Дурацкая сделка

Луи прикоснулся к стеклу. Он закрасил все окна в этой полуподвальной квартире черной краской, чтобы ничего не видеть, но все же чувствовал ноты, резонирующие в стекле. Луи понимал, что они значат: это звучала песня для девушки по имени Джулия.

Мелодия была изысканно‑печальной, но в последних звуках неожиданно возникла тема надежды… Он бы ни за что ничего подобного не создал.

Элиот в один прекрасный день мог превзойти его.

Его сын.

Сердце Луи (если бы этот орган у него имелся) могло бы разрываться от гордости. Но даже если бы у него было сердце, какой от него прок? Он, некогда великий Луи Пайпер, теперь ничтожнее пыли на дороге.

И все‑таки – разве пыль не могла измениться? Жар и высокое давление преобразовывали ее в мрамор, а из мрамора высекались столпы общества. Из такой ерунды воздвигались империи! Разве он не остался по‑прежнему непревзойденным шулером? Мастером Обмана? Творцом самой невероятной лжи?

Может быть…

Он отвернулся от окна и обозрел плоды своих трудов. Вчера эта дешевая полуподвальная квартирка, находящаяся под магазином христианской литературы, была обставлена мебелью производства семидесятых годов, с обивкой цвета авокадо. На полу лежала обшарпанная оранжевая циновка.

Прошлой ночью он закрасил окна. Все лишнее было вынесено на кухню. Пол он застелил оберточной бумагой, испещренной символами и изображениями крошечных ангелов. Не совсем рисунки сумасшедшего, и по‑настоящему здравомыслящий человек, если бы у него появилась такая возможность повнимательнее к ним присмотреться, заметил бы, что линии рисунков загибаются вверх и уходят в воздух, а также углубляются в бетон.

Луи размял затекшую руку. Надо было бы рисовать кровью, а не перманентным маркером «Шарпи». Однако за последние пятнадцать лет он успел уяснить, что возможности его ограничены. В частности, он не мог потерять больше пинты крови.

Кроме того, если бы хоть кто‑то пришел и высказал претензии по поводу его художеств, он счел бы это победой.

Ритуал Теофила был самой низшей формой призывания дьявола – так сказать, шепотом, устремленным в эфир. На большее Луи не осмеливался. Да, ему была нужна помощь, чтобы выдержать неизбежное столкновение между двумя семействами, но помощь во все времена имела цену, а он мало что мог предложить в уплату.

На самом деле он хотел, чтобы к нему явилась какая‑нибудь малая тень, какой‑нибудь глупец, которого он мог бы одурачить.

Миновало шесть часов с момента, когда он закончил работу. Почему никто не появлялся? Или у него не хватило сил даже на то, чтобы возопить о помощи, как возопил бы какой‑нибудь хромой разжиревший ягненок?

Он посмотрел на свои руки из плоти и крови, такие слабые. Как он сумел прожить так долго, пытаясь убить себя пьянством и нищетой?

Как мог вынести это хоть один человек?

Что ж, безусловно, ни один человек этого бы не вынес.

Луи рассмеялся и театрально протянул руки к несуществующей аудитории.

– Какое чудо природы человек! – намеренно переигрывая, продекламировал он. – Как благороден разумом! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям!

– В поступках как близок к ангелу! – послышалось из темноты. Кто‑то завершил за Луи цитату из «Гамлета».

– Ах, – проговорил Луи, обернувшись на голос. – Я так и знал, что ирония окажется неотразимой.

Но улыбка застыла на его губах.

Прежде инстинкт служил Луи безошибочно. Он мог скрывать свои эмоции, борясь с неприятностями.

Но это были не просто неприятности. Возможно, наступил конец его жизни.

Часть тени отделилась и перешагнула через линии и знаки, которые как раз для того и предназначались, чтобы ничего подобного не произошло. Тьма превратилась в мужчину, который казался вдвое крупнее профессионального борца. Под его черным плащом и полиэстеровыми брюками скрывалось больше плоти, нежели набралось бы в целом стаде длиннорогих коров. Черты широкого лица самоанца Луи узнал сразу.

Это был Уракабарамеель, Повелитель Теней и Шепотов, Пес Гадеса, главный разведчик Королевы Маков… его троюродный брат.

