Все оттенки тьмы 14 page

– По поводу чего? Дела?

– Нет. Никакого дела уже нет. Я про инспектора Бэнкса.

– Ну, – начала Энни, – у него новая возлюбленная, и в прошлые выходные его вызвали на работу. А у них сорвались совместные планы. Наверное, он хочет наверстать. Восполнить нанесенный ущерб, так сказать. Может, отвезет ее на денек‑другой к морю или еще куда.

– К морю, говорите?

– Да, мэм.

– Чушь собачья, инспектор Кэббот. Между прочим, Бэнкс на днях расспрашивал пожилую пару. Вы, наверное, удивлены? Неких Таунсендов, живущих в Сент‑Джонс‑Вуд. Как только он отбыл, старички позвонили в полицию. Он их напугал до чертиков. Показал им удостоверение, и они запомнили, как его зовут. Местные копы в претензии – вообще‑то Бэнкс обязан был уведомить их о своих намерениях.

– Нет, мэм, я не удивлена. Но я ничего этого не знала.

– Так что вы на это скажете, инспектор Кэббот? Насколько мне известно, рядом с Сент‑Джонс‑Вуд никакого моря нет.

– Я выражалась фигурально, мэм, – ответила Энни. – Подруга инспектора Бэнкса живет в Лондоне. Возможно, – начала она, но тут раздался звонок ее мобильного. Недавно она сменила сигнал – теперь вместо «Богемской рапсодии» группы «Квин» телефон издавал обычный звон. Энни, как никогда, обрадовалась, что ее прервали.

– Ответьте, – велела Жервез. – Вдруг что‑то важное.

Энни подчинилась. В трубке раздался голос Бэнкса.

– Извини, – выпалила Энни, – я сейчас не могу говорить. У меня встреча.

– Жервез?

– Да, верно.

– Она что, в курсе?

– Думаю, я все успею, Уинсом. Пока! – Энни спешно свернула разговор.

– Сержант Джекмен? – уточнила Жервез.

– Да, мэм. Мы с ней собрались сходить в школу, поговорить с учителями Ники Хаскелла.

Они с Уинсом действительно собрались нанести туда визит, так что Энни не считала, что нагло врет. Просто немножко перетасовывает события. В школу ведь она точно отправится – сразу после беседы с Жервез.

– Надо же, а я подумала, это инспектор Бэнкс.

– Нет, мэм. Говорю же вам, он отдыхает.

– Странно он проводит отпуск. Рыщет всюду, допрашивает кого ни попадя. – Жервез положила на стол ладони. – Энни, инспектор Бэнкс очень мне симпатичен. Честно. Я очень уважаю его, прекрасный специалист, и мне будет чертовски жаль, если ему придется уйти. Мне сложновато порой налаживать с ним контакт, но вы‑то – другое дело. Даже не знаю как, но вы всегда находите с ним общий язык.

– Я не…

Жервез махнула рукой:

– Пожалуйста, не перебивайте. Мне и самой сложившаяся ситуация весьма неприятна. Дело Хардкасла – Сильберта с точки зрения криминалистики оказалось элементарным. Один убил другого, потом покончил с собой. Однако не все так просто. Понимаете, тут замешаны определенные люди, которые тесно связаны со спецслужбами и, скажу прямо, с самим начальником полиции. Мне звонили с самого верха и настоятельно рекомендовали прекратить всякие расследования. Ни я, ни начальник полиции не можем ручаться за последствия, которые станут возможными, если кто‑нибудь из наших подчиненных по глупости своей вздумает продолжить расследование. Вы понимаете, о чем я?

– И что они сделают? – поинтересовалась Энни. – Убьют его?

– Ведите себя прилично, инспектор Кэббот! – Жервез грохнула кулаком по столу. – Речь идет о делах государственной важности. Недопустимо совать туда нос из праздного любопытства. Нельзя. Ни вам, ни инспектору Бэнксу. Поймите, вы рискуете не только своими головами.

Такая вспышка эмоций поразила Энни. Она еще никогда не видела, чтобы суперинтендант Жервез теряла самообладание. Видимо, на нее здорово надавили.

