Все оттенки тьмы 11 page

– Давно. Еще в школе. А что?

– А пьесу видела? Или фильм?

– Да, кино. С Лоуренсом Оливье. Тоже давно. А что ты…

– Погоди, – поднял руку Бэнкс. – Пожалуйста.

– Хорошо‑хорошо. Продолжай.

– Помнишь, какой там сюжет?

– Довольно смутно. А у нас сегодня экзамен?

– Нет. Попробуй все‑таки вспомнить.

– Ну, там был этот, как его… Мавр. Его звали Отелло. Он был женат на Дездемоне, приревновал, задушил ее, а потом покончил с собой.

– А почему он ее приревновал?

– Ему кто‑то наплел, что у нее есть любовник. Яго, если не ошибаюсь. Оговорил Дездемону.

– Точно, – кивнул Бэнкс. – В субботу мы с Софией ходили на «Отелло» в Иствейлский театр. Постановщик – Дерек Ваймен, автор декораций в манере немецкого экспрессионизма – Марк Хардкасл.

– Ну и как?

– Декорации были просто ужасны. Было полное ощущение, будто действие происходит в каком‑то ангаре для самолетов. Зато актеры играли очень неплохо. Видимо, Дерек Ваймен знает толк в драматургии, хоть он и редкий зануда. Но я не об этом. Мы потом с Софией обсуждали все это…

– Как водится, – вставила Энни.

– Вот именно, – глянул на нее Бэнкс. – Короче, – продолжил он, – она высказала такую мысль: эта пьеса скорее о силе воздействия слов и фантазий, чем о ревности и зависти. По‑моему, очень здравое замечание.

– Вот что значит у человека диплом по английской литературе, – заметила Энни. – В моей школе мы дальше ревности и зависти даже и не заглядывали. Ой, им наверняка о роли животного начала в образах Шекспира рассказывали. Как пить дать.

– Ну, куда уж без этого, – согласился Бэнкс. – Но все же, если вдуматься… это многое объясняет. Тебе не кажется?

– В каком смысле?

– Погоди, сначала возьму себе еще пинту. В конце концов, у меня отпуск. Тебе взять?

– Нет, меня и сок устраивает. – Энни похлопала по стакану.

Бэнкс ушел, и Энни задумалась о его словах. Она пока не очень понимала, куда он клонит. Напрягшись, она припомнила фильм с Оливье – как же странно было видеть его загримированным под негра! Еще, кажется, там был какой‑то переполох из‑за носового платка, и юная Мэгги Смит в роли Дездемоны пела грустную песню об иве, прежде чем Отелло задушил ее. А настырного Яго играл Фрэнк Финлей. Вот и все, что запомнилось Энни.

Бэнкс вернулся с очередной пинтой, поставил кружку рядом с газетой. Он постарался скоро, буквально в двух словах, объяснить толкование пьесы, предложенное Софией. Об использовании речевых образов для манипуляции чужими мыслями.

– О’кей, – сказала Энни, – значит, София считает, что «Отелло» – про силу слова. Хорошо. Возможно, она права. Но с чего вдруг Отелло, мачо, бывалый воин, повелся на косвенную, откровенно слабую улику? Решил вдруг, что на и лучший выход из ситуации – задушить собственную жену?

– Сейчас не самый подходящий момент критиковать Шекспира с позиции фанаток феминизма, – ответил Бэнкс.

– Я не критикую. Я просто рассуждаю. Кстати, не только феминистки сочли бы убийство супруги грехом. Даже если бы она действительно завела любовника.

– В том‑то и суть, что Дездемона была чиста перед Отелло.

– Алан, безусловно, весьма прикольно в понедельник вечерком пообсуждать классическую литературу, но у меня дома скопилась гора неглаженого белья. Прости, я не очень поняла, какое отношение «Отелло» имеет к нам.

– Просто спектакль заставил меня кое о чем задуматься, – ответил Бэнкс. – Это дело Сильберта и Хардкасла… Никто даже и не сомневается в том, что произошло. Никто не верит, что Сильберта мог убить кто‑то другой, пока Хардкасл куда‑нибудь вышел. Верно?

