Страшно, когда надламываются сильные, логичные люди

Герхард Кох понимал: он должен уйти в отставку. На последнем приеме, который устраивала президент Конфедерации Солнц, он получил от нее прозрачный намек, на недопустимость методов воздействия на межпланетную и межрасовую политику, что систематически допускало главное разведуправление.

Она не обвинила его напрямую, но дала понять, что ей известны все детали провалившейся спецоперации, последствия которой вторую неделю смаковала галактическая пресса, и пытались осмыслить правительства большинства обитаемых миров.

Флот Окраины безболезненно высадился на Везувии, а Юнона после долгих прений в Совете Безопасности все же получила особый статус, – таким образом, Линия Хаммера, сохранявшая свою незыблемость более тысячи лет, оказалась порвана.

В данный момент Кох заперся в своем кабинете.

Нет, он не собирал немногочисленные личные вещи, – просто сидел, в мрачной задумчивости глядя на изменившуюся голографическую карту Обитаемой Галактики.

Впервые за многие годы его душила обида. Конечно, за срыв операции такого масштаба по шерстке не гладят, но Шейла Норман должна была понимать, что ни в одном действии Коха не присутствовало личных мотивов или амбиций, он действовал исключительно ради оздоровления системы галактического сообщества.

Теперь та самая система виделась ему несколько иначе.

Впервые за последние годы он допустил чувства в безупречную логику рассуждений, и все… Герхард вмиг перестал мыслить – он начал ненавидеть.

В тот вечер он не предпринял ничего, но последующая неделя, посвященная формальной «передаче дел» своему заместителю, все же окончательно надломила его.

Рухнул идол, которому он служил. Термин «Конфедерация» потускнел, словно на некий символ плеснули кислоты.

Хорошо… – думал Герхард. – Пусть будет так.

Он никогда не признавался себе, что тщательно душит, скрывает свои чувства. А ведь они были. На протяжении всей карьеры, только он не давал им воли, удерживая свой рассудок в рамках беспристрастного отношения к делу.

Вечером в пятницу, прежде чем уйти из здания генерального штаба он спустился в расположенный под ним бункер.

Формально никто не мог воспрепятствовать ему – заявление об отставке попадет в руки президента Конфедерации лишь на следующий день утром, а пока он оставался Директором, перед которым открыты если не все, то большинство дверей.

Систему сканирования он обошел с легкостью профессионала, и спустя четверть часа уже возвращался назад, унося в плоском, изолированном от проникающего излучения кейсе четыре кристалломодуля.

В сейф, находившийся на нижних горизонтах бункера, он положил точно такие же, только чистые, без единого байта информации.

Вряд ли этих раритетов кто-то хватиться в ближайшие годы, а если и так, он просто пожмет плечами, давая понять, что не имеет к исчезновению данных никакого отношения, – время беспощадно, и особый гриф – «хранить вечно» – это далеко не гарантия, что информация на модулях не может пострадать в результате множества естественных причин…

Он не стал заходить в кабинет, а прямиком направился домой.

* * *

Юнона.

– Ты серьезно хочешь сделать операцию, Антон? – В голосе Рейчел сквозило неприкрытое беспокойство.

– Да, милая. И не нужно отговаривать. Я хорошо подумал.

– Мог бы предварительно проконсультироваться со мной. В конце концов, я мнемоник и могу многое пояснить тебе.

– Вот именно поэтому я и не стал заранее тревожить тебя.

– Антон, ты ведь уже не ребенок. Твоя психика сформирована и может попросту не выдержать…

Беглов ласково обнял Рейчел.

Они стояли неподалеку от площадки строящегося жилого поселка. Война оставила на Юноне лишь подземные бункера, все остальное представляло собой либо руины, либо трудно проходимые заросли. За тысячу лет здесь сформировалась своя уникальная система, которую уже нельзя было назвать привычным термином «экологическая».

Часть кибернетических механизмов, уцелевших после орбитальных бомбардировок, продолжали функционировать, а если быть точным в определениях – жить, ибо везде можно было наблюдать следы их борьбы за существование, саморазвития, которое порой принимало самые причудливые, непредсказуемые формы.

– Странно. – Произнесла Рейчел после долгой паузы.

– Что странно? – Переспросил Антон

– Наш мир меняется. Ты собираешься имплантировать себе кибернетические модули, Мерфи наоборот, грезит о том дне, когда в его схему введут биологические компоненты. Все смешалось.

– Каждый стремиться к совершенству, – философски ответил Антон. – Но всякий видит его по-своему.