– Ну и что же я могу с этим поделать, как вы думаете? – спросила Энни.

– Я думаю, вы можете держать меня в курсе. И если инспектор Бэнкс свяжется с вами и попросит вас о помощи… Мой вам совет: откажите ему и тут же доложите о разговоре мне. Дайте ему понять, что, если он надумал продолжить расследование, ему придется делать это в одиночку.

– Вы предлагаете мне стать доносчицей? – уточнила Энни.

– Я предлагаю вам поразмыслить над перспективами своей карьеры. И карьеры инспектора Бэнкса заодно. Лично я хочу, чтобы вы двигались выше. И хочу, чтобы вы не пачкали свои руки этим делом и о любых несанкционированных действиях докладывали мне. Справитесь?

Энни промолчала.

– Инспектор Кэббот?

– К этому расследованию я не имею никакого отношения, – соврала Энни.

– Вот и впредь держитесь от этого подальше, – сказала Жервез и жестом указала ей на дверь. Энни направилась к выходу, но Жервез окликнула ее: – И вот еще что, Кэббот. Если я узнаю, что вы втянули в эту историю сержанта Джекмен или еще кого‑нибудь из наших офицеров, я вышвырну не только вас, но и их тоже. Ясно?

– Вполне, мэм, – сказала Энни и аккуратно закрыла за собой дверь. Сердце у нее колотилось как бешеное, руки дрожали.

Во время коротенького разговора по телефону Бэнкс сразу понял, что Энни у Жервез, поэтому ближайшие полчаса провел в «Старбаксе». Выпив кофе‑латте двойной крепости, он снова позвонил. На этот раз Энни уже смогла с ним поговорить – как раз шла по Кинг‑стрит на встречу с Уинсом, к школе.

– Ну, в чем там дело? – спросил Бэнкс.

– Тучи сгущаются, – ответила Энни. – Ты у нас теперь – персона нон грата.

– А заодно и все, кто посмеет со мной связаться?

– Именно, – сказала Энни каким‑то перепуганным, прерывистым голосом. Она ведь идет в школу, вспомнил Бэнкс. Но на этом отрезке Кинг‑стрит спускается, а не идет в горку, и вообще, Энни еще слишком молода, чтобы страдать одышкой. Бэнксу вдруг тоже стало как‑то не по себе. Он оглянулся, однако на него никто не обращал внимания. Но, собственно, в спецслужбах работают не идиоты, они не станут явно демонстрировать свой к нему интерес. Стараясь держать паранойю под контролем, Бэнкс спросил:

– Так что случилось?

– Она знает, где ты вчера был и с кем разговаривал.

– Ты про Таунсендов?

– Да.

Это была полная неожиданность. Бэнкс никак не думал, что старички позвонят в полицию. Впрочем, это‑то как раз совершенно естественно – если они и впрямь имеют отношение к разведке. Ну да, еще один способ отвадить его от дела, пока он не успел ничего натворить. Или Таунсенды просто доложили о его визите начальству, а уж начальники позвонили копам. Но это уже детали, главное, что полицию оповестили.

– В двух словах, в чем суть претензий? – спросил Бэнкс.

– А ты как думаешь? Если я дорожу работой, то должна держаться от тебя подальше и немедленно сообщить Жервез, если ты вдруг решишь меня задействовать. Ну а потом бросить тебя на произвол судьбы. Может, вам с Софией на пару дней уехать в Девон или Корнуэлл? Это всем облегчит жизнь, включая тебя самого.

– И твою тоже, Энни?

– Какой же ты идиот, – вздохнула Энни. – Я же не сказала, что буду выполнять приказы Жервез! Я просто намекнула тебе на существование вполне разумного решения проблемы. Ну а ты, как всегда, все принимаешь в штыки.

– Все‑таки наша мадам Жервез – нехорошая, – сказал Бэнкс. – И, кстати, разумное решение – отнюдь не всегда лучшее.

– Эти слова выбьют у тебя на могиле. Слушай, я уже почти подошла. Мне надо тебе еще кое‑что сообщить, пока я не передумала. Кое‑что важное.

– Да? – Бэнкс навострил уши.