– В общем и целом – да.

– Но ты ведь сама тогда заметила, что хотя на месте преступления обнаружена только кровь Сильберта, это еще ничего не доказывает.

– Верно, – согласилась Энни.

Бэнкс откинулся на стуле, зажав в руке пиво.

– И мне кажется, что ты права. Вряд ли Хардкасл куда‑то выходил, и вряд ли в дом к Сильберту вломился кто‑то еще. Скорее всего, все произошло именно так, как считают суперинтендант Жервез и Стефан. Марк Хардкасл забил Сильберта крикетной битой до смерти, а потом уехал и повесился.

– То есть ты поддерживаешь официальную версию?

– Да. Но при этом считаю, что дело тут вовсе не в этом.

– А в чем же тогда?

– Послушай. – Бэнкс оперся локтями о стол. Пронзительные голубые глаза сияли, этот блеск всегда сопровождал его самые невероятные версии. Впрочем, Энни признавала, что Бэнкс частенько оказывался прав или довольно близок к истине. – Хардкасл с Сильбертом встречались не так уж и долго. Всего полгода. Согласно показаниям, у них все было хорошо, они фактически жили одной семьей. Однако отношения оставались пока довольно неопределенными, хрупкими. Ко всему прочему, мы знаем, что Марк Хардкасл был не особо уверен в себе, да и в партнере тоже. У обоих оставались в запасе и другие квартиры. И что сказал Стефан? Что в прошлом Хардкасл уже имел неприятности с полицией, избил как‑то своего возлюбленного. Вероятно, он был человеком вспыльчивым. Так, может, его кто‑то накрутил?

– Кого, Хардкасла? Как?

– А вот так же, как Яго обрабатывал Отелло. Например, морочил ему голову всякими россказнями об изменах Сильберта.

– То есть ты считаешь, что Марк решил убить Сильберта, поддавшись чужому влиянию?

– Я считаю, что такой вариант вполне вероятен. Но доказать это будет почти невозможно. Убийство чужими руками. Так сказать, убийство через посредника.

– Едва ли это можно назвать убийством, – покачала головой Энни. – Даже если все и впрямь произошло именно так, в чем я сильно сомневаюсь.

– Узнать бы, кто это сделал, а статью найти – не проблема.

– Но зачем кому‑то понадобилось подстрекать Марка к убийству?

– Чтобы избавиться от Сильберта, – предположил Бэнкс.

– И кому это могло понадобиться?

Бэнкс отхлебнул пива.

– Ну, – продолжил он, – тут вариантов много. В этом деле средства и возможности для убийства даже не стоит обсуждать, с этим никаких затруднений. Так что сосредоточимся на мотиве. Его‑то нам и надо поискать. Возможно, он был у кого‑то, знавшего обоих. Скажем, у Вернона Росса или Дерека Ваймена. Даже у Марии Уолси мог быть какой‑нибудь мотив, о котором она, разумеется, умолчала. Или у Кэрол, жены Ваймена. Вариантов – прорва, – повторил Бэнкс. – С другой стороны, тут может быть замешана разведка. Такие изощренные сюжеты как раз в их стиле.

– Ох, Алан, да сколько можно! Все это жутко притянуто за уши, тебе не кажется?

– Не так уж и жутко.

– Погоди ты. Эта твоя версия вызывает уйму вопросов, – не сдавалась Энни.

– Валяй, спрашивай.

– Кто мог узнать про шашни Сильберта на стороне, если бы таковые возникли?

– Это не важно. Может, до убийцы дошли какие‑то слухи, а может, он вообще все выдумал. Именно так действовал Яго.

– А откуда он узнал о том, что Хардкасла обвиняли в нападении на его прежнего любовника?

– Возможно, тот сам проговорился. Или – что более вероятно – мы имеем дело с людьми, у которых есть доступ к любым базам данных. Уверен, в МИ‑6 прекрасно знали, какие за Хардкаслом водятся грешки. Они же проверяли его на благонадежность. Ничего хорошего, что Марк попал у них в список, так сказать, неблагоразумных граждан, но вряд, ли это как‑то повлияло на его жизнь. И уж наверняка они сообщили Сильберту о прошлом Марка, хотя этот Джеймс Бонд уже вышел в отставку. Ну… чтобы их бывший сотрудник вел себя осторожно.