Ури мог бы сокрушить Луи одним ударом. Ради чего бы еще его послали к нему? Его госпожа принадлежала к числу самых заклятых врагов Луи.

Он был рад, что Селия не явилась сама. Как бы он выглядел, если бы простерся ниц здесь, в этой жалкой конуре, сраженный ее восхитительной красотой?

Но Ури… В прошлом Луи не раз обводил его вокруг пальца. Для этого не требовалось никаких особенных способностей.

– Приветствую тебя, кузен. – Луи старался говорить непринужденно, словно они случайно встретились на прогулке по парку. – Разрушь все, к чему прикоснешься.[72]

Во взгляде Ури промелькнуло удивление.

– Ложь и приветствия также и тебе, кузен. – Его губы тронула легкая презрительная усмешка. – Значит, это правда. Ты жив. – Он принюхался. – Но как смертный?

– Именно тогда, когда все решили, что ниже пасть я уже не могу… – Луи слегка поклонился Ури. – Обожаю разочаровывать семейство.

Луи тоже принюхался – но не так подозрительно. Он почувствовал запах жареного цыпленка, плавящегося металла, а также едва уловимый гнилостный запах отравленного клинка Селии, Салицерана. Странно, что она отдала Ури одну из своих самых больших драгоценностей.

– Полагаю, в мое отсутствие ситуация дома стала забавной? Или ты явился сюда ради какой‑нибудь тривиальной личной мести?

– Ситуация очень забавная, это верно, – пророкотал Ури. – А вот о вендетте речь, к несчастью, не идет. У нас к тебе дело.

– О? Какое дело может быть у Королевы Маков ко мне, который недостоин зваться пылью у нее под ногами?

Ури дрогнул – казалось, упоминание о Селии стало для него физическим ударом. Он неловко попытался сменить тему разговора.

– Как ты… – Он обвел комнату могучей рукой. – Как ты докатился до этого?

Луи помедлил с ответом. Он гадал, сумеет ли правдоподобно солгать, но передумал. Правда сильнее смутит Ури.

– Все очень просто. Я влюбился в женщину. Наверняка до тебя доходили слухи. Она – метафизически и метафорически – разбила мое сердце. И знаешь, я, как любой другой на моем месте, был просто изумлен, обнаружив, что оно мне действительно нужно.

– Понимаю, – проговорил Ури, явно ничего не поняв.

– Я знаю, тебе знакомы терзания неразделенной любви.

Ури озадаченно сдвинул брови.

Запах курятины усилился, и Луи вспомнил, когда и где он в последний раз ощущал этот кислый птичий запах.

– Беал, – пробормотал он. – Значит, вот кто тебя прислал? А что стряслось с твоей драгоценной королевой?

Ури выпучил глаза, сжал кулаки и шагнул ближе. У него под ногами зашуршала оберточная бумага. Луи ощутил излучаемые Ури вибрации гнева и мощи.

– Ты всегда слишком много болтал, Луи.

Он схватил Луи за руки, сжал их и оторвал его от пола. Кости Луи вытянулись и щелкнули в суставах. Кости не сломались, но растяжение сухожилий Ури ему обеспечил.

Боль вернула Луи улыбку.

– Прошу прощения, кузен, – простонал он и, задыхаясь, прокричал: – Ты, кажется, упомянул о каком‑то деле?

Ури зашипел, встряхнул Луи, у того хрустнуло несколько ребер, а потом самоанец отпустил его. Луи упал на колени.

Он восхищался своим кузеном, но Ури всегда был только тупым орудием, а не скальпелем. Значит, тут точно замешан Беал. Кому еще могла бы прийти в голову столь глупая мысль – послать Ури договариваться с Луи?

Однако Беал приказывал любимому слуге Селии, а это говорило о том, что расстановка сил дома очень изменилась.

– Итак, твой новый господин добился, чтобы его пригласили в совет директоров? – прошептал Луи и осторожно поднялся на ноги.

Ури сложил руки на груди. Его синтетический плащ зашуршал.

– Ты всегда был слишком большим умником, кузен, – прорычал он. – Но на этот раз умничанье тебе не поможет.

– Он стал председателем совета?

Ури в отвращении скривился.

Со множеством других родственников Луи мог справиться; их махинации он даже уважал, хотя и неохотно, но Беал? Тут могли возникнуть проблемы. Этот тиран был начисто лишен чувства стиля.

