Люсьену Декаву 11 page

Наконец однажды мне повезло. Чудо произошло на углу улицы Сен‑Лазар… Я же проходил здесь каждый день!.. И никогда даже не останавливался. Магазин китайских вещей… В ста метрах от Тринитэ. Я все же заметил, что и там тоже склонны к чему‑то несуразному, причем огромных размеров! У них этим были заполнены все витрины! И не для смеха, а для настоящего устрашения! По стилю, в сущности, совсем как у меня… В общем, такое же уродство… Правда, у них в основном были саламандры… летающие драконы… будды с огромными животами… позолоченные… вращающие бешеными глазами… Они курили, сидя на подставках. В стиле «грезы опиума»… Еще груды аркебуз и алебард до самого потолка… с бахромой и звякающими бусами. Тут не до смеха. Оттуда ползли тысячи рептилий, плюющихся огнем… На полу… На колоннах… сотни зонтиков на стенах, полыхающих пламенем, и, наконец, дьявол около двери, в натуральную величину, весь окруженный жабами, в глазах которых светилось десять тысяч фонариков…

Так как они продавали подобные вещи… мне в голову пришла идея… А вдруг им понравится и то, что продаю я?

Тогда я, набравшись нахальства, вошел в лавку… разложил товар… Поначалу я сильно волновался… но наконец собрался с духом…

Передо мной был маленький человечек, с головой, крепко обтянутой кожей, и голосом старой сводни, очень хитрый, неприметный, в платье из шелка с разводами и в шлепанцах на дощечках, одним словом, настоящая обезьяна, к тому же в какой‑то бесформенной шляпе… Сначала он почти ни на что не реагировал… Но все же я заметил, что поразил его таким большим выбором колдовских штуковин… мандрагорами… всеми этими медузами в форме спирали… самофракийскими брошками… Для китайца это заманчиво!.. Потребовалось довольно много времени, чтобы осмотреть весь мой ассортимент…

Наконец он отбрасывает свое показное равнодушие… Он откровенно взволнован… Даже воодушевлен… Просто ликует… От нетерпения путает слова… В конце концов он говорит мне следующее: «Я думаю, мой милый юноша, что я в состоянии сделать для вас что‑нибудь…» И продолжает…

Он знает одного ценителя около Люксембургского сада… Одного чрезвычайно приличного господина… Настоящего ученого… который страстно любит драгоценности, выполненные в высоком стиле и с большим искусством… как раз то, что мне надо… этот тип — манчжурец, он приехал в отпуск… Китаец сообщает мне, как надо держать себя… Не следует говорить слишком громко… Тот не выносит шума… Он дает мне его адрес… Правда, не в каком‑нибудь там шикарном отеле, а на улице Суфло… Китаец с Сен‑Лазар просит для себя лишь «комиссионные»… Если я получу заказ… только пять из ста… Это еще по‑божески… Я подписываю его бумажку… И не теряя ни секунды… Тут же, на улице Мартир, вскакиваю в омнибус «Одеон».

* * *

Я нахожу моего ценителя. Показываю свои карточки, представляюсь. Раскладываю образцы. Он еще более сморщенный, чем тот… И тоже носит длинное платье. Он просто очарован тем, что я принес… От вида таких великолепных вещей он становится чрезвычайно разговорчивым…

Показывает мне на карте, откуда он… С конца света… и даже еще дальше, влево за поля карты… Это был настоящий мандарин в отпуске… Он хотел, чтобы ему сделали украшение, и обязательно резное… У него была даже намечена модель. Он хотел, чтобы я ему выполнил настоящий заказ!.. Он объяснил мне, где я могу ее скопировать… В музее Гальера, на третьем этаже, в центральной витрине… Чтобы я не ошибся, он набросал маленький эскиз. И написал большими буквами название: ШАКЬЯ МУНИ, так это называлось… Бог Счастья!.. Ему хотелось иметь точь‑в‑точь такого же, в форме булавки для галстука, ибо он меня предупредил: «Я одеваюсь по‑европейски. Я вершу справедливость!»

