Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Первоисточники Литургики
Изъяснительными первоисточниками православной Литургики являются следующие святоотеческие творения:
Нужно отметить, что вышеуказанные произведения свидетельствуют о том, что богослужение православной Церкви на протяжении своей истории имеет свою довольно богатую литературу. Кроме упомянутых здесь памятников по толкованию и объяснению богослужения, имеется и другие различные сборники и трактаты о богослужебных чинопоследованиях. Также имеются материалы и они довольно многочисленные на иностранных языках, которые относятся к западному, католическому богослужению, которых мы здесь не касаемся.
Еще до революции крайне пессимистично высказывались о ЦА крупнейшие отечественные специалисты в этой области. Так, профессор Московской духовной академии А. П. Голубцов, автор учебника по церковной археологии, считал, что она «…быть может, более чем какая-либо другая наука, обладает незавидным свойством отталкивать от себя сухостью своего содержания и отсутствием жизненного интереса». Но почему он на той же странице добавил: «…этой еще сравнительно молодой отрасли знания предстоит завидная будущность»? Дело в том, что церковные археологи постепенно стали рассматривать свои археологические находки, а также все произведения искусства, связанные с богослужением: храмы, мозаики, фрески, иконы, богослужебную одежду и утварь, книги и т. д. — с художественной стороны. Один из зачинателей этого направления В. А. Прохоров еще в 1862 г. писал: «Пока археологи не будут вместе с тем и художниками, или художники не будут вместе с тем и археологами, то наши археологические разработки по рукописям и искусствам будут идти медленно и односторонно» [3: 5–6]. Подобные мысли неоднократно высказывал «архистратиг» национальной русской археологии (по выражению В. В. Стасова) Н. П. Кондаков. Он, полемизируя с Ф. И. Буслаевым, отрицавшим художественное значение древнерусского искусства, называл историю сложения русского искусства «историей художественной формы в искусстве» и призывал вводить отечественные древности в среду истории искусств, где «лучшие памятники получили бы, наконец, не кличку древностей, а значение памятников искусства». Развиваясь в этом направлении, российская церковная археология в 1911 году, по инициативе выдающегося ученого, преподавателя Санкт-Петербургской духовной академии проф. Н. В. Покровского отделилась от литургики и начала самостоятельное существование. Ее объем расширился за счет присоединения русского церковного искусства до XVII века включительно, и даже западноевропейского церковного искусства также до XVII века включительно. Казалось, что готовится синтез, который позволит сочетать достоинства обоих направлений. Однако после революции 1917 года церковная археология прекратила свое существование почти на сорок лет, а история искусства была отделена не только от церковной археологии, но и от церкви. Впрочем, еще до революции известный историк искусства Н. М. Щекотов хотел, чтобы дело изучения древнерусской живописи «перешло из рук археологов и иконографов в руки людей, близких к искусству, в руки художественных критиков», т. е. противопоставлял эти направления. Уже в советское время один из крупнейших отечественных искусствоведов В. Н. Лазарев еще более ужесточил эту позицию. Он писал, что все известные церковные археологи (Н. П. Кондаков, Н. П. Лихачев, Н. В. Покровский) «…полностью отрывали форму от содержания, … свели понятие иконографии к простой номенклатуре иконографических типов …» и в анализе никогда не делали «… попыток осветить образную сторону художественного творчества и раскрыть те идеи, которые лежат в основе любого произведения искусства». Но как раз к этому активно призывали своих коллег церковные археологи. Критиковать же их за то, что они сами этого не делали, — методологически неверно. Они и не могли этого сделать в силу «исторически обусловленного подхода к искусству в конце XIX века», когда эстетических оценок церковного искусства практически не существовало. Кроме того, абсолютное большинство произведений древней живописи находилось под потемневшей олифой или было искажено поновлениями, а древние храмы были в значительной степени перестроены. И, наконец, это было затруднено отношением общества к церковной архитектуре и живописи как в принципе к нехудожественному искусству. «Стоит только завести разговор о византийской живописи, — писал один из энтузиастов ее сохранения и возрождения Г. Г. Гагарин, — и тотчас у большого числа слушателей непременно явится улыбка пренебрежения и иронии. <…> Вам наговорят бездну остроумных замечаний о безобразии пропорций, об угловатости форм, о неуклюжести поз, о неловкости и дикости в композиции…» [9: IV–V]. Тем не менее, словосочетание «церковная