– Ники Хаскелл сказал, что пару недель назад видел Марка Хардкасла в «Красном петухе» в компании Дерека Ваймена.

– «Красный петух»? Любимое заведение всех местных подростков, да? Караоке и жалкие закосы под Эми Уайнхаус?

– Примерно, – подтвердила Энни.

– Что они там забыли?

– Понятия не имею. Может, считали, что в таком месте их будет сложнее заметить.

– Но Ваймен же сам признался, что иногда они с Хардкаслом вместе выпивали. В этом нет ничего странного, если не считать выбор питейного заведения.

– Это еще не все, – добавила Энни и рассказала Бэнксу, как Ваймен успокаивал огорченного чем‑то Хардкасла.

– Но они ничего друг другу не передавали? Никаких фотографий, флешек или еще чего? – уточнил Бэнкс.

– Во всяком случае, Ники Хаскелл ничего такого не видел. И Лиам, официант, тоже.

– Может, спросить его еще разок? Попытайся выяснить, кто в тот вечер еще был в пабе. С кем пришел сам Ники?

– Со своими дружками, наверное. Которые обычно ходят в подозреваемых, – усмехнулась Энни.

– Поговори с ними. Может, кто‑то из них что‑нибудь приметил. А если тобой заинтересуется Жервез, скажешь, что просто расследуешь дело о нападении в Истсайд‑Истейте.

– Я и так его расследую.

– Тем более. Что‑нибудь уточнить никогда не лишне, верно?

– Ладно, я уже у входа в школу. Пока.

– Ну как, расспросишь дружков Хаскелла?

– Расспрошу, – пообещала Энни.

– И вот еще что, Энни…

– Да?

– Если будет возможность, постарайся разозлить чем‑нибудь Ваймена, – попросил Бэнкс.

Со слов Эдвины Сильберт, Лео Вествуд жил на третьем этаже дома по Адамсон‑роуд, рядом со станцией метро «Свисс‑коттедж». В начале Итон‑авеню, напротив театра Хэмпстед, выстроились в ряд палатки фермерского рынка. Бэнкс решил завернуть туда на обратном пути и купить кусочек сыра бри, паштет из оленины и колбаски чоризо. София будет рада. А уж в том, что она знает, как готовить чоризо, Бэнкс не сомневался. Сам‑то он в лучшем случае соорудил бы из колбасок бутерброд и полил его острым соусом.

Он свернул с Адамсон‑роуд налево. По правую руку Бэнкса возвышался отель «Бест вестерн». На зеленой, полной деревьев улице стояли солидные трехэтажные дома с оштукатуренными фасадами, портиками и колоннами. Похожие дома Бэнкс видел в районе Повис‑Террас, что в Ноттинг‑Хилле. И на улице, и на верандах – повсюду народ. Вполне оживленный квартал.

Судя по списку жильцов, Лео Вествуд до сих пор тут жил. Бэнкс нажал на звонок рядом с его фамилией, и спустя несколько секунд из домофона послышался голос. Представившись, Бэнкс объяснил причины своего визита. Зажужжав, дверь открылась.

Состояние подъезда и лестничных клеток говорило о том, что для дома настали не лучшие времена. Правда, ему удалось сохранить дух несколько потрепанной элегантности. Аксминстерские ковры на полу показались Бэнксу потертыми, но это были настоящие аксминстерские ковры.

Лео Вествуд стоял в дверях квартиры. Невысокий полный мужчина с седыми волосами и румянцем во всю щеку, одет он был в черную водолазку и в джинсы. Выглядел Лео на шестьдесят с небольшим. Бэнкс был уверен, что его квартира будет завалена антиквариатом, но, войдя внутрь, обнаружил ультрасовременную обстановку: полированные деревянные полы, хромированная сталь и стекло, большие открытые пространства, эркерные окна. В гостиной стоял навороченный музыкальный центр и телевизор. Наверное, когда Вествуд только купил эту квартиру, она обошлась ему не очень дорого. А сейчас, прикинул Бэнкс, она с легкостью уйдет за пятьсот тысяч фунтов. Правда, окончательная цена зависит от количества спален.

