Картина седьмая

Королевские покои в Букингемском дворце. Появ­ляется СОЛОМОН. На нём — красный костюм королевского гвардейца. В руках — медвежья шапка, папка с пьесой.

1.

СОЛОМОН (читает ремарку). «Картина седьмая. Королевские покои в Букингемском дворце. Дверь спальни охраняет гвардеец». (Надевает шапку, застывает недвижим).

Появляется ДОКТОР, подходит к двери спальной, прислушивается.

ДОКТОР (СОЛОМОНУ). Ещё не готово? Его величество не подавал никаких сигналов?

Соломон недвижим.

Странно. Пора бы...

Из-за двери слышен звук колокольчика. ДОКТОР исчезает за дверью и через секунду появляется с ночным горшком. Открывает крышку, изучает содержимое. В этот момент в дверях спальни появляется КОРОЛЬ. Он в халате, накинутом на ночную рубашку, в колпаке, босой. Выглядит довольно беспомощно.

2.

КОРОЛЬ. Ну, что доктор?

ДОКТОР (поспешно захлопнул крышку). Зачем вы встали, ваше величество?

КОРОЛЬ. Я первым задал вопрос. Ну, что? Дело — дерьмо?

ДОКТОР (смутившись). В каком-то смысле... Вам нельзя отказать в остроумии, ваше величество. Я должен передать это в лабораторию... Ви­зуально — не так плохо.

КОРОЛЬ. Только не надо утешать меня, доктор. Я не та­кого самомнения, чтобы думать, будто всё, что исходит от меня, — совершенство... как называет­ся эта болезнь?

ДОКТОР. «Улькус колонус», ваше величество.

КОРОЛЬ. А по-английски?

ДОКТОР. Язвенный колит.

КОРОЛЬ. Какое унижение: английский король, пото­мок славных рыцарей, находивших смерть в бит­вах и турнирах, вынужден будет умереть, корчась на ночном горшке...

ДОКТОР. Уверяю вас, ваше величество, подобные опа­сения напрасны. Но необходим строгий постель­ный режим, строгая диета, отказ от вина... — и ва­ша жизнь в безопасности.

КОРОЛЬ (печально). Это уже будет не жизнь, доктор... Господи, за что же такая напасть? У нас в роду этого не было. Были какие-то благородные бо­лезни: гемофилия, подагра... Брат скончался от помутнения рассудка. Конечно, шизофрения тоже не подарок, но всё-таки не «улькус колонус». Сколько я протяну?

ДОКТОР. Ваше величество, медицина не занимается гаданиями... Мы сделаем всё, что в наших силах.

КОРОЛЬ. Сообщите мне, доктор. Я должен сделать кое-какие распоряжения...

ДОКТОР. Слушаюсь. (Делает попытку уйти).

КОРОЛЬ. Подождите. Мне сказали, вы видели Кина?

ДОКТОР. Буквально несколько дней назад.

КОРОЛЬ. Мне сказали, он болен?

ДОКТОР. Болен беспробудным пьянством.

КОРОЛЬ. Счастливец! А правда ли, что во время исполнения монолога Лира пошёл дождь?

ДОКТОР. И даже гремел гром... Удивительное совпа­дение.

КОРОЛЬ (задумчиво). Удивительно... С ним всегда происходят удивительные вещи...

ДОКТОР. Я могу удалиться, ваше величество?

КОРОЛЬ. Да. Там в приёмной — лорд Мьюил. Ска­жите, что я хочу видеть его.

ДОКТОР. Ваше величество, совет докторов настаивает на строгом режиме...

КОРОЛЬ (перебивая). Послушайте, доктор, в этом дворце достаточно церемониймейстеров. Каждый мой шаг расписан! Разрешите уж королю хоть болеть по собственному усмотрению... Ступайте!

ДОКТОР. Слушаюсь. (Поклон, удаляется).

3.

КОРОЛЬ (задумчиво ходит взад вперёд, потом подходит к окну, трагически произносит). «Злись, ве­тер, дуй, пока не лопнут щёки! Разящий гром расплющи шар земной...» (Прислушивается, пе­чально вздыхает, подходит к СОЛОМОНУ, застыв­шему в образе ГВАРДЕЙЦА). Ну, что, дружище? Стоишь? Потеешь под своей медвежьей шапкой? Как сто лет назад... Вечный сторож генеалогиче­ского древа королей... На твоих глазах будут отсыхать его слабые веточки, произрастать новые, а ты будешь стоять и стоять!! И всё же, думаю, ты не изваяние, а живой человек и подчи­няешься не только уставу, но и здравому смыслу? Можешь ли ты исполнить последнюю волю ко­роля? (Приподнимает шапку, шепчет что-то на ухо СОЛОМОНУ). Очень прошу, друг мой...

