Последнее противостояние Лексингтон

Быстрый звонок Кингстону, нашему водителю, подтверждает, что отец еще в ЛА и в данный момент находится в своем офисе в центре города. Я еду прямо туда и, с Холли под мышкой, шествую через входные двери по фойе, как будто владею этим местом... как, в принципе, и есть. Или будет, не важно. Когда умрет мой отец, я унаследую одну пятую его империи.

Никто не пытается остановить меня. Ни охранники, ни девушки на ресепшене, ни даже обслуживающие гараж, стерегущие место парковки для моего отца, как рыцари ордена Тамплиеров Святой Грааль. Думаю, все просто удивлены видеть меня — потому что, давайте посмотрим правде в глаза, я здесь не особо частый посетитель, — что даже едва могут выдавить «Здравствуйте, мисс Ларраби», не говоря уже о том, чтобы узнать природу моего визита.

Наконец поднявшись на 56 этаж, я умудрилась полностью накрутить себя. Я как солдат, готовый сражаться и умереть за правое дело. Кровь кипит, зубы обнажаются, и я готова к бою.

Я ни с кем не здороваюсь. Я не останавливаюсь, чтобы поболтать с ассистентками или кем-либо еще. У меня есть определенная цель — закрытая дверь углового кабинета моего отца, — и ничто не встанет у меня на пути.

Кроме этого.

Или мне, наверное, следует сказать... него.

Тело в темно-сером костюме внезапно появляется из ниоткуда, препятствуя мне всего в трех шагах от моей цели. Я поднимаю взгляд к незнакомому лицу и вздыхаю.

— Извини, — говорю я, даже не трудясь прикрыть досаду фальшивой улыбкой. — Ты мешаешь мне пройти.

— Боюсь, я не могу пустить тебя туда, — отвечает он сочувственно, его огромные карие глаза не закрываются ни на секунду. — У мистера Ларраби важный телефонный разговор.

Я нетерпеливо хмурюсь.

— Ты знаешь, кто я?

Выражение его лица не меняется.

— Я знаю, кто вы. И вы все еще не можете пройти.

Я киваю с легким смешком.

— Ты, должно быть, новенький здесь.

— Да, это так, — отвечает он, гордость сквозит в его голосе. — Я на стажировке. Начал только на прошлой неделе.

— Ну, новичок, — глумлюсь я, — дай-ка я раскрою тебе тайну. Я — Лексингтон Ларраби, и на случай, если никто тебе не сказал, ты обязан пустить меня. Мой отец — хозяин всего этого.

— Ваш отец, — снисходительным тоном быстро поправляет он меня, — председатель совета директоров. «Ларраби Медиа» — открытая акционерная компания. Технически, акционеры владеют ей.

Мои глаза расширяются в неверии, когда я недоброжелательно оглядываю парня перед собой. Он высокий и подтянутый. Его медово-каштановые волосы коротко подстрижены и уложены гелем в традиционной корпоративной манере. Если бы мы встретились при других обстоятельствах — например, в клубе, — я могла бы подумать, что он милый, возможно, немного слишком типичный на мой вкус, но достаточно милый, чтобы бесстыдно флиртовать. Но сейчас, в этих обстоятельствах, он в значительной степени самый неприятный человек, с которым я когда-либо встречалась.

Кроме того, он выглядит слишком молодо, чтобы командовать людьми вокруг. Меня не волнует, какой должностной костюм он носит.

— Сколько тебе там? Семнадцать?

— Двадцать, — говорит он, обороняясь. — Но это не важно.

— Слушай, — говорю я, вливая в свой голос притворную доброту, — ты здесь новенький. Уверена, у тебя не было шанса должным образом... все изучить и все такое, но если ты не дашь мне пройти, я добьюсь твоего увольнения.

Он не двигается. Собственно, даже не моргает. Просто продолжает стоять там, мраморной статуей блокируя дверь в кабинет моего отца.

— Я сказал вам, — настаивает он на своем, — у вашего отца важный телефонный разговор, и он настаивал, чтобы его никто не беспокоил... никто.

Боже, что с людьми сегодня? Все позабывали, кто я? Кто мой отец? Сколько у меня власти? Словно весь мир получил временную амнезию, и внезапно я стала никем, о которого все вытирают ноги.

— Если ты меня не пропустишь, — требую я сквозь сжатые зубы, — клянусь, я вырублю тебя.

— А если ты не развернешься и не уйдешь ждать в приемную, как любой другой человек, я вызову охрану.

На эти слова я вынуждена захихикать, вот настолько они абсурдны.