археология» в работах советских искусствоведов на долгие годы стало символом ненаучного, архаического подхода к изучению памятников искусства. Лишь начиная с середины 1940-х гг., отечественная история искусства, прежде всего средневекового, стала все более включать в себя «церковно-археологический» элемент (М. В. Алпатов, В. Н. Лазарев, Н. А. Демина и др.). А в конце 60-х и в 70-е годы в нашей стране был издан целый ряд альбомов, каталогов и научных сборников по византийскому и древнерусскому искусству, в которых традиционный для церковной археологии иконографический материал был представлен значительно шире, чем раньше. Кроме того, в научный оборот стали активно вводиться памятники древней письменности, в том числе, церковные. В свою очередь, церковные исследователи постоянно обращались к опыту светских искусствоведов, широко цитируя их в своих работах, практически не критикуя их мнений (даже там, где это было бы оправдано). Это, например, известные православные богословы профессор Московской духовной академии протоиерей Александр Ветелев, профессор Ленинградской духовной академии протоиерей Ливерий Воронов, архиепископ Сергий (Голубцов — родственник церковного археолога проф. А. П. Голубцова). Следует заметить, что из 182 ссылок в его статье больше 1/3 сделано на светских искусствоведов, причем работы члена-корреспондента Академии художеств СССР М. В. Алпатова, достаточно негативно относившегося к церкви, цитируются 25 (!) раз. Одним из таких исследователей был и профессор Московской духовной академии протоиерей Алексий Остапов, которому выпала честь возродить в 50-е годы преподавание церковной археологии, прерванное в связи с упразднением советской властью духовных учебных заведений. Он значительно расширил свой предмет, включив в него русское церковное искусство XVIII — нач. XX в., а в раскрытии содержания предмета использовал и эстетические характеристики. Таким образом, с очевидностью наметились пути синтеза церковно-археологического и искусствоведческого подходов к изучению произведений церковного искусства. И все же «встречное движение» еще не стало встречей. Сейчас по-прежнему существует скорее взаимное отталкивание светского и церковного искусствознания, чем желание объединить усилия. Отчасти это понятно — слишком долго в церкви держали как минимум под подозрением то, что не соотносилось прямо с ее потребностями, прежде всего, с богослужением. Слишком долго и светская наука старалась прокладывать свои пути подальше от церковного двора, не допуская в свои построения Бога даже в качестве «гипотезы» (известное выражение Лапласа), боясь покушений на красоту и попыток подчинить ее «культу». Взаимная подозрительность церковного и светского направления в науке об искусстве проявляется вполне определенным образом. Когда в духовном учебном заведении (например, в Московской духовной академии) церковная археология преподается по Н. В. Покровскому, «в связи с историей христианского искусства», даже без оценок и интерпретаций, которые даются предметам церковного искусства в светском искусствоведении, то и такой подход некоторыми представителями церкви считается недостаточно церковным. Его предлагается заменить «богословием иконы» — предметом, значительно более специальным и сложным, чем церковная археология, и в то же время сильно идеологизированным, содержащим в себе резкое противопоставление светского и церковного искусства. В светском же искусствоведении исследователи достаточно часто с невероятной легкостью оперируют тонкими богословскими определениями, используя их для выяснения проблем датировки и атрибуции храмов, икон и т. д., т. е. вне живого контекста церковной истории, всего лишь в качестве «подсобного материала». Понятно, что пока будет иметь место установка на замкнутость в собственных границах, даже при некоторых взаимозаимствованиях, будет страдать и церковная, и светская наука. Механическое соединение церковной археологии и искусствоведения, разумеется, невозможно, да и не нужно. Они существуют как самостоятельные узко специальные направления в науке. Речь может идти лишь о восстановлении искусственно прерванной традиции, предполагавшей единство церковно-практического и художественного подхода в изучении художественных памятников, созданных для храмового употребления. Однако этот разрыв традиции невозможно считать лишь последствием внешних событий. Причины, приведшие к нему, лежат гораздо глубже — в разрывах в душе и духе человека. Одно из следствий таких разрывов — противопоставление светского и духовного (церковного) не только в человеке, но и в обществе, хотя светское — далеко не всегда и не во всем секулярное, принадлежащее «миру сему», оно может иметь более духовные и высшие основания. Без понимаемой таким образом светской культуры «даже ученый монашеско-аскетический