Малышка среди гигантов

Фиона слезла с мотоцикла, сняла шлем и помотала головой, чтобы распушить волосы.

После поездки вдоль побережья все тело у нее словно гудело. «Харлей» Роберта мчался со скоростью и мощью ракеты. Всю дорогу в страхе и радостном волнении она прижималась к Роберту.

Он забрал ее около пиццерии всего пятнадцать минут назад, и за это время они никак не могли уехать в такую даль. Как и при поездке на лимузине дяди Генри, они, казалось, ехали не очень быстро – просто впечатление было такое, что все остальные по сравнению с ними стоят на месте.

Но гораздо больше Фиону беспокоили мысли об Элиоте и Джулии – о том, какими они вернулись после перерыва на кофе. Джулия выглядела так, словно она плакала. Элиот был смущен и обескуражен – ну, это обычное дело. Фиона хотела расспросить его поподробнее, но тут появился Роберт, и она ушла.

Роберт слез с мотоцикла и размялся. Все мысли мигом вылетели из головы Фионы.

Она так долго прижималась к его спине, так долго вдыхала залах его кожаной куртки, что ей вдруг захотелось снова оказаться позади него и снова припасть к нему.

Но это было их первое свидание, и она боялась что‑нибудь испортить. Она непроизвольно провела рукой по волосам, стала накручивать кончики прядей на пальцы, но вовремя себя остановила. Не стоит выглядеть нервничающей маленькой девочкой.

– Сюда, – сказал Роберт и зашагал к тропе.

Вокруг небольшой, усыпанной гравием площадки, где он оставил мотоцикл, раскинулся тенистый лес, поросший папоротниками и цветами. На табличке у начала тропы стоял знак с надписью: «НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПАРК „РЕДВУД“. ТРОПА 0,6 МИЛИ (КОЛЬЦЕВАЯ)».

– Одну минутку, – сказала Фиона.

Она положила на сиденье мотоцикла сумку и собралась достать из коробки пару конфет, чтобы поднять себе настроение, но ее рука, прикоснувшаяся к коробке в форме сердечка, дрогнула. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя так уверенно. Нужны ли ей конфеты? Раньше она никогда не могла разговаривать с кем‑то, кроме бабушки, Си и брата. Но может, она изменилась? Или все дело просто в сахаре?

А что, если на самом деле это была не она? И что случится, когда конфеты в этой бесконечной коробке закончатся?

Возможно, настало время это выяснить.

Фиона застегнула сумку и бегом догнала Роберта.

Как только они ступили на тропу, все звуки, доносившиеся с дороги, смолкли. Их окружило жужжание насекомых, пение птиц и едва различимый шепот ветра.

Фиона видела изображения высоких деревьев в книгах, но сейчас, когда они стояли всего в нескольких шагах от них, деревья выглядели иначе. Эти секвойи были гигантскими. Они как бы безмолвно смотрели на нее сверху вниз.

– В горах секвойи еще массивнее, – почтительным шепотом сообщил Роберт. – Но эти – самые высокие в мире. Некоторые – более трехсот футов высотой.

Они молча шли по тропе. Фиона запрокинула голову, пытаясь увидеть верхушки деревьев. Кроны секвой заполняли собой небо. По подлеску слоился туман, создавая иллюзию, что они находятся в совершенно обособленном мире, в котором существуют только она и Роберт.

– Наверное, у меня по‑дурацки получается, когда я рассказываю о чем‑то – будто энциклопедию цитирую.

– Нет, – возразила Фиона, продолжая смотреть вверх. – Мне это нравится.

Она привыкла смотреть под ноги и неожиданно оступилась.

Роберт подхватил ее, и его лицо оказалось так близко к ее лицу. Земля словно закружилась, сердце Фионы часто забилось.

Роберт сделал резкий вдох, немного помедлил и помог ей выпрямиться.

– Я бываю здесь так часто, как только могу, – сказал он. – Я здесь успокаиваюсь, понимаешь?

Вот покоя в его объятиях Фиона точно не чувствовала.

