Беспечный ездок

В голове – полный бардак, в основном потому, што я вышел на Лу Рид и сожрал парочку колес, так што, когда позвонил Чиззи, я уже был не в себе. Я как‑то особо о нем и не думал, об этом кренделе, потому што он натуральный отморозок, но в тюрьме он типа как защищал меня. Я не знал, што его выпустили. Дело в том, што мне очень хотелось с кем‑нибудь стусоватца, а Чиззи знал имя лошади, которое ему заложил один тип по имени Марсель, а он никогда не ошибаетца. Так што Бенни в Слейтфорде принимает нашу ставку, а мы, стало быть, возвращаемся в бар, штобы увидеть, как наш мальчик, аутсайдер, на которого ставки были восемь к одному, выиграет в Хейдоке в 2.45.

Я не мог в это поверить, друг. С самого начала наш мальчик помчался как ошпаренный. К середине забега он уже оторвался от всех. На последних двухстах метрах к нему приблизилась еще парочка лошадей, но наш мальчик летел – просто летел. На самом деле это была самая неравная гонка из всех, што я видел. Но мы не жалуемся, друг, нет, нам даже в голову не приходит жаловатца. Мы орем – ДАААААААААА! – и все обнимаемся перед телевизором в баре, и я вдруг замираю на секунду и думаю, кого еще он хватал этими руками и каково было тем, кого он хватал. Так што я отстраняюсь, извиняюсь и говорю, што я, пожалуй, возьму нам еще по одной, штобы типа победу отпраздновать. Лезу в карман за деньгами и вдруг обнаруживаю, что у меня еще остались колеса.

Мы сидим – пьем, лицо Бенни постоянно расплывается в улыбке.

– Хорошая наводка, а, – рычит он.

– Это точно, друг, – улыбаюсь я.

– Нам надо ушки держать на макушке и смотреть в оба, – ухмыляется Чиззи. – Удача штука такая, где‑то выиграешь, где‑то проиграешь.

Это просто охренительно, друг, потому что я выиграл четыре штуки, а Чиззи – восемь с половиной. Четыре штуки! Можно будет отвезти Али и Энди в отпуск, в Диснейленд. В Париж! Марсель молодец, да и Чиззи тоже молодец, что дал мне наводку, што уж тут говорить.

Мы типа празднуем – еще по пиву, – а потом решаем пошлятца по городу. Я хочу побыстрее отделатца от Чиззи, но этот парень мне очень помог, я перед ним вроде как в долгу, так што, наверное, будет правильно прогулятца с ним слегонца. Мы ждем такси или автобуса, но ни того, ни другого нет, только проезжает автобус Шотландской футбольной ассоциации в окружении мотоциклов. Чиззи тихонько отходит куда‑то в сторону парковки при пивоваренной компании SN. Я думал, он пошел отлить, но вдруг я вижу, как с парковки выезжает синий «форд‑сьерра», а за рулем – этот псих ненормальный по имени Гари Чизхолм.

– Экипаж подан, – говорит Чиззи, у него во рту блестит золотой зуб, похожий на тигровый клык.

– Ага, – говорю я и сажусь в машину. – Ну а что, друг, если политики говорят, што у нас должно быть бесклассовое общество, так, значит, это не важно, чью машину ты берешь. Все для всех, так ведь?

– Сейчас мы поедем в город, а там наступит волшебный час, ты, пидор, – говорит он и начинает смеятца своим этим жутким высоким смехом, от которого по коже бегут мурашки.

Мы оставляем машину на Джонстон Террас, идем в Майл и поднимаемся по лестнице в «Дикон». Киваем знакомым, которые тоже, кажетца, только что вышли из тюрьмы. Еще пара кружек пива, и я понимаю, што в меня уже больше не лезет, я вообще выпивать – как‑то не очень. Я всегда по наркоте прибивался, друг.

Чиззи начинает рассказывать про старых знакомых: ребят из тюряги, извращенцев и все такое. Мне такие разговоры, честно скажу, не особенно нравятца, потому што все эти ребята, про которых он говорит, – они психи, самые натуральные психи. Я сваливаю в туалет и думаю о деньгах, которые лежат у меня в кармане, с такими деньгами я бы запросто мог снять себе девку, и почему‑то покупаю в автомате гондоны и сую их в карман. Я прямо чувствую колеса, как они жгут карман. Ладно, недолго им там лежать. Скоро я их заглочу.

