Бурлящий Париж

Почему мы постоянно держим себя за шиворот, не даем выхода своим чувствам, эмоциям, желаниям, инстинктам? Ради чего ограничиваем себя во всем? Из боязни потерять свое Я? Но пока себя не потеряешь, бесполезно пытаться себя найти.

Генри Миллер

“Мир секса”

Благодаря Гелентеру и людской молве у меня довольно быстро появилось столько клиентов, что я уже с трудом справлялся. Каждое утро понедельника, а иногда и в другие дни я выходил из дому в 9.40 и шел по бульвару Сен‑Жермен к Les Deux Magots, где меня ждали очередные слушатели.

День с Эндрю показал, что не стоит перебарщивать с информацией. С каждым новым туром я опускал все больше историй и понемногу сокращал маршрут. Никто не запоминал цифры и даты, но какой‑то анекдот мог накрепко засесть в памяти, а картинка – отпечататься в воображении.

Собрав воедино все самое интересное, что было написано о Париже или отмечено рукой художника, я составил портфолио, которое вполне можно было носить с собой на прогулки.

Как лучше воссоздать Париж, каким его увидели после Первой мировой войны Хемингуэй и ему подобные: дома, почерневшие от въевшейся сажи, сточные канавы, куда сливали помои и где кормились козы, собаки и куры? В литературе ничто не сравнится с горькими очерками Джорджа Оруэлла в романе “Фунты лиха в Париже и Лондоне”, написанном, когда он работал plongeur – мыл посуду в отеле на Правом берегу, живя при этом в трущобах на Левом.

...

По хлипким, спичечной толщины стенам многослойно наляпаны розовые обои, предназначенные маскировать щели и, отклеиваясь, давать приют бесчисленным клопам. Их вереницы, днем маршировавшие под потолком будто на строевых учениях, ночами алчно устремлялись вниз, так что часок‑другой поспишь и вскочишь, творя лютые массовые казни. [63]

Но фотография подобной комнаты, сделанная Брассаем или Эли Лотаром, или уличная зарисовка работы Атже, были еще красноречивее.

Как выглядел Le Dôme, когда там допоздна засиживался Генри Миллер, потягивал pastis, наблюдая, как растет стопка блюдец на столе, и высматривал в толпе знакомых, которые бы оплатили его счет. Именно так все происходило во времена, когда сюда захаживал неопрятный, немытый Миллер. Да и La Rotonde не была тем дорогим шикарным кафе, каким его знают сегодня, а напротив, пристанищем начинающих художников, проституток и прочей разношерстной таинственной публики, которую неплохо знали Миллер и Хемингуэй.

Иногда я приносил с собой такое же блюдце, как то, на котором подавали аперитивы и кофе: на каждом печатали стоимость напитка, чтобы даже самый забывчивый официант мог с легкостью просто‑напросто пересчитать стопку на столе посетителя.

А иногда я доставал ложечку для абсента и демонстрировал, как ее держат над бокалом с куском сахара и через него тонкой струйкой льют в густозеленую жидкость ледяную воду. Так получается “Зеленая фея”, которая, как считают, доводит пьющих до безумия, но взамен одаривает весьма яркими видениями.

Большинству моих клиентов не так много надо было, чтобы подстегнуть воображение. Они бы не приехали в Париж, если бы хоть отчасти не уверовали, что их фантазии – правда. Жан‑Поль Сартр понял, что “существование предшествует сущности”, что мы сначала совершаем поступки, а потом придумываем им философское обоснование. Нет “естественных законов”, есть лишь те, которые мы придумываем себе сами. Каждую неделю я наблюдал живое подтверждение слов Сартра, когда какой‑нибудь школьный учитель из Огайо или сотрудник рекламного агентства из Санта‑Барбары осторожно поглаживал барную стойку кафе на улице Жакоб, покуда я сообщал, что именно в этом баре Фицджеральд в слезах признавался Хемингуэю, что “Зельда сказала, что с таким сложением я никогда не смогу удовлетворить женщину… Она сказала, все дело в размере”.

Кафе La Rotonde, Монпарнас, 1920‑е

– Если хотите, – я указывал на узкую лестницу, ведущую в темноту, – вы можете наведаться туда, где был произведен экспертный осмотр, который Хемингуэй вскользь, без подробностей, упоминает в “Празднике, который всегда с тобой”. Это действительно было то самое кафе, но я с тем же успехом мог ткнуть на другое, и никто бы не усомнился. Значение имело ощущение, что стоит только руку протянуть – и коснешься прошлого. Через час прогулки мои подопечные уже шли чуть медленнее, озирались по сторонам чуть внимательнее и не просто разглядывали магазины на уровне глаз, а поднимали голову, смотрели выше и задавали вопросы…

Date: 2015-08-24; view: 394; Нарушение авторских прав