– Тогда объясни, зачем тебе дополнительные импланты, милый? Ты считаешь, что станешь от этого лучше, совершеннее?

– Я люблю тебя, Рейчел. И хочу, чтобы мы с тобой имели единое мироощущение.

– Так вот в чем дело? – Она нарочито нахмурилась. – Считаешь себя ущербным, да? Глупенький.

Беглов улыбнулся краешком губ.

Странное ощущение – любовь. Особенно когда оно приходит внезапно, и ты понимаешь, что мир вокруг меняется, уже совершенно не укладываясь в рамки прежнего жизненного опыта.

Чувство, возникшее между ним и Рейчел, представлялось Антону чем-то хрупким, неуловимым, и в то же время постоянно витающим рядом: в мыслях, поступках, словно легкая форма помешательства, внезапно настигшая уже сформированное сознание.

– Давай не будем больше спорить, ладно? – Он заглянул в глаза Рейчел. – Мир действительно меняется. Тебе не кажется что тут, на Юноне, ясно обозначены две ветви, на которые разделилась цивилизация? Мы где-то перешагнули грань, причем не в современности, а достаточно давно, только упорно не замечали этого…

– О какой грани ты говоришь?

– Существуют люди и машины. Раньше все было понятно, мы развивались по отдельности, теперь же эта ясность исчезла. Киберсистемы оказались способны к самостоятельному развитию, часть машин хранит матрицы сознания людей, киберпространство становиться средой более комфортной для общения и обмена информацией, чем реальность физическая. Так почему я должен оставаться прежним? Я не хочу возвращаться на Ганио и снова вступать в отряды наемников. Мое место тут, на Юноне, но чтобы понять этот мир, я должен воспринимать его двойственность. А как добиться этого без имплантов, без общения с машинами, с сознанием таких, как Мерфи или Рощин?

– Убедил. Поцелуй меня.

* * *

Элио. Особняк Герхарда Коха. Пригород Раворграда…

Ему не спалось в эту ночь.

Что-то надломилось внутри, но Герхард упрямо не хотел признать, что эмоции, так долго и тщательно сдерживаемые в течение многих лет службы, внезапно взяли верх над прагматичным рассудком.

Раньше он не знал, что такое бессонница.

Оказывается – страшное состояние, способное довести до морального истощения кого угодно.

Мысли роились в голове, не давая отрешиться от проблем уже минувших. Ну, какое теперь ему дело до Земли, Линии Хаммера, колониального транспорта «Альфа»?

По сути, нужно признать поражение, смириться с отставкой, тем более, что ушел он добровольно, был обеспечен материально, вот только гложущие разум мысли не давали увидеть ни одного положительного аспекта, как в настоящем, так и в ближайшем будущем. Если он решил полностью отойти от дел, зачем, спрашивается, спускался в секретные хранилища бункера?

Не выдержав, Кох встал из глубокого удобного кресла, в котором сидел, погрузившись в мрачные раздумья, и направился в свой кабинет, оборудованный, как и на службе, по последнему слову техники.

Четыре кристалломодуля лежали на столе перед терминалом компьютерного комплекса. Неяркий свет индикационных сигналов падал на них, играл острыми злобными отблесками на гранях заключенных в прозрачную оболочку кристаллов памяти.

Одно за другим он открыл на панели терминала четыре адаптационных гнезда и вставил в них модули «Одиночек», хранившихся в архиве штаба флота среди прочих материальных свидетельств Первой Галактической.

Дождавшись пока завершится тест, и все устройства выдадут изумрудные сигналы готовности, свидетельствующие о полной исправности кристалломодулей, он привычным мысленным усилием вошел в киберпространство своего кабинета.

Перед ним в знакомой обстановке, стояли четыре фантома.

Кох невольно вздрогнул, увидев их, хотя рассудок подсознательно ожидал подобной картины. Неприятно поразило другое: осмысленное выражение на лицах призраков, их индивидуальность, как в чертах, так и в позах, взглядах…Выходит, они все осознают факт собственного существования, в том числе и серийные матрицы, несущие, если можно так выразиться, «собирательный образ», частицы которого были позаимствованы у разных пилотов серв-машин?

Никто из фантомов не проронил ни звука, они стояли и смотрели на Герхарда, не то в послушном ожидании приказа, не то в равнодушной отрешенности…

Словно четыре джина разом выпущенные из своих бутылок, – неприязненно подумал Кох. В киберпространстве он ориентировался неплохо, работу с машинами через имплант знал на «отлично», но в этот раз все выглядело, вернее, ощущалось не так, как обычно.