— Господи Боже, ты настоящий тормоз. — Я ставлю Холли на пол у своих ног и упираю руки в бедра. — Охрана ничего не сможет мне сделать. Я Лексингтон Ларраби! — Последнюю часть я кричу достаточно громко, что услышат все в радиусе двух миль. Я наполовину надеюсь, что кто-нибудь придет мне на помощь. Что кто-либо с ресепшена, или бухгалтер, или вообще кто-нибудь выскочит из своего офиса и скажет этому придурку, что он сейчас ступает по тонкому льду. Но открывается лишь дверь позади него, и внезапно мой отец стоит передо мной.

— Что здесь происходит? — рявкает он.

— Папочка! — восклицаю я, грубо отталкивая надоедливого привратника, и забрасываю свои руки на шею отцу. Я торопливо перехожу к мягкому, мелодичному голосу. — Слава Богу, ты вышел. Я просто хотела поговорить с тобой, а этот идиот меня не пускал.

Тело отца застывает под моими объятиями, и он тянется и расцепляет мои руки.

— Люк мой новый стажер. Я сказал ему, чтобы меня никто не беспокоил. — Он с благодарностью кивает парню за мной и потом смотрит на меня со знакомым выражением лица. — По крайней мере, хоть кто-то может следовать простым указаниям.

Я повернула голову достаточно быстро, чтобы заметить тошнотворно самодовольное выражение лица Люка.

Я убью этого парня.

Ну, как только закончу здесь.

— Чего ты хочешь? — многозначительно спрашивает мой отец.

Я глубоко вдыхаю и понижаю голос.

— Мне правда нужно поговорить с тобой. Можем мы пройти в твой кабинет?

Он качает головой.

— Я опаздываю на встречу.

— Но...

— Я не передумаю, Лексингтон, — отвечает отец, очевидно, догадавшись о причине моего неожиданного визита. — Ты пойдешь на те пятьдесят две работы, что я выбрал для тебя, и завершишь каждую из них к моему удовлетворению, иначе твой трастовый фонд будет перераспределен.

Он начинает уходить. Я срываюсь, чтобы догнать его. Холли следует за мной по пятам.

— Но, папочка, — снова пытаюсь я.

— Прости, Лексингтон. Но ничего не поделаешь.

— Но это не честно! — кричу я, не обращая внимания, что около дюжины человек высунули свои головы из офисов, чтобы увидеть, что происходит. — Купер ничего не делал ради своих денег. Или Эр Джей! Или Хадсон и Харрисон! Это абсолютный сексизм!

Мой отец внезапно замирает и оборачивается ко мне, на его лице замирает очень неприятное выражение.

Окей, возможно, замечание о сексизме было лишним.

— Думаешь, это из-за пола? — рычит он тем низким, злобным тоном, что возвращает меня в кошмары детства. — Думаешь, я делаю это из-за того, что ты девушка? Во всяком случае, я дал тебе больше свободы, больше преимуществ, больше снисхождения, чем любому из твоих братьев. И теперь я могу увидеть, что это было колоссальной ошибкой, потому что ты не воспользовалась ничем из этого, проведя жизнь с ненасытностью и неблагодарностью. И вплоть до последних нескольких дней я понятия не имел, как это прекратить. Это моя последняя надежда на тебя, Лексингтон. Моя последняя возможность привести тебя в чувство. Внушить тебе немного чувства ценности. Немного человечности.

Я чувствую слезы, набирающиеся в моих глазах, но, несколько раз быстро моргнув, загоняю их обратно. Как делала всегда. Я не позволяю отцу видеть меня плачущей с восьми лет, когда он сказал мне, что на Рождество он улетает в Гонконг и его не будет. И я определенно не собираюсь начинать сейчас.

— Я не буду этого делать, — клянусь я, но мой голос надламывается.

— Это не вопрос выбора, Лексингтон.

— Ты не можешь заставить меня! — заявляю я, чувствуя себя много увереннее. — Я уеду. Сбегу. У меня с друзьями есть планы, понимаешь? Мне есть куда уйти. Я не обязана оставаться здесь и играть в лагерь бедности с кучей низких зарплат, имея законченное среднее образование.

Лицо моего отца напоминает чистый лист, но он наклоняется ко мне — достаточно близко, что я могу почувствовать его дыхание на своем лбу. От этой близости мои внутренности переворачиваются, так что я инстинктивно делаю шаг назад.

— Ты сделаешь это, — зловеще обещает он. — В противном случае ты потеряешь все.

И после этого мой отец разворачивается и продолжает свой путь по коридору, исчезая в конференц-зале, и двери закрываются за ним.