Но он вел себя все так же отстраненно, выдерживая дистанцию, как тогда, когда они разговаривали около Дубового дома. Что он тогда сказал? Что он всего лишь водитель и что существуют правила насчет «такого парня, как он, и такой девушки, как она».

Меньше всего Фионе хотелось испортить их первое свидание, но Роберт многое знал и хотел что‑то ей рассказать. Сейчас она была с ним наедине, далеко от дяди Генри и бабушки. Что важнее – разрушить чудесную атмосферу и раздобыть подлинные факты о родственниках или все же попытаться продлить мгновения влюбленности, которой она была лишена в обычной жизни?

Фиона облизнула пересохшие губы. Как отчаянно ей не хватало трюфеля с корицей!

Она снова посмотрела вверх, на огромные деревья. Великаны. Как дядя Аарон, как бабушка, как остальные члены Сената, следящие за ней и Элиотом.

– Мы с Элиотом единственные? Я имею в виду – мы единственные дети в нашем семействе?

Роберт растерянно заморгал и на миг задумался.

– Точно не знаю. Всего в Лиге около сотни членов.

– В Лиге? Это и есть наше семейство?

– Лига бессмертных.

– Но не живут же они вечно…

– Понимаю, звучит безумно, но они могут жить вечно. Они столько знают и умеют. – Роберт отвел глаза, не в силах вынести пронзительного взгляда Фионы. – Но детей больше нет… по крайней мере, я ни с кем из детей не знаком лично.

– Значит, раньше были другие дети? Генри и бабушка говорили, что с ними случались несчастья.

– Ты должна знать правду, – обернулся к ней Роберт. – И понимать, что испытания, назначаемые Сенатом, грозят гибелью.

Фиона гадала, какие неприятности могут грозить Роберту за то, что он рассказывает ей об этом. Что сделает с ним бабушка, если узнает, что они с Фионой были одни в лесу, где Роберт раскрыл ей семейные тайны?

Воздух замер, туман окружил их.

– Были другие, вроде тебя и Элиота, – прошептал Роберт.

– Они близко? Думаешь, можно говорить о них?

– Я сказал: «были» другие. Все они мертвы. Или выросли и являются членами Лиги дольше, чем я живу на свете.

Фиона подошла ближе к Роберту. От тумана ей стало зябко, а от Роберта исходило тепло.

– Значит, некоторые из них все‑таки выжили?

Роберт потянулся к Фионе, но удержался.

– Я не стану успокаивать тебя. На каждого из тех, кто прожил достаточно долго, чтобы оставить след в истории, – Геракл, Гор, Тантал, – приходятся сотни, если не тысячи таких, кому это не удалось.

– Бабушка говорила мне, – прошептала Фиона, – о похищениях детей, об отравлениях…

У нее задрожали колени. Ей срочно нужно было съесть конфету.

– Наверное, я сказал слишком много, – шепнул Роберт.

– Нет. – Фиона взяла его за руку и крепко сжала. – Я все понимаю. Спасибо за правду.

Она была благодарна Роберту: он предупредил ее о том, на что способны ее родственники. Но сейчас она не могла слушать дальше. Это было выше ее сил.

Они тихо пошли по тропе через завесу тумана.

Итак, они с Элиотом – жертвенные пешки в игре. Ставки стали еще яснее, чем прежде. До того как Роберт пооткровенничал с ней, у Фионы еще была надежда, что члены Сената блефуют, говоря об испытаниях «не на жизнь, а на смерть», что их с Элиотом просто пытаются припугнуть.

Но родственники не блефовали.

Роберт подошел к Фионе и нежно приподнял ее подбородок.

– Не бойся. У вас есть реальный шанс. То, что вы сделали с этим аллигатором… – Он негромко присвистнул. – Я бы не смог. Большинство профессиональных охотников его бы даже разыскать не сумели.

Фиона вспомнила, как силен, как могуч был говорящий крокодил. Как он повалил ее на груду костей, как она чуть было не оказалась в его темной бездонной пасти.

И еще она вспомнила то, о чем сказала рептилия: что семейство их отца еще хуже, чем Лига. Падшие ангелы… Они казались еще менее реальными, чем боги и богини.