– Видимо, он их совета не послушал. Хорошо, давай предположим, что твоя догадка верна. Возникает один крайне важный вопрос: как они могли рассчитывать на какой‑либо результат своих манипуляций?

– Да, вопрос непростой, – почесал затылок Бэнкс. – Я уже над этим думал. Наверное, понадеялись, что Хардкасл поступит так же, как в прошлый раз – приревнует, разозлится и полезет в драку. Темперамент у него был взрывной.

– Но ведь тут не могло быть никаких гарантий! Может, человек остепенился, повзрослел. Наконец, отправился к психоаналитику, который научил его держать себя в руках.

– Ну, если человека методично и прицельно доводить, несложно угадать его реакцию. Люди вообще почти всегда ведут себя в соответствии с шаблонами из своего прошлого. Взять хоть насильников и их жертв.

– Да знаю я, – отмахнулась Энни. – Но все равно считаю, что такой план убийства – жуткая лажа.

– Это почему же?

– Потому что никакой уверенности в том, что план сработает. Даже если убийца точно вычислил, когда Хардкасл впадет в бешеную ярость, гарантии никакой, да‑да. Марк прежде никого не убивал, и совсем не обязательно, что смог бы убить в этот раз. Поссориться, конечно, они могли, и крепко. Но как можно было всерьез рассчитывать на то, что Хардкасл убьет? Извини, Алан, но эта твоя версия не выдерживает критики. Очень уж это неправдоподобно.

– Сам вижу. Гипотеза не без огрехов. Но мне все‑таки кажется, что тут можно многое нарыть.

– Ладно. Предположим, ты прав. Тогда сразу возникает вопрос мотива – почему его убили?

Бэнкс потянулся и поднес бокал к губам.

– Ну, это просто. «Почему», мы узнаем, как только поймем «кто».

– Я поняла, куда ты клонишь, но они бы не стали…

– Энни, послушай. Ко мне приходил их мистер Броун‑через‑букву‑о и довольно грубо намекал, что дело лучше закрыть и не стоит привлекать к нему внимание общественности. Но почему? Почему они так всполошились? Да потому, что мы теперь знаем, что Сильберт был шпионом, и одному Господу было известно, какие делишки прокручивал во время своей службы. А ну как правительство решило от него избавиться? Может, он полез куда‑то, куда лезть не стоило? Уверен, психологи на них работают отличные. Они могли смоделировать поведение Хардкасла, исходя из особенностей его характера, создать нужные раздражители. И я даже не сомневаюсь, что у них в арсенале есть такие наркотики, которые тебе не выявит никакая токсикология.

– Они могли опасаться Сильберта, только если бы тот начал болтать лишнее. Верно? Но нам об этом ничего не известно. Да и вообще шпионы, как правило, разговорчивостью не отличаются.

– Предположим, он начал им угрожать. Как и чем, я не знаю, – ответил Бэнкс.

– Слишком много у нас получается предположений.

– Ну, чисто гипотетически.

– Хорошо. Чисто гипотетически он начал угрожать разведке.

– Или подрывать доверие к правительству.

– Как будто ему еще хоть кто‑то доверяет, – хмыкнула Энни.

– Не так уж все это маловероятно, Энни, – подвел итог Бэнкс. – Разведка – материя зыбкая. Люди, которые еще вчера были твоими врагами, сегодня – лучшие из друзей, и наоборот. Частенько единственное, что вас объединяет – общий враг. А с этим тоже держи ухо востро. Альянсы возникают, распадаются. Перемены чуть ли не каждый день. Германия. Россия. Ирак. Иран. Да хоть чертова Америка. В свое время все они вели немало грязных игр. Может, Сильберт узнал, что наше правительство организовало теракты, чтобы общественность поддержала войну в Ираке? Как знать. Все возможно. Я ничему не удивлюсь. Ну и хотел показать разведку, Британию или правительство дружественного государства в невыгодном свете. А учитывая, что у нас на носу выборы…

– Они бы ни перед чем не остановились, да?