Когда я возвращаюсь обратно, оказываетца, что Чиззи думал о том же, о чем и я, и я из‑за этого начинаю дергатца.

– Надо бы поебатца, бля, – говорит он. Потом объясняет: – Сейчас хорошее время для съема, с четырех до шести. Можно подцепить телок, которые всю ночь бухали или кайфовали и теперь ни хера не понимают, где они и что, бля. И тут, нах, появляется Чиззи.

Ну да, даже ходить далеко не приходитца. У бара сидит какая‑то баба с рыжими волосами. Ее белые леггинсы растянулись, как будто бы вся элатичность из них вдруг куда‑то пропала, а внутрь засунули размоченное дерьмо. Она удолбана в ноль, друг, удолбана так, что даже рядом стоять не хочетца, но Чиззи уже нацелился на нее. Он покупает ей выпивку, что‑то ей говорит, и она садитца за наш столик.

– Как дела, приятель? – спрашивает она у меня. – Я Касс, – говорит она. Ебаный в рот, эта баба, похоже, еще и сексуально озабоченная, даром что уродина, каких поискать. Она громко смеетца, все время ко мне наклоняетца, кладет руку мне на яйца, а потом хватает меня за бедро. Ее большое красное лицо, обрюзгшее и блестящее от выпивки, оказываетца рядом с моим лицом, а зубы у нее желтые и гнилые. Ну да, у меня с зубами тоже все херово, и морда у меня наверняка такая же бухая, как и у нее. Единственное што, она у меня не красная, потому што, когда я нажираюсь, у меня кровь от лица отливает, и я бледнею, сижу весь белый. Она явно пришла сюда, штобы кого‑нибудь закадрить, потому што накрасилась, как на парад, тушь, помада и все такое, и она спрашивает, какие у нас знаки Зодиака и всякую чушь, которую бабы несут в таких случаях.

Но она отвратительна, брат, она реально себя доконала.

У меня уже перед глазами все плывет, потому што последнее время я почти и не пью. Это тяжелое, мерзкое пиво. Чиззи берет все под контроль, выводит нас из паба – опять на Джонстон Террас – и опять в угнанный автомобиль. Чиззи чуть не въезжает задом в припаркованную рядом машину, но ему все‑таки удается вывернуть, и мы едем по булыжной мостовой к Холируд‑Парку, а на улице уже темнеет.

А эта девчонка – она довольно забавная. Сначала она материла СССР, а теперь выставляет напоказ свой рыжий лобок и перебирается с заднего сиденья на переднее, чтобы сесть между нами. Чиззи ругается, потому что она сидит на рычаге переключения передач, и он не может переключить скорость, и мы с грохотом съезжаем с холма.

– Вы посмотрите сюда, мудачье! Кому нужна эта блядская дырка? – орет она нам. Я вот к чему, у нас с Али уже сто лет ничего не было, но это как же надо изголодатца, чтобы запасть на такую чувырлу.

Чиззи хохочет и почти врезается в большие черные ворота Холируд‑Парка, но вовремя поворачивает – и вот мы внутри. Он закидывается колесами, глушит двигатель, и мы идем в парк. Я оглядываюсь на большой холм, который называется Трон Артура. Там идут какие‑то крупные строительные работы. Что‑то типа правительственного заказа для выборов, и парламента, и всей этой мутотени. Солнце садится, и становится даже холодно.

– Куда мы идем‑то? – время от времени спрашивает она, глотая слова. Похоже, Чиззи ведет нас за стройку. Мы кое‑как перелазим через забор, прочь от дороги и лицом к холму. Вокруг – никого, хотя через стену по‑прежнему слышно, как работают строители‑сверхурочники, но они нас не видят.

– Ищем местечко, классное‑шикарное, – подмигивает Чиззи. Становится все темнее. Я нахожу в кармане табл и заглатываю его, чиста из‑за нервов, брат, чиста из‑за нервов.