– А есть другие семейства? – спросила она. – Вроде Лиги?

Роберт задумчиво наклонил голову.

– Да. Есть другие – какие‑то писатели‑хиппи в округе Секо, штат Нью‑Мексико, Скалагари с Сицилии, семейства Грезящих… но ни одно из них по силе и вполовину не сравнится с Лигой.

– А как насчет инферналов?

Кровь отхлынула от лица Роберта.

– Они очень страшные. Где ты о них слышала?

– Они борются с Лигой, верно? По крайней мере, дядя Генри говорит о них как о конкурентах.

– На самом деле они не то чтобы борются. – Роберт нервно огляделся по сторонам. – Если бы боролись, это была бы глобальная война. Существует некий договор. Насколько я знаю, им не разрешено даже прикасаться друг к другу.

– А у них есть дети? Роберт пожал плечами.

Порыв ветра рассеял туман. Тропа стала шире. В стороне от нее стоял довольно высокий бревенчатый домик с красноречивыми буквами М/Ж.

Роберт кивком указал на туалет.

– Не возражаешь? Я быстро.

– О, конечно.

Фиона проводила Роберта взглядом. Она была почти рада тому, что он ушел. Ей нужно было прийти в себя после такого количества правды.

Деревья вдруг перестали ей нравиться. Да, они были величественны, они вызывали восторг, но стоило Фионе остаться одной среди них, и ей стало казаться, что секвойи сходятся к ней гигантскими шагами.

Она казалась себе такой маленькой по сравнению с ними.

Фиона попятилась и очутилась по другую сторону от тропы. Там лежал ствол поваленной секвойи размером с фургон дальнобойного грузовика. На столбике рядом с деревом была прикреплена табличка с текстом, в котором разъяснялось, что такие упавшие деревья называются «яслями» и что они, разлагаясь, обеспечивают питательными веществами молодую поросль.

Ствол дерева обвивала пеньковая веревка. Через каждый фут на ней были сделаны отметины краской, а чуть ниже веревки виднелась еще одна табличка:

Калифорнийское красное дерево

(Sequoia sempservirens).

Окружность ствола – двадцать футов.

Фиона протянула руку и сжала конец веревки. Значит, ей придется стать такой, как остальные члены семейства? Убивать или быть убитой? Однако во время первого испытания она сумела избежать убийства. Удастся ли это во время оставшихся двух испытаний?

Фиона задумчиво повертела веревку и сжала крепче. Но стоило ли рисковать? Или им обоим лучше измениться и выжить? Перестать быть пешками? Но чем они тогда станут?

Ей хотелось вернуться назад, к тому, что было раньше: к домашним заданиям, к привычной работе, чтению, и чтобы не было никаких испытаний, убийств, богов и демонов…

Но вдруг она представила себе Элиота – избитого, окровавленного, и у нее осталась одна‑единственная мысль – защитить его.

Фиона дернула веревку к себе.

Веревка подалась и без труда перерезала ствол. Часть дерева длиной футов в шестьдесят отделилась и выкатилась на тропу. Многотонное бревно подминало шуршащий гравий.

Роберт выбежал из туалета, сжимая в одной руке мобильный телефон, а в другой – пистолет.

– Что за?..

Несколько секунд он обескураженно смотрел на бревно, потом перевел взгляд на Фиону.

– Это я виновата, – вздохнула Фиона и опустила глаза.

Она снова почувствовала себя глупым ребенком. А потом запрокинула голову и посмотрела на небо, тронутое желтой и оранжевой красками.

– Лучше отвези меня обратно, – с горечью проговорила она. – Мне пора домой. Бабушка будет ждать.

Вконец смущенный Роберт убрал пистолет в кобуру.

– Бабушка… верно.

– Насчет дерева я тебе по дороге объясню.

Фиона подошла к Роберту, прижалась к его плечу, и они вместе пошли обратно по тропе.

Даллас

Элиот решил, что ему никогда не понять девушек. После работы он отправился домой. Джулия пошла вместе с ним по Мидуэй‑авеню.

– Я живу в доме «На холме», – объяснила она на ходу. – В нескольких кварталах от Дубового дома.

