Я спал с Джоуи Рамоуном.» Глава 7. Это не мы, папа

С уверенностью скажу, что мой брат и я двигались в нужном направлении, но движение не было прямым и точным. Как только мы вернулись из лагеря, где подправляли здоровье, мы тут же занялись нашими головами.

Мы уловили «правила молодежи» в мятежном гуле «My Generation» «The Who» ¹, но Джефф и я понимали: то, что они показали в этой песне, было лишь вершиной социального айсберга. Однажды вечером, в номере мотеля с нашим отцом, мы включили телевизор, чтобы посмотреть «Where The Action Is» — вечернее шоу Пола Ревира и «The Riders».
Отец со значением переключил канал на новости о войне во Вьетнаме и сказал нам, что это -то, что НАДО смотреть.
«Э-э, ну же, чувак!» — Джефф подтрунивал его, — сегодня вечером будут The Turtles!».²

Даже в песне «The Turtles» мог присутствовать некий жизненный мессэдж, который мы могли бы использовать для поднятия нашего духа: «Ты сказала, что ищешь кого-то / Не безвольного, но всегда сильного / Чтобы берёг и защищал / Права ты или нет — без разницы... это не я, детка». ³

Эти строки как бы суммировали всё то, о чём мы слышали, думали, говорили и пели. И речь шла не только о девочках, но также и об обществе, нашей стране и даже родителях. Вообще-то, это были слова Боба Дилана, которые перепели «The Turtles», но нам это было безразлично.Наши родители были просто нелепы, и мы не разделяли то, что они делали в этом мире. Минус и минус — не всегда плюс, это было послесловием к нашей сказке.

Кроме того, взрослые линчевали людей на юге, шли разговоры о загрязнении воды и воздуха, которые убьют нас после того как умрут родители, а наши учителя говорили нам, что при ядерной бомбардировке надо прятаться под парты. Мы по-настоящему верили, что живём в эру уничтожения. Мы также верили, что молодежь в Америке была настоящей силой, и что мы все преодолеем — с музыкой.

И мы это для себя чётко уяснили.

Конечно, мы ничего эдакого не делали, но это были вещи, которые Джефф и я обсуждали друг с другом, иногда весь день и всю ночь.

Папа поддерживает войну, мама нет. Кто прав, а кто нет?

Мы знали о войне, но мы просто не хотели слышать о ней из отцовских источников. Мы им не доверяли.

«Это важно и вы будете это смотреть», — сказал отец, продолжая свою лекцию в мотеле. «Эти солдаты сражаются там и умирают за Америку, как и мы поступали, когда я служил».

«Мы слыхали, что это война — тупость», — настаивал Джефф, протягивая руку для переключения канала. «И мама сказала, что ты никогда не был во Франции. И это по-любому другое дело, чувак. Никто даже толком не знает, зачем их туда отправили».

«Эй», — проревел отец, шлёпнул Джефа по руке и ткнул пальцем ему в лицо. «Ты будешь делать то, что я скажу тебе делать. Я пошёл в армию и был готов сражаться, и ты тоже будешь, когда придёт время. Вам лучше научится уважать кое-какие вещи. Посмотрите, как вы двое стали выглядеть. Я не удивлён тому, что я слышу. Чему ваша мать вас учит? Как быть этими вашими битниками? А вы и есть эти хипники! Или как вы их там называете… И не называйте меня «чувак». Я вам не «чувак», а ваш отец! Я не один из ваших битников!»
Это уж точно.

Перед тем как выйти из комнаты отеля на ужин, Джефф включил термостат на полную катушку, чтобы было тепло, когда мы вернемся, так как там, в горах, было холодно. Когда мы вернулись, комната была как раскаленная печь. Старик до того рассердился, что швырнул Джефа через все комнату, четко через кровать, размазав его об стенку. Это было самое жестокое наказание, которое я когда-либо видел в его исполнении. Джефф не был травмирован, по крайней мере не физически, но был сильно потрясен. Он притих на все оставшиеся выходные. Я очень ему сочувствовал и тоже довольно долго демонстрировал старику молчаливый бойкот.

Этот случай уж точно не сблизил нас, хотя эти поездки как раз должны были по идее это сделать

Папаня был с одной из своих тёлок, разведенной женщиной по имени Нанси. У неё был шестилетний сын Джонатан. Она была полностью покорна отцу и никогда не вмешивалась и не заступалась, когда наш отец начинал наезжать на Джеффа или на меня, что он стал делать всё чаще и чаще. Она даже не защищала сама себя, когда он стебался, дразнил и беспощадно её оскорблял, называя тупой или жирной.