Удивительно… Он полностью мне доверял. Он вручил мне 200 франков прямо в руки, на покупку драгоценного металла… Так было удобнее. Чтобы не терять времени…

Я уверен, что сам стал похож на Будду, когда брал у него две купюры… Я не привык к подобному обращению… Поднимаясь по Бульварам, я напевал… Потребовались бы немалые усилия, чтобы привести меня в чувство, у меня буквально помутилось в голове…

Наконец, я прихожу на улицу Эльзевир… Рассказываю, что со мной приключилось… Вот она, неожиданная удача!.. Возрождение ремесла резьбы! Как и предсказывал Гор‑лож!.. Все дружно чокаются, пьют! Меня обнимают!.. Мирятся между собой!.. Надо разменять двести франков! Это уже больше, чем сто пятьдесят…

* * *

Вместе с Горложем мы отправляемся в музей, чтобы срисовать знаменитую фигурку. Она была очень забавной, совершенно одна в маленькой витрине, невозмутимо сидевшая на крошечном стульчике, улыбаясь сама себе, рядом был посох…

Это заняло у нас много времени, сначала надо было срисовать, а потом уменьшить эскиз в сто раз… Мы сделали маленький макет… Все шло замечательно. Я пошел с Робером на улицу Франкер в Еврейско‑Швейцарский магазин купить золото 18 пробы, сразу на сто франков и плюс на 50 для пайки… Этот маленький сверток тщательно прячут и закрывают в ящике на два оборота… Вот уже четыре года не случалось такого, чтобы металл всю ночь оставался на улице Эльзевир… Когда моделировка была закончена, фигурку отправили в формовку… Три раза подряд ее там портили! И каждый раз нужно было начинать сначала… Литейщики ничего в этом не смыслят!.. Время шло… Уже все стали нервничать… И вот они все же что‑то уловили. В общем, это было неплохо… Бог начинал обретать форму… Оставалось его закончить, очистить поверхность металла и приступить к работе резцом…

Как раз в это время произошла небольшая неприятность… За Горложем явились жандармы… Весь дом пришел в волнение… Ему нужно немедленно отправиться на четырехнедельные сборы… Отсрочка уже невозможна… Он уже все исчерпал… Он больше не может уклоняться от больших маневров… Приходилось оставлять «Бога Счастья» незавершенным… Здесь нельзя было заканчивать на скорую руку… Требовалась тщательная отделка.

Так как договориться было уже нельзя, Горлож решил следующее… Пусть Антуан закончит это… Он завершит работу не спеша… А я ее доставлю… Останется только получить сто франков… За ними Горлож пойдет сам!.. Он об этом недвусмысленно заявил… Как только вернется со сборов… Он по‑прежнему никому не доверял…

Если работа понравится нашему китайцу, мы сделаем ему других Шакья‑Муни, целиком из золота! Мы, конечно же, не остановимся на такой малости. Будущее представлялось нам в розовом свете… Кто знает, может быть, возрождение ремесла резьбы придет с Дальнего Востока… Ах! вся наша лестница буквально гудела от этой истории, от нее лезли на стенку мастера со всех этажей, наша удача оглушила их! Необыкновенный взлет! Повсюду рассказывали, что мы получаем чеки из Пекина!

Горлож тянул до последней секунды. У него могли быть неприятности. Они продолжали заниматься с Антуаном маленьким человечком. Последние совсем бессмысленные детали, такие крошечные и незначительные, что даже в лупу их нельзя было как следует рассмотреть… Совсем незаметная улыбка… Это было трудно передать!.. Они вырезали каждую черточку острым резцом, заточенным, как коготь… Прибавить было почти нечего… Это была копия «тик‑в‑тик»! Но все же лучше, чтобы Антуан еще подумал… Дня четыре или пять… Тогда это будет превосходная работа…

Горлож наконец решился, ему все‑таки нужно было ехать. Жандармы пришли опять…

На следующий день я застал его полностью облаченным в солдатскую форму… Он был в огромной куртке, собиравшейся в складки, с двумя пуговицами и воротничком, с уголками, отогнутыми, как у кулечка с жареным картофелем… В кепи с зеленым помпоном и хорошо подогнанных штанах красного цвета… В таком виде он и вышел… Малыш Робер нес его сумку. Она была основательно нагружена, во‑первых, тремя камамберами, разумеется, самыми свежими, что заметили все… плюс двумя литрами белого и маленькими бутылочками пива, сменой носков… и вязаной ночной рубашкой для сна на воздухе…

