Глава 32

На протяжении нескончаемых часов я то засыпал, то пробуждался, пока под конец не проснулся, чтобы встретить утро, которое в моей безоконной камере возникало без признаков солнечного восхода. Только поднос с едой в окошечке отделял ночь ото дня.

Бейнс больше не появлялся. Я ожидал увидеть его, когда в окошечко протолкнули завтрак, но он так и не материализовался. Неужели мой единственный шанс на сделку со стороной обвинения остался позади?

Меня провели по длинным катакомбам под зданием суда через систему охранных пунктов, где меня оглаживали с головы до ног в целом три раза. Завершилось все часовым ожиданием в закутке, откуда по очереди вызывали каждого обвиняемого.

Когда настала моя очередь, в зале я увидел Хейдена. На нем был тот же костюм, что и вчера. Помятый, будто он в нем спал. Он сказал просто:

– Вид у вас не очень.

– Вчера ночью к моей камере подошел Бейнс.

– По‑моему, я сказал, чтобы вы с ним больше не разговаривали. – Хейден указал на пустую деревянную скамью присяжных. – Присядем вон там.

Он взял меня за локоть и отвел в сторону. Судебный зал был огромен, но пуст, если не считать обвинителей, толкущихся возле одного из столов, и защитников возле другого. Все они разглядывали документы.

Я сказал:

– Я хочу изменить свое заявление.

– Вы еще не сделали заявления.

– Ну, так я хочу сделать его сейчас. Я хочу рассказать, что произошло на самом деле.

Хейден покачал головой.

– Сейчас не время и не место. – Он взял меня за локоть. – Это покер, и мы ведем. – Он был всего в нескольких дюймах от меня.

Я вырвался из его хватки.

– Речь идет о моей свободе. – Я почувствовал, что дрожу. – Я хочу, чтобы в протокол было занесено мое заявление, что сокрытие улик предприняли начальник полиции и мэр. Я хочу, чтобы это было занесено в протокол. Никакого шантажа не было. Мы только старались спасти Кайла. Я хочу, чтобы это было зафиксировано сейчас.

Очевидно, я повысил голос, потому что один из обвинителей у стола напротив нас оглянулся, затем снова уткнулся в свои бумаги.

Хейден вновь завладел моим локтем.

– Это помощник прокурора, которому поручено ваше дело. Вы хотите взорвать все прямо сейчас?

– Бейнсу нужны шеф и мэр, а не я. Он сказал мне это вчера ночью.

Голос Хейдена еще понизился:

– Я что, напрасно трачу время? Вы что‑то подписали для Бейнса?

– Нет.

– Взвесьте! Вы действительно хотите схватиться с шефом и мэром или у вас больше шансов поставить под сомнение правдивость Эрла? Вот к чему все сводится. Вы слышите?

Мы больше ничего не сказали друг другу. Происходящее вокруг меня обрело звук. Старомодные радиаторы жарко шипели.

Началось слушание, предшествующее моему. Обвинитель и защитники обращались к судье. Речь шла об изнасиловании. Перед тем как войти в зал, мы вместе с этим обвиняемым ждали в закутке. Я обернулся и увидел родных жертвы. Они прижимались друг к другу, держась за руки, дрожа.

Хейден взглянул на часы и потрогал узел галстука. Он все время перекладывал бумаги на столе.

Мы избегали смотреть в глаза друг другу. Затем обвинитель и защитник отошли в сторону, и судья сказал:

– Залог устанавливается в тридцать тысяч долларов.

Будто кто‑то выпустил из зала весь воздух.

Родные жертвы поникли, заплакали, кто‑то из них закричал:

– Вы не можете! Он подстережет мою сестру! Он сказал, что убьет ее, если она на него донесет!

Парень, когда его уводили два вооруженных охранника, пристально оглядел их всех.

Хейден тронул меня за плечо:

– Ваш черед.

После набора обвинений, за которыми я не следил, а Хейден иногда выдвигал возражения, предъявлены мне были два: вымогательство и обман страховой компании. Залог мне был назначен в десять тысяч долларов.

Час спустя Хейден подошел к моей камере.

