Глава 39

К тому времени, когда я добрался домой, Лойс уже позвонила и оставила сообщение на моем автоответчике. Она плакала. Не знаю почему, но я не ответил на звонок.

Я снова ушел, пока еще было темно, и колесил по городу, намереваясь вернуться и остаться с ней, но в конце концов проехал мимо дома Джанин и двинулся дальше в сторону фермы Джонсонов.

Я увидел свет в их окошке. Либо Эрл, либо Хелен, но кто‑то там был уже на ногах. Жизнь продолжалась. Камер вокруг больше не было.

В эту секунду мне отчаянно захотелось вернуться в то время, когда я встретил Кайла, когда все это началось. Было ясно, что в тот вечер все мы стали жертвами. Жертвами куда более глубокой тайны. Мне хотелось пойти к Джонсонам, испросить прощения, убедить их, что я не враг. Мне хотелось поговорить с ними без юристов, поговорить с ними как человек.

Нас использовали. Я сказал это полушепотом. Вот что я хотел сказать им. Я хотел, чтобы они вернули мне мою жизнь, забрали бы свое утверждение, будто я пытался их шантажировать. Имей я возможность добраться до Хелен Джонсон, будь я уверен, что там не спит только она, я бы воззвал к ней как к христианке.

Но ведь бодрствовать мог и Эрл.

Я проехал мимо автостоянки мэра, когда только забрезжил свет. Телевизионщики были налицо, снимали передний ряд машин с разбитыми стеклами.

Фонари горели на фоне низких туч. Стоянка напоминала передвижной цирк, видавший лучшие дни. Поперек въезда было натянуто полотнище с надписью: «Полная распродажа в связи с закрытием».

С противоположной стороны я увидел ряд новых машин – таких же, как та, которую он отдал Эрлу и Кайлу. И тут я понял, что Кэндол тогда высадил не Кайл, а мэр. Никакого сомнения. Это открытие вызвало щемящую боль глубоко внутри. Я знал, что мне следует немедленно позвонить Хейдену и сообщить ему про машину. Но я этого не сделал. Время еще будет.

Я хотел сам посмотреть мэру в глаза.

Объехав стоянку, я припарковался и прошел к трейлеру, избегая камер.

Мэр сидел за своим столом. Он поглядел на меня, но ничего не сказал. Охотничью шапку он надвинул на уши, щеки у него багровели от холода. У мэра был вид человека, потерпевшего полный крах. В трейлере царила стужа. Он не включил обогреватель.

Секунду я постоял в дверях. Потом оглянулся на стоянку, увидел толпу дующих в кулаки телевизионщиков. Они ждали утренних новостей.

Я сказал:

– Двухдверный «шевроле‑каприс» вон там у вас, на сколько он потянет?

– У него сальник пробит.

– И все же. – Из широкого окна, обращенного к стоянке, было видно, что телеоператоры включили прожектора.

– Почему бы нам не выйти отсюда? – предложил я.

Я завел «каприс». Телеоператор подошел посмотреть, что происходит, увидел меня, подумал, что я просто работник на стоянке, и вернулся к фургону.

Мэр стоял в проулке, трясясь в ознобе. Я остановился, и он сел в машину.

Я ехал по обледенелым колеям, проложенным другими машинами. Все выглядело будто «утром после». Снег все еще сеялся. Одинокий снегоочиститель обслуживал Главную улицу, попыхивая желтыми огнями.

У ратуши я увидел, что шеф и Арнольд Фишер собираются перейти улицу к кафе. Я притормозил, и они прошли перед нами, не зная, что это мы с мэром. Я как будто смотрел на большой экран, вставленный в окно этого автомобиля.

На Джексон я свернул влево, поехал в сторону Оука, в сторону дома Лайзы Кэндол, и остановился прямо там, где умерла Сара Кэндол. Я уставился перед собой на длинную улицу.

Она выглядела, как туннель. Завихряющийся снег, балдахины деревьев, обремененных белым пухом.

– Почему бы вам не выйти из роли, мэр? – спросил я негромко.

Он не посмотрел на меня.

– Иногда за ролью никого нет.

– Где Лайза?

– Не знаю.

Я сказал:

– Это вы подвезли ее к дому, а не Кайл. У вас с ней была связь. – Мой голос зазвучал громче. – Она звонила к вам на стоянку, вы больше не можете это отрицать. Про эти звонки знают все.

Мэр понурил голову.