СОЛОМОН круто поворачивается и уходит, чека­ня шаг. Вбегает взволнованный МЬЮИЛ.

4.

МЬЮИЛ. Ваше величество, это — безрассудство! Вам запрещено вставать... (Оглядывается). Где ка­раульный?

КОРОЛЬ. Отослал его за священником. Я почувствовал необходимость исповедоваться.

МЬЮИЛ. В таком случае я должен пригласить архиепископа Кентерберийского.

КОРОЛЬ. Этого старого сморчка? Он ничего не слы­шит! Я не намерен, облегчая свою душу, орать ему на ухо.

МЬЮИЛ. Но есть правила, ваше величество!

КОРОЛЬ (строго). Послушайте, милорд, десять лет я — король Англии, и все десять лет я живу по строгому распорядку... За меня решают, в чём мне появляться к завтраку, как принимать послов, в каком экипаже въезжать в Сити. Но испо­ведь — это интимный разговор с Богом. Я решил, пусть Господь сам выберет себе посредника! Караульный приведёт первого встречного священнослужителя, которого встретит у дворца.

МЬЮИЛ. Первого встречного?! Невообразимо! Извините, ваше величество, но мне кажется, что столь экстравагантная выходка не очень уместна в ва­шем положении.

КОРОЛЬ (печально). Что вы знаете о моём поло­жении, милорд? Вы намного старше, но — бодры. И как говорится, дай вам Бог ещё сто лет! А у меня — слишком мало времени... (Застонал, схватился за живот).

МЬЮИЛ. Вам необходимо лечь.

КОРОЛЬ (превозмогая боль). К чёрту! Сядем! (Садится в кресло). И не отвлекайте меня мело­чами... Я уверен, что вы там, в палате лордов, знаете о моём здоровье больше, чем я сам. Поэто­му наверняка уже продумали все подробно­сти... исхода. Как заинтересованное лицо я бы тоже хотел о них кое-что знать...

МЬЮИЛ. Трудно вести этот разговор, ваше величество.

КОРОЛЬ. Мужайтесь, милорд, мужайтесь...

МЬЮИЛ. Поскольку нет прямых наследников, коро­левой Англии будет провозглашена ваша племян­ница, принцесса Виктория...

КОРОЛЬ (недовольно). Я это знаю. Меньше всего меня интересуют последующие назначения... Как и другие государственные акции. Англия — вели­кая держава, и, к счастью, с моим уходом в ней мало что изменится. Меня интересует, что вы собираетесь проделать со мной?!!

МЬЮИЛ. Не понял, ваше величество...

КОРОЛЬ. С моим бренным телом...

МЬЮИЛ (растерянно). Ну... есть правила, ваше вели­чество. Заупокойная служба в Вестминстерском соборе. Далее — усыпальница королей.

КОРОЛЬ. Это — финал. А что до того? Как вы меня повезёте из дворца?

МЬЮИЛ. Тоже есть правила... Катафалк... Гвардейцы... Да вы же видели всё это на похоронах Георга III...

КОРОЛЬ. Видел. Но тогда мне это мало понравилось... Скучно и невыразительно.

МЬЮИЛ. Такова традиция. Она — неизменна.

КОРОЛЬ. В шестнадцатом веке за катафалком шли королевские кони, псы и даже гуси...

МЬЮИЛ (усмехнулся). Средневековье...

КОРОЛЬ. А похороны Елизаветы I? Плакальщицы-фрейлины в чёрных шёлковых плащах с белой оторочкой... Прелесть!

МЬЮИЛ. Плакальщицы отменены палатой лордов ещё в прошлом веке.

КОРОЛЬ. Вот видите, стало быть, правила не так уж неприкосновенны. Поэтому я бы тоже хотел ввести несколько поправок. Не пугайтесь, я ничего не от­меняю. Наоборот! Скажем, на своих похоронах я хочу, чтоб звучал Моцарт.

МЬЮИЛ. Это невозможно, ваше величество. Австрийская музыка на похоронах английского короля?

КОРОЛЬ. Моцарт — не австриец. Он — гражданин ми­ра. Его музыка принадлежит всем... И какая музыка... (Напевает). Та-ра-ра-ра рара-рара-рара...

МЬЮИЛ (строго). Невозможно, ваше величество. Пар­ламент никогда на это не согласится.

КОРОЛЬ. Жаль... Ну хорошо. Тогда введём сугубо британскую поправку. Я хотел бы, чтобы за моим гробом шли актёры прославленного английского театра... В костюмах шекспировской эпохи... Чтоб один из них произнёс монолог Лира... Чтоб пошёл дождь... Засверкали молнии!

