звать к нам в участок, с учетом всех последних событий.

– Каких еще событий? По‑моему, ничего нового мы не узнали, кроме того, что он нанял детектива для слежки за Сильбертом.

– Но ведь и этого достаточно, разве нет? Имеются и другие факты. Все это начинает уже зашкаливать.

Она слушала его с широко открытым ртом. Про то, как Хардкасл рвал фотографии в ресторане, про то, что случилось с домом Софии в четверг и с офисом Томасины вчера. Когда он умолк, Энни даже не нашлась, что сказать.

– Ты ведь вчера был в Лондоне, да? – промямлила она. – Жуть какая! В момент взрыва ты, наверное, был там совсем рядом…

– Шел по Риджент‑стрит, – ответил Бэнкс. – Метро потом на четыре часа закрыли, потому я так поздно и приехал. Пришлось брать такси от станции «Дарлингтон».

– Ты же вроде на машине туда уехал?

– Оставил ее там. Не хотелось садиться за руль. Меня от пробок уже тошнит. Да я еще и выпил за обедом. С чего это ты всполошилась? Что за допрос с пристрастием?

– Почему ты не остался у Софии? Она же, наверное, теперь трясется от страха. После такого разгрома.

– Она ночевала у подруги. – Бэнкс выразительно посмотрел на Энни, это был молчаливый призыв заткнуться и не лезть не в свое дело.

Музыка стала слышнее. Вступил солист, затем к нему присоединился хор. Потом вновь заиграл оркестр: загудели духовые, затем – дробное стаккато ударных, загрохотал гонг.

Очень странная музыка для такого чудного воскресного утра, подумала Энни. Бэнкс внимательно слушал, пока оркестр не заиграл крещендо, и затем постепенно звук сошел на нет, как в григорианских хоралах.

– Честно говоря, София не захотела, чтобы я у нее ночевал. Она обвинила в этом несчастье меня. Считает, что я забыл включить сигнализацию.

– А ты забыл?

– Нет, конечно.

– Ну а ей ты это сказал?

– Она так расстроилась. Она бы мне не поверила.

– А полицию вы вызвали?

– Энни, ты же понимаешь, с кем мы связались. Думаешь, полиция помогла бы? В конце концов, я и сам – полиция, и что с того? Ну и София была категорически против.

– А ты сказал Софии, кого подозреваешь в этом нападении?

– Нет.

– Почему?

– А зачем мне ее пугать?

– Ну, чтобы она была осторожней, например.

– Слушай, а тебе‑то что? Она же тебе даже не нравится.

– Это не так, – возразила Энни, сообразив, что сейчас лучше слукавить. – И потом, я за тебя волнуюсь. Это в первую очередь. Как всегда.

– Волноваться за меня не стоит. А Софии они вреда не причинят, и Томасине тоже. Захотели бы, давно бы уж с ними что‑нибудь сделали. Как и со мной, кстати. Нет‑нет. Они дали понять, что недовольны, и на этом остановились. Пока что. Пока пытаются нас запугать. Именно поэтому нам пора побеседовать с Вайменом в участке.

– Все равно им слабо тебя запугать. Да и меня тоже.

Бэнкс выдавил некое подобие улыбки:

– Тебе удалось что‑нибудь узнать?

– Да. – Энни изложила Бэнксу свой разговор с Кэрол Ваймен.

– Интересно, что там на самом деле произошло с Риком Вайменом, – протянул Бэнкс. – Десантник, говоришь… А знаешь, от кого они получают приказы? От МИ‑6, не иначе. Вот тебе и связь между Вайменом и Сильбертом. Я с самого начала был уверен, что тут кроется что‑то еще, помимо профессиональных разборок. Помимо зависти. Ну и как, удалось тебе еще что‑нибудь про него узнать?

– Я поговорила с его… – Энни запнулась, не зная, как назвать Шарлотту Фостер, – с его вдовой, – добавила она, хоть это не вполне соответствовало истине. – Разумеется, она не захотела ничего рассказывать, но хотя бы ясно дала понять, что Рик Ваймен погиб в ходе боевых действий, а не в авиакатастрофе во время учений.

– Занятно, – сказал Бэнкс. – Весьма занятно. Если бы нам удалось нарыть что‑нибудь еще! Что за операцию они проводили, кто отдавал приказы и руководил… возможно, Ваймен считает, что именно Сильберт виновен в гибели его брата? А что, если тот и впрямь был причастен? А в МИ‑6 решили замять эту историю?