С утра Джулия пожелала выпить с ним кофе. Он сыграл ей серенаду, между ними что‑то возникло.

Почему же она оттолкнула его и сказала, что «не может этого сделать»? Что это значило?

Его воспитывали женщины; казалось бы, он должен был о чем‑то догадаться.

Элиот исподволь наблюдал за шагавшей рядом Джулией. В ней была своя собственная музыка, для которой не нужен был никакой инструмент. Линии светлой кожи, изгибы крепких мышц, каждое плавное движение, даже рыжеватые волоски на предплечьях… Элиоту казалось, что все это поет для него.

– Откуда ты знаешь, что я живу в Дубовом доме? – спросил он.

– У тебя в личном деле написано.

Великолепно. Если она заглянула в его личное дело, значит, Уже знала, что они с Фионой живут как затворники и получают образование на дому.

Налетел теплый ветерок. Подол платья Джулии затрепетал. Ничего более чарующего Элиот не видел никогда в жизни.

Он мог бы просто спросить ее, почему она убежала из «Розового кролика». Может быть, она знала о своих родственниках что‑то ужасное и должна была скрывать это? Но Элиот был готов поспорить: ее семья не шла ни в какое сравнение с его семейством, в котором страшная тайна ехала верхом на страшной тайне и страшной тайной погоняла.

Но стоило ли откровенничать с Джулией? Она бы ему не поверила. Он сам‑то с трудом в это верил.

Возможно, некоторым людям просто суждено оставаться в одиночестве из‑за того, что они знают такую правду, в которую, как они думают, никто не поверит, хотя на самом деле у всех людей есть похожие тайны.

А может быть, Джулию сильно напугали сотни ворон, рассевшихся рядом с «Розовым кроликом», следящих за ними и каркающих на Элиота. Он тогда подумал, что вороны требуют от него еще музыки.

Откуда взялись эти птицы? Они его не слишком сильно испугали, но все же Элиоту не очень понравилось, что его рассматривали несколько сотен черных глаз. Правда, стоило ему шикнуть на ворон – и они сразу поднялись в воздух. Образовался настоящий смерч из карканья и хлопающих крыльев.

Элиот остановился. Джулия сделала несколько шагов вперед, тоже остановилась и обернулась.

– Что такое? – спросила она.

– Если я в кафе что‑то сделал не так… я просто хотел извиниться.

Джулия открыла рот… и тут же закрыла. Вид у нее был такой, словно она вот‑вот снова расплачется. Она наморщила лоб.

– Не стоит извиняться, – пробормотала девушка и пошла дальше, но почти сразу снова остановилась, повернула обратно и подошла к Элиоту. – Беда в том, что ты слишком хороший, – проговорила она и прижалась лбом к его лбу. Ее глаза наполнились ненавистью и превратились в узкие щелочки. – Тебе кто‑нибудь об этом говорил?

– Я просто пытался помочь, – прошептал Элиот. – Если я тебя обидел, прости. Я только…

Выражение голубых глаз Джулии изменилось, в них появилось что‑то совсем иное. Что‑то простое, искреннее.

Она прижалась губами к его губам. Ее кожа была горячей.

Руки Элиота непроизвольно обняли ее за талию. Он притянул Джулию к себе. Это произошло так же инстинктивно, так же естественно, как дыхание и сердцебиение.

Его смущение растаяло. Они словно растворились друг в друге и остались одни во всей Вселенной.

И хотя Элиот не понимал, почему это происходит, и не был уверен в том, что поймет девушек хотя бы через миллион лет, он понял другое: сейчас лучше не задавать глупых вопросов.

Джулия отстранилась, улыбнулась и прикусила нижнюю губу.

Элиот был готов на все, лишь бы продлить этот поцелуй, но сдержался. Он боялся, что оттолкнет Джулию, если будет слишком настойчив.

– Я же говорила, – проворковала Джулия. – Слишком уж ты хороший.

Она снова потянулась к Элиоту, но растерялась, резко повернула голову и прислушалась.

Элиот тоже что‑то услышал: по Мидуэй‑авеню прокатился глухой рокот.

Джулия отстранилась и отошла от него.