«Жирные ляжки» было одно из его любимых прозвищ для Ненси. Оно относилось к её менее-чем-совершенным бёдрам. Это подразумевало под собой шутку и все вместе с ним должны были смеяться над этой глупостью.

Нэнси же лишь хихикала и говорила: «О, прекрати, Ноэль!»

Нам нравилась Нэнси, нам было неудобно оттого, как отец с ней обращался. Теперь мы поняли, почему наша мать не захотела с ним остаться и терпеть отцовское поведение всю оставшуюся жизнь.

Джеффу было шестнадцать, возраст, когда следует начать строить планы. После лета мне должно было стукнуть тринадцать, и в сентябре у меня должна была состояться большая вечеринка по случаю бар-мицвы. Я, в самом деле, учился читать на иврите. У всех наших друзей были вечеринки в модных отелях на Манхеттене или Лонг-Айленде, но наши были в подвале, но мы по этому поводу вообще не парились.

Но даже на таком уровне, отец и не думал о том, чтобы помочь. Он возмущался, когда его просили оплатить некоторые вещи. «Пусть она платит за это. Ведь это она это хочет», — оправдывался он. Он платил минимальные алименты на содержание детей, требуемые по закону. Мы слышали, как мама пыталась выжать из него хоть каплю по самым примитивным поводам.

Таким образом, провести наши бар-мицвы в доме было лучше, чем вообще ничего не иметь. Потому что это привело бы к отторжению нашей семьи в солидном еврейском сообществе. В те времена это было статусной вещью и больше показухой, чем религиозным ритуалом. Это называли «молитвенным воздействием». Мы этого не стеснялись, просто были не очень религиозными евреями. Вероятно, мы были худшими евреями в квартале. Дети говорят, и имеют тенденцию повторять вещи, которые произносят их родители. Много наших соседей выражали своё недовольство язвительными взглядами или презрительными покачиваниями головы, когда проходили мимо нашего дома.

Это не было связано с тем, что мы выходили во двор жарить барбекю из ветчины в высоко-святейшие дни. Но в некоторые из них, мы громко играли рок в подвале. Наверное, это было не совсем кошерно или у них имелась правильная говядина, но мы были удивлены тем, как нетерпимы могли быть люди, сами бывшие ещё недавно преследуемыми.

В результате, Джефф и я затаили обиду по отношению к «нашим людям». Затем мы осознали, что их проблема с нами была в большей степени из-за денег. «Придурковатые соседи», так к нам относились, мы «просрали недвижимость в квартале». Вот и всё, причём мы были простыми евреями, как все остальные — не лучше и не хуже.

Как бы то ни было, мы провели хорошую вечеринку со всеми нашими ребятами, гонялись друг за другом по дому и на улице. Один из моих друзей стащил у своего старшего брата травки и покурил за гаражом во время вечеринки; запах расползся по двору. Я немного взбесился — в конце концов, это была моя вечеринка, а они мне даже не предложили. Возможно, тогда была не подходящая возможность выкурить свой первый косяк, к тому же я был уже довольно нахлобучен после кражи и курения одной из маминых сигарет.
Довольно скоро мы все начнём взрослеть.

Мама читала газетные статьи о передозировавшихся героином людях и об опасности наркотиков в целом. Стало популярным нюхать клей, и она предупреждала нас о потере мозговых клеток и возможности стать тупым на всю оставшуюся жизнь.

Но Джефф и я не интересовались клеем или героином. Мы хотели стать «опытными», в том смысле, в который вкладывал в него Джими Хендрикс. Мы хотели, чтобы наши души стали «психоделическими», как пели Братья Чемберс в песне «Time Has Come Today» ⁴. Нет земных пределов; мы хотели видеть больше, чем могут предоставить наши нормальные способности. Это были ненормальные времена.

Мы начали одеваться как наши рок-идолы: в штаны-колокола, разноцветные сатиновые рубашки, шарфы и жилетки, во всё, что выглядело так, как будто это могли носить «The Who» или Джими Хендрикс. Даже в Форрест Хиллс было два магазина, удовлетворяющие запросам контркультуры. Джефф и я начали собирать светящиеся постеры из магазина «In», он также покупал некоторые в Гринвич-Виллидж. Мы купили ультрафиолетовую лампу чёрного света и другой свет, который заставлял цвета танцевать по комнате. Мы купили немного флуоресцентной краски и нанесли маленькие звёзды на потолке так, что их можно было видеть только в темноте. Мы превратили нашу спальню в психоделическое место, изобилующее музыкой и световым шоу. Однажды вечером мы вовлекли маму в наш космический опыт. Она действительно была сильно впечатлена, и поняла до чего мы были творческими и, по её мнению, безобидными. Она очень поощрила наше творчество.