Соседи толпой спускались вниз, одетые по‑домашнему, в шлепанцах… Они с шумом заполнили двор… Все желали ему удачи… Я проводил Горложа до самого Восточного вокзала за перекрестком Мажента. Отъезд сильно взволновал его, особенно из‑за заказа. Он снова и снова повторял свои наставления. Он никак не мог смириться с тем, что не может закончить все сам… Наконец он попрощался со мной… Наказал мне быть умным… И стал читать расписание… Вокруг было полно всякого сброда… Какие‑то хрипящие субъекты перегородили дорогу и знаками выражали нам свое расположение… Мне надо было сматываться…

На улице Эльзевир, когда я проходил мимо будки привратницы, старушка окликнула меня.

— Эй, послушай! — сказала она. — Иди сюда, Фердинанд!.. Скажи‑ка, он уехал?.. Все же решился! И он хорошо подготовился?.. Ему там не будет холодно! Скорее жарко! К счастью, он взял, что выпить. Эти маневры ему еще выйдут боком! Дерьмо! Сволочь! Чтоб он сдох, этот твой рогоносец!..

Она говорила это, чтобы ввести меня в курс дела и самого заставить немного разговориться. Я ничего не отвечал. С меня уже было достаточно сплетен. Ах! конечно же! Возможно, я становился излишне подозрительным… Но я был прав… Скорее, я был слишком доверчив!.. Очень скоро я убедился в этом.

* * *

Как только хозяин отвалил, малыш Робер больше не сдерживался. Он сгорал от нетерпения увидеть, как трахаются Антуан с хозяйкой.

Он говорил, что это должно произойти и что это неизбежно… Страсть к подглядыванию была у него в крови.

В течение первой недели ничего особенного не было заметно… Теперь я должен был заниматься поддержанием функционирования мастерской, искать починку на улице Прованс и на Бульварах… Я приносил все, что попадалось. Этого только‑только хватало! Я больше не шатался со всей коллекцией. Мое положение изменилось…

Антуан продолжал работу над маленькой статуэткой, доводил ее до совершенства. Он был способным. И вот, через неделю хозяйка вдруг переменилась ко мне. Она, всегда державшаяся на расстоянии и почти не разговаривавшая со мной в присутствии Горложа, внезапно стала любезной, кокетливой и нервной. Сначала я думал, что это притворство. Но в конце концов все же поддался. Я решил, что, возможно, это потому, что я стал приносить больше пользы… Потому что находил небольшую работу?.. Правда, надо сказать… денег это не давало…

Никому не доверявший Горлож четко обговорил, чтобы в кассу не поступало ни одной банкноты! Он должен был получить все сам, когда вернется. Клиентам был предоставлен кредит.

Однажды утром, придя рано, я обнаружил, что мадам Горлож уже встала и прогуливается в мастерской… С таким видом, будто что‑то ищет у верстака… Она была в пышном пеньюаре… Мне она показалась такой загадочной и одинокой… Она приблизилась… И сказала мне:

— Фердинанд! Сегодня вечером, когда вы вернетесь после своих дел, было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы преподнесли мне маленький букетик! Это так освежит дом… — Она глубоко вздохнула… — С самого отъезда моего мужа я не осмеливалась выйти…

Она все ходила вокруг и трясла своими сиськами. Она меня соблазняла. Это было очевидно. Дверь была широко открыта… в ее комнату. Я видел ее постель… Я не шевелился… Даже не пытался ничего сделать… Антуан и Робер пришли из бистро… Я никому ничего не сказал…

Вечером я принес три пиона. Это все, что я смог купить. В кассе больше ничего не было. Для меня и это было много. Я знал, что мне никто ничего не компенсирует.

* * *

А потом и Антуан в свою очередь вдруг стал очень вежливым, совершенно своим парнем… Раньше он только орал на нас… А теперь стал просто очарователен… Даже не хотел, чтобы я ходил в поисках починки… Он говорил мне так:

— Отдохните!.. Побудьте немного в мастерской… Займитесь мелкой работой!.. Можно пойти чуть позже!..