Из‑за угла на большой скорости выехал мотоцикл. Вспышка черного металла, облако выхлопных газов – и мотоцикл остановился рядом с Элиотом и Джулией.

Ездоков было двое. Сидевший сзади слез с мотоцикла, снял шлем и оказался Фионой. Она тряхнула волосами. Вид у нее был диковатый. Под глазами – темные круги. Но это была Фиона. Сумка сестры разбухла, потому что в ней лежала коробка конфет, на запястье девочки красовался глупый браслетик из резинки.

– Прошу прощения. – Фиона раздраженно глянула на Джулию, но тут же смущенно проговорила: – Я не знала, что уже так поздно.

– Все отлично, милая. – Джулия покраснела, но не отвела взгляда. – Посетителей было немного. Мы с Линдой справились.

Фиона посмотрела на Элиота. Ей было очень любопытно, почему Джулия провожает ее брата, но она не спросила об этом, а также о том, почему у них обоих такой виноватый вид.

– Меня зовут Роберт, – представился Джулии спутник Фионы и снял шлем.

– Джулия Маркс. – Джулия сделала маленький кокетливый реверанс.

Между Джулией и Робертом возникло нечто – какое‑то напряжение, от которого воздух наэлектризовался. А может быть, Элиоту почудилось.

И все же ему показалось странным то, что они задержали взгляд друг на друге чуть дольше, чем требовалось. То ли они были знакомы, то ли подумали, что должны быть знакомы.

– Нам пора домой, – сказал Элиот, – но, может быть, вы хотите зайти к нам.

Роберт резко выпрямился.

– Нет‑нет, – поспешно отказался он. – То есть… спасибо, но… Я нужен мистеру Миме.

Конечно, Элиот (невероятно, но факт) напрочь забыл о бабушке и о том, какое впечатление она производит на гостей.

Джулия так яростно тряхнула головой, что наполовину спутанные кудряшки упали на лицо. Она сдула их со лба.

– Мне нужно домой. Меня тоже ждут. Может быть, в следующий раз? – Она улыбнулась, и Элиот увидел в ее улыбке больше света и обещания, чем может подарить солнце. Джулия с улыбкой кивнула ему и Фионе и холодно – Роберту. – Ну, до свидания.

С этими словами она порывисто зашагала прочь по Мидуэй‑авеню.

– До встречи.

Роберт шагнул к Фионе, но, бросив взгляд на Элиота, просто улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ и помахала ему рукой. Роберт сел на мотоцикл, завел мотор и умчался по Мидуэй‑авеню в противоположную сторону.

Элиот и Фиона остались одни на тротуаре. Они шли домой, словно провели очередной скучный день на работе.

– Ну, – спросил Элиот, – хорошо прокатились?

– Вроде неплохо, – пожала плечами Фиона. – А ты очень устал на работе?

Вопрос был нормальный, но тон – ядовитый.

– Что ты имеешь против Джулии? – спросил Элиот. – Она к тебе хорошо относится.

Фиона пошла быстрее.

– С тобой она тоже очень мила. Но тебе не кажется, что она появилась как‑то странно – неожиданно, как дядя Генри и все прочие?

– Так ты думаешь, что она… кто? Что‑то вроде кузины?

– Да нет, – покачала головой Фиона. – Просто когда я на нее смотрю, у меня возникает какое‑то странное чувство.

На самом деле, конечно, сестра просто завидовала. Как тогда, когда Луи подарил ему скрипку. Это ей тоже не понравилось.

А ведь Элиот не сказал ни слова про ее дурацкие конфеты. Вот и теперь она сунула руку в сумку, достала конфету и тайком сунула в рот. Думала, он не заметит.

– Не стоит ли тебе покатать эту дрянь по земле, scarabeus sacer?

Это было научное название скарабея – навозного жука, который катал свои драгоценные какашки по земле до гнезда.

Фиона покраснела, но сразу ответить брату не смогла, поскольку пережевывала липкую конфету.

Элиот понял, что этот термин сестре знаком, так что очков за словарную дразнилку он не заработал. Но он видел, что Фиона смутилась, а то, что она не смогла ответить на оскорбление, можно было приравнять к победе.