– Скорее да. Если бы им кто‑то осмелился угрожать.

– Перестань, Алан, – покачала головой Энни. – Все равно как‑то малоубедительно. Ну хорошо, наш покойник был шпионом. Что делают в этом ведомстве, когда хотят избавиться от непокорного коллеги? Колют его отравленным зонтиком, подкидывают радиоактивные изотопы в кашу. Разве нет? Вряд ли они выберут такой ненадежный вариант: попытаться вызвать у любовника Сильберта ревность и тупо надеяться, что он сделает за них всю грязную работу Да они скорее бы просто толкнули его под автобус или сбросили с моста. Делов‑то.

– Да, в этой версии есть прорехи, – вздохнул Бэнкс. – Но я над ней еще работаю.

Он, похоже, всерьез расстроился, но Энни не собиралась его жалеть:

– Еще какие прорехи, сквозь них запросто грузовик проедет. И вряд ли тебе удастся их залатать. Нет уж, извини, но на такое я никогда не куплюсь.

– С тобой что, кто‑то связался? – спросил вдруг Бэнкс. – Они и до тебя добрались?

– Вот тебе на! – У Энни отвисла челюсть. – Я хоть раз давала тебе повод усомниться в моей дружбе? Разве раньше мы вот так же въедливо не критиковали версии друг друга, чтобы выявить в них все слабые звенья? Как ты мог такое обо мне подумать?

– Извини, – пробормотал Бэнкс. – Просто… что‑то у меня начинается паранойя. Но ты сама посуди – сразу после визита мистера Броуна мадам Жервез заявила, что закрывает дело. Отправила меня в отпуск и велела держаться от работы подальше. Неужели ты скажешь, что это ее собственная инициатива? А еще мне кажется, что вчера во время обеда за мной следили. Да и вообще, последние несколько дней у меня четкое ощущение, что за мной хвост. Согласись, странно все это.

– Ну, раз уж тебе интересно – нет, со мной никто не связывался. Я просто пытаюсь здраво оценить твои малоубедительные доводы.

– Но ты можешь хотя бы признать, что все и впрямь могло быть так, как я описал?

– Не могу. С отелловской концепцией я еще соглашусь – может, кто‑то и впрямь подталкивал Хардкасла к убийству. Мы не знаем, был ли у Сильберта роман на стороне. Это вполне возможно. Его могли начать шантажировать, а он послал шантажиста куда подальше и доказательства – на той самой флешке – оказались у Хардкасла. Но принимать всерьез всю эту шпионскую дребедень я отказываюсь, и вовсе не факт, что люди всегда ведут себя как когда‑то раньше, по шаблону. Никто не знал, что так все выйдет. И не мог знать. Вот что я пытаюсь тебе объяснить.

– Никаких доказательств шантажа мы не нашли, – заметил Бэнкс.

– Мы вообще не нашли никаких доказательств, кроме тех, что поддерживают версию о банальном убийстве из ревности.

– Неправда. Мы же знаем, что Сильберт работал на разведку. Мы нашли флешку и визитку с несуществующим телефонным номером. Ко мне приходил мистер Броун и завуалированно пытался угрожать. Кстати, он чертовски много знал обо мне и моей личной жизни. И после всего этого дело вдруг начали считать раскрытым и более не достойным внимания. А я так не считаю. И вообще, не нравится мне все это. Очень не нравится.

– Да, какой‑то резон в твоих словах есть. Но жутковато, знаешь ли. – Энни передернула плечами. – Лучше бы ты держал эти мысли при себе.

– Значит, ты мне веришь?

– А что, за тобой правда следят? – спросила в ответ Энни.

– По‑моему, да. С того дня, когда ко мне заявился Броун.

– Видать, здорово ты его взбесил, – ухмыльнулась Энни. – Они, наверное, теперь считают тебя непредсказуемым субъектом.

– Что есть, то есть. Он даже про Софию знал.