духовный мир как бы страдает и может редуцироваться, так же как без духовной культуры страдает и редуцируется светский мир». Поэтому искать пути соединения этих культур сегодня, в т. ч. и в области преподавания, — задача весьма актуальная. Первой отправной точкой в этом направлении могут служить труды одного из основателей отечественной церковной археологии проф. СПбДА Н. В. Покровского. Он считал, что целью изучения этой науки должно быть понимание учащимися духовной ценности и красоты церковных древностей. Он расширял границы своего предмета, вводя в них новые художественные памятники церковной тематики и выстраивая их в хронологической последовательности, чтобы зримо представить студентам духовной академии — как правило, будущим священникам — огромное значение этих памятников для отечественной и мировой культуры, а вследствие этого — обеспечить их сохранность. Еще в 1906 г. он представил в Святейший Синод подробную записку «О мерах к сохранению церковной старины», поскольку перестройка церковных зданий часто велась самыми варварскими способами, и предлагал поэтому передать все древние храмы, иконы и т. д. из ведения Министерства внутренних дел в ведение церкви. В настоящее время охрана памятников старины организована в государственном масштабе, и произвольное уничтожение, имевшее место в советское время, им, можно надеяться, не грозит. Однако в течение последних лет идет активное строительство сотен новых храмов. Возрождается и богослужение в тысячах старых храмов, ранее закрытых или использовавшихся в других целях. Значит, необходимо их внутреннее обустройство: ремонт, чаще всего — капитальный, реставрация старой или написание новой росписи, установка новых иконостасов и отдельных икон. Без ясных ориентиров, которые может дать лишь соответствующее образование, в этом обустройстве во много раз возрастает опасность серьезных технических, художественных или духовных искажений. Знания в области церковной археологии, обогащенной опытом светского искусствознания, для членов приходских общин или хотя бы для клира и членов приходских собраний, непосредственно отвечающих за сохранность храма, становятся не только желательными, но даже необходимыми. Учитывая низкий, как правило, уровень представлений современных людей о церковном искусстве и об искусстве вообще, необходимо также, чтобы предмет, вводящий в область церковного искусства, был ясным и обозримым. В то же время он должен включать в себя элементы разных богословских дисциплин. Так, церковной археологии сейчас необходимо на новом уровне включить в себя церковную историю и литургику, от которых она отделилась на начальной стадии своего развития. С другой стороны, интерес к прекрасному в области человеческой культуры, часто приводящий людей к вопросам об истоках красоты и смысле жизни, может быть реализован не только путем изучения чрезвычайно объемной и многоплановой истории искусства или ее модификации — школьного предмета «Мировая художественная культура». Более целостным и потому более плодотворным представляется знакомство вначале с храмовой архитектурой, живописью и прикладным искусством, поскольку в них содержатся и формы предшествующего им по времени античного искусства, и основы для развития последующего светского искусства. Именно таким было содержание предмета, изложенного профессором Н. В. Покровским в его учебнике «Церковная археология в связи с историей христианского искусства» (1916 г.). Современный опыт реализации идей Н. В. Покровского с использованием материалов отечественных и зарубежных исследователей в области как церковной археологии, так и светского искусствоведения оформлен в виде курса церковной археологии для студентов Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школы. Исходный вариант названного курса был создан в очень короткие сроки накануне 1980/81 учебного года по предложению ректора СПбДА, архиепископа Выборгского (ныне — митрополита Смоленского и Калининградского) Кирилла. Используемая ранее в академии программа включала основные разделы из учебника Н. В. Покровского. Однако из всего раздела дохристианского искусства в программу входили только архитектурные ордера и общая тема отношения древнехристианского искусства к античному. Непропорционально большое место относительно византийской живописи занимали изображения в катакомбах. Основная часть курса была связана с русским церковным искусством, однако более половины вопросов программы приходилось исключительно на его домонгольский период. Русская храмовая архитектура рассматривалась по XVII век включительно, тогда как знакомство с фресками и иконами заканчивалось на начале XVI века (Дионисий). Отсутствовали разделы, посвященные западноевропейским храмам, а также православным богослужебным одеждам и церковной утвари, т. е. прикладному