Вествуд усадил Бэнкса в удобное черное кожаное кресло и предложил кофе. Бэнкс с радостью согласился. Как только Вествуд скрылся на кухне, Бэнкс стал обстоятельно осматриваться. На стене висела всего одна картина в простой металлической рамке, она привлекла внимание Бэнкса. Абстрактная живопись. Геометрические фигуры разнообразных форм и расцветок. Картина отлично вписывалась в интерьер гостиной и показалась Бэнксу удивительно умиротворяющей. Рядом с музыкальным центром Бэнкс заметил небольшой шкафчик. На полках стояли книги – в основном по архитектуре и дизайну интерьеров – и несколько DVD‑дисков с фильмами: «Искупление», «Жизнь в розовом цвете», классические ленты Трюффо, Куросавы, Антониони и Бергмана. Попадались среди дисков и оперы.

– Не люблю, когда вокруг много хлама, – раздался из‑за спины Бэнкса голос Вествуда.

Поставив на журнальный столик серебряный поднос с кофейником и двумя белыми чашками, Лео уселся наискосок от Бэнкса. – Пускай пока заварится, хорошо? – сказал он слегка шепеляво и с несколько женственной интонацией. – Я очень расстроился, узнав про Лоуренса, – добавил он. – Но наша с ним история такая давняя… десять лет уже прошло.

– Но тогда вы были близки?

– О да. Очень. Целых три года. Это, конечно, не вся жизнь, но все же…

– Позвольте спросить. Почему же вы расстались?

Склонившись над столиком, Вествуд принялся разливать кофе:

– Вам с молоком? Сахар добавить?

– Спасибо, сахара не надо. И я пью черный, – ответил Бэнкс. – Я ведь не из простого любопытства спрашиваю.

– А я вот без сладенького никак, – передав ему чашку, улыбнулся Вествуд и насыпал себе сахар из розового пакетика. – Вы уж простите, – продолжил он, откидываясь на спинку кресла, – не подумайте, что я пытаюсь увильнуть от ответа. Просто если кофе перестоит, он делается слишком горьким. И уже никакой сахар не поможет.

– Не беспокойтесь, кофе у вас просто изумительный, – заверил Бэнкс, отпив глоток.

– Благодарю. Люблю, знаете ли, себя побаловать.

– Так что же развело вас с Лоуренсом?

– Ах да. Работа, вечно она, окаянная. Он постоянно уезжал и никогда не говорил, куда. А когда возвращался домой, все равно не говорил, где он был. Я понимал, что некоторые его задания очень опасны, но поделать ничего не мог. Переживал тут, беспокоился, а он мне почти никогда и не звонил. Ну и, в конце концов…

– То есть вы знали, чем он занимается?

– Ну, весьма относительно. Я знал, что он работает на разведку, но никаких подробностей он мне не сообщал.

– Он вам изменял?

Вествуд задумался.

– Нет, не думаю, – ответил он наконец. – Разумеется, этого я исключить не могу. Он ведь постоянно был в разъездах. Вполне могли возникать мимолетные романы, как говорится, на одну ночь. В Берлине, Праге или Санкт‑Петербурге. Это он запросто, если бы возникло желание. Но, мне кажется, я бы об этом знал. И я верю, что Лоуренс действительно меня любил. Ну, настолько, насколько он вообще был в состоянии кого‑либо любить.

– Что вы хотите этим сказать?

– Он скрывал от меня значительную часть своей жизни. Понятно, что такова уж была его работа – спецслужбы и все соответственно, но сути это не меняет. В конечном итоге мне оставались лишь крохи. А все остальное – тени, полумрак, дым и туманные зеркала. Понимаете, рано или поздно это становится совершенно невыносимым. Иногда мне казалось, что то, какой он со мной, – всего лишь маска, и я понятия не имею, кто за ней скрывается.

– То есть описать его как личность вы вряд ли сможете?