– Кто, Броун?

– Угу. Знал, где она живет. Упомянул мою «обворожительную юную подругу из Челси».

Энни на минуту примолкла. Почему‑то упоминание «обворожительной» Софии расстроило ее и сбило с толку. Она вдруг стала себе противна, сразу вспомнила про все свои недостатки, морщинки и лишний вес. И ведь Бэнкс даже не заметил, что у нее новая стрижка.

– Так что ты собираешься делать? – спросила наконец, она.

– Мне нужно кое‑что еще разузнать, – ответил Бэнкс. – А потом я поеду в Лондон, сам осмотрю квартиру Сильберта. Да и вообще, покручусь там, повынюхиваю. Все равно у меня еще несколько дней отпуска осталось.

– Будешь гоняться за призраками и сражаться с ветряными мельницами?

– Возможно.

– Ну и ну, – протянула Энни. – Только учти: если они впрямь укокошили одного из своих агентов, что им стоит убрать вредного копа?

– Спасибо за напоминание. Я‑то пытаюсь об этом не думать. Но что мне остается? Мадам Жервез закрыла дело. Здесь у меня никакой поддержки не будет.

– Ты уж там аккуратнее.

– Постараюсь.

– Остановишься у Софии?

– Наверное. Если она не слишком занята.

– Вряд ли она не найдет для тебя времени. Только…

– Что?

– Стоит ли ее в это втягивать?

– Я ее никуда не втягиваю. Да они и так уже про нее знают.

– Слушай, ты своей паранойей заразил и меня.

– Это не так уж и плохо, – улыбнулся Бэнкс. – Будешь настороже. Да ты не волнуйся, я буду начеку. И за Софией присмотрю.

Энни вонзила ногти в подставку для пива.

– А от меня ты чего хочешь?

– Чтобы ты, пока меня не будет, была тут моими глазами и ушами. Вдруг тебя что‑то насторожит. Обращай внимание на все, что хоть немного выбивается за рамки нормы. Могу я на тебя рассчитывать, если мне понадобится пробить что‑нибудь по базе, поговорить еще раз с Вайменом или кем‑нибудь еще из театра, прогнать отпечатки? В общем, всякое такое.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – ответила Энни. – Что‑нибудь еще?

– Да. Будешь поливать мои цветы?

Энни шлепнула его по руке.

– Как только приеду в Лондон, куплю себе новый мобильник, – продолжил Бэнкс. – Такой, одноразовый. Не хочу, чтобы кто‑нибудь прослушивал мои разговоры. Я тебе позвоню, и ты запишешь новый номер.

– Ты прямо как преступник, – нахмурилась Энни. – Ты всерьез думаешь, что тут замешана разведка, да?

– Это ты просто мистера Броуна не видела. И вот еще что… – добавил Бэнкс.

– Что такое?

– Что это ты сотворила с волосами? Выглядишь – супер, отпад.

Бэнкс не думал, что к нему снова явится какой‑нибудь еще незваный гость, коллега мистера Броуна, но на всякий случай запер дверь и включил сигнализацию. И вообще держал ушки на макушке. Разогрев телятину по‑веллингтонски из универмага «Маркс и Спенсер», Бэнкс открыл бутылочку «8 песен Шираза» 1998 года. После ужина он, наплевав на недособранный шкаф, устроился в кресле с книгой Стивена Доррила о разведке. Тихо играл концерт Джона Гарта для виолончели.

Три с лишним года назад в доме Бэнкса произошел пожар, и почти весь прошедший год он занимался ремонтом. Пристроил еще одну гостиную, добавил ванную комнату и застекленную веранду. До ремонта он в основном жил на кухне или в передней гостиной или изредка коротал вечерок, усевшись на ограду у ручья. Теперь он постоянно торчал на веранде или в новой гостиной. Это было приятно. На кухню заходил, только чтобы приготовить поесть – вернее, разогреть что‑нибудь, – а в передней гостиной устроил кабинет, перетащив туда компьютер и два потертых кресла.