искусству. Поэтому в первом же варианте нового курса церковной археологии программа была кардинально изменена. В ее основу был положен принцип, с одной стороны, полноты охвата материала по времени. Поэтому верхняя граница курса была доведена до современности. В частности, рассматривались современные православные, католические и даже протестантские храмы, в архитектуре которых присутствовали как авангардные светские, так и традиционно церковные формы. В раздел живописи были введены росписи и иконы инока Григория (Круга), работавшего во Франции, и архимандрита Алипия (Воронова), наместника Псково-Печерского монастыря. С другой стороны, были скоординированы пропорции в материале по византийскому и русскому церковному искусству. Соотношение раннехристианского и византийского периодов изменилось по сравнению с прежней программой практически до обратного и стало 1: 4. Еще более значительно было исправлено соотношение домонгольского искусства Древней Руси и ее средневекового искусства последующего времени (1: 8 вместо 1: 1). К темам по древнерусской церковной архитектуре и живописи была добавлена тема по прикладному искусству. В курс было введено церковное искусство Западной Европы, причем каждый исторический период, с V по XV век, рассматривался параллельно на православном Востоке и на католическом Западе (в форме чередования лекций). Затем в виде обзора происходило знакомство с искусством эпохи Возрождения и Нового времени. В заключении этого раздела основные принципы христианского искусства сопоставлялись с основами великих языческих культур древности: вавилонской, египетской, индийской, китайской, греческой и римской. Первой темой в разделе русского искусства стало языческое искусство древних славян, причем подчеркивался его сакральный характер. Представлено было также искусство петровского и послепетровского времени, вплоть до начала XX века. В него, естественно, вошли и некоторые произведения светского искусства, поскольку закончилось характерное для Средневековья преобладание храмовой культуры. В целом материал по средневековому искусству занимал до 2/3 всего объема предмета. Эта особенность курса хорошо видна при сравнении с распределением учебного материала на отделении истории и теории искусства МГУ (конец 70-х — начало 80-х гг.): более чем тысячелетний период средневекового искусства изучался там за один год, тогда как искусство последующих 600 лет — за 3 года. Еще более яркий пример представляла в те годы экспозиция Государственной Третьяковской галереи, из 51-го зала которой только два были заняты иконами XII–XVII веков, а остальные 49 — картинами более позднего времени. Общий объем курса составлял вначале 52 академических часа, затем он был увеличен до 104 часов (т. е. 52 занятия по 2 часа, занятия велись дважды в неделю). Однако, несмотря на это, как легко можно увидеть, предмет перестал быть «церковной археологией в связи с историей христианского искусства» и превратился в христианскую историю мирового искусства (своего рода «церковное искусствоведение»). Отличие от обычной истории искусства было в отсутствии идеологических клише, сводивших специфику церковного искусства к минимуму, и в особом внимании к церковным памятникам — не только средневековым, но и более поздним. Объем же предмета оставался очень большим, до конца не структурированным и, как следствие, трудно усваиваемым. Поэтому в курс в качестве последнего раздела для повторения и закрепления основного материала были введены три темы, являвшиеся как бы квинтэссенцией всех предыдущих: храмовая архитектура, храмовые мозаики и росписи, икона и иконостас. В таком виде, с некоторыми изменениями (чередование лекций по православному и католическому искусству было заменено обычным последовательным их чтением, введены темы «Дохристианское искусство» и «Основы описания и анализа памятников искусства»), курс просуществовал пять лет. Вероятно, можно было доработать его, сделав более обоснованным распределение материала между Византией, Западной Европой и Россией, соотношение между темами внутри разделов. Скорее всего, расширялись бы отдельные темы, прежде всего — иконопись. Прикладное искусство (в основном церковные одежды и утварь) имело бы смысл перенести в заключительный раздел. Однако в связи с перерывом в чтении курса и возобновлением его затем в Москве, в Свято-Филаретовском институте, материал был в значительной мере переработан и перегруппирован, программа соответственно изменилась [29] (также см. приложение), и предмет вновь вернулся в русло церковной археологии, хотя и в новом качестве. Основой обновленного курса стали три итоговые темы предыдущей программы, посвященные христианскому храму — его архитектуре, системе внутреннего декора и иконостасу. Их содержание излагается теперь не в трех, а приблизительно в 20 