«Просто будьте аккуратны с этим, — сказала она, — не сожгите дом!»

Мы были на пути к хипповому помешательству.

Комната рядом с нашей была полностью объята нашим буйством. Рикки, стюардесса Pan American, была предельно сдержанной. Ко всему, что происходило по соседству, она относилась с толерантностью святого или стюардессы, в зависимости от ваших религиозных взглядов. Она уехала, как только вышла замуж и на её место пришла другая стюардесса — русская красавица по имени Титанья. Она настаивала, чтобы мы называли её Таней, т. к. мы были не в состоянии произносить частицу «тит» с серьёзными лицами.

Другой семьей, переехавшей в старую комнату Ребы, была женщина по имени Беа с дочерью Сандрой. Беа была дико сексуальной, в это врубались даже мы — дети.
Впрочем, даже миссис Хауэлл из «Острова Гиллигана» ⁵ по крайней мере была честна, когда Джинджер и Мэри Энн злоупотребляли своими фантазиями и нуждались в передышке.

Беа была жената на здоровяке и вела себя, будто она круче нас. Её дочь была неимоверно привлекательной, но она тоже была снобом. Я уверен, что Беа проинструктировала её, как поставить себя выше подобных неудачников как мы. Довольно скоро они тоже съехали.

Было странно являться изгоями в своем собственном доме. Со всем этими людьми, приходящими и уходящими из нашей жизни, мы все больше и больше стали удалятся от понятия «типичной семьи». Мы уже становились аутсайдерами в собственном квартале. Джефф и я решили сделать песню «The Doors» «People Are Strange» ⁶ нашей темой года.

Мы были паршивыми овцами в квартале и это нам даже нравилось. Джефф становился самой паршивой из нас. И чем старше он становился, тем чаще он путешествовал на Манхеттен.

«Когда мне был в районе шестнадцати, я ходил смотреть на «The Who» на шоу Мюррея Кея на 59 улице», — Джефф писал в своем дневнике. «Это был их первый приезд в Америку и там была по-настоящему грандиозная программа: «The Who», «Cream», «Mitch Ryder & The Detroit Wheels», «The Vagrants» и вся эта туча групп. Я пришёл туда ранним утром, если ты придёшь заранее, то сможешь получить бесплатный альбом или что-то типа того. Я даже купил собственную фотокамеру «Instamatic».

«The Who» отыграли только три песни: «I Can’t Explain», «Happy Jack» и «My Generation», и они просто вынесли мне мозг. Настолько они были волнующими, завораживающими и весёлыми. Затем они разломали свое оборудование. «The Who» были моей любимой командой».

Между тем, его школьные успехи ужасали. Джефф стал зависать в Гринвич-Виллидж даже в будние вечера. Он приходил домой поздно. Это вызывало у мамы огорчение, но она не могла контролировать его в этом вопросе. Джефф был почти семнадцатилетним. Его группа «The Intruders» распалась, и он находился в поисках новых перспектив в клубах и кафе вокруг Макдуглас стрит. Неожиданно, одна исторически важная мелочь, нашлась в бутике на Виллидже.

Однажды вечером он возвратился с новой парой солнцезащитных очков и спросил, как они ему идут.

«Они круче, чем те очки мистера Пибоди ⁷, которые у тебя есть», — сказал я ему. Они были как у Джона Леннона и реально подходили его лицу. Но с недиоптрическими линзами.

Он попросил мать сводить его к окулисту, чтобы получить пару, которую он бы мог использовать. Она согласилась. Джефф вышел из кабинета окулиста в своих новых очках в позолоченной оправе овальной формы и розоватыми стеклами. Конец истории в том, что они стали дополнением к его голове. Но поскольку у Джеффа не было медицинских оснований чтобы носить их в школе, его учителя не разрешали ему делать это. В результате он проводил много времени в кабинете директора, где он «зависал и ел фруктовое мороженое на палочке».

Джеффу перестало нравиться оставаться без очков.
Но отец не позволил ходить ему во «фрико» в его присутствии.

Стал назревать разрыв в их отношениях, а ведь они и так не были радужными. Отношения между нашим стариком, вопившем на Джеффа по выходным, Джеффом и мамой дома, где напряжение из-за его усилившегося странного поведения, начало доставать нас всех.