Тянуть уже не было смысла, булавка была закончена… Она вернулась от полировщика. Настал мой черед ее отнести… Как раз в этот момент хозяйка получила письмо от Горложа… Он просил не торопиться, поберечь драгоценность дома… Подождать его возвращения. Он сам отнесет ее маленькому китайцу… А пока я могу показать это великолепное украшение некоторым покупателям‑любителям…

Тут я совсем потерял голову! Все действительно восхищались этой маленькой статуэткой… Он хорошо смотрелся на своей подставочке, этот золотой Шакья‑Муни!.. Все же в нем было металла на 18 карат!.. А по тем временам о лучшем нельзя было и мечтать!.. Все соседи, знатоки, поздравляли нас… Репутация дома окрепла!.. Клиенту не на что будет жаловаться!.. Горлож вернется только через десять дней… И у меня было еще достаточно времени, чтобы покрасоваться с ней в лавках…

— Фердинанд! — советовала мне хозяйка. — Оставьте ее вечером здесь, в вашем ящике… Вы же знаете, никто ее не тронет! Вы заберете ее завтра утром!

Я же предпочитал хранить ее в моем бумажнике и уносить домой. Мне казалось, что так надежнее… Я заколол ее двойными булавками, одной огромной и двумя маленькими с каждой стороны… Все смеялись и говорили: «Он ее не потеряет!»

* * *

Наша мастерская была крыта шифером, отчего там было ужасно душно, даже в конце сентября. Просто сдохнуть можно было, поэтому все постоянно и напивались.

После полудня Антуан был уже совсем хорош. Он так громко орал песни, что его было слышно во всем дворе до самой будки консьержки… Он накачался абсентом, закусив огромным количеством печенья. Мы тоже все немного перекусили. Вместе с Робером мы ставили охлаждаться под кран на лестничной площадке все пивные бутылки, которые нам принесли. Их накупили в кредит целые корзины. Правда, с большим трудом… бакалейщики были скрягами… В каком‑то смысле это было безумием… Просто все потеряли голову от жары и свободы.

Хозяйка была с нами. Антуан уселся рядом. Мы хихикали, глядя, как они тискаются. Он нащупывал ее подвязки. Задирал ей юбку. Она блеяла, как коза. Ему было чем полакомиться, такая она была пышная… Он достал ее сиську. Ей это понравилось, и та так и осталась висеть. Он вылил нам все, что оставалось в бутылке. Мы с Робером прикончили это. Даже стаканы вылизали. Это было лучше, чем лимонад… Наконец все напились. Начался разгул страстей. Тут Антуан задрал хозяйке сразу все юбки! Выше головы!.. Он встал и прямо так, закутанную, втолкнул ее в комнату. Она все время гоготала… На нее напал безумный смех… Они закрыли за собой дверь… Она квохтала без остановки…

А мы с Робером полезли на кухонную плиту смотреть спектакль. Место было выбрано удачно… Мы полностью ушли в наблюдение… Видно было все… Антуан сразу же одним махом поставил толстуху раком… Она так и осталась кверху жопой… Он щупал ее… Не мог найти дырку… И рвал воланы. Срывал все. А потом буквально впился в нее. Вытащил свой член… и начал ее долбать. Он работал на совесть… Никогда бы я не подумал, что у него такой здоровый… Мне было не по себе. Он сопел, как свинья… Она тоже хрипела… и по мере того как он ее пердолил, все громче… Робер говорил правду, описывая ее жопу… Теперь ее было прекрасно видно… Все красная… огромная, просто пунцовая!.. Под конец полетели штаны, от них остались одни лохмотья… Антуан всаживал ей все глубже… Каждый раз там что‑то хлюпало… Они возились, как дикие звери.