– А сейчас мы тебя оприходуем, цыпочка, – смеется Чиззи и просто расстегивает ширинку и вытаскивает наружу свой член, жирную мягкую штуку. Вот что интересно, брат, каждый мужик очень гордитца своим причиндалом, но у других парней члены выглядят просто уродливо. Да. – Эй, ты, иди‑ка сюда, – говорит он этой девчонке с настоящей угрозой в голосе. – Давай бери в рот.

Она смотрит, как будто слегка озадаченно, словно только сейчас поняла, о чем речь. Но потом она вся передергивается, и встает на колени, и начинает сосать член Чиззи. А Чиззи просто стоит со скучающим видом. Спустя пару минут он говорит:

– Хуйня какая‑то. Ты даже не знаешь, как это правильно делается, – говорит он, потом оглядывается на меня с усмешкой и продолжает: – Слышь, Урод, надо бы научить эту тупую давалку, как сосать член.

Он хватает ее за волосы, отрывает от себя и тащит на кучу разбитых кирпичей.

– Ладно… я иду… иду, блядь, – визжит она и колотит его по руке.

Вот тут он не прав.

– Остынь, Чиззи! Мать твою, – кричу я, но тут мне вставляет от табла, и мой голос просто, типа, замирает.

– Заткни пасть, – рявкает Чиззи, это он к ней обращается, на меня он вообще вроде как не обращает внимания, а она смотрит на него, вся такая обиженная. Он опять заставляет ее встать на колени.

– Иди сюда, Урод, – говорит он. Я уже совсем никакущий, так что я просто забираюсь на эти кирпичи.

– Хорошо, – говорит Чиззи, – давай доставай свои причиндалы.

– Ага, сейчас! Надо… фу‑у… – бубню я, а перед глазами все плывет… и я начинаю хохотать как безумный.

– Да, ты, дерьмовый ублюдок, – кричит мне эта ненормальная деваха, и лицо у нее такое злобное, брат, как будто это я ее за волосы тащил, а я ваще ничего не делал.

– Не‑ет… это, ну… нет, не так, – говорю я, – я просто пытаюсь, ну, чтобы всем хорошо было…

Чиззи хохочет и кричит:

– Ну, ты, парень, и сказанул! А я вот просто пытаюсь, блядь, ну, научить эту ебаную потаскушку…

А девчонка, ну, вся как потерянная, и я тоже теряюсь.

– Раймонд мне говорит, ну, типа, что мне можно забрать ребенка обратно, – лепечет она, совершенно пьяная, где‑то в своем собственном мире, ну прямо как я…

– Ты еще разрыдайся мне тут, мудак, – говорит Чиззи, когда я смотрю на него и начинаю хихикать, как тупой мелкий пацан, когда он, типа, расстегивает мне ширинку и вытаскивает мой член наружу. Я ничего не чувствую, но Чиззи наклоняет голову к моему члену. Чиззи! Он смотрит на эту девчонку. – Никогда не встречал ни одной телки, чтобы могла правильно сделать минет. Ты, еб твою мать, смотри и учись. – Он опять оборачивается ко мне: – Вот они, блядь, цыпочки твои. Всю жизнь вот думаешь, что девки умеют готовить, потому что твоя мама умела, но если даже они и нормально справляются с простой жрачкой, все равно их нельзя допускать ни к чему такому, что требует воображения или… ну, тонкого подхода. Так вот и выходит, что все лучшие шеф‑повара – мужики, ну, по ящику их показывают и вааще. То же самое и с минетом. Большинство из них просто засовывает его себе в рот и начинает сосать. Елозят по нему вверх‑вниз, как будто это не рот, а пизда. В тюряге был один парень, он нам показывал, как это делается… сперва пройдись языком по всей длине члена… – и он хватает мой член и начинает его лизать… – в случае с Уродом это не займет много времени… аах‑аах‑аах…

Ох и ни хрена себе… предполагается, что это должно быть приятно.