– Ну, обвинение в обмане страховщика мы утрясем. А что до вымогательства, то Эрл Джонсон – соломенное чучело, и мы его выпотрошим. Ему придется доказать, что Кайл вам платил, или предъявить конкретные улики, что вы Кайла шантажировали. Как я вам говорил, мертвые – свидетели никудышные. Остается только слово Эрла против вашего. – Затем Хейден на секунду умолк. – Или вы все еще хотите сделать заявление с признанием сокрытия улик?

Я сказал:

– Нет.

– Отлично. Слово Эрла Джонсона против вашего не потянет, если этот начальник полиции и мэр будут на вашей стороне. Нам потребуется их полное сотрудничество и поддержка. Ну а что за проблема между ними и вами, про которую вы упомянули вчера?

– Когда я в последний раз видел мэра, я наставил на него пистолет.

– Ну, в таком случае с вашей работой покончено, верно?

Лойс уладила с поручителем вопрос о залоге, и после полудня я стоял на ступеньках тюрьмы. Лойс подъехала к ступенькам судебного здания. Она не смотрела на меня. Некоторое время мы молчали.

Шоссе графства тянулось на восемнадцать миль. Я любовался простором и ощущал свободу. Лойс молча курила.

Старый снег громоздился по обочинам. Я видел, куда люди бросали окурки и банки из‑под пива и кока‑колы. А кто‑то выкинул ботинок и однорукого плюшевого мишку. Все знаки ограничения скорости, мимо которых мы проезжали, были расстреляны. По обеим сторонам дороги у металлических корыт маячили свиньи.

Мы обогнали пикап, собиравший бидоны с молоком. На водителе был клетчатый охотничий плед. Когда мы проезжали мимо, он приподнял свою бейсболку, и Лойс улыбнулась вымученной улыбкой. Она докурила сигарету и опустила стекло ровно настолько, чтобы вытолкнуть окурок наружу.

Я вдохнул свиной запах.

У бара «Пять углов» мы остановились. Они предлагали дежурное дневное блюдо – жареную курицу с картофельным пюре.

Кроме нас, посетителей не оказалось. Мы сидели в нише на обтянутом винилом диванчике с высокой спинкой. В центре столика стояла свеча, а точнее говоря – репеллент против москитов в форме свечи.

Думается, владелец не ждал, что кто‑нибудь закажет еду. Он навязал нам два пива, которое мы сочли себя обязанными заказать, хотя вовсе не хотели.

Лойс встала и пошла в туалет, однако сумочку оставила на столике. Из нее торчало письмо поручителя. Я взял его и прочел условия выплаты. Чтобы меня выпустили под залог, Лойс пожертвовала своим полисом страхования жизни.

Мне стало трудно дышать. Я положил письмо назад в ее сумочку.

Вернувшись к столику, Лойс заговорила первая. Она глядела на сумочку, будто знала, что я просмотрел письмо, и сказала:

– У меня в Канаде брат, уехал туда от призыва. Влюбился и женился, и теперь у него трое детей.

– Канада… на электрический стул меня ведь не посадят, Лойс. Господи, да что, по‑твоему, тут происходит? – Я наклонился вперед. – Что я, по‑твоему, сделал?

– Просто предлагаю тебе альтернативу.

Я попытался взять ее руки в свои, но она их отдернула.

– Я ценю все, что ты для меня сделала.

Лойс сказала холодно:

– Не стоит благодарности. – Она глядела на жалкую обстановку бара. Ни единой лампочки больше сорока ватт, если не считать слепящего зарева из кухни.

Курица внутри до конца не оттаяла. На языке я ощутил сначала жар, а затем, когда вгрызся в нее, – холод. Порция Лойс оказалась не лучше моей. Она встала и сказала пару теплых слов хозяину, а он ушел в заднее помещение. Я услышал, как он орет.

Я сказал:

– Не думаю, что это на самом деле ресторан.

Лойс повысила голос:

– На вывеске значится именно так.

– Ты права.

Нам снова принесли кур. Тех же самых. Передо мной поставили курицу Лойс, а перед ней мою, но хозяину я ничего говорить не стал.

– Отличная курица. – Я посмотрел на Лойс. – Если учесть, что в последний раз еду мне подавали в тюремной камере.

Date: 2015-09-03; view: 282; Нарушение авторских прав