Смертельный диагноз

Элиот стоял у кровати Фионы и держал ее за правую руку. По другую сторону кровати сидела Си и держала Фиону за левую руку – осторожно, чтобы не задеть трубочки, тянущиеся от капельниц.

Сестра Элиота выглядела так, словно из нее вытекла вся кровь. Ее рука была вялой, холодной как лед и казалась намного легче, чем обычно. Даже в самых страшных снах Элиоту не могло присниться, что Фиона, такая сильная и подвижная, может выглядеть настолько хрупкой.

Элиот огляделся по сторонам в надежде, что кто‑нибудь скажет ему, что случилось с Фионой.

В углу палаты частной клиники стоял Роберт, скрестив руки на груди. Он не отводил глаз от Фионы. Всю его холодность и браваду как ветром сдуло.

У изножья кровати стояла бабушка и читала историю болезни.

Если бы Элиот сегодня утром не бросил сестру – сегодня, когда он, наверное, был нужен ей больше, чем когда‑либо, может быть, он сумел бы этому помешать.

Бабушка оторвала взгляд от истории болезни.

– Это не твоя вина, – сказала она ему сухо и тут же вернулась к записям врача. – Клинический диагноз твоей сестры: тяжелое истощение и обезвоживание.

– Но как это произошло? – промямлил Элиот. – Ведь она же ела…

Она ела конфеты. Тонны конфет.

Может быть, они были отравлены? Элиот все время подозревал, что с конфетами что‑то не так.

Бабушка проигнорировала его вопрос и продолжала читать историю болезни.

– Была применена внутривенная гидратация и введение питательных растворов, но все это не дало эффекта. Ее организм отторгает пищу и воду.

Невозможно. Элиот понимал, что речь идет о химии на клеточном уровне, а не о сознательном решении Фионы.

– Тут не просто медицина, – прошептал он, – верно?

Си наклонилась к нему и утешающе погладила его руку.

– Лучше постарайся сосредоточиться на хороших мыслях о сестре, мой милый.

Бабушка посмотрела на дверь палаты, бросила историю болезни на кровать – и в ее руке появился скальпель.

Дверь открылась. Вошли тетя Лючия и дядя Генри. Они резко остановились, увидев скальпель в руке бабушки.

Элиот тоже испугался. Вид у бабушки был (если такое вообще возможно) еще более угрожающим, чем он мог предположить.

Несколько мгновений никто не двигался, и все молчали.

– Успокойся, Одри. На этот раз мы пришли, чтобы помочь, – наконец прошептал дядя Генри.

– Как это на тебя похоже, – прищурившись, проговорила Лючия. – Убивать всех, кто тебя любит.

Бабушка вздохнула. Скальпель исчез.

А Элиот и глазом моргнуть не успел. Куда же девался скальпель?

Лючия подошла к Одри и обняла ее. Бабушка не слишком радостно обняла ее в ответ.

Дядя Генри кивком поприветствовал Роберта, подошел к Элиоту и положил руки ему на плечи.

– Мы поняли, что случилось, – сказал он, обращаясь ко всем, кто находился в палате, – и приехали так быстро, как только смогли.

– Удушила бы Даллас, – пробормотала Лючия, – за то, что она так рано показала им нити судьбы.

– У Фионы не было выбора, – сказала бабушка. – Имело место внешнее воздействие. Если бы девочка не перерезала нить, она бы и столько не протянула.

– Может быть, кто‑нибудь мне все‑таки объяснит, что тут происходит? – требовательно спросил Элиот.

Бабушка сердито посмотрела на него, но Элиот набрался мужества и ответил ей храбрым взглядом.

– Все произошло у тебя на глазах, – сказала бабушка. – В тот вечер, когда Даллас показала вам нити судьбы, мы увидели конец жизни Фионы. Ей осталось жить несколько часов, и никто не может это предотвратить.

Элиот окаменел. Он не мог представить себе жизни без сестры.

– Возможно, это не совсем так. – Лючия отодвинула в сторону историю болезни и заставила бабушку встретиться с ней взглядом. – Мы думаем, что есть способ спасти ее.

Бабушка вопросительно подняла брови. Впервые с момента появления в палате Лючии и Генри она проявила хоть какой‑то интерес.

– Да, – кивнул Генри. – Помочь сможет третье героическое испытание.