– Ублюдок чертов, – ору я благим матом, когда его холодный язык проводит легкую линию по сверхчувствительной коже моего пениса… перед глазами все кружится и темнеет…

– Давай, блядь, вперед! – шипит Чиззи, и на секунду мне кажется, что это он ко мне обращается, но это – к девчонке, и она начинает под его чутким руководством: берет кончик его члена в рот.

– Так, уже лучше… лучше, – говорит он, – потом нужно слегка ударить языком по головке… теперь нежно и мягко, детка…

Я, может быть, и хочу что‑то почувствовать, но не чувствую ничего. Просто совсем ничего.

Я слушаю Чиззи, а думаю о том парне, который получил «Оскар», ну, когда он говорит «Я владыка мира», хотя фильм был слегка подзатянут, и я о нем думаю потому, что видел его прошлым летом, и сейчас вдруг вот вспомнилось, и еще я думаю о Психе, я почему‑то нисколечко не сомневаюсь, что он тоже так делает, говорит перед зеркалом «Я владыка мира»… а Чиззи продолжает:

– …потом берешь его глубже в рот, аккуратно,., аккуратно… здесь нужен тонкий подход… это не соревнование, кто глубже засунет… продолжай работать языком… води им вокруг и вдоль члена… да, вот так лучше… лучч‑шше…

– Ох, блядь, Чиззи, – вскрикиваю я, ощущая слабость в желудке, и смотрю вниз, на мерзкую рожу Чиззи, а он, стало быть, умудряется мне отсасывать, и при этом еще умудряется что‑то втолковывать той девчонке, я, конечно, не против, когда у меня сосут, но уж меньше всего мне хотелось бы, чтобы это был этот псих ненормальный, и до меня, типа, только теперь доходит, что тут вообще происходит, и я резко вытаскиваю свой член…

Его глаза блестят, и он смотрит на меня, потом – вниз на пьяную телку, которая все еще продолжает сосать его член.

– Эй, ты чего? – говорит он мне. – Неужели не нравится?

– Просто я с кирпичей чуть не упал… с кирпичей… – бормочу я.

Но теперь я все вижу, типа, как через тонкую водяную пленку, а Чиззи резко хватает руками голову этой девицы:

– Теперь надо ускорить темп, пора сосать по‑настоящему… понимаешь, сосать… СОСИ, ШЛЮХА ЕБАНАЯ! – И он яростно ебет ее рот, запихивая член прямо ей в глотку, и разражается комментариями по ходу дела: – И вот Чиззи выходит на финишную прямую, он дает тупой шлюхе хороший урок и вот Чиззи… ВООООААААААТТ!!!

Он крепко держит ее за рыжую гриву, толкая ее членом в лицо, потом отстраняется, а она давится спермой, задыхается, кашляет и вытирает рот. Он кивает ей.

– Поздравляю, вы только что закончили обучение в школе секса Чиззи.

Это было не правильно, брат, нет – нет – нет, я с трудом подхожу и встаю на колени рядом с этой девчонкой.

– Все в порядке, – говорю я, пытаясь ее успокоить. И вдруг она говорит:

– Вы двое, вы оба ублюдки. – И она вроде как начинает давить мне на пах, но меня это не возбуждает, так что я начинаю целовать ее в губы, приговаривая:

– Все хорошо, все хорошо. – И я снимаю с нее леггинсы и трусики. Тяну их вниз, чтобы освободить доступ к этой сухой кучке дерьма, типа, ну, коричневого мячика для гольфа, и потом лезу пальцами ей в пизду, и тут у меня встает. Я пытаюсь достать из кармана резинку и натянуть на член, но мне нужно… мне нужно… мне нужно… липкие, мерзко пахнущие шарики, типа загустевшие выделения из влагалища, остаются у меня на пальцах, и у меня сразу же опадает. Я слышу его, мудака Чиззи; хихикает и глумится, – а она типа ворчит на него, и я чувствую себя так, как будто я ни разу не здесь. Я типа все‑таки ей вставляю, но надолго меня не хватает, потому что все это дерьмово, совсем не так, как я себе представлял, как я мог быть таким идиотом, что даже думал, что это будет, как было с Али, и я злюсь, брат, злюсь на себя самого, и она визжит, типа насмехается, и говорит:

– Ну, давай же! Еби сильнее! Это что, все, что ты можешь? – И я продолжаю пихать в нее свою штуку и худо‑бедно кончаю…

Я выворачиваюсь и пытаюсь натянуть штаны, так и не сняв гондона. Теперь Чиззи навис над ней, он хватает ее и толкает лицом вниз, отхаркивает мокроту, а она говорит:

– Какого хуя… – Но он снова харкает прямо на ее измазанный дерьмом анус. У Чиззи положительная реакция, ну, в медицинском смысле, так что ему уже все равно, и он не заморачивается с гондоном. В общем, он энергично ебет ее в жопу и ни о чем не беспокоицца. Так вообще‑то не делается, начинать надо медленно… как мы с Али, хотя мы с Али давно уже ничего не делаем… а она, эта деваха, стонет и плачет тихими слезами, похожая на выброшенного на берег жирного кита или тюленя, который просто не может добраться до воды.

Он кончает, вынимает из нее свой измазанный в говне член и вытирает его чистой частью ее белых леггинсов.

Она переворачивается, лицо у нее все красное, из носа сопли текут, и она кричит, натягивая леггинсы:

– Ты ебучий ублюдок!

– Заткнись, еб твою мать! – огрызается Чиззи, пихая се прямо в лицо. Раздается какой‑то непонятный щелчок, и я весь напрягаюсь, несмотря на все таблы и выпивку, как будто это он меня ударил. Потом она издает тонкий такой и пронзительный визг, когда он дает ей пинка прямо в грудь.

Я наконец обретаю голос, потому что это, ну, хуево это, брат.

– Эй, ты полегче, Чиззи… – говорю я. – Это неправильно.

– Я скажу те, что правильно, а что неправильно, детка, – говорит он, показывая на деваху. Она сидит, тихо всхлипывает, потирает ушибленную грудь. – Грязные потаскушки, которым, блядь, необходимо помыться! Вот это неправильно, да. Так вот ей и помывка, нах!

И он ссыт ей на волосы, грязной и затхлой пивной мочой, брат. А она даже не двигается и вообще ничего такого, просто сидит на месте и плачет. Она такая трогательная и жалкая, даже как будто и не человек, а так, не пойми чего, и я типа думаю, уж не таким ли и я кажусь со стороны, когда я, ну, реально обдолбанный и все такое? Одинокий спортсмен, весь в белом, пробегает мимо нас, смотрит, потом быстренько разворачивается и убегает прочь, не сбиваясь с ритма. Слышно, как парни со стройки кричат друг на друга. Да, Чиззи – та еще скотина, все это знают. Любому, кто бы сделал то, что сделал он… но Чиззи в свое время постарался. Заплатил свои долги обществу и все такое. Но мне прямо стыдно становится, что я вот с ним вроде как вместе. Нашел, с кем затусоваться, бля.

Меня словно пыльным мешком прибило. Выходит, что и я тоже – мерзкий ублюдок и все такое. Вот только нету у меня злобы… ну, злорадства какого‑то, чтобы совсем уже было по‑скотски. Как и у большинства людей в этом мире, моя мерзостность – она такая, типа, пассивная, что‑то вроде мерзостности по недомыслию, не из‑за того, что я делаю, а из‑за того, что я вообще ничего не делаю, потому что на самом деле мне на всех наплевать, чтобы вмешиваться во что‑то, ну, кроме разве что тех людей, которых я хорошо знаю. Чиззи, ну, он опасный псих, чтобы с ним водиться, но он был моим товарищем в тюрьме, и он дал мне наводку на скачках, и это тоже считается… потому что я повезу Али и Энди в Диснейленд, и все у нас будет хорошо, и это все – только благодаря Чиззи.