Он так на нее набрасывался, что вполне мог задушить… Его штаны волочились по полу… Блузу, которая ему мешала, он сорвал одним махом… Она упала перед нами… Теперь он был в чем мать родила… На нем остались только тапки… тапки хозяина… с вышитыми кошечками… В этой трахофонии он стащил с кровати ковер и стукнулся башкой о прутья… Он сопел… Ощупывал свою башку… у него уже были шишки. Он отодвинулся… А потом в ярости снова взялся за дело… «Ах, сука, — вопил он. — Ах, блядь!» И бил ее коленом в бок. Она жеманно пыталась заслониться…

«Антуан! Антуан! Я не могу больше!.. Я умоляю тебя, любовь моя, оставь меня!.. Осторожно!.. Не сделай мне ребенка! Я уже вся мокрая!» — просила она…

«Давай! Давай! Сука! Заткни свою пасть! Подставляй дырку!..» Не слушая ее, он засунул ей член, предварительно отвесив три сильных удара в брюхо… Звуки были глухие… Эта шлюха начала задыхаться… Она пыхтела, как кузнечные мехи… Я подумал, что он собирается ее убить… Прикончить на месте… Он продолжал колотить ее… Они рычали, как звери… Она билась в экстазе… Роберу стало не по себе. Мы спустились с нашего помоста. Вернулись к верстаку. И старались держаться потише… Хотели спектакль… И получили!.. Только это оказалось опасно… Коррида все продолжалась. Мы спустились во двор… за ведром и швабрами, для уборки… Зашли к консьержке… в случае, если он ее задушит, лучше находиться там…

* * *

Ни драмы, ни трупа не было… Они снова появились, и вполне довольные… Просто для нас это было впервые!..

Несколько дней спустя провизия стала поступать отовсюду, даже от трех бакалейщиков с улицы Экуф и улицы Бобур, которых мы совсем не знали… Жратвой была забита вся комната, кроме того, у нас был целый склад пива и шипучего вина «Мальвуазэн». Мы становились жуликами…

Под разными предлогами я старался не обедать у родителей. На улице Эльзевир шло настоящее веселье, мы постоянно обжирались. Теперь уже нас не сдерживало ничто. После полудня мы с Робером ждали открытия корриды… Мы больше не дрейфили… Но и эффект был уже не тот.

А Антуан начал сдавать позиции, он уже не особенно рвался к ее жопе и выдыхался по пустякам… Примерялся по десять раз… Копался у нее в дырке… Все время ставил ее раком… Подкладывал ей под брюхо перину… Поднимал ей голову высоко на подушки… Позиция получалась забавная… Он вцеплялся ей в патлы… Она испускала страстные вздохи…

Но этого было мало… Он хотел засадить ей в жопу… Она защищалась… Сопротивлялась… Но это только усиливало страсть. Было довольно забавно… Она орала, как дикая ослица!.. Он старался и так и этак… Но у него больше не получалось… Тогда он спрыгнул с кровати и устремился на кухню. Мы были на плите, но он, к счастью, был настолько возбужден, что не заметил нас… Он прошел совсем рядом с нами и начал рыться в стенном шкафу, прямо в чем мать родила, в одних тапках… Он искал горшок с маслом… всюду тыкаясь своим членом…

«Ох! Ай, ай! Ой, ой! Ай, ай!» — вопил он без остановки. Он был так смешон, что нам стало невмоготу… нас просто распирало…

«Масло! Боже мой, масло!»

Наконец он нашел масленку… Залез туда рукой… И унес полную пригоршню… Быстро подбежал к постели… Она все еще ломалась… Продолжала изгибаться… Он намазал ей маслом всю жопу, дырку, края, и так медленно и деловито, совсем как рабочий свой станок… Эта сучка вся лоснилась!.. Наконец у него получилось… Он ей засадил… Вошло хорошо… Они поймали жуткий кайф… Все вокруг сотрясалось от их криков… Потом они завалились на бок… И захрапели…

Это было уже неинтересно.

* * *

Первыми взбунтовались бакалейщики с улицы Берс… Они больше не хотели поставлять нам жратву авансом и даже слушать ничего не желали… Они явились к нам со счетами. Мы услышали, как они поднимаются… И затаились…

Они снова спустились к привратнице… Ужасно кричали… Жизнь начинала становиться невыносимой. А тут еще Антуан с хозяйкой стали постоянно бегать пожрать на улицу, их рожи уже примелькались во всех забегаловках квартала… Я старался помалкивать обо всем этом при своих… А то это вышло бы мне боком. Они бы обязательно решили, что во всем виноват я!