– Имя? – Обратился он к первому из них, просто потому, что тот стоял ближе.

– Станислав Донецкий. – Спокойно ответил он.

– Ты осознаешь себя?

– Естественно. – Голос фантома оставался ровным и сухим.

– Кто ты?

– Я не пойму тебя старик. – На этот раз ответ прозвучал чуть резче. – Ты откуда взялся? Где моя машина и какого Фрайга… – Произнося эти слова, Донецкий внезапно протянул руку, видно намереваясь ухватить Коха за отворот одежды, но его рука нашла пустоту.

– Здесь вопросы задаю я. – Процедил сквозь зубы Герхард, которого с первой секунды диалога нисколько не забавляла возникшая ситуация.

– Что за хрень? – Сумрачно и грубо осведомился Джон Сейч. В отличие от Донецкого его матрица практически не претерпела фрагментации, и знаменитый пилот, специализировавшийся на «Фалангерах» имел гораздо больше оснований для формирования посмертного «эго». – Мы уже какую неделю не вылезаем из боев, жрем и спим в рубках, а тут… – Он обвел взглядом обстановку кабинета, – мы в бункере что ли? Меня контузило? Совершенно не помню, как попал сюда.

Двое остальных сумеречно молчали, видно ожидая, пока Кох ответит на прозвучавшие вопросы.

– Вы не в бункере. – Ответил Герхард. Поначалу ситуация его обеспокоила, теперь же вдруг начала забавлять. – Вы на планете Элио, господа.

– Не припомню, чтобы нашему флоту удалось взять эту колонию. – Недоверчиво покачал головой Донецкий.

– Ваш флот действительно не смог взять Элио. – С издевкой ответил ему Кох. – И, тем не менее, вы тут. Наверное, вам будет удивительно и несколько печально узнать, что Земной Альянс вообще проиграл войну. После подписания полной и безоговорочной капитуляции прародины прошла тысяча лет.

– То есть… как?! – Сейч посмотрел на Герхарда без доверия, лишь бешеные искорки сверкнули в глазах. – Старик, я сейчас…

– Ты ничего не сделаешь мне, Джон. – Ответил хозяин кабинета, демонстративно сев в кресло. – Во-первых, здесь распоряжаюсь я. Во-вторых, ко мне следует обращаться «господин Кох», понятно? И, наконец, в-третьих, – вы находитесь в виртуальной реальности, которую я могу в любой момент выключить. Вместе с вами, господа. – Уточнил он, чтобы развеять последние иллюзии относительно своей правомочности задавать вопросы и получать ответы на них.

После его слов наступила долгая пауза.

Сейч недоверчиво посмотрел на свои руки, потом попробовал сцепить пальцы в замок, но тщетно. Герхард активируя матрицы «Одиночек» позаботился о том, чтобы последние оставались именно призраками, в то время как он сам имел возможность пользоваться виртуальными предметами, воздействовать на них.

– Неприятная ситуация, верно? – Осведомился он. – Однако она поправима. – Кох говорил медленно, веско, концентрируя внимание призраков на каждом своем слове. – Прежде всего, я хочу остановиться на негативных моментах вашего положения. К позитивным перейдем позже, когда между нами возникнет хотя бы минимальное взаимопонимание. – Герхард машинально закинул ногу на ногу и продолжил:

– Вынужден вас осведомить: мои слова о тысячелетии, минувшем с момента окончания войны, отнюдь не шутка. В физическом плане вы все мертвы. Надеюсь вам известно, что технические службы Альянса сохраняли модули «Одиночка», демонтированные с подбитых серв-машин и прочей техники, включая космическую, – его взгляд остановился на угрюмо молчащем, худом, чуть ссутулившемся мужчине лет тридцати, с коротко остриженными волосами и броскими, угловатыми чертами лица. – Вы господин Хоук, если я не ошибаюсь, были пилотом аэрокосмического истребителя?

Фантом несколько секунд сверлил Коха немигающим взглядом, а потом с усилием кивнул.

– Мы посмертные копии? – Сглотнув, с трудом произнес он.

– Хуже. Вы тиражированные копии. Слегка подправленные в случае Хоука и Сейча, или собранные по частицам программистами Альянса, – данное утверждение справедливо относительно Донецкого и вас, Вергилий. А теперь, чтобы окончательно развеять сомнения, перейдем в реальность дня сегодняшнего. Сейчас я выключу систему киберпространства, но взамен вы получите возможность созерцать мир физический.