История разведки оказалась не очень захватывающим чтивом. С романами Яна Флеминга и не сравнить, с грустью подумал Бэнкс, вспомнив, как зачитывался ими подростком. Он осилил несколько глав, но ничего нового пока не узнал. До описания работы нынешней разведки ему предстояло одолеть еще много‑много страниц.

Около половины десятого задребезжал телефон. Звонила София. Бэнкс с облегчением отложил книгу в сторону.

– Хорошо добралась до дома? – спросил он.

– Да, нормально. Скучно только. В следующий раз поеду поездом. Тогда хоть поработать смогу в дороге или книжку почитать.

Бэнксу показалось, что она с трудом сдержала зевоту.

– Устала?

– Что‑то долгий денек получился, – ответила София. – Все эти фестивали искусств уже начали сливаться в один.

– А какие у тебя планы на неделю?

– Да все те же. Куча интервью. Пятнадцатиминутный сюжет о новой книжке про Джеймса Бонда, которую Себастьян Фолкс написал. Даже Дэниел Крейг поучаствует.

– Неужели прямо к вам в студию явится? – удивился Бэнкс.

– Ага, как же. Размечтался.

– Хм. Ну ладно. Я завтра или послезавтра надеюсь выехать к тебе. Может, пошлешь актера Крейга куда подальше и найдешь для меня свободную минутку? Я, конечно, могу пожить и в отеле, если…

– Какой же ты глупый, – вздохнула София. – Разумеется, живи у меня. И приезжай поскорее. Я уже соскучилась. Даже если совсем замотаюсь, хоть ночью будем вместе.

Услышав, что София искренне обрадовалась, Бэнкс сразу растаял:

– Ура. Я тебе позвоню, как только доберусь до Лондона.

– А ты сюда по работе или просто так? – поинтересовалась София.

– И то и другое.

– Что у тебя тут за дела?

– Да все те же.

– То самое убийство и суицид?

– Ага.

– Это ты из‑за этой истории подверг папу допросу? Про его знакомства со шпионами?

– Ну да. Просто один из погибших когда‑то служил в разведке, вот какая штука.

– Здорово, – заметила София. – Кому нужен Дэниел Крейг, когда рядом есть ты? Ладно, пока!

И как всегда, в конце их разговора Бэнксу захотелось сказать «я люблю тебя». И как всегда, он промолчал. Слово «любовь» пока не проскакивало в их беседах, Бэнксу казалось, что на данном этапе развития отношений это только все усложнит. Уж лучше двигаться потихоньку, не торопиться. А там будет видно. В конце концов, у них вся жизнь впереди – успеют еще напризнаваться друг другу в любви.

Бэнкс долго не решался положить трубку, приготовившись услышать щелчок, по которому герои в шпионских фильмах понимают, что их прослушивали. Обозвав себя кретином, швырнул трубку. При нынешних‑то технологиях наверняка телефоны на прослушке не щелкают. И вообще, надо было раньше осторожничать, а он разоткровенничался, совершенно забыв, что их разговор могли подслушивать.

Бэнкс сел перед телевизором, включил новости и, налив еще один бокал вина, выслушал череду банальных сообщений: алчные политики опять уличены в воровстве, в Америке грядут выборы. Пропала двенадцатилетняя девочка, не вернулась домой из музыкальной школы. В Африке голодали и убивали, на Ближнем Востоке воевали, в бывших советских республиках не могли справиться с бесконечными экономическими и бытовыми проблемами. Ведущий вдруг заговорил про дело Хардкасла – Сильберта. Ни слова о том, что Сильберт работал в разведке. Было сказано, что погибший – сын Эдвины Сильберт, служил чиновником, жил в «эксклюзивном и престижном» пригороде Иствейла со своим любовником, «сыном шахтера из Западного Йоркшира». Совсем безголовые эти журналюги! Можно подумать, будто в Иствейле есть пригороды. И Барнсли, между прочим, находится в Южном, а не Западном Йоркшире.