Но главным оставался футляр!.. Золотой Шакья‑Муни… я не позволял ему шляться, он не часто появлялся на свет Божий! Я благоговейно хранил его в глубине моего бумажника, закрепив еще тремя булавками. Я больше никому его не показывал. Я никому не доверял… Я ждал возвращения хозяина.

В мастерской мы с Робером больше не появлялись… Антуан тоже почти не работал. Закончив развлекаться со своей дамой, он вместе с ней выходил побазарить с нами. В мастерской было все перевернуто вверх дном. Порой они часами спали после полудня… Ничего не скажешь — веселая семейка!

Но однажды вечером произошла драма! Мы забыли закрыться на замок… Время было обеденное… Многие ходили взад‑вперед по лестнице… И вот один из разъяренных трактирщиков, самый злой из них, взлетел наверх, перепрыгивая через несколько ступенек! Мы заметили его слишком поздно! Он толкнул дверь, вошел… И увидел, как они валяются вдвоем на кровати! Антуан и толстуха! Тут он захрипел громче, чем тюлень!.. Глаза у него налились кровью… Он хотел тут же избить Антуана! Размахнулся своей огромной плеткой… Я подумал, что он ему вмажет…

Конечно, мы ему были должны кучу всего… По меньшей мере 25 литров… белого… розового… коньяка высшего сорта… и даже уксуса… Произошло настоящее сражение… Только ввосьмером мы смогли усмирить эту гориллу… Позвали всех дружков… Антуану пришлось туго. Он заработал две огромные шишки… голубую и желтую…

И снизу, со двора, он продолжал угрожать нам. Этот безумец обзывал нас как мог: «Жулье!.. Сволочи!.. Пидоры!..»

— Подождите, дармоеды! Вы еще обо мне услышите!.. Недолго вам осталось, гады! Подождите, скоро придет комиссар!

Дело принимало серьезный оборот!..

* * *

На следующий день в полдень я сказал Роберу: «Послушай, малыш! Мне нужно выйти. Сегодня утром опять приходили за брошью от Тракара, вот уже по меньшей мере восемь дней, как мы должны были ее отнести!..» «Хорошо, — ответил он мне, — я тоже должен идти… У меня встреча с одним корешом на углу возле „Матэн“…»

Мы вместе сбежали вниз… Ни Антуан, ни хозяйка еще не вернулись после завтрака…

На третьем этаже я услышал, как она поднимается. Она тяжело дышала, вся покраснела, просто пылала… Наверняка они опять обожрались…

— Куда это вы направились, Фердинанд?

— По делу… На Бульвар… к одной клиентке!

— Ах! Вы так не уйдете!.. — возразила она… — Поднимитесь наверх!.. Мне нужно вам кое‑что сказать…

Хорошо. Я пошел за ней… Робер убежал на свое свидание.

Как только мы вошли, она запирает дверь, тщательно все закрывает, даже еще на две щеколды… И начинает преследовать меня, она загнала меня в комнату… И знаком подозвала к себе… Я приблизился… Я еще не понял, что происходит… Она начала меня щупать… Дыша мне прямо в лицо… И повторяя: «Ах! Ах!» Это ее еще сильнее возбуждало… Я тоже дотронулся до нее…

«Ах! маленький гаденыш, ты, кажется, подглядываешь в дырки, а? Ах! Скажи‑ка мне, разве это не так?.. — И, опустив руку, она стала щупать мою ширинку… — Я все скажу твоей маме. О! ля! ля! поросенок!.. Милый поросенок!..»

Она заскрежетала зубами… Вся изогнулась… обняла меня… Высунула свой огромный язык и впилась в меня страстным поцелуем… У меня искры посыпались из глаз… Она усадила меня рядом с собой на кровати… откинулась назад… и задрала все свои юбки.

«Потрогай! Потрогай же там!» — сказала она.

Я засунул ей руку между ног.