– Боюсь, я так и не узнал Лоуренса по‑настоящему. Он был хамелеоном. Но со мной он был очаровательным. Такой заботливый, добрый. Такой утонченный, образованный. Умный, светский. Придерживался скорее правых взглядов, ценил хорошее искусство и вино, любил антиквариат… ох, я еще долго могу продолжать. Лоуренс был разносторонним, щедро одаренным человеком. Все это мне было прекрасно известно, но… почему‑то казалось, что я так плохо его знаю. Каков он. Он был, как угорь, неуловимый, недостижимый. Понимаете, о чем я?

– Думаю, да, – кивнул Бэнкс. – Это дело вообще такое. И в особенности все эти люди.

– Какие именно?

– Да те самые, на которых работал Лоуренс. Такие же неуловимые.

– Ах, эти, – хмыкнул Вествуд. – Да, вы верно подметили.

– Когда вы в последний раз виделись с Лоуренсом?

– Много лет назад. Тогда же и расстались. Он уехал в очередную командировку, и больше мы уже не виделись.

– А с его коллегами вы не встречались?

– Нет. Эти ребята, знаете ли, офисными вечеринками не увлекаются. Ой, а ведь я вам соврал. Они ведь меня допрашивали. Пришли сюда два таких умника, проверяли меня на благонадежность.

– О чем вы с ними говорили?

– Уже и не помню. Ничего особенного. Тогда гомосексуальные союзы уже перестали вызывать острую реакцию. Случись наш роман несколькими годами ранее, этому быстро положили бы конец – слишком высок был риск шантажа. А так они ограничились тем, что расспросили меня про работу и коллег. Выпытывали, патриот ли я и как отношусь к США, демократии, коммунистам и все в таком же духе. Я так понимаю, они уже обо мне все знали из какого‑то своего источника. Но обращались со мной вполне уважительно и вежливо. Так сказать, убийцы в бархатных перчатках. «Мы за тобой следим, дружок. Начнешь дурить – мигом подведем электроды к яйцам, не успеешь и пикнуть». – Вествуд рассмеялся. – Ну, или что‑то в этом роде. В общем, я понял их намек.

Наверное, они и Хардкасла так же обрабатывали, подумал Бэнкс. Особенно после того, как узнали, что у того уже были проблемы с полицией.

– А чем вы занимаетесь?

– Я архитектор. В тот момент работал на небольшую фирму, сейчас – сам себе хозяин. Творю у себя дома, потому вам и удалось меня застать. Не то чтобы я был завален заказами. Я в последнее время очень разборчивый. Но вообще‑то я счастливец – мне не нужно горбатиться в офисе с утра до вечера. К тому же я человек экономный, и за все эти годы мне удалось скопить солидную сумму, а часть доходов очень удачно вложить. В общем, несмотря на кризис, мне удается жить с комфортом.

– После расставания с Лоуренсом его коллеги больше к вам не захаживали?

– Нет. Видимо, более не был им интересен.

– Вы что‑нибудь слышали о мужчине по имени Феннер? Джулиан Феннер.

– Нет, кажется, нет.

– А о супружеской чете по фамилии Таунсенд?

– Нет, их я тоже не знаю.

Бэнкс показал ему фотографию Сильберта и неизвестного мужчины возле дома на Чарльз‑лейн, но Вествуд лишь ахнул, увидев свою старую любовь, и покачал головой – спутника Лоуренса он не знал.

– Вы можете ответить мне на один вопрос? – спросил Вествуд.

– Попробую.

– Откуда вы вообще обо мне узнали?

– Эдвина рассказала. К тому же в сейфе мистера Сильберта мы нашли ваши старые письма.

– О, понятно… гм… как вы думаете, после того, как все это закончится, можно я их…

– Я постараюсь, чтобы письма вернулись к вам, – сказал Бэнкс. В правом глазу Вествуда сверкнула слезинка. Бэнкс не думал, что сможет вытянуть из него что‑нибудь еще. Если Вествуд и знал Феннера или Таунсендов, то, скорее всего, под другими именами. Такие люди меняют имена чаще, чем некоторые – нижнее белье.

Допив кофе, Бэнкс поблагодарил Вествуда и встал.

Чертовня какая‑то. Каждый раз, когда он рассчитывал, что хоть на шажок приблизится к пониманию Лоуренса Сильберта или Марка Хардкасла, в результате оказывался все дальше. Он гонялся за неуловимыми тенями.