МЬЮИЛ (нервно). Я пугаюсь за ваш рассудок, ваше величество. Кто ж это может сделать?

КОРОЛЬ. Кин.

МЬЮИЛ (гневно). Никогда!! Пьяница и скандалист, опустившаяся личность...

КОРОЛЬ (печально). Он — великий актёр, милорд. Поверьте, о нас когда-нибудь будут говорить, что мы с вами жили в эпоху Кина Четвертого.

МЬЮИЛ. Меня не волнует, что будут говорить когда-нибудь! Я знаю, что сегодня парламент будет орать от бешенства!

КОРОЛЬ (печально). Вы — ограниченный человек, лорд Мьюил. Живёте долго, но бессмысленно. И вы меня утомили.

Появляется СОЛОМОН в костюме ГВАРДЕЙЦА. Вместе с ним МОНАХ в плаще; лицо закрыто капюшоном.

5.

МЬЮИЛ (в ужасе). О Боже! Но это — католический монах. Что скажет Английская церковь?

КОРОЛЬ (гневно). Ступайте, милорд! Сейчас мне не до клерикальных споров. Господь Бог сам решает, по какому ведомству принимать мою исповедь!

МЬЮИЛ (СОЛОМОНУ). Вы за это ответите, капрал. Вы будете строго наказаны! (Убегает).

КОРОЛЬ (СОЛОМОНУ). Спасибо, друг мой. И прежде, чем вас посадят в тюрьму, я произвожу вас в офицеры. (МОНАХУ). Здравствуйте, Эдмунд!

КИН (скидывает капюшон). Счастлив видеть вас, ваше величество. Извините за этот наряд. Костюм брата Лоренцо из «Ромео и Джульетты». Другого не оказалось под рукой.

КОРОЛЬ. Прекрасный костюм. И великолепная пьеса. Помню вас в образе Ромео, склонившегося над бездыханной возлюбленной. «...И красота её угрю­мый склеп в сияющий чертог преобразила...» Ка­ково сказано... «в сияющий чертог»... Собственно, из-за этого я и попросил вас навестить меня. Вы, наверное, уже слышали, что дела мои скверны?

КИН. Выглядите вы молодцом!

КОРОЛЬ (усмехнувшись). Ну, ну... Это я ради вас усилием воли прибавил румянца... Нет, скверно, друг мой! Кажется, мне не выкарабкаться из этой заварушки... Приходится думать о вечном. Поэтому я и хотел просить вас помочь как-то срежиссировать свой последний выход. Но эти дураки, лорды, приходят в ярость при одном упоминании вашего имени... Ну, да чёрт с ними! Пусть как хотят везут мои бренные останки. Но, пока я жив, буду поступать так, как мне нравится... Кто-то из великих, кажется, Вольтер, сказал: «Счастлив человек, кого смерть застаёт за любимым занятием». Сегодня ночью я долго думал над этими словами... И спросил себя: а что ты любил, Георг?.. Приёмы во дворце? Нет. Пара­ды? Нет. Речи в парламенте?.. Чушь! Я любил театр... Движенье занавеса... Отблеск свечей в глазах актрис... Изящество реплик, которые эхом отдаются в зале... Ах, как прекрасно! Когда-то вы мне признались, что мечтаете умереть в театре. Я тоже этого хочу, Кин! Нет, не пугайтесь, я не буду составлять вам конкуренцию и не по­лезу на сцену. Я готов умереть в ложе. Такого ещё не было... Сердце короля, остановившееся от восторга!.. Поэтому, когда мне станет совсем скверно, и я реально увижу очертания этой костлявой бабы с косой, я поеду в Друри-Лейн. А вы в этот вечер играйте Ричарда... И когда это случится, и моя голова упадёт на грудь, вы встаньте на колено и прочтите монолог. Или нет... Лучше из «Юлия Цезаря»... «Прекрасна жизнь его, и все стихии так в нём соединились, что природа могла б сказать: «Он человеком был!»... (Плачет). Ну, как?

КИН. Честно?

КОРОЛЬ. Разумеется, честно. Мы — друзья. И потом, это — только намётки... Размышления вслух...

КИН. Если честно — «не очень».

КОРОЛЬ. Почему?

КИН. Мне кажется, ваше величество, вы не совсем правильно трактуете слова Вольтера. Вашим лю­бимым занятием никогда не было сидение в ложе. Насколько я помню, больше всего вы обожали те моменты, когда мы с вами, переодевшись в простое платье, заваливались в какой-нибудь припорто­вый кабак и куролесили до утра...