«Давай! — настаивала она. — Давай! Милашка! Давай глубже! Давай! Называй меня просто Луизочка! Твоя Луизочка! Мой маленький негодник! Назови меня так, ну!»

«Да, Луизочка!..» — сказал я.

Она выпрямилась и снова обняла меня. Она сняла все. Корсаж, корсет… панталоны… Тогда я увидел ее совсем голой. Одна сплошная дырка. Это было слишком. Я почувствовал отвращение… Она схватила меня за уши… И с силой наклонила к своей щели… Засунула меня туда носом… Там было все красное, текло что‑то, похожее на слюни, у меня все глаза были в этом. Она заставила меня лизать… Это поддавалось под языком… Сочилось… Совсем как собачья мордочка…

«Давай, любовь моя!.. Давай глубже!..»

Она вцепилась в меня и начала трясти… Я скользил в ее мармеладе. Не осмеливаясь принюхиваться… Боясь сделать ей больно… Она же трясла меня, как сливу…

«Покусай меня, моя милая собачка!.. Укуси там! Давай!» — подбадривала меня она… Вдруг она забилась в судорогах! И начала негромко постанывать… Там, куда я погрузился, я ощущал вкус дерьма, смешанного с яйцом… Меня душил целлулоидный воротничок… Она вытащила мою голову из катакомбы… Я вернулся к свету… Глаза мои были залеплены чем‑то вроде замазки, я был весь мокрый до бровей…

«Давай! Раздевайся! — приказала она. — Снимай все! Я хочу видеть твое прекрасное тельце! Живо! Живо! Ты не пожалеешь, мой маленький шалун! Ты же девственник? Не так ли, мое сокровище? Ты увидишь, как я буду любить тебя!.. О! Маленький звереныш!.. Он больше не будет подглядывать в дырки!..»

Ожидая меня, она в нетерпении ерзала своей жопой!.. Она сбила всю перину… Просто вампир… Я не решился снять все. Только проклятый ошейник, который мне особенно мешал… Да еще куртку и жилет… Она сама повесила их у кровати на спинке стула… Я не очень хотел снимать с себя все тряпки… Как это делал Антуан… Я знал, что у меня грязные ноги и на заднице дерьмо… Я чувствовал, как от меня пахнет… Чтобы она не настаивала на этом, я набросился на нее как можно быстрее, изображая пылкого влюбленного, влез на нее, обхватил, засопел… Я стал дрочить, как Антуан, но гораздо осторожнее. Я чувствовал, что мой член совсем мягкий… И мял это желе. Головки не было видно… Я боялся засунуть туда пальцы… Все же это было необходимо… И еще я не мог найти у нее дырку… Наконец я туда засунул… Вошло как‑то совсем незаметно… Она душила меня своими сиськами! Ей хотелось трахаться как можно больше… Это напоминало печку, можно было задохнуться… Она хотела еще… Ей совсем не было жалко меня… Напротив, она дала мне пощечину…

«Давай глубже, милок! Пихай его туда, давай! Глубже! Ну! У тебя же прекрасный здоровенный хуй!.. Ах! Ах! Как ты меня протыкаешь, скотина… Проткни меня! Давай! Ты будешь есть мое говно? Скажи мне да! О! О! Ах! Ты хорошо меня пердолишь… Мой ослик!.. Мой маленький засранец!.. Так очень хорошо! Правда!» Я кончил… Я не мог больше!.. Я задыхался… Она дышала мне прямо в лицо… От ее поцелуев у меня весь рот уже был полон чеснока… рокфора… Они жрали сосиски…

«Наслаждайся, милок! Ах! Наслаждайся!.. Мы кончим вместе! Не вытаскивай его, мое сокровище!.. Спускай все в меня!.. Давай! Не бойся…» Она извивалась и ерзала… Она почти легла на меня… Я почувствовал, как у меня снова встает. И подумал про себя: «Хорошенькая заварушка…» Я как будто потерял сознание… мгновенная вспышка… Я вырвался… И спустил наружу. Струей… прямо себе на живот… Я хотел сжать его… У меня все руки были в этом… «А! Маленький бандит, хулиган!.. — крикнула она. — О! Грязная отвратительная жаба!.. Иди скорее сюда, я тебя почищу!..» Она вцепилась мне в член… Присосалась ртом к головке… И все высосала… Для нее это было лакомство… Ей нравился такой соус… «О! Какая у тебя вкусная сперма!..» — воскликнула она под конец. Она ощупала мою мошонку… Порылась в складках… Пощекотала… Ей хотелось еще. Она лезла коленками мне на бедра, гнулась, вытягивалась, она была ловкая, как кошка, несмотря на свои толстые ляжки. Она с силой опрокинула меня на себя…