– Они ждут нас в учительской, – сообщила Уинсом, когда Энни подошла к главному входу в Иствейлскую школу.

Ученики, с воплями носившиеся по коридорам, притормаживали и с любопытством их разглядывали – в особенности Уинсом. Вслед неслись смешки и восхищенный свист.

Учительская находилась рядом с кабинетом директора. Трое учителей, в том числе и Дерек Ваймен, расположились на продавленных креслах и на диване. Журнальный столик был завален газетами. Раскрытая «Дейли мейл» демонстрировала решенный кроссворд и разгаданные судоку. Желтели по‑детсадовски жизнерадостные стены, возле одной из них стояла большая доска из пробки, к которой были пришпилены кнопками бумажки с разными сообщениями. На маленькой кухоньке – холодильник, микроволновка, электрический чайник, кофеварка и раковина. Повсюду – желтые стикеры, призывающие мыть руки, не таскать из холодильника чужую еду, убирать за собой, не брать чужих чашек, не оставлять мусор, не забывать платить за кофе. Страшно представить, сколько ограничений и правил они вываливают на своих учеников, подумала Энни. Зато в комнате была полнейшая тишина. Видимо, стены здесь звуконепроницаемые, догадалась Энни. Пройдясь по школьным коридорам, она уже поняла, какое это благо.

– Что, раскрыли наше секретное убежище? – спросил Ваймен, поднимаясь на ноги.

– Я позвонила в секретариат, и мне сказали, что вы тут, – ответила Уинсом.

– Смотрите‑ка, что значит хороший детектив, – подал голос другой учитель.

Уинсом и Энни обменялись непонимающими взглядами.

Заметив это, Ваймен сказал:

– Вы уж извините моего коллегу. Он провел все утро с десятилетками и до сих пор никак не придет в себя.

– Ничего, все нормально, – ответила Энни и устроилась так, чтобы видеть одновременно всех учителей и контролировать ход разговора. Уинсом присела рядом и вытащила блокнот. – Мы не отнимем у вас много времени, – начала Энни. – Не хотим отрывать вас от работы.

Все трое дружно рассмеялись.

– Вы все преподаете как минимум двум ученикам, которые, по нашим сведениям, могут иметь отношение к нападению на Донни Мура, произошедшему на прошлой неделе в Истсайд‑Истейте. Мы пока еще надеемся воссоздать полную картину происшедшего, и очень рассчитываем на вашу помощь. Не могли бы вы представиться и рассказать, какие предметы вы преподаете?

– Ну, кто я такой, вы и так знаете, – заметил Ваймен. – Я веду уроки актерского мастерства, прости господи.

Сидящий рядом с ним мужчина (тот самый шутник) добавил:

– А меня зовут Барри Чаплин, я учитель физики и физкультуры.

– Джилл Дреслер, – представилась их коллега, – преподаю арифметику и алгебру. Но никакой физкультуры.

– Вы все знакомы с Ники Хаскеллом? – спросила Энни.

Они кивнули.

– Он не часто балует нас своими визитами, – добавила Джилл.

– Да, мы уже знаем, что отметки у него, мягко говоря, не очень. Но иногда он все‑таки приходит на занятия?

– Только если ему уже грозит отчисление, – сказал Барри Чаплин.

– А что Джеки Биннс?

– Примерно та же история, – ответил Ваймен и взглянул на коллег, ища поддержки.

– Ну, Биннс, возможно, почаще приходит, – заметил Чаплин. – Но ненамного.

– А парень, на которого напали? Донни Мур? – продолжала Энни.

– Донни неплохо учился, – сказала Дреслер. – Он совсем не подстрекатель, не лидер. Полностью ведомый парнишка. Он и к шайке Хаскелла‑то присоединился, просто чтобы не слишком выбиваться из толпы. Тихий такой, безобидный.

– И в драки не ввязывается?

– Никогда, – покачал головой Чаплин. – В отличие от Хаскелла.

– А Хаскелл что, задира?