Мы с Чиззи уходим, идем через парк к выходу на Эббей‑хилл, и прямиком – в паб. Глупая телка сидит на месте, глотает сопли, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее на прощание, потому что она уже там, где я сам когда‑нибудь буду, брат, я это знаю, однажды Али меня бросит, и это будет конец… на самом деле она уже меня бросила, так что, может быть, вот оно… но нет, потому что у меня есть деньги, и я опять веду себя с ней, как надо, и у меня есть моя книга о Лейте, и мы собираемся в Диснейленд, брат…

Заходим в паб, и я типа говорю Чиззи, что он неправильно себя вел, а он отвечает:

– Не надо жалеть этих придурков. Вот в чем твоя проблема, Урод. Ты слишком добр к дуракам. Типы вроде тебя считают, что если каждый будет любить всех, блядь, несчастненьких и убогих, то все в результате будет хорошо, но так не бывает. И знаешь почему, детка? – Его лицо в нескольких дюймах от моего, но я все равно различаю с трудом. – Знаешь почему? Потому что они позволяют ссать себе на голову, вот почему. Запомни мои слова.

Меня чуток отпустило, и в кармане – солидная пачка бабла. Но что‑то в лице Чиззи меня нервирует. На самом деле это никак не связано с тем, что он сказал или сделал с той женщиной, или еще с чем‑то. Просто мне очень не нравится эта его манера, когда он вроде бы поднимает брови и пристально смотрит на тебя, а потом откидывает голову назад. И я уже знаю, что сейчас будет. Да и он тоже знает.

Я чиста с размаху бью его в морду и думаю, что промахнулся, потому что я ничего не почувствовал, но потом вижу, как у него кровь хлещет из носа, и слышу крики вокруг нас.

Чиззи закрывает лицо руками, потом поднимается, он стоит на ногах и берет в руки стакан, и пиво проливается. Я тоже встаю и все такое, и он замахивается на меня, но – мимо, и бармен орет на нас. Чиззи бросает стакан, но бармен визжит:

– ПОШЛИ ВОООН!

И я направляюсь на улицу, но останавливаюсь и думаю; я не собираюсь выходить вместе с Чиззи, ни за что, брат, без мазы, так что я останавливаюсь перед дверью и пропускаю его вперед. Когда он выходит, я захлопываю за ним дверь паба и закрываю ее на замок. Чиззи пинает дверь, рвется обратно, но уже подошли два бармена, и они открывают дверь и кричат, чтобы он убирался отсюда на хуй. Чиззи пытается прорваться внутрь, но один из барменов хватает его, и Чиззи дает ему в морду. Этот парень и Чиззи лупят друг друга, а другой парень хватает меня и вышвыривает вон. И вот уже вроде как мы с Чиззи вместе против парней из паба, что, типа, легко для этих молодцов, потому что Чиззи пьяный, а я пьяный и обдолбанный в ноль, так что я сейчас не в состоянии нормально драться. В общем, мы еще пару минут помахались, а потом бармены ушли внутрь, а мы с Чиззи остались расплющенными на тротуаре.

Мы поднимаемся и идем вдоль по улице, на некотором расстоянии друг от друга, но при этом кричим и материм друг друга на чем свет стоит. Потом мы типа миримся и пытаемся продолжить пить. Нас не обслуживают ни в одном пабе, кроме этого вшивого крысятника, куда любого пускают, будь ты хоть псих ненормальный, пьяный в жопу, избитый и весь в крови. На каком‑то этапе я типа отрубаюсь, а когда прихожу в себя, я понимаю, что Чиззи уже рядом нет. Я встаю, иду к выходу – это где‑то на Эббей‑хилл, только я толком не понимаю где.

– АЛИСОН! А‑ЛИ‑СООООН… – слышу я чей‑то крик, а маленькие дети, что играют на улице, смотрят на меня, ну, настороженно, и я поскальзываюсь, и падаю вниз с нескольких ступенек, и поднимаюсь, держась за перила. Крик доносится снова, и только тут до меня доходит, что это кричу я сам.

Я иду, шатаясь, вниз к Роззи Плейс, минуя большие красные дома на пути к улице Пасхи, и продолжаю кричать, как будто у меня два мозга: один думает, а другой кричит.

Две девчонки в топах с эмблемой «Хибсов» проходят мимо, и одна из них говорит:

– Заткнись, ты, придурок.

– Я собираюсь в Диснейленд, – говорю я им.

– Я думаю, ты уже там, дружок, – отвечает мне кто‑то из них.

Date: 2015-09-03; view: 263; Нарушение авторских прав