«Я сейчас сама трахну тебя, несчастное убожество!..» — сказала она. Она засунула мне в задницу два пальца… И начала насиловать меня, это была настоящая оргия!.. Эта шлюха так возбудилась, что казалось, уже никогда не кончит!..

«О! Мне надо спринцеваться!..» — приспичило ей вдруг. Она спрыгнула на пол и выскочила из комнаты!.. Я слышал, как она мочилась на кухне… Подмывалась под раковиной… Она крикнула мне: «Подожди меня, Лулу!..» Но мне уже ничего было не надо… Я напялил свое тряпье… Схватился за створку двери, распахнул ее и оказался на площадке!.. Я бежал, перескакивая через четыре ступеньки… На последнем дыхании. Я выскочил на улицу. Огляделся… Отдышался… И не спеша отправился к Бульварам.

Дойдя до «Амбигю», я наконец сел! Подобрал с земли газету. Начал читать… Не отдавая себе отчета… Я ощупал свой карман… Я всегда делал это бессознательно… Вдох… Я потрогал еще раз… Я больше не чувствовал шишку… Я пощупал другой… То же самое! У меня больше его нет!.. Мой футляр исчез! Я начал лихорадочно всюду искать… Ощупал всю подкладку… Штаны. Снаружи… Изнутри… Ошибки быть не могло!.. Я зашел в уборную… Полностью разделся… Поворачивался так и этак… Ничего!.. Мне это не снится!.. Кровь ударила мне в голову… Я сел на ступени… Я спекся!.. По высшему разряду! Обчистили, как крысу!.. Я снова вернулся на старое место… И повторил все снова!.. Я уже не доверял себе… Я старался вспомнить все подробности. Я хорошо пришпилил футляр… В глубине моего внутреннего кармана. Перед тем как спуститься вниз с Робером, я его еще нащупывал!.. Булавки исчезли!.. Но вытащили не только их!.. Вдруг я вспомнил, как странно она все время придерживала мою голову… А с другой стороны стула?.. Она работала одной рукой… До меня постепенно начинало доходить… Я почувствовал тошноту… Меня охватил сильный испуг, настоящий ужас. Меня начало трясти сильнее, чем тридцать шесть лошадей трясут омнибус… Тряслась даже башка… Но что толку… Я снова принялся за поиски… Не может быть, чтобы мой футляр выпал сам, выскользнул на землю, ведь я его так тщательно заколол!.. Нет!.. И потом, английская булавка так просто не откроется!.. И еще целых три!.. Это не так легко!.. Чтобы убедиться, что это не сон, я снова побежал к Репюблик… Когда я прибежал на улицу Эльзевир, наверху уже никого не было!.. Они уже смылись… Я ждал их на ступеньках… Может быть, они придут к семи часам?.. Никто не пришел…

Я пытался разобраться в смысле оставшихся в памяти слов и поступков… Понемногу я все припомнил… Задумал ли это Антуан? Или малыш Робер?.. Может, это они все устроили?.. Самым подлым образом… Когда я встал, я уже не чувствовал под собой ног. Я шел по улице, как пьяный… На меня оглядывались прохожие… Я долго стоял, спрятавшись в маленьком туннеле у ворот Сен‑Дени, не решаясь выйти из дыры… Издалека я наблюдал омнибусы, которые проплывали в волнах жары… Я начал терять сознание… В Пассаж я вернулся совсем поздно… Сказал, что у меня болит живот… Я отвечал так на все вопросы… У меня начались такие колики, что ночью я не мог заснуть… На следующий день я ушел рано утром, мне не терпелось все узнать…

Date: 2015-07-27; view: 373; Нарушение авторских прав