– Скажем так, он сам редко лезет на рожон, однако дерется часто. Просто он пониже многих сверстников, и те недооценивают уровень его физической подготовки. Вот тогда‑то он всех и удивляет.

– Значит, считают его слабаком?

– Ну да. Хотя по физкультуре у него только пятерки, – добавил Ваймен. – Он парень сильный, шустрый, сообразительный. И координация у него хорошая. Я даже вам так скажу: если бы он захотел, из него бы вышел отличный футболист.

– А ему это неинтересно?

– Ну почему же. Но одного интереса недостаточно. Надо еще и волю иметь, и большое желание. А Хаскелл немножко мечтатель.

– Ну, он пока еще очень молод, – заметила Энни.

– Как и Мэтью Бриггс, защитник «Фулхэма», – парировал Ваймен.

– Тоже верно. Как бы то ни было, мы считаем, что Хаскелл что‑то видел, но не хочет говорить об этом с полицией.

– Неудивительно, – сказал Чаплин. – Что же он, дурак, что ли? Его дружки уважать перестанут. Эти ребята своих не выдают. Даже заклятых врагов.

– У нас сложилось впечатление, что он чего‑то боится, – добавила Энни.

– Биннса, что ли? Не верю, – покачал головой Чаплин. – Они пару раз встречались во время матчей, и Хаскелл его ни капли не боится. А ты как считаешь, Дерек?

– Согласен. Хаскелл – парнишка с характером. И сильный. Помимо футбола, он еще и боксом увлекается. И рестлингом. В общем, талантов у него много, а вот дисциплина хромает.

– Вы не считаете, что он лжет из страха, что Джеки Биннс ему отомстит?

– Категорически нет. Биннс не настолько уж крут. Обычный хвастун.

– Хаскелл никогда не продаст своего, – добавил Ваймен. – Он знает цену верности.

Энни вспомнила, что говорил об этом сам Ники Хаскелл: мол, ему плевать на какой‑то там код чести, он просто ничего не видел. Интересно, насколько это близко к истине. Не похоже, чтобы он молчал из страха перед Биннсом. Может, не хотел предавать Биннса? Тоже маловероятно. Видимо, имеется пока неведомая полиции причина. Надо бы еще раз поговорить со всеми опрошенными. Хаскелл и Биннс – оба лидеры местных банд. Оба приторговывают наркотиками – в основном экстази, травкой, метом и ЛСД. Все знают, что Биннс носит с собой кнопочный выкидной нож, хотя достает его, только когда хочет кого‑нибудь запугать или просто повыпендриваться. Но Донни Мура ранили обычным, не выкидным, ножом.

– Может, вы хотите рассказать еще что‑нибудь? – предложила Энни.

– Вряд ли мы сможем чем‑нибудь помочь, – ответила Джилл Дреслер. – Я знаю, что вы о них думаете, но вообще‑то они неплохие ребята. Почти все. Ну да, они нарушают закон и приторговывают наркотой. Но это не какие‑нибудь серьезные дилеры. Да и банды у них – одно название. Чтобы попасть в их компанию, вовсе не обязательно кого‑нибудь прибить.

– Я так понимаю, нам надо радоваться и малому, – заметила Энни, поднимаясь со стула.

– Звучит это все странно, – продолжила Дреслер, – но Биннс не убийца, ей‑богу.

– Это счастливая случайность, что пока еще никто не умер, – напомнила ей Энни.

– Ну да, – кивнула Дреслер, проведя ладонью по идеально гладким волосам. – Разумеется. Просто… понимаете, они не монстры какие‑нибудь. Честное слово. Вот и все…

– Согласна, – сказала Энни. – Очень здорово, что вы защищаете своих учеников. Я прекрасно знаю, что никакие они не чудовища. Но кто‑то из них врет, и пока мы не добьемся всей правды, дело нам не закрыть. Обстановка в районе накаляется, как вы и сами отлично знаете. Люди уже боятся выходить на улицу. Чего вы от нас хотите? Ввода войск? Чтобы патрули по всему району, словно это зона боевых действий? У нас в Иствейле нет нежелательных для визита районов, и мы не хотим, чтобы они тут появились. Потому я и задаю всем так много вопросов. – Энни протянула руку к сумке и вытянула оттуда визитку. – Если вдруг что вспомните, звоните по этому номеру. Не стесняйтесь. Мистер Ваймен, можно вас на два слова?