– Вот так должна кончиться моя жизнь? Зачем я цеплялся за автостоянку, за неудавшийся брак? – Губы мэра еле шевелились, будто он разговаривал сам с собой. – Дело вовсе не в том, что Джин стала такой после операции… Нет и нет. Мы много лет пытались иметь детей, и ничего не вышло. Я не стал подвергать нас унизительной проверке, чтобы узнать, в ком из нас причина. А потом за один уик‑энд… – Голос у него дрогнул. – За один уик‑энд с Лайзой это произошло. Это природа… природа что‑то сказала мне.

Мир вокруг меня сомкнулся.

– Девочка была вашей дочерью?

Мэр повернулся и взглянул на меня в первый раз с того момента, как сел в машину. Это было не лицо – просто дыра с появляющимися из нее словами.

– Да…

У меня внутри все сжалось. Несколько секунд я молчал, потом спросил:

– Что случилось в ту ночь? Кто переехал Сару?

Мэр сказал тихо:

– Я не знаю. – Он потряс головой. – Сара выскользнула за дверь, вот как это произошло. Дверь была открыта, и она просто вышла наружу. – Голос у него дрожал. – Отвези меня назад, Лоренс, пожалуйста.

– Вы спорили с Лайзой… Вы говорили с ней по телефону больше часа. Почему она напилась?

Мэр чуть качнул головой.

– Она была в депрессии… Она хотела, чтобы я приехал посмотреть костюм Сары. – Его голос перенапрягся. – Я не мог… не мог встретиться с ней тогда. – Он испустил долгий вздох. – Все приближалось к концу, все. Я сказал ей это. Срок жизни при раке Джин менее пяти лет. Я сказал Лайзе, чтобы она держалась, что все близко к завершению. – Вновь он на мгновение умолк. – Я хотел оберечь достоинство Джин. Я думал, мы сумеем переждать. Мы были так близки к тому, чтобы все это кончилось. – Его голос надломился, он покачивал головой.

И снова тихо заговорил:

– Я не плохой человек, Лоренс. Я не… Не гляди на меня так… – Он открывал и закрывал глаза. – Правда… ну хорошо. – Он сказал это так, будто я задал вопрос. – Правда в том, что я не мог оставить Джин, ясно? Моя стоянка много лет терпела убытки. За все платила Джин. У меня не было будущего без ее денег. Мне необходимо было дождаться, чтобы она умерла. Я не мог уйти от нее. Ну как я мог сказать это Лайзе, как?

Руки мэра сжались в кулаки. Он судорожно глотал.

– Я чувствовал, что поступаю правильно, ты понимаешь? Я думал, что сумею со всем справиться. Все эти годы я оставался с Джин. Я оберегал ее достоинство.

Я сказал:

– Джин, должно быть, знала про Лайзу?

Мэр медленно повернул голову.

– Нет… она не знала. Лайза переехала сюда, когда Саре был почти год. Я отправил ее в контору Джин, чтобы та подобрала ей жилье. Лайза сочинила историю, будто спасается от опасного сожителя, прячется. Джин всему поверила и сама оформила все как благотворительность.

– А зачем Лайзе понадобилась чужая фамилия?

– На случай, если у Джин возникнут подозрения и она захочет проверить.

Я сказал:

– Вы все предусмотрели.

– Что плохого в желании сделать для всех как можно лучше? А я именно это и старался делать. – Мэр сказал категорично: – Изменился мир, не я.

У меня возникло ощущение, что он отвлекает меня от сути. Даже теперь он прятался за своими словами. Я спросил:

– Что случилось, когда Лайза позвонила Джин?

Мэр переменил позу.

– О чем ты?

– Лайза позвонила вам домой, когда вы уже были в торговом центре. У меня есть записи телефонной станции. Это тогда Лайза сказала Джин, что Сара – ваша дочь?

Когда я умолк, лицо мэра побелело. Я понял, что про разговор Лайзы и Джин он не знал.

Никто из них ему не сказал.

Мотор урчал в тишине холодного утра. Снова пошел снег. Я спросил:

– Где Лайза? – Но прежде чем он успел ответить, в пассажирское окно забарабанил телерепортер, и я инстинктивно нажал на газ, колеса завращались, багажник занесло, но затем шины схватили покрытие.

Я высадил мэра вблизи его стоянки, но повторил вопрос:

– Где Лайза?

Он сказал негромко:

– Клянусь, я не знаю. Не знаю. Не то бы я сказал тебе.