Ури расстегнул молнию плаща, и его огромная ручища целиком исчезла в складках ткани. На груди Ури Луи заметил Салицеран в ножнах. Это оружие сражало пап и королей с той же убийственной силой, с какой приканчивало титанов и чудовищ… и что же? Оно превратилось в любовный амулет.

Луи отметил, что Королева Маков тоже до сих пор ценила иронию.

Ури извлек из‑под плаща складной стул для Луи и обшарпанный ломберный столик.

– Теперь о деле, – сказал он, швырнув на стол папку с бумагами.

– Чего желает совет? – спросил Луи, усевшись. – Мою душу? Клятву в моей непоколебимой и непререкаемой верности? Я тоже должен стать их марионеткой?

Бедняга Ури. Это было все равно что дразнить питбуля, стоя по другую сторону забора. Опасно… но забавно.

Ури свирепо глянул на Луи и уселся на пол. При этом его голова оказалась на одном уровне с головой Луи. Затем Ури открыл папку и вытащил две фотографии. Снимки Элиота и Фионы Пост.

– Больше всего совет интересуется мальчишкой. Семейство знает о его детях?!

Луи быстро прокрутил в голове картину создавшейся ситуации. Ему представилось, что он маленькое колесико, зажатое между двумя мощными механизмами – своим семейством и Лигой. Надо срочно переместиться в более выгодное положение, иначе его сотрут в порошок.

– Но что именно мне предлагают? – осведомился Луи.

Ури негромко рассмеялся. От раскатов его хохота у Луи неприятно засосало под ложечкой.

– Уж больно просто у тебя получается. Ты всего‑навсего человек. А чего хочет любой человек? Власти? Славы? Богатства?

– Да… – пробормотал Луи, надеясь выкроить еще хоть пару секунд на раздумье.

Каким бы отчаянным ни было его положение, Луи всегда удавалось как‑то выкрутиться – выбраться из навозной жижи, источая аромат роз. Кроме одного‑единственного раза, но тут была замешана самая коварная любовь на свете, поэтому тот раз не считался.

Кроме того, сейчас Луи следовало подумать о своей репутации. Он не мог позволить Ури втянуть себя в банальную сделку, ценой которой были сила и власть. Как ему после этого примириться с самим собой!

Он моргнул и стал рассматривать фотографию Элиота. Видимо, снимок был сделан год назад. Такой юный, такой талантливый. Луи не удержался – протянул руку и прикоснулся к фотографии.

Что такое? Ему жаль мальчика? Как странно. Как удручающе. И все же внутри его шевельнулось новое чувство – нежное, неуловимое – смутное желание защитить этого ребенка.

– Я хочу могущества, – прошептал Луи, не отводя взгляда от фотографии. – Сделай меня самым могущественным черным магом в мире.

Ури разочарованно вздохнул.

– Так я и думал. Чего еще ждать от Мастера Обмана? – Он сунул руку под плащ и достал портативный компьютер. – Да будет так: ты станешь самым могущественным в мире смертным.

Ясно. Вся суть была в этом. Смертным.

Итак, Луи не суждено вернуть себе былую славу – если только он не сумеет украсть силу у кого‑то из своих кузенов или кузин, но это походило бы на попытку мошки одолеть слона.

– А чего желает совет взамен? Конкретно?

Ури сверился с рядом записей в портативном компьютере и нашел текст контракта.

– Конкретно они желают, чтобы ты доставил мальчишку, целого и невредимого телом и душой, для обычных ритуалов.

«Обычные ритуалы» означали, что Элиот исчезнет из Дель‑Сомбры. Если он окажется просто человеком, его тело и душа будут уничтожены. Если же членом семейства, ритуалы решат его судьбу, и он перенесется в иное царство, где у Беала явно имелись некие планы, касающиеся сына Луи.

На краткий миг у Луи возникло жгучее желание перевернуть столик, схватить Ури за горло и потребовать, чтобы его детей оставили в покое.

Какая глупость.

Он знал, что его разум притупился – в конце концов, он теперь состоял только из плоти и крови, да и годы пьянства сделали свое дело. И все же Луи не мог целиком и полностью игнорировать новые эмоции.