В течение года моя мама водила Джеффа к докторам и психиатрам, пытаясь отыскать корни его проблемы. Я проводил некоторые из этих вечеров, делая свои уроки в машине, пока ждал. Я не возражал. Но я был против, когда все орали. Джефф становился довольно несносным с мамой и иногда я становился на её защиту и набрасывался на него. С другой стороны, толерантность, мир и любовь к своему брату были лозунгами на наших флагах, и он и я были, возможно, крепче, чем когда-либо.

Моя группа «The Overdose of Sound» была переименована в «Purple Majesty» и Джеффу это реально понравилось. Мы тоже зависали в Виллидже. Мы отправлялись туда после полудня, и на станции подземки Четвёртой восточной улицы сталкивались с расписными уличными хиппи. Наиболее радикальные из революционеров насмехались над нами, если мы не давали им денег.

«Эй, йо-йо», — кричали они, — ты здесь не живешь, пацан. Почему бы тебе не свалить назад к своим богатеньким мамочке и папочке в Квинс, или откуда ты там!»

«Йо-йо» они называли людей, которые пришли тусоваться в Виллидж, но сами там не жили — в некотором роде предвестник ярлыка «мост и туннель», но более обидный, т. к. эти хиппи думали, что они этнически выше нас. Это было начало «хипповей-чем- ты» эры.

Иногда мы проходили мимо них, собираясь прошвырнуться по основным магазинам одежды и музыки. Мы спускались вниз к кафе «Wha?», где играл Хендрикс и «Ночной сове», где выступали Боб Дилан и «Lovin Spoonfull». Конечно, нам не наливали алкоголь, но мы могли прийти и заказать соду и послушать группы. В те дни не много баров пускало тринадцатилетних.

Джефф примкнул к группе «Hudson Tube», названной в честь железнодорожной ветки, которая доставила его новых одногрупников из их родного Нью-Джерси к их новой базе в Западном Виллидже. Он играл в «Bitter End», кафе «Bizarre» и кафе «Wha?». «Hydson Tube» быстро распалась, и Джефф присоединился к группе под названием «1812». Мой брат получил хорошую работу и сделал шаг в направлении завоевания доверия и признания, которое он не получал от своих сверстников в Форрест Хиллз.

Мама немного беспокоилась о времени проводимом Джеффом и странных людях, звонивших по телефону — людях с космическими именами, которые говорили на психоделическом мамбо-джамбо. Иногда, если Джефф отсутствовал, они готовы были поговорить со мной часами о войне и политике. Я удивлялся, почему эти крутые взрослые парни хотят болтать с тринадцатилетним мальчишкой так долго. Это я узнал достаточно скоро. Эти люди были либо обдолбаны, либо отключили свои мозги.

Джефф тогда был с самой гуще событий. Одной ночью он рассказал мне, что он экспериментировал с некоторыми таблетками. Я умолял его описать это.

«Это именно так, как ты думаешь», — сказал он, заявив, что в конечном итоге это единственный правильный ответ.
«Ого!» — воскликнул я.

Благодаря его застенчивости, мой брат нашел путь описать многое всего в нескольких словах.

1 «The Who» — британская рок-группа, одна из основных групп Британского вторжения. Песня «My Generation» занимает 11 позицию в списке «500 величайших хитов всех времён» по версии журнала «Rolling Stone». ↑

2 «The Turtles» — американская поп-рок группа 60-х годов. Позже двое из её участников —Говард Кайлайн и Марк Волман — под псевдонимом Flo & Eddie были приглашёнными гостями на записях «Ramones», например, в песнях «Chop Suey», «Poison Heart», «Touring». ↑

3 «It's Ain’t Me Babe» — песня Боба Дилана 1964 года, кавер-версия которой принесла «The Turtles» первый успех. ↑

4 The Chambers Brothers — американская соул-группа 60-х годов, смешивающая госпел, рок, фанк и психоделику. «Time Has Come Today» — главный хит группы, написанный в 1966 году. Протяженность оригинального трека составляла 10 минут. Спустя два года её укороченная версия попала в хит-парад «Billboard Hot 100», и продержалась пять недель на 11 месте. Кавер-версия «Ramones» вышла на альбоме «Subterranean Jungle» в 1983 году. ↑

5 «Gilligan’s Island» — американский ситком о приключениях капитана, шкипера и их пятерых пассажиров попавших на необитаемый остров в Тихом океане. ↑

6 «People Are Strange» — песня группы «The Doors» 1967 года, вышла на втором номерном альбоме «Strange Days». ↑

7 Mr. Peabody — мультперсонаж, собака-всезнайка из мультсериала «Приключения Рокки, Бульвинкля и друзей»

Date: 2015-08-15; view: 450; Нарушение авторских прав