Персиковые деревья в кадках, стоявшие вдоль Мидуэй‑авеню, качались под ветром. Лепестки падали на асфальт, и казалось, что жарким калифорнийским вечером идет снег.

Но позвольте!

Эти персиковые деревья отцвели несколько месяцев назад, и их маленькие гнилые плоды еще утром валялись по всей улице, ставшей похожей на абстрактную картину.

Фиона наконец проглотила конфету.

– Как я посмотрю, ты близко знаком с источником питания scarabeus, поскольку сам ты – ampulla varices.[73]

Элиот понял, что она имеет в виду, но ему расхотелось продолжать игру. На Мидуэй‑авеню происходило нечто очень странное.

– Слушай, – проговорил он, – я не пойму: новые деревья… их, что ли, посадили, а старые увезли?

Фиона глянула вперед, но не на персиковые деревья. Ее внимание привлек старенький «фольксваген»‑жук, припаркованный перед Дубовым домом.

Это была чужая машина. Элиот знал наперечет все старые автомобили, парковавшиеся на Мидуэй‑стрит. К тому же машина выглядела крайне необычно, поскольку была разноцветной, и пятна на ней лежали, как на ткани, которую красили узелковым методом. На капоте был намалеван пацифистский знак, а на бампере красовалась большая наклейка с надписью «ЛЮБИ МАТЬ СВОЮ» и изображение планеты Земля.

– Дядя Генри? – прошептала Фиона.

Они переглянулись и бегом бросились к черному входу в дом. Возможно, настал черед второго испытания. А может быть, бабушка поговорила с членами Сената и ей удалось убедить их отменить следующие испытания?

Как бы то ни было, Элиот решил первым взбежать вверх по лестнице.

Он обогнал Фиону. Нет, он бежал не быстрее ее, но ремешок ее сумки зацепился за перила. Оказавшись первым, Элиот твердо решил не пропускать сестру – он расставил в стороны локти.

Ему не стоило так поступать. Это было нечестно. И все‑таки, когда он пробежал по лестничной клетке и первым остановился у двери квартиры, настроение у него резко улучшилось.

Фиона остановилась у двери пару секунд спустя.

Они быстро привели себя в порядок. Фиона сняла и сунула в карман резиновый браслетик.

Элиот протянул руку к двери, но замер. В квартире кто‑то смеялся.

Они не привыкли слышать в доме смех. Смеялась женщина, но не бабушка и не Си (вообще‑то Элиот ни разу не слышал, чтобы бабушка хотя бы хихикнула). Смех был полон жизни.

– Это не дядя Генри, – сказала Фиона, кивком указав на дверь. – Ну давай уже, входи.

Элиот поджал губы и открыл дверь.

И заморгал, ослепленный солнечным светом, заливавшим гостиную. За столом сидели трое. Все выглядело в точности как вчера, когда к ним зашел Роберт. Бабушка во главе стола, Си – напротив, но на этот раз между ними сидела девушка.

Она вела себя совершенно спокойно и свободно. Мало того: она сидела рядом с бабушкой, положив свою руку на ее. Уж если кто здесь и чувствовал себя неловко, так это бабушка.

Девушка казалась старше Джулии, но ненамного. Пожалуй, ей было лет восемнадцать. Ее волосы, светлые, с медовым оттенком, вызывали воспоминание о солнечном свете.

Бабушка словно надела обычную непроницаемо‑каменную маску и устремила взгляд на внуков, стоящих на пороге гостиной.

– Входите, дети, – сказала она. – Хочу представить вам вашу тетю Клодию.

Девушка обернулась и посмотрела на Фиону и Элиота. Она была похожа на бабушку и тетю Лючию: гладкая кожа, большие глаза, высокий лоб. Но только у бабушки черты лица словно окаменели, а у этой девушки были полны жизни.

Она встала и подошла к Элиоту и Фионе. На ней была обтягивающая кофточка с узелковым рисунком, мини‑юбка и сандалии из тонких ремешков.