лекциях. Само изложение материала идет по хронологическому принципу. Например, в храмовой архитектуре вначале описываются базилики, затем крестово-купольные, шатровые и клетские храмы и т. д. Но благодаря большому количеству времени (общий объем курса составил 144 акад. часа, т. е. 4 акад. часа в неделю), главным стало не перечисление типов храмового зодчества, а многообразие храмов внутри каждого типа и причины перехода от одного типа к другому. Стало возможным увидеть не только художественный уровень храмового здания, но и соответствие формы храма богослужебному уставу. Даже в эклектических храмовых зданиях второй половины XIX — начала XX века отмечается не только снижение духовного и художественного уровня церковной архитектуры (что обычно даже подчеркивается), а степень их близости к исходным формам и большая или меньшая правомерность сочетания этих форм. В лекциях о системе храмовых росписей выясняется степень их соотнесенности с архитектурой и представлением о внутреннем декоре храма в тот или иной исторический период жизни церкви. Качество росписи анализируется не только в стилистическом отношении, но и с точки зрения возможности ее восприятия — и визуально, и по смыслу. При изучении иконостаса рассматриваются отдельно алтарная преграда и оба типа «классических» русских иконостасов (начало XV и середина XVII веков), затем — смысл и содержание более поздних иконостасов. Не ставится задача показать преимущества той или иной их формы, однако так же, как и в изучении росписей, основное внимание обращается на выразительность и возможность восприятия системы икон в целом, ее смысла и соотношения с архитектурой. Дополнительно в курс введена тема «Одеяния духовенства, церковная утварь и богослужебные сосуды», в которой рассматривается назначение этих предметов, их происхождение и художественные достоинства. Кроме того, появился целый раздел «Православная иконография», в котором подробно разбираются вопросы иконописания и особенности изображения Спасителя, Богоматери, ангелов, святых и богослужебных праздников. Все лекции читаются с показом изобразительных материалов — это слайды, иллюстрации, видеофильмы. Особенности лекционного показа — в большом количестве иллюстраций (от 25 до 40 за 4 акад. часа) и в том, что значительная их часть внутри одной темы показывается параллельно, на двух слайд-проек-торах (прежде всего, храмовая архитектура и иконы на один и тот же сюжет). Это дает реальное ощущение «погружения» в материал и одновременно — возможность избежать длительного словесного описания за счет наглядного сопоставления изображений. Кстати, интересно отметить, что именно профессор Н. В. Покровский первым применил на своих лекциях в духовной академии проекционный фонарь. Обязательной частью преподавания являются экскурсии в соборы Московского Кремля, церковь Троицы в Никитниках, Троице-Сер-гиеву лавру, Музей древнерусского искусства им. Андрея Рублева, храмы г. Владимира (церковь Покрова на Нерли, Успенский собор и др.). Студенты должны еще раз самостоятельно посетить кремлевские соборы, а кроме того, — храм Покрова на Рву (собор Василия Блаженного), Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и Третьяковскую галерею. По каждому разделу курса проводятся семинары, прежде всего — практические. На них небольшие группы студентов занимаются самостоятельной «экспертизой» памятников церковного искусства по иллюстрациям (что требуется и на экзамене) с последующим общим обсуждением. Проводятся и творческие семинары, на которых студентам предлагается обосновать собственную концепцию архитектуры и внутреннего декора современного православного храма. Основная часть прежнего курса — фактически краткая история мирового искусства — превратилась в три вводные лекции курса (соответственно, искусство Древнего мира, Средних веков и Возрождения, Нового и Новейшего времени). Такая перегруппировка материала сделала центром преподаваемого курса «Христианский храм», как это было и в дореволюционной церковной археологии. Новым здесь, прежде всего, является соотношение между разделами курса, введение в изобразительный ряд отреставрированных, приобретших первоначальный вид храмов, росписей, икон и т. д. и применение к ним методов анализа, принятых в искусствоведении, но без противопоставления художественных достоинств этих памятников их церковному происхождению и назначению. В настоящее время церковная археология преподается в православных духовных академиях, семинариях и ряде православных высших учебных заведений, основанных после падения идеологических барьеров в нашей стране. Опыт такого преподавания — без попыток унификации (!) — мог бы стать предметом обсуждения на специальной конференции или, лучше, на ряде рабочих преподавательских семинаров.
Date: 2015-08-24; view: 407; Нарушение авторских прав |