В новостях подчеркивалось, что у полиции никаких сомнений относительно мотива и обстоятельств преступления: убийство совершено в состоянии аффекта с последующим суицидом. Далее приводились примеры аналогичных трагедий, случившихся за последние двадцать лет. В конце сюжета показали суперинтенданта Жервез, очень строгую и важную. Она заверила репортера, что полиция полностью удовлетворена результатами расследования, криминалисты подтвердили версию детективов и дело можно считать закрытым. Больше нет никакой нужды мучить семьи погибших, добавила Жервез.

Вот ведь чушь, возмутился про себя Бэнкс. Эдвина Сильберт, как ему показалось, способна вынести абсолютно любые «мучения», а у Хардкасла вообще не было семьи, не считая какой‑то четвероюродной тетки, с которой он и не общался. Ну, кто бы ни сочинил этот сюжетец, он проделал отличную работу. Теперь можно было не сомневаться – дело и впрямь окончательно закрыто. «Хотя насчет этого мы еще поглядим», – подумал Бэнкс.

После этих новостей ему вдруг захотелось выйти на улицу, включить какую‑нибудь приятную музыку и забраться на ограду у ручья Гретли‑Бек. Одно из самых любимых его мест, хоть он уже давненько туда не забирался. А ведь как приятно в теплую погоду посидеть на каменистой ограде, болтая ногами и любуясь окрестными красотами.

Коттедж Бэнкса стоял на отшибе, поэтому негромкая музыка (он не собирался врубать ее на полную мощность) не потревожит соседей, тем более еще не ночь, всего половина одиннадцатого. Но пока он рылся в дисках, зазвонил телефон. Бэнкс подумал, что это София, бросился к трубке.

– Инспектор Бэнкс? – спросил мужской голос.

– Да?

– Это Рави. Рави Капеш, из технического отдела.

– А, Рави, привет. Я тебя что‑то не узнал. Ты что, до сих пор на работе? – удивился Бэнкс.

– Так ведь по‑другому нынче нельзя, иначе не пробьешься и не видать тебе, парень, служебного роста, – отшутился Рави. – Я чего звоню – я тут кое‑что для тебя нарыл. Ты ведь велел сразу звонить, если что‑то прояснится.

– Точно. – Бэнкс вздрогнул от нетерпения. – Спасибо. Слушай, ты не удивляйся, пожалуйста, но ты можешь перезвонить мне на мобильный?

– Конечно. Когда?

– Прямо сейчас. Я вешаю трубку, – предупредил Бэнкс. Он не был уверен, что по сотовому говорить безопаснее, но как знать… все же спокойнее, чем по городскому. А как будет хорошо, когда он наконец купит мобильник без контракта! Тогда все, прощай, паранойя! Главное, тут же отключать его после разговора, иначе все это не будет иметь ни малейшего смысла. С тем же успехом можно залезть на ближайший высокий дом и орать «Ку‑ку! Я тут!».

– Теперь говори, – сказал Бэнкс, отвечая на звонок мобильного.

– В общем, мне удалось увеличить фотографию и прочесть название улицы. Это Чарльз‑лейн, небольшой переулок рядом с Хай‑стрит в Сент‑Джонс‑Вудс. Тебе это о чем‑нибудь говорит?

– Нет, но я на это и не рассчитывал, – ответил Бэнкс. – Спасибо большущее. А номер дома есть?

– Нет, извини. Но это не проблема, на фотографии дом хорошо виден.

– Ну конечно. Рави, ты самый настоящий гений.

– Да ладно тебе. Я еще позвоню, если что.

– Погоди, а насчет телефончика на визитке? Не удалось узнать, кто такой этот Феннер?

– Нет. Единственное, что я выяснил, так это то, что номер никогда не числился ни за кем в Великобритании. Может, он купил эту сим‑карту за границей?

– Возможно, – протянул Бэнкс. – Но сомневаюсь. И вот еще что…

– Да?

– Не говори об этом никому, ладно?

– Буду нем как рыба, – пообещал Рави.

– Вот спасибо. Пока, – попрощался Бэнкс и нажал отбой.

Сент‑Джонс‑Вуд. Шикарное местечко. Что же там делал Сильберт? Встречался с любовником? Или посещал вечеринку Кейт Мосс? Продавал государственные тайны? В чем бы ни было дело, Бэнкс не сомневался, что именно на этом снимке – ключик к тайне смерти Сильберта.