– Тебя что‑то не устраивает? – с едва заметной улыбкой осведомился Ури.

Если Луи откажется заключить сделку, то преграда, отделяющая его от кузена, исчезнет. Тогда Ури с радостью медленно разорвет его на мелкие кусочки.

– Я просто обдумываю варианты. Каковы сроки?

– Мы должны получить мальчишку не позже чем через три дня на закате. Иначе ты нарушишь контракт – и последствия будут стандартными.

Луи нарочито небрежно махнул рукой.

– Ну да, конечно. Моя душа попадает в ад. Вечное проклятие и всякое такое. – Он наклонился к столику и уставился на перевернутый текст контракта на дисплее. – Но меня больше интересует вопрос расплаты.

– То есть? – не понял Ури.

– Не ждете же вы, что я выкраду мальчишку из‑под носа армии агентов Лиги голыми руками? Я так думал: половину сейчас, половину после доставки.

– Сообразительный ты, Проныра, – фыркнул Ури. – Только это тебе и было нужно. Если ты сейчас получишь половину силы, тебе еще меньше можно будет доверять.

Луи укоризненно развел руками.

– Ты мне льстишь, кузен. Но половину я получить должен. Если бы речь шла о деле, которое выеденного яйца не стоит, с чего бы вам так потребовалось меня вербовать?

Ури постучал кончиком пальца по фотографии Элиота.

– Потому что ты его знаешь. Он тебе доверяет.

– Это верно… Вам нужно предательство.

Почему‑то Луи было больно произносить эти слова.

Ури оторвал взгляд от дисплея. Он почувствовал: что‑то идет не так.

– Какие проблемы? Раньше ты всех нас не раз предавал.

– Нет никаких проблем. – Луи заслонился улыбкой, как щитом. – Какие тут могут быть проблемы? Разве что условия сделки… которые явно…

– Неприемлемы.

Ури положил портативный компьютер на столик. Они в упор смотрели друг на друга. Воздух стал тяжелым и неподвижным.

– Ты почти не оставляешь мне выбора, кузен.

Ури начал снимать плащ – чтобы его не забрызгала кровь. Химическая чистка этого плаща с необъятной подкладкой обошлась бы в целое состояние.

– Ты всегда был грубияном.

Луи шутливо погрозил Ури пальцем и положил на столик пару игральных костей.

– Мы не можем прийти к соглашению, – сказал он. – Так не бросить ли жребий?

Ури схватил кости и вытащил из одного из многочисленных внутренних карманов весы и маленький кронциркуль, чтобы измерить вес и размеры костей.

– Хорошо. Если я проиграю при первом броске, поступим по стандартному правилу: ты получишь половину силы.

Луи хотел возразить. Для проигрыша на одном броске нужно было выбросить две единицы или две шестерки. Шансы так себе.

Но тут он понял, что теоретически Ури не обязан был бросать жребий. Он проявлял благородство. Традиция использовать кости при заключении сделок относилась только к членам семейства, а Луи из семейства выбыл, став простым смертным, правда, не по своей воле.

Но почему же тогда Ури предоставлял ему шанс? Если только он на самом деле не хотел наделить его каким‑то преимуществом перед Беалом. Может быть, Ури по‑прежнему хранил верность своей возлюбленной Королеве Маков?

Тогда Луи, по идее, мог стать пешкой в руках Селии… Но это он переживет. Как ни крути, пешка участвовала в игре, а это большой скачок в сравнении с тем, что всего лишь несколько дней назад он сидел в подворотне и мочился в штаны.

– Я согласен, – сказал Луи. – Давай посмотрим, не повезет ли дураку.

Ури ухмыльнулся и встряхнул кости в кулаке. Воздух колыхнулся от движения его могучей руки. Он швырнул кости в стену. Раздался треск. Кости запрыгали по полу и замерли.

Змеиные глаза.

– Я проиграл, – невозмутимо констатировал Ури. – Ты выиграл.

Луи глуповато улыбнулся. Теперь он получит половину силы. Сможет заняться чем‑то другим, кроме бродяжничества.

Но тут его взгляд упал на фотографии Фионы и Элиота, и улыбка исчезла с его губ. В том месте, где когда‑то находилось сердце, он почувствовал острую боль.

Что он наделал?

Date: 2015-07-27; view: 269; Нарушение авторских прав