Мгновенье, и Кох остался в кабинете один.

– Итак. – Произнес он в кажущуюся пустоту помещения. – Следите за маркером лазерной указки. – Алая точка возникла на терминале и поочередно очертила контуры адаптационных гнезд. – Это устройства чтения данных. Внутри, как вы должны догадаться, находятся модули «Одиночка». Тысячу лет ваши сознания, заключенные в искусственные нейросети, хранились в кристалломодулях, которые в свою очередь пылились в одном из сейфов секретного архива генерального штаба флота.

– Вопрос… можно? – Раздался в тиши кабинета чуть хрипловатый голос, воспроизведенный аудиосистемой.

– Сейч, это вы?

– Допустим. Как насчет вопроса?

– Хорошо, задавайте.

– Где и когда я погиб? КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ?!

Герхард развел руками.

– Увы, такой информацией я не располагаю. Ее конечно можно поискать в архивах, хотя есть ли вам разница, Сейч? Ваши навыки пилотирования серв-машин класса «Фалангер» в свое время были признаны непревзойденными, и так называемый «информационный образ», копированный с кристалломодуля вашей машины, ушел в тираж. Вы понимаете, о чем я?

– Догадываюсь…

– Появились тысячи «Одиночек» локально отождествлявших себя с Джоном Сейчем. Естественно они входили в состав полностью автоматизированных подразделений, где не было ни одного пилота из числа живых людей. Вас окружали машины, системами которых управляли такие же призраки. Поэтому никто из вас никогда не пересекался со своими копиями, – за этим следили. Что касается конкретного модуля, – я понятия не имею, где и когда он был изъят. То же самое могу сказать и про остальных. – Герхард повернул голову, отдавая мысленный приказ системе компьютерного терминала, и добавил:

– Я не склонен отвечать на ваши многочисленные вопросы. Это долго, утомительно и непрактично. Сейчас система передаст каждому информационный файл, где содержаться исторические данные. Ознакомьтесь с ними и тогда мы сможем продолжить нашу беседу. Не перегружайте свои модули попыткой запомнить информацию. Думаю, при быстродействии ваших процессоров на ознакомление с материалом уйдет не более пяти минут.

На скошенной консоли часто заморгали индикаторы четырех кристаллоприводов.

Кох сделал глоток остывшего кофе. Он чувствовал, как его разум покидает депрессия. Эти призраки оказались столь неадекватны общепринятому представлению об «Одиночках», что Герхард почувствовал себя первооткрывателем.

Хотя, нет… – тут же прокралась в сознание мрачная мысль. – Первым был не я. Полуэктов. Это он использовал самосознание фантомных личностей, направив их стремления в нужное ему русло.

Проблема Герхарда заключалась в тривиальной недооценке противника. Планируя акцию, завершившуюся полным провалом он, ориентировался на проблемы современности, пренебрегая прошлым. Изоляция Земли, а вместе с тем – ее деградация, за тысячелетие, минувшее со дня подписания Элианского протокола, стали аксиомой, – данностью, не требующей доказательств.

Кох, как и его предшественники, отнесся к потенциалу Земли пренебрежительно, считая, что силы, приведенные в движение его замыслом, сомнут любое сопротивление.

Ошибка стоила ему многолетней карьеры, и что оставалось теперь? Такое ничтожное стремление, как личная месть? События уже не повернешь вспять, Линия Хаммера прорвана, а Земля, вместо того чтобы вновь стать родоначальницей грехов, выступала в данном случае с твердых, привлекательных для Галактической общественности позиций.

Что в сложившейся ситуации оставалось делать ему?

Коротать свои дни в шикарном особняке, вновь и вновь возвращаясь к мысли о Полуэктове, вчистую переигравшему разведку флота?

Мысль, многие дни робко топтавшаяся на пороге сознания, становилась все четче, явственней, она овладевала Герхардом, постепенно трансформируясь в план… мести.

Сигнал с терминала компьютерной системы оповестил, что историческая справка получена и обработана четырьмя кристалломодулями.

Кох, не вставая с кресла, мысленным приказом вновь включил систему киберпространства.

Он был уверен, на этот раз все пройдет без срывов.

* * *

Юнона.

Вадим Петрович Полуэктов чувствовал себя превосходно, хотя ощущения, связанные с реальностью новой планеты казались непривычными, зачастую тревожными, ведь Юнона хранила еще немало зловещих тайн, связанных с наследием былой Галактической войны.