– Разумеется. Я вас провожу.

Как только они вышли в шумный коридор, Энни, вспомнив угрозы Жервез отправить в отставку всех, кто окажется причастным к самовольному расследованию, замедлила шаг, пропуская Уинсом вперед.

– Вы не могли бы объяснить, что вы делали пару недель назад в пабе «Красный петух» в компании Марка Хардкасла?

Ваймен удивился, но ответил, ни секунды не мешкая:

– Пили. Я же вам говорил, что мы с ним иногда выбирались попить пива и обсудить театральные дела.

– Говорили, – согласилась Энни, – но «Красный петух» – не лучшее место для тихих посиделок. Да и добираться до него неудобно.

– Ну, во время нашего визита там было довольно тихо.

В этот момент в Энни врезался хохочущий мальчишка, убегавший от толпы таких же весельчаков.

– Сондерс, смотри, куда идешь! – прикрикнул на него Ваймен.

– Да, сэр. Прошу прощения, сэр, – ответил Сондерс и пустился наутек.

– И чего я с ними вожусь? – тяжело вздохнул Ваймен.

– Мистер Ваймен, так что насчет «Красного петуха»?

– Кормят там неплохо. Да и пиво хорошее.

– Послушайте, – сказала Энни, – начнем с того, что этот паб вам не по пути. Он как минимум в трех километрах от Иствейла, в котором полно отличных заведений. Не говоря уж о том, что в «Красном петухе» отрываются в основном подростки. Пиво там довольно сносное, но еда – жуткая гадость. И непонятно – то ли вы вдруг захотели еще раз пообщаться с детишками, то ли надеялись, что не встретите там никого из знакомых.

– Ну, честно говоря, – помявшись, ответил Ваймен, – учитывая, как люди любят сплетничать и как они относятся к тому, что Марк был… э‑э‑э… имел нетрадиционные сексуальные интересы… в общем, мне показалось, что паб на отшибе подойдет нам больше прочих.

– Дерек, прекратите. В этом пабе напиваются ваши ученики. И вы совершенно открыто ездили с Марком в Лондон. Сами говорили, что иногда встречались с ним, чтобы попить пива, и что вам наплевать, гомосексуалист человек или нет, и что вашу жену вовсе не напрягала дружба с Марком Хардкаслом. И после этого вы хотите, чтобы я поверила, будто вы…

– Это вы прекратите, – остановившись, Ваймен повернулся к Энни лицом. – Мне не нравится ваш тон. С какой стати я должен рассказывать, в какие пабы хожу и почему? И с кем. Я не собираюсь ни в чем оправдываться.

– Чем был расстроен Марк Хардкасл во время вашей встречи?

– Я не понимаю, о чем вы, – отвернувшись, Ваймен зашагал вперед.

– Его расстроили ваши слова. А потом вы его успокаивали. Помните? Так в чем было дело?

– Бред какой‑то. Ничего такого я не помню. Не знаю, кто рассказал вам всю эту чушь. Какие‑то грязные отвратительные сплетни.

– Что, правда не помните? – удивилась Энни. Они дошли до дверей на улицу, и Ваймен вновь остановился. Энни поняла, что он больше не сделает ни шагу. – Забавно, – заметила она. – Потому что другим людям это очень хорошо запомнилось. – И, открыв дверь, она вышла к Уинсом, которая уже ждала на ступеньках. – До свидания, мистер Ваймен, – бросила Энни через плечо. – До скорого свидания.

Бэнкс заскочил в «Старый добрый Свисс‑коттедж» – шумный паб с деревянными балкончиками, больше похожий на просторное горное шале, непонятно как очутившееся на людном перекрестке Авеню‑роуд и Финчли‑роуд. Там он перекусил бургером с картошкой и запил все это элем пивоварни «Сэм Смит Олд Брюер».

Date: 2015-08-24; view: 317; Нарушение авторских прав