– Зовите меня Даллас, – проговорила девушка мелодичным голосом с необычным акцентом – не то итальянским, не то русским. – Тетя Клодия – это как‑то… слишком старомодно, понимаете?

Даллас взяла Фиону и Элиота за руки и неловко обняла. От нее пахло цветами персиковых деревьев.

Она сделала шаг назад и смерила племянников взглядом с головы до ног. Погладила волосы Фионы.

– Какая ты хорошенькая. Нам с тобой надо будет потом поболтать. О своем, о девичьем, ладно?

Фиона, обычно не любившая, чтобы к ней прикасались, улыбнулась.

– Было бы здорово.

– А Элиот какой красавец! – Даллас прижала руку к его груди. – Бьюсь об заклад, девчонки просто бегают за тобой. Сколько же сердец ты разобьешь…

Элиот непроизвольно улыбнулся.

Точно так же, как при первой встрече с дядей Генри, что‑то инстинктивно подсказало Элиоту, что он может доверить Даллас свои самые сокровенные тайны, но он понял также, что при случае она может превратиться в опаснейшего врага.

– Пойдемте. – Даллас повела их к столу. – Мне нужно столько вам показать. – Она обвела комнату взглядом. – У тебя нет дивана, Одри? Чего‑нибудь удобного?

– Что есть, то и есть, – нахмурилась бабушка. – Если тебе не нравится, можешь уйти, никто тебя не держит.

– Вы правда наша тетя? – спросила Фиона. – Знаете, в нашей семье так трудно дождаться честных ответов. Вы действительно сестра нашей мамы?

Даллас рассмеялась. Руки Элиота покрылись гусиной кожей.

– Здорово сказано. В нашей семье не любят ответов. Сплошные вопросы. Но – да, я младшая сестра вашей мамы. Рассказать вам о ней?

Сколько же ей было лет? Она выглядела очень молодо, но если Роберт сказал им правду, эти люди старились не так, как простые смертные. Даллас могло быть восемнадцать лет, а могло – сто восемнадцать.

– У детей нет времени на всякие сказки, – проворчала бабушка.

Улыбка Даллас угасла.

– Как хочешь, бабуся. Сначала – о деле. Да будет так.

Она взяла Элиота и Фиону за руки и указала на пол, на квадрат солнечного света.

– Я вас кое‑чему научу, – прошептала она заговорщицки и уселась на пол. – Это может помочь вам в испытаниях.

– Непосредственная помощь запрещена, – сказала бабушка, привстав со стула.

– Думаю, это в компетенции Сената, – сказала ей Даллас. – А поскольку я член Сената, а ты нет – тссс!

Бабушка, не скрывая раздражения, села.

– Кроме того, – добавила Даллас, – я покажу им только то, что они и так уже должны знать. Если они действительно дети моей сестры, это часть их, как кости и кровь.

– Игра словами, – буркнула бабушка.

Даллас не обратила на ее замечание никакого внимания и обернулась к Фионе и Элиоту.

– Всего лишь простой, глупый фокус, но он оказывается нужным намного чаще, чем кажется.

Она выдернула нитку из бахромчатого края юбки.

– Что вы будете делать с этой ниткой? – немного испуганно спросила Фиона.

Даллас обернула ниткой мизинцы.

– О, ничего особенного. Это просто… будущее.

У Элиота засосало под ложечкой, когда он смотрел на нитку. Он почувствовал странные вибрации, от которых у него застучали зубы.

Даллас погладила его руку.

– Расслабься, – ласково проговорила она. – Это просто ловкость рук. Как у иллюзионистов. Любое предсказание судьбы – всего‑навсего способ поговорить с примитивной частью вашего мозга, которую никто не учил разговаривать.

Элиот попытался расслабиться, но за последние дни случилось столько всего странного, что он не был уверен в том, что нитка сейчас не превратится в змею, надувного зверька или брусок динамита.

– Смотрите внимательно, – серьезно произнесла Даллас. – Погружайтесь…

Элиот и Фиона наклонились ближе к Даллас. Нитка была белая, хлопковая, ее волокна обвивали друг друга, и вдруг на нее упал луч солнца, и она стала похожей на золотую рябь на воде.