Однако он твердо решил не возвращаться на Землю, а остаться тут. На то имелись веские причины. В состав Земного правительства на данный момент входило достаточно честных, здравомыслящих людей, чтобы ситуация не вышла из-под контроля, а победа над кибернетическими исчадиями прошлого была в полной мере использована на благо родной планеты.

Теперь его место тут, на Юноне, где день ото дня, час от часа все явственнее обозначала себя совершенно новая ветвь цивилизации, созданная людьми много веков назад, но разительно не похожая ни на одно из известных сообществ обитаемых миров Галактики.

Рано или поздно мы все равно пришли бы к этому, – размышлял Вадим Петрович, глядя, как багряный шар Юны, величественно встает над скалистым горизонтом.

Цивилизация машин. Об этом спорили, это предрекали, сотни провальных экспериментов по созданию искусственного интеллекта, стали достоянием истории… и все это время на карантинных планетах медленно, но неуклонно развивалась кибернетическая жизнь. Именно жизнь, ибо не только модули «Одиночек», обладающие самосознанием погибших пилотов, демонстрировали признаки устойчивого саморазвития. Даже поверхностного знакомства с окрестностями базы «Гамма» хватило, чтобы понять: брошенные на произвол судьбы машины, которым прочили скорое разрушение под воздействиями факторов времени и окружающей среды, не только дееспособны спустя тысячу лет, – за истекшие века они образовали некий анклав, живущий (он не мог подобрать иного термина) по законам эволюционного развития.

Машинная эволюция казалась чудом: хоть она и протекала, согласуясь с древними, как мир законами борьбы за выживание, но благодаря способности кибермеханизмов к самоусовершенствованию, присвоению себе новых, полезных элементов, изъятых из других конструкций, видоизменения накапливались стремительно.

Поначалу в это не верилось, но факты способны убедить любого скептика. Сейчас, наблюдая за восходом звезды, Вадим Петрович невольно вспоминал, как два дня назад, во время короткой вылазки в горы, он и Мерфи стали свидетелями удивительного явления: древняя боевая машина космодесанта, изрядно потрепанная в боях, лишившаяся подавляющей части бортового вооружения, за исключением единственного лазера, еще способного подниматься из недр оружейного отсека, грелась на солнце…

Да, он не оговорился в мыслях, БМК именно грелась, одновременно получая необходимую для работы бортовых систем энергию. Поначалу, когда они увидели древнюю машину, то не поверили глазам – опаленная, пробитая в нескольких местах, покрытая глубокими шрамами и выщерблинами керамлитовая броня машины блестела, словно на ее поверхность кто-то пятнами нанес тонкий слой фольги. Задействовав сканеры, Мерфи сообщил Вадиму Петровичу еще более удивительный факт: блестящие пятна являлись ни чем иным, как распластавшимися по броне кронгами – простейшими устройствами, предназначенными для аварийного сбора энергии. Сами по себе кронги не могли успешно конкурировать с иными обитателями Юноны, их конструкция не предполагала никаких видов вооружений, передвигались они крайне медленно, к тому же, учитывая энергетический голод, наступивший вследствие истощения реакторов большинства машин, их популяция должны была стать первой жертвой в борьбе за существование.

Однако они сумели не только выжить, но и приспособиться к изменившимся условиям функционирования, вступив в симбиоз с более крупными, мощными, обладающими средствами защиты механизмами.

Вадим Петрович и Алан долго наблюдали за механическим бронтозавром, который медленно передвигался с места на место, по мере того, как удлинялись тени от скал. Его броня, поблескивая энергетическими ловушками кронгов, питала бортовую электросеть, а компьютерная система БМК в свою очередь, защищала обслуживающие механизмы от поползновений иных охотников за энергией.

– Не исключено что кронги сами «оживили» подбитую БМК. – Глубокомысленно заметил Алан.

Вадим Петрович откровенно не нашелся, что сказать в ответ. Они знали о Юноне еще слишком мало, чтобы утверждать или отрицать какие-либо факты. Уникальную среду планеты следовало изучать.

После многих лет изматывающей, изнурительной борьбы за независимость родной планеты, Полуэктов, добившись победы, как любой нормальный человек мечтал об отдыхе, и Юнона казалась ему достойным местом для приложения еще не полностью растраченных жизненных сил. Вадим Петрович искренне надеялся, что именно тут он, наконец, обретет долгожданный покой, среди друзей и уникальной, биомеханической природы…

* * *

Date: 2015-09-03; view: 323; Нарушение авторских прав