Конечно, в чем‑то Энни права, и «метод Яго» и впрямь не гарантирует никакого результата. Но даже если он не сработает, предполагаемый убийца всегда может испробовать какой‑нибудь другой способ. А если сработает? Это ведь идеальное убийство! Подленькое, коварное – как раз такими методами и действуют скользкие типы из разведки. Кому еще, кроме сочинителей криминального чтива, придет в голову убивать кого‑нибудь отравленным зонтиком или радиоактивным изотопом?

Взяв бокал с вином, Бэнкс поставил диск исландской группы «Сигур Рос» и вышел на улицу, приоткрыв дверь, чтобы слышать странные, волшебные звуки почти эльфийской музыки, идеально сочетавшейся с шумом ручья, бурливо обрушивающегося на камни, и с редкими вскриками совы. Казалось, музыканты специально оставили в нотах место для партии этой ночной птицы.

Солнце уже зашло, но до сих пор сохранялось его сияние, темно‑оранжевое на фоне синего безоблачного неба. В воздухе пахло нагретой травой, навозом и чем‑то сладким – наверное, цветами, которые распускаются лишь по ночам. Где‑то вдалеке заржала лошадь. Камень, на который сел Бэнкс, сохранял тепло. Внизу в долине, между деревьями, мелькали огни Хелмторпа. На фоне неба темнела прямоугольная колокольня местной церкви со странной круглой башенкой наверху. Внизу, на линии горизонта, Бэнкс приметил звездочку. Наверное, это Венера. А выше ее, ближе к северу, поблескивает красноватым светом Марс. Еще выше уже стали видны созвездия, но Бэнкс в них никогда особо не разбирался. Навскидку Бэнкс вспомнил лишь созвездие Ориона и Большую Медведицу, но сегодня он их на небе не заметил.

Из леса вдруг донесся какой‑то шорох, и Бэнксу вновь показалось, что за ним следят. Он одернул себя. Наверняка это какое‑то зверье. В лесу ведь постоянно кто‑то шумит. Там много барсуков, а кроликов и того больше. Нельзя поддаваться панике. Почувствовав, как по спине побежали мурашки, Бэнкс приказал себе успокоиться и сделал большой глоток. Ручей мерцающей серебристой лентой огибал камни и с шумом падал вниз, вздымая облако белой пены. Сгустилась иссиня‑черная тьма.

Просто послышалось, убеждал себя Бэнкс. Это ветер шумит, только и всего. Да еще эта исландская музыка со спецэффектами. Заблеяла овца на отдаленном пастбище. Наверное, испугалась лисы или собаки. В лесах, как и на городских улицах, всегда полно странных теней и загадочных шепотков.

Но вскоре все звуки прекратились. Настала совершенная тишина, такая, что Бэнкс слышал лишь стук собственного сердца.

В среду ярко светило солнышко, и на Оксфорд‑стрит было не протолкнуться. Улицу заполонили толпы туристов, уличных торговцев, местных служащих и промоутеров, раздающих бесплатные газеты и листовки с рекламой бесчисленных языковых курсов.

Бэнкс решил поехать к Софии не обычным, а довольно запутанным маршрутом и был почти уверен, что избавился от хвоста. Впрочем, это было не очень‑то и важно. Мистер Броун и так уже знал о Софии практически все.

Припарковав свой «порше» – для Челси машина совершенно обычная и непримечательная, – Бэнкс забросил чемодан с вещами в дом и вышел на улицу. На метро он доехал до Тоттнем‑Корт‑роуд и, выбравшись наружу, с удовольствием прогулялся, часто останавливаясь поглазеть на витрины. Правда, вокруг было столько людей, что Бэнкс скоро сообразил: у него нет ни малейшего шанса вычислить, следят за ним или нет. Особенно если человек, которого к нему приставили, хорошо натаскан. Впрочем, осторожность лишней не бывает.

Date: 2015-08-24; view: 347; Нарушение авторских прав