Элиот не спускал глаз с нити, он смотрел только на нее. Через пару мгновений все остальное в комнате погрузилось в тень.

– Теперь скользите взглядом по нитке от одного конца до другого, – донесся откуда‑то издалека шепот Даллас. – Отсюда досюда. От настоящего времени в будущее.

Элиот пробежался взглядом вдоль нити. Одна‑единственная ниточка стала частью хитросплетения паутины, отливавшей серебром и ржавым железом цвета крови. Элиот представил, что проводит пальцем по этой паутине, и почувствовал, что прикасается ко льду и наждачной бумаге, ощутил вкус морской соли и плода киви, дымный, терпкий запах виски.

Он попытался увидеть, куда в конце концов приводит нить. Теперь она стала гораздо длиннее, чем ниточка, выдернутая Даллас из подола мини‑юбки. Нить тянулась вдаль, насколько хватало глаз, за стены квартиры, за горизонт, дальше солнца… к звездам.

Элиот заморгал… и очнулся на полу, в квартире бабушки. У него немного кружилась голова.

Фиона тоже озадаченно моргала. Вид у нее был заинтригованный.

– Порой вам что‑то мерещится, – объяснила Даллас. – Порой вы что‑то ощущаете: звуки, вкус, запахи, чей‑то взгляд. – Она пожала плечами. – У некоторых в нашем семействе к этому особый талант. А другие, как я, просто балуются.

– Это здорово, – выдохнул Элиот.

– Рада, что ты так думаешь. – Похожие на кошачьи глаза Даллас раскрылись шире. – Потому что теперь – твоя очередь.

– Ты заходишь слишком далеко, – заметила бабушка. Си стала нервно заламывать руки.

– О, – прошептала она, – мне придется чинить их одежду.

Даллас с отвращением хмыкнула.

– Эту одежду стоит сжечь, но до этого мы скоро доберемся. Может быть, слетаем в Париж, пройдемся по магазинам? – проговорила она, погладив Фиону по коленке.

– Если ты собираешься продолжать, – строго проговорила бабушка, – так давай быстрее, пока солнце не зашло.

– Ну хорошо, – снова став серьезной, согласилась Даллас.

Она взяла Элиота за руку, подняла и коснулась обтрепанного манжета его рубашки. Выдернула длинную нитку и протянула ее Элиоту.

Такую же торчащую ниточку Даллас нашла в брюках Фионы цвета хаки.

– Держите крепко, – распорядилась Даллас. – И, как в прошлый раз, погружайтесь. Ждите, когда к вам придут ощущения.

Элиот растянул нитку и пробежался взглядом по всей ее длине.

Луч солнца упал на нитку, она заблестела серебром, ее структура стала видна яснее.

Кое‑где легли глубокие тени. Появились другие цвета: бронза и черное кованое железо. Цветные нити свивались, ветвились, расходились в стороны.

Элиот почувствовал вибрацию и ощутил желание прикоснуться к этим нитям, поиграть на них, как на скрипке… но послушался Даллас и стал просто смотреть.

Он услышал мелодию, звук струн. Но они звучали не так, как его скрипка. Это был похоронный звон церковных колоколов.

И хотя Элиот не прикасался к нитям‑струнам, он услышал звон разбитого стекла и почувствовал жар пламени.

Вкус крови и запах извести.

Что‑то ужасное должно было случиться… скоро.

Он осмелился заглянуть так далеко, как только мог. Нити свивались в сложный узел, становившийся чем дальше, тем запутаннее.

Элиот не понял, что все это значит, но испугался. Он моргнул – и вернулся в квартиру. Нить, которую он держал в руках, снова стала самой обычной ниткой.

Ему хотелось объяснить, что он только что увидел и почувствовал, сказать Фионе и Даллас, как это было странно, но слова застряли у него в горле.

Фиона сидела рядом с ним. Ее нитка стала намного короче, чем была, когда Даллас выдернула ее из штанины брюк.

– Как холодно, – прошептала Фиона.

Даллас внимательно осмотрела обрывок нитки. Ее взгляд стал печальным.

– Потому что ты скоро умрешь, – сказала она.