КОРОЛЬ. Грехи молодости...

КИН. Не самая худшая пора.

КОРОЛЬ. Перестаньте, Эдмунд! Вы хотите, чтоб я запомнился гулякой! Говорят, уже в Париже появилась такая фривольная песенка «Гений и беспутство», так, кажется, она называется... Там уже выведены вы и я, причём я в каком-то недостойном образе повесы и вашего подпевалы... Все сплетни, которые нам сопутствовали, эти драмоделы вплели в сюжет!

КИН. Ваше величество, сплетни — предисловие легенды... Как повернуть. Вот сегодня весь Лондон болтает, что вы вовсе и не больны... Что у вас просто несварение желудка от обильной пищи. И что вы, извините, ваше величество, но так говорят... по ночам вылезаете из дворца... И мы с вами катаемся в лодке по Темзе... С песнями.

КОРОЛЬ. Что за чушь? Я болен!

КИН. Народ отказывается в это верить... Люди считают, что вы — один из самых жизнелюбивых королей в нашей истории. «Георг Веселый»! Вот как вас называют!

КОРОЛЬ. Вы считаете, это — почётный титул?

КИН. Ну, разумеется, ваше величество! Вспомните, кто нами правил? Взгляните на портреты: постные лица, надменные физиономии... Тоска! Простой че­ловек работает как лошадь, а потом смотрит на унылого монарха и ему хочется удавиться! Все революции происходят от тоски! И вот в кое-то время появляется — весёлый король, с за­разительной улыбкой... Шутник и балагур! Это ж — гордость нации! И болеет, как все, — «колитом»! И лечится, как все, — хересом! (До­стает флягу и бокал). Народное средство. Два глотка, и снимет, как рукой... (Наливает).

КОРОЛЬ (нерешительно берёт бокал). До еды или после?

КИН. До дна!

КОРОЛЬ выпивает.

Слава Британии, имеющей такого правителя!

КОРОЛЬ (сразу захмелев). Да? Вы так считаете? Ну, что же, это не так глупо... И что говорит народ? Как я выбираюсь из дворца?

КИН. Народ говорит, вы спускаетесь из окна спальной по веревочной лестнице! Примерно такой... (Распахивает плащ, показывает верёвку). Корабельный канат. Двоих выдержит!

КОРОЛЬ (в отчаянии). Кин, вы меня убиваете!

КИН. Я вас приглашаю в вечность, ваше величество!

КОРОЛЬ. Да?!.. Там у вас ещё осталось во фляге? Это надо обсудить! (Распахивает дверь спальни). Прошу! (СОЛОМОНУ). Ко мне никого не пускать, лейтенант! Я — исповедуюсь!

КИН и КОРОЛЬ скрываются в спальной.

6.

СОЛОМОН (снимает форму ГВАРДЕЙЦА, говорит, обра­щаясь в зал). Английский король Георг IV умер в 1830 году от кишечного заболевания. Похоро­нен в Лондоне, в Вестминстерском аббатстве. Спустя три года Эдмунд Кин упал замертво на сцене театра Друри-Лейн в спектакле «Отелло». Похоронен на кладбище предместья в Ричмонде. А еще спустя три года они впервые появились вместе на сцене Парижского театра «Варьете». С тех пор — неразлучны...

Двери спальной распахиваются. Появляются КИН и КОРОЛЬ. Впрочем, теперь это уже актеры, исполняющие эти роли, поэтому и одеты они соот­ветственно финалу — ярко и броско.

7.

Поют:

«В далёком старом Лондоне,

В Британии! В Британии!

Люблю бродить в тумане я

При свете фонарей.

И в дружеской компании,

Выслушивать предания,

Старинные предания

Из жизни королей:

Про Ричарда и Генриха,

Про Эдгара и Эдварда,

Про Анну и Викторию

И про Элизабет...

Какое наслаждение,

Вникать в их положение, —

Любой король — какая роль!

Любая жизнь — сюжет!»

К ним присоединяются все участники спектакля.

«В далёкой старой Англии,

В Британии! В Британии!

Приходят на свидания

Ушедшие давно...

Чтоб в театральном здании

На час привлечь внимание

И чтобы на прощание

За всех поднять вино:

За Ричарда! За Генриха!

За Эдгара! За Эдмунда!

За Анну! За Викторию!

И за Элизабет!!

Какое наслаждение,

Входить в их положение...

Любой король — какая роль!

Любая жизнь — сюжет!»

Занавес.

Конец.

[1] У. Шекспир. Песенка из пьесы «Много шума из ничего» Перевод С. Маршака.