– Тогда они сделают все, чтобы ты эту историю не вытащил обратно. – Энни потянулась за чашкой кофе. Пел солист, звонили колокола. Вновь вступил хор. – Да и как ты вообще собираешься хоть что‑то разузнать?

– Перед твоим приездом мне удалось наконец связаться с суперинтендантом Берджессом. Это который Грязный Дик.

– Помню его, – кивнула Энни. – Сексист, расист и гомофоб, считающий себя идеальным образчиком человеческой породы.

– Да‑да, он самый. Я два дня пытался до него дозвониться. Оставил ему кучу зашифрованных посланий на автоответчике. Он знает все и про всех. Не помню, где именно он сейчас работает, по‑моему, в какой‑то контртеррористической организации. Человек самый что ни на есть осведомленный. Прекрасно чувствовал себя во времена правления Тэтчер с Мейджором, да и при Блэре с Брауном не бедствовал.

– Не очень‑то они друг от друга отличаются, – заметила Энни.

– Просто ты слишком молода, чтобы помнить эпоху Тэтчер.

– Неправда, – возразила Энни. – Я помню Фолклендскую войну, мне тогда уже пятнадцать было.

– Как бы то ни было, Грязный Дик что‑то долго не проявлялся. Видимо, потому, что для его боссов я персона нон грата. Во всяком случае, мне так казалось. Как выяснилось, не напрасно: я и впрямь у них там не в почете. Дик это подтвердил. Но это я так, к слову. Главное, выяснилось, что Дик сейчас не в Лондоне, а в Дьюсбери.

– Дьюсбери? – переспросила Энни. – Это не там…

– Да, там жил один из террористов‑смертников, – опередил ее Бэнкс. – Полагаю, потому Дик туда и поехал. А самое главное вот что: он согласился со мной встретиться.

– Когда? И где?

– Сегодня утром, в Халлам‑Тарн. Мне кажется, это наш единственный шанс узнать, что связывало Ваймена и Сильберта и каково участие десанта и разведки в этой истории. Возможно, Дик даже расскажет, чем Сильберт занимался после ухода на пенсию, вроде бы ухода, и зачем встречался с тем типом на скамейке в Риджентс‑парке, ну и прочее.

– Если связь между Вайменом и Сильбертом вообще существует, – уточнила Энни.

– Точно. – Бэнкс взглянул на нее: – Ты ведь до сих пор уверена, что убить хотели именно Хардкасла? Мотив: профессиональная зависть. Возможно, ты окажешься права. Ваймен и впрямь передавал Хардкаслу фотографии, и тот крайне бурно на них реагировал. И все‑таки потерпи мои бредни еще немного. Дай мне шанс. – Бэнкс достал из книжного шкафа блокнот с ручкой. – Что ты узнала о Рике Ваймене?

Энни рассказала ему все, что ей было известно – не так уж и много.

– Думаю, этого хватит, чтобы действовать дальше, – сказал Бэнкс. – Ты уверена в дате его смерти? Пятнадцатое октября две тысячи второго года, да?

– Да, так сказала мне Кэрол Ваймен.

– Ясно.

– А что, если они никак не связаны?

– Давай решать проблемы по мере их поступления.

– Ну а что теперь‑то делать? Ты говоришь, они забрали у Том Сэвидж папку с делом Ваймена. Значит, он тоже в опасности?

– Зависит от того, представляет он опасность для них или нет. Но я не буду с тобой спорить – нам надо пошевеливаться. Чем быстрее мы привезем его в участок и докопаемся до сути, тем лучше.

К этому моменту Энни окончательно потеряла нить мелодии. Резкая и громкая партия оркестра контрастировала с тихим пением солиста. Иногда музыка и вовсе замирала.

– Хорошо бы сначала обсудить все это с Жервез, – заметила она.

– Справишься с этим? – спросил Бэнкс.

– Кто, я? Алан, ты чего?

– Ну пожалуйста, выручи. – Бэнкс взглянул на часы: – Мне скоро ехать к Берджессу, а нам ведь никак нельзя терять время. Возможно, вот‑вот у меня появятся ответы на некоторые вопросы, но не факт. Надо как минимум добиться от Жервез разрешения на допрос Ваймена в связи с обнаруженными фотографиями.

– Но… я…

– Да ладно тебе, Энни. Она же и так знает, что ты занималась этим делом, верно?

– Делом, которого больше не существует? Да. Знает.

Date: 2015-08-